He gave up.

      Сумеречная дымка над городом. Мерцающие огни фонарей гасят чувства, усыпляют, успокаивают. Наверное, в каждой квартире люди готовятся ко сну. И им, конечно, не о чем переживать. Эти люди живут свои скучные, однообразные дни. Они привыкли к собственной рутине и по большей части плевать хотели на весь мир. Потому что он их не касается. Потому что у них все прекрасно. Потому что этому нет оправданий. В старом доме на забытой богом улице нет никого. Так думают прохожие. Так думают все. Здание официально признано нежилым уже несколько месяцев. И кто бы мог подумать, что там, внутри, на седьмом этаже, в обшарпанной квартирке с выбитой дверью, глухо плачет ребенок.       Мальчик не отнимает ладони от заплаканного лица, вжимаясь в стену так сильно, как будто желает, чтобы она засосала его, спрятала. Он не может сдвинуться с места, не может отвернуться – он в оцепенении. В соседней комнате, которую удивительно ясно видно через разбитое стекло в непригодной для использования двери, взрослый несуразный мужчина насилует уже бессознательное тело, в экстазе не замечая ничего: ни состояние жертвы, ни приглушенные детские всхлипы, ни собственное семя, что не в первый раз пачкает руки и пол.       Секунды шли за часы, минуты за дни. Время вокруг как будто остановилось. Тэхён не видел и не слышал ничего. Замедленные картинки из счастливого прошлого мелькали в его голове, но не было ни единой мысли. Он отрешенно наблюдал за происходящим, прикладывая все возможные усилия, чтобы унять дрожь в руках и сделать что-то, хоть и понимал, что было поздно предпринимать какие-либо меры. Ким и не заметил, как пьяное животное рухнуло на пол, чуть не хрюкая от удовольствия, и уснуло на холодном грязном полу, а девушка упала рядом с ним, не приходя в сознание.       Часы вдруг перевернулись циферблатом вниз и продолжили тикать, но чуть громче, чем раньше. Мальчик оглянулся абсолютно потерянно и чуть было не впал в истерику снова, но сумел себя остановить. Его сердце болело. Оно было готово вырваться из груди в любой момент. Создавалось ощущение, что оно слишком долго ждало момента, чтобы выплеснуть все, что в нем накопилось: и радость, и грусть, и счастье, и боль, но самое главное – ярость. Ту самую пламенную ярость, злобу, которую с раннего детства учили держать в себе и не выпускать наружу.       Собрав всю свою волю в кулак, Тэхён уверенно встал на ноги и прошел в соседнюю комнату. Он посмотрел на сестру с такими сожалением и жалостью, проявление которых присуще только детям – чистым, искренним, невинным. Ким хотел подойти ближе, помочь, укрыть своей старой порванной кофтой, чтобы девушка не заболела, чтобы почувствовала, что рядом есть родной, по-настоящему любящий человек. Но лишнего времени не было.       Парень обернулся на того, кто превратил его жизнь в ад. Это создание нельзя было назвать человеком. Да, внешне, конечно, сходств было много, спору нет, но разве в этом суть? Смотреть на спящее убожество у Тэхёна не было сил, но и отвернуться было невозможно. Он утешал себя тем, что это их последняя встреча. Мальчик не без страха подошел ближе. Перед ним лежал видоизмененный боров, морда которого была спокойна и так ненавидима подростком. Он источал устойчивый запах перегара и слегка подрагивал от прохладного ветра, то и дело обдувающего пах и бедра, оголенные, жирные и отвратительно грязные. Никому не пожелаешь наблюдать такое. Единственное, что испытывал мальчик в этот момент, – отвращение.       Пересилив себя, Ким присел на колени рядом с мужчиной и без промедления сомкнул пальцы на чужой жилистой шее. Сначала несильно, на пробу, потом сильнее, увереннее. Мелкой поступью пальцев он нащупал бьющуюся венку внутри и сдавил особенно сильно.       – Сонная артерия, – пронеслось в его голове. – Так и должно быть.       Не было сомнений. Ни единой лишней мысли.       – Он заслужил, – твердил здравый смысл. – Это даже слишком легко для такого урода.       Губы мужчины заметно изменились в оттенке, его лицо чуть покраснело и напряглось. Казалось, еще немного и он откроет глаза. Но этого не случилось: пьяный спал как убитый. Так, как скоро и правда будет спать.       Пульсация под пальцами стала глуше, практически не ощущалась, напряжение в ранее расслабленном теле росло с каждой секундой. Тэхён не знал, как долго нужно держать. Он не продумал детали настолько хорошо, но был готов идти до конца, что бы ни случилось.       Вдруг ноги рядом с парнем содрогнулись, мужчина попытался вдохнуть. Он явно хотел приоткрыть глаза, но сил на это в его теле не осталось. Теперь он задыхался в реальном времени, на глазах обозленного подростка, и не мог ничего с этим сделать. Точно так же, как не могли ничего сделать его дети все то время, что он издевался над ними настолько разнообразно, насколько это позволяли его скудные умственные способности.       Мальчику не было жалко. Он наслаждался беспомощностью своего врага, обидчика. Он чувствовал свое превосходство и гордился тем, что делал. Это была единственная мера. Крайняя, но единственная.       Когда одинокая капля пота с виска содрогающегося в конвульсиях человека оказалась на детской ладони, Ким брезгливо фыркнул себе под нос и сдавил шею сильнее. Все это время он держался стойко и был готов идти до конца, но в последний момент в нем будто что-то перемкнуло: не хотелось мести, хотелось просто взять на руки сестру и уйти прочь, пока была такая возможность.       И он сдался. Тэ резко убрал руки и отскочил, словно ошпаренный, наблюдая за тем, как вновь расслабляется и окончательно скатывается на пол похотливое тело. Он не был уверен, будет мужчина жить или нет. Но свой выбор он уже сделал…       Придя в себя, парень подбежал к сестре, которая тяжело дышала и всхлипывала в своем странном полуобморочном состоянии. Он аккуратно поднял девушку на руки, прикрывая ее нагое тело старый пуловером, и на подгибающихся ногах пошел прочь из этого злосчастного места, ранее тепло называемого домой, но теперь ставшее его личным адом.       Было темно. Небо освещалось тусклым сиянием луны и многочисленных звезд. Переулок обезлюдел, окончательно затих.       – Мы справимся, мам, – прошептал Ким еле слышно. – Прости…