Путы

----- — Привет, — сказал я, открыв глаза. ----- — Привет, — сказал он, придя в себя. Стал оглядываться по сторонам, подергал путы на руках, пошевелил ногами, поворочался на отсыревшем матрасе. Я смотрел. В комнате было темно, толстые свечи оплывали на подоконнике, заливая воском деревянную стену. Оконное стекло жалобно дрожало под напором дождя. Дожди шли вторую неделю, казалось, вся комната набухла от сырости, одежда и простыни были вечно мокрые. Худая крыша протекала; просочившаяся сквозь нее вода звонко капала в расставленные на полу тарелки, и я уже выучил бесконечно повторяющийся рисунок водных трелей. Сначала тарелок было четыре, теперь — около дюжины. Я смотрел, как наполняется яростью его лицо. Щеки покраснели, ноздри раздулись, сжались зубы; грудь ходила ходуном, и руки напряглись в невидимых путах так, что вены на них вздулись. Свечи на подоконнике полыхнули алым, грозя поджечь деревянную стену. И если бы не эта сырость… Я сидел на столе и смотрел. В красном зареве истошно метались тени — острые, тонкие, будто нарисованные тушью. Стены и потолок затряслись, зачастили водные трели; тарелки на полу задрожали, расплескивая воду. — Ну, хватит дурака валять, — просипел я и встал со стола. Свечи полыхнули в последний раз и погасли. Я зажег спичку. — Только не ты, — сказал Поттер. — Увы, — ответил я. Слабый свет вновь осветил нашу тюрьму. — Отпустишь меня? — попробовал он. Я покачал головой. — Я должен быть там. Не могу отсиживаться в тени. Ты должен отпустить меня! — Это бесполезно, — сказал я. — Ублюдок, — протянул он даже как-то удивленно. Он испуганно озирался, часто дышал, глаза у него были огромные, как у совы, и в них — чистый, неподдельный ужас. Конечно, нужно время, чтобы свыкнуться с собственным бессилием. У нас было полно времени. ----- — Мне холодно, — сказал он. — Знаю. — Я поглядел на него из-за книги. Страницы слиплись от влаги, норовили расползтись прямо в руках. Сначала я делал кое-какие записи, но чернила начали расплываться, а стопка пергаментов превратилась в кашу, и я решил больше ничего не записывать. — Согревающие чары? — Нельзя. Я стараюсь не пользоваться магией, чтобы нас не обнаружили. Тем более, ваш выброс магии был таким впечатляющим… Не будем усугублять. — Но мне холодно! У меня замерзли пальцы на ногах, я уже не чувствую мизинца! Я достал из-под кровати ледяной свернутый комом плед и укутал его ноги. — Отпусти меня, слышишь? — зашептал Поттер, ловко ухватив меня за рукав. Его лицо было так близко, глаза горели. — Отпусти, я должен сражаться. Я не хочу быть трусом, я не хочу прикрываться друзьями. Что будет, если они погибнут? Его лицо было очень близко. — Потерпите, — сказал я, с трудом разжимая его хватку. — Так надо. Надо, понимаете? Он заплакал. Я затопил камин. Дрова плохо занимались, пришлось повозиться. Из закопченного зева невыносимо воняло, мои руки были выпачканы черным по локоть, пальцы заледенели. Поттер смотрел в окно, его щеки были мокрые, нос опух и покраснел, распростертые руки поникли в путах. Я осторожно двигал носком ботинка разбросанные тарелки назад, под трещины в крыше. Капли снова звонко застучали. За моей спиной разгорался жар, трещали дрова, надсадно сипел согревающийся котел. — Не думал, что ты способен на такое, — сказал Поттер и взглянул мне в лицо покрасневшими глазами. — Это подло. — Вы не должны погибнуть в битве. Вы погибнете, когда придет ваш час. — А если я не собираюсь умирать? — Он вскинул голову. — Тогда не умрете. — Я подвинул последнюю тарелку. Теперь капли снова отыгрывали знакомую мне мелодию. Поттер обиженно засопел. Я вытер руки холодным полотенцем, встал поближе к огню. Жар обжег лицо, вгрызся в шрам на шее — пришлось отойти, вздрогнув от теплых, сладко сбежавших по спине мурашек. — Я думал, ты мертв, — сказал Поттер. — Или совсем искалечен. Так, что все равно, жив или мертв… — Я тоже так думал, — сказал я. — Я умер больше года назад. — Я видел воспоминания… Мне жаль. — Это мне жаль. Вверяя вам свои самые сокровенные воспоминания, я надеялся на скорую смерть. — Но ты жив, — протянул он. — Я кое-что еще видел в воспоминаниях. Про отца, про маму… Про меня. Меня обдало жаром: — Наверняка вы все неправильно поняли. Воспоминания — слишком тонкая материя, чтобы трактовать их… — Я понял правильно. — Поттер внимательно на меня смотрел. — Я все отлично понял. Я вздохнул и отвернулся от него. Выполнение воли Дамблдора тяжело мне дается: сначала я отдаю Поттеру кусок души, а теперь вынужден еще это обсуждать. И Поттер все понял правильно. Какой он молодец. — Ты жив, — повторил Поттер снова. — Это случайность. Я не мог оторвать взгляд от грызущего поленья огня. Свет. Я тогда как обычно сделал неверный выбор и пошел от света, во тьму. А потом была больничная койка и длинное лето в полузабытьи. Я выжил случайно, просто опять неверно выбрал. Но я точно знаю — в следующий раз у меня все получится, я пойду на свет. ----- — Мне нужно в туалет, — сказал он. Я был к этому готов. Убрал магические путы с одной его руки, путы на другой — соединил со своим запястьем. Поттер встряхнул свободной рукой, повертел кистью. Подергал сковывающую нас магию. — И как ты себе это представляешь? — спросил. — Я могу удлинить путы. — О, слава Мерлину. Он поднялся, с хрустом потянулся. Я вдруг понял, что скоро он станет с меня ростом. — Мне казалось, что ты выше, — сказал он, глядя мне в лицо. — И шире. Я отошел на шаг. — Вам в ту дверь, и не вздумайте хитрить. Дом окружен магией со всех сторон, будет обидно, если герой погибнет в попытке преодолеть модификацию антиаппарационного барьера. Поттер скривился. С каждым его шагом невидимый браслет на моем запястье теплел. На самом деле вокруг дома были установлены лишь простенькие антиаппарационные чары, но Поттеру об этом знать было необязательно. Я стоял посреди комнаты, сжимая горящее огнем запястье, на плечо капало с потолка, влага пропитывала сюртук, а я не мог двинуться. Как так вышло? Я и Поттер в лесной глуши, связанные светом… Ради этого я выжил? — Ты нужен нам, — сказал Альбус, усаживаясь на мою кровать. Он как всегда излучал добродушие. — Жизнь мальчика в колоссальной опасности. За его голову Темный лорд отдаст все на свете, и мы опасаемся, что не сможем уберечь Гарри. Мальчик вырос, выросла сила его магии, но он все также склонен к опрометчивым поступкам… Ты можешь помочь нам сохранить ему жизнь. — Я сделаю все, — просипел я. — Отпусти меня, — сказал вернувшийся в комнату Поттер. Я покачал головой. ----- — У тебя шрам на шее, — сказал он сразу, как проснулся. Было темно, он проспал весь день. Дергался, метался по кровати. — Я знаю, — ответил я. — И голос стал странный, хриплый и тусклый. Ты сам стал тусклый. Я обернулся к нему. Поттер долго смотрел исподлобья, потом дернул головой, отбросив с глаз отросшую прядь. Потом он стал смотреть на камин. — Я выполняю волю Дамблдора, — сказал я. Сам от себя не ожидал. Поттер медленно перевел взгляд обратно на меня. — И это место… Это секретное место. Никто про него не знает. Никто за вами не придет. — Дамблдор мертв, — сказал он. Его губы побелели. — Мы все решили заранее. Я должен был перенести вас сюда перед битвой. — Ты, значит… вызвался меня охранять? Да после того, как змея чуть не перегрызла тебе горло, ты не появлялся среди людей! Я следил за тобой! Ты даже не выходил из дома! Так какого черта ты здесь делаешь? Я отвернулся к окну. Мне не нравились его вопросы. Стекло было покрыто мелкой сетью капель, за ним темными пятнами шевелился лес. — Я вас защищаю, — сказал я. Поттер застонал. Потом стал громко сопеть. — Хочешь, пойдем вместе? — спросил, наконец. — Пойдем к Хогвартсу, будем биться за все магическое сообщество. — Любой ценой я должен сохранить вашу жизнь. Это единственное, что я могу сделать для магического сообщества. Змеиный яд забрал у меня столько сил, что от меня не будет особого толку в битве. Невдалеке громыхнул гром. — Ты говоришь, как трус, — сказал Поттер. — Я лишь констатирую факты. Поттер помолчал, к чему-то прислушиваясь. Я тоже прислушался, но не услышал ничего, кроме дождя и шипения камина. — Даже полумертвый профессор сгодился на то, чтобы прикрыть важную фигуру в этой партии. — Поттер снял очки и отчаянно тер глаза. Я наблюдал за его отражением в окне. — Я вас не понимаю. — Всем, значит, нашлось место, — сказал он громче и отложил очки на тумбочку. — Все расставлены по своим местам в идеальном порядке. Даже ослабленные, потерявшие силы выполняют свою скромную функцию. Никакой жалости или сострадания. — Идет война. — Я обвел пальцем его отражение. Теперь на запотевшем стекле сидела маленькая фигурка. — Да, война, — сказал он глухо и закрыл лицо рукой. Мне стало его жаль. Я подошел к нему и погладил по вихрастой макушке. Сказал, что он должен успокоиться, сказал, что все обязательно будет хорошо, сказал, что герои не должны раскисать. Я сел с ним рядом, он обнял меня, и мы замерли так надолго, до тех пор, пока Поттер не обмяк, засыпая в моих руках. На самом деле я ничего такого не сделал. Жалость ныла и ворочалась во мне, но я лишь перерисовал фигурку на окне, дорисовал руку, закрывающую лицо, — нарисованный Поттер превратился в птицу с длинным клювом и потек широкими дорожками по стеклу. Вскоре дождь смыл его совсем. ----- Поттер кричал во сне, метался по кровати, привязанная к спинке рука сжималась и разжималась. Я дремал в кресле, кутаясь в мантию. Мне почти не снились сны, только иногда кошмары. Этой ночью я окончательно проснулся от хора детских голосов, истошно вопивших «убийца». Ночь была холодная, но дров осталось не так много — пришлось дать камину потухнуть. К утру перестал ныть шрам, но заболела спина. И пока в окне рассеивалась тьма, я ходил между расставленными на полу тарелками, то сгибаясь, то расправляя плечи, держась руками за поясницу. — Плед, — сказал Поттер. Я вздрогнул. Он сонно жмурился из-за криво нацепленных очков. — Надо обмотаться пледом, чтобы спина не болела. Я так делал, когда потянул мышцу на квиддиче. — Боюсь, у нас с вами разный характер травм, — сказал я. — Ничего, попробуй, вдруг полегчает, — и откинул мне ногой плед. — Кстати, ты не мог бы привязать мне другую руку? А то эта, кажется, отнялась. Или лучше ногу! Я аккуратно сложил плед в несколько слоев, обернул вокруг талии, придерживая едва сходящиеся концы. Сначала показалось, что стало только холоднее, потом пришло тепло и это было восхитительно. Я привязал Поттера за ногу к столбику кровати, оставив руки свободными. Он блаженно тер запястья и улыбался хитро-хитро, по-слизерински. В камине закипала вода, овсяные хлопья быстрого приготовления по рецепту Венди Кук еще не до конца слиплись в пестрой коробке. — Ненавижу овсянку, — сказал Поттер. — Ну, эта вам понравится, смотрите, что здесь написано — Я поднес коробку к глазам. — «Приключение в каждой ложке! Тропический бриз унесет вас в тропики, полные экзотических и магических фруктов!». — Тропический бриз унесет вас в тропики, — проговорил Поттер обвиняюще. — Это не я писал, — сказал я. — Я надеюсь. — Он улыбнулся. Я отвернулся от него и высыпал пакет в кипящую воду. Помешал волшебной палочкой по часовой стрелке, снял, когда над котлом появилось слабое мерцание. — Жуткая гадость, — резюмировал Поттер, попробовав. Я пожал плечами. ----- — Сколько мы здесь пробудем? — спросил он. — Несколько дней. Три, пять, шесть… Думаю, меньше недели. Ведь битва идет… Я сушил одеяло у разгоревшегося камина. Мы мирно провели этот день. Поттер читал, валялся на кровати то на животе, то на спине, то болтал ногами, то усаживался на подушках, удобнее устраивая привязанную ногу. Каждый раз, как я поднимал голову от книги, Поттер менял позу. Он просто не мог долго задерживаться в одном положении. Когда начало темнеть, я поставил две свечи на прикроватный столик. — Битва идет, — отозвался Поттер. А потом вдруг швырнул книгу в камин — правда, не попал. Его лицо снова наливалось яростью, пламя свечей заалело. Я тоже закрыл книгу, смотрел на него, на раздувающиеся свечи. Камин угрожающе загудел. — Не надо, — попросил я. — Нас обнаружат. — Как ты можешь… Ты знаешь, каково переживать гибель товарищей. Как ты можешь держать меня здесь, пока они там сражаются! Мерлин великий, ты должен отпустить меня, грязный ублюдок, ты же любил мою мать, ты должен! — Не надо, Поттер, — попросил я снова. — Ты же труп, — зашипел он зло. — Ты говоришь, как труп, двигаешься, как труп. Ты тень прежнего Снейпа! Ты даже разучился злиться! Ты труп, труп, понимаешь? Ты не смеешь держать меня здесь… — Вы не разозлите меня, Поттер. — Я разложил на спинке кресла теплое, высушенное одеяло, разгладил его ладонями. — С некоторых пор это бесполезная затея. Дело в том, что я ничего не чувствую. — Ты должен чувствовать! Должен, чертов же ублюдок! — Я ничего вам не должен, — улыбнулся я. Пламя свечей заметалось, камин взвыл. А потом все прошло. Я зажег спичку. — Только не ты, — сказал Поттер. — Увы, — ответил я. Слабый свет вновь осветил нашу тюрьму. От высушенного одеяла шел пар. Я взял его и набросил на Поттера. Он снова смотрел в окно. Я выдвинул кресло из-за стола, подтащил его ближе к огню. Когда уселся, понял, что мне хорошо. Я давно не чувствовал такого, это было необычно. Впервые за несколько проведенных здесь дней у меня были теплые ноги. И это было очень хорошо. Я понял, что клюю носом, когда Поттер меня окликнул. Я открыл один глаз, но Поттер смотрел в окно, ему не было до меня никакого дела. Я плотнее запахнул мантию и снова начал было отключаться, когда Поттер окликнул меня громче. — Слушай, Снейп, — сказал он. Он смотрел в окно, а я ждал. Мои глаза закрывались, а он все молчал. — Я рад, что ты жив. Я скажу тебе кое-что попозже. Еще немного подумаю и скажу. — Подумайте, — ответил я, проваливаясь обратно в дрему. — Думать полезно. ----- — Это несъедобно, — сказал он. Я пожал плечами и уткнулся обратно в книгу. Это была неопубликованная биография Регента Престарелого, в свое время мне с трудом удалось раздобыть ее на черном рынке. Я все откладывал ее прочтение, и вот сейчас… — Пожалуйста, подогрей, — сказал Поттер. — Холодным это похоже на гной бубонтюбера. — Вы знаете, каков он на вкус? — Не знаю. Но я уверен, что именно такой. Я с сожалением отложил книгу. После еще одной ночи в кресле спина ныла немилосердно. Поттер уже предлагал свой плед, но в комнате было холодно, мальчишка замерз бы. К тому же дрова заканчивались, и чем холоднее становилось, тем чаще я поглядывал на старый топор у двери. Я забрал у Поттера тарелку, свалил «Вечно свежее мясо» обратно в котел и подбросил поленьев в тлеющие угли. — Дрова заканчиваются, — сказал Поттер. — Я знаю. — Я могу нарубить. Думаю… Не уверен… Думаю, у меня получится. Я видел топор у двери. Дождь как раз прошел. Ты можешь опять привязать меня к себе, а я пока… — А вы пока нарубите дров. — Я кивнул. «Вечно свежее мясо» в котле аппетитно зашкворчало. Пару минут спустя Поттер рубил поленья во дворе, а я, кутаясь в мантию, стоял на пороге. Дождь не закончился, он превратился в мелкую морось. Поттер был в одной футболке, он вымок насквозь. Он неумело махал топором и чертыхался сквозь зубы. Поленья летели во все стороны, я уж подумал, не покалечит ли он себя. Было бы глупо так потерять героя. Туман обступал нас со всех сторон, клубился вокруг деревьев, стелился по траве. Окутанный сизыми сумерками лес шумел на все лады. В небе появились тусклые звезды. Я сам не понял, как оказался на спине в самой грязи. Что-то дернуло меня за запястье — я упал, мантия на спине стала холодной и липкой. Я скатился вниз с пригорка, на котором высился наш дом. На меня навалилось что-то тяжелое. Лицо Поттера было искажено, в руке — топор. Главное — идти на свет, подумал я. Поттер замахнулся. Главное — свет, подумал я. — Черт бы тебя побрал, Снейп, — прошептал Поттер мне в лицо и зажмурился. Мокрая челка облепила его лоб, по щекам стекала вода. Его лицо было очень близко, он был тяжелый. Я вдруг вспомнил о чем-то таком… о чем-то важном, но Поттер поднялся и протянул мне руку, помогая встать. — Не надо было этого делать, — сказал я. — Чего вы добились? Теперь мы оба грязные и мокрые. — Отпусти меня, — попросил он. Я покачал головой. Запястье горело огнем. Поттер прихрамывал на ногу, за которую я его привязал. Дождь усилился. Мы собирали дрова и вернулись в дом. ----- — Так гораздо лучше, — сказал он. Я не понял, что именно «лучше»: потеплевшая комната, нагретая еда или наша сохнущая у огня одежда. Поттер, завернувшись в одеяло, уплетал «Вечно свежее мясо». Я стоял у огня в брюках и одной рубашке. Насквозь мокрые, наскоро отстиранные сюртук и мантия висели рядом с одеждой Поттера. От них шел пар. Комната так нагрелась, что запотели стекла. Мне было жарко. — Ты должен поесть, — сказал Поттер. — Ты ел сегодня? — Ел, не беспокойтесь. — Ты должен больше есть. Ты совсем тощий. — Вы слишком долго жили с Молли Уизли в одном доме — становитесь на нее похожи. — А ты похож на скелет. — Поттер отставил тарелку и вмиг посерьезнел. — Прости меня, я не хотел… То, что произошло во дворе. Я никогда бы не смог, честное слово… — Плохо, — сказал я. — От вашей решимости, от вашей смелости, от вашего умения убивать зависят жизни миллионов. — Так что, нужно было тебя убить? — Тарелка рядом с ним задрожала. Я подумал, что если всплеск стихийной магии повторится, то мы здесь сгорим. — Может быть, — сказал я. Огонь в камине угрожающе затрещал. Я отошел на шаг, потом еще на один, но все закончилось — пламя почти полностью исчезло, свечи затухли. Комната стала серой. Я зажег спичку. Поттер смотрел с ненавистью, его кулаки сжимались и разжимались в бессильной злобе. Я незаметно отрегулировал длину пут, чтобы он меня не достал. В слабом свете свечей развешанная у камина одежда была похожа на крылья летучих мышей. — Холодно, — сказал Поттер тускло и откинулся на подушки. — Подбрось дров в камин. — Оденьтесь, будет теплее. — Я снял высохшую одежду с веревки. Вместо того чтобы взять вещи, он схватил меня за запястье, заставил сесть на кровать. — Кто ты? — спросил. — Я не понимаю. Ты выглядишь, как Снейп, но ты — не он. Ты притворяешься надсмотрщиком, ты такой спокойный… Кто ты? Скажи мне! — Я — это я. — Когда я коснулся его стиснутых пальцев, он отдернул руку. — Я уже сказал. Все по-прежнему, просто я ничего не чувствую. — Как же так?! — Поттер придвинулся в нетерпении. Теперь его лицо было слишком близко. Что-то зашевелилось у меня в груди. — Когда умираешь, многое меняется. — Я не мог оторвать взгляд от его глаз. — Но ты жив… — Вы так думаете? Я должен быть мертв, просто я сделал неправильный выбор. Это мой рок. Если существует альтернатива, я сначала выберу худший, менее удобный вариант, смертельный, наконец. Я всегда выбираю неправильно. — Это все бред какой-то, Снейп. Ты жив. Ты здесь, рядом, очень сильно живой, просто странный. И я тоже живу… Ведь я живу? Я не мертв? Скажи, что мы не умерли! — Поттер схватил мою ладонь. Его рот приоткрылся от ужаса. Я улыбнулся. — Ты живой, — заверил я, высвобождая пальцы из его теплой руки. — Ты совершенно точно, абсолютно живой. ----- Поттер кричал во сне, метался по кровати. Я лежал на самом краю, поджав под себя ноги. Было холодно. Можно было разжечь камин, но с этим пришлось бы возиться. Я предпочитал дрожать от холода лежа. Поясница снова болела. — Я чуть не свалился с кровати, — прошептал Поттер под самым моим ухом. — Ты молодец, — сказал я. Заскрипел матрас — Поттер плотнее завернулся в одеяло, затих. Я начал проваливаться в кошмарный холодный сон. Почему-то больше всего замерзли колени. Носа и кончиков пальцев я уже, кажется, не чувствовал. — Тебе не холодно? — спросил Поттер. — Нет, — сказал я. — Давай я разожгу камин. — Давай. — Сделай путы подлиннее, иначе я не дотянусь. — Хорошо. Я слушал, как Поттер чертыхается, чиркает спичками, переворачивает отсыревшие угли. Я слушал, как завывает за окном ветер, как капает в расставленные на полу тарелки вода. Было холодно, а потом комната окрасилась желтым, и пришло тепло. — Я погрел одеяло, — сказал Поттер. — Ты молодец, — ответил я. — Я… Как бы это сказать… — Я повернулся к нему — он стоял передо мной в ботинках и трусах, весь покрытый гусиной кожей и держал на вытянутых руках одеяло. — Я слышу, как стучат твои зубы. — О? Волоски на его руках встали дыбом. — Я накрою тебя, ладно? Только не подумай, что я забочусь о тебе. Просто твои стучащие зубы не дают мне спать. — Я и не подумал, что ты заботишься. Несколько часов назад ты напал на меня с топором. — Вот и не думай, — сказал Поттер. Я застонал, вытягиваясь под одеялом. Это было настоящее блаженство. — Я погрею себе плед, посплю под ним. А завтра можно будет поменяться — я буду под одеялом, а тебе положим плед не поясницу. Может, тогда ты подобреешь и отпустишь меня. — Не отпущу, — сказал я, не открывая глаз. Под Поттером заскрипел матрас. — Ты же не ублюдок, — раздался шепот совсем рядом. — То есть ублюдок, но ты знаешь, что такое справедливость, правда, честь… Ты знаешь, что такое любовь. Ты все это знал раньше! Так вспоминай, вспоминай же! Ты должен вспомнить. Теплые руки обхватили мое лицо, теплое тело прижалось к боку, ноги переплелись с моими, согревая. В груди у меня что-то треснуло, по венам разлилась жаркая горечь. Мне стало страшно. — Я очень хочу спать, — сказал я. — Хорошо, — прошептал Поттер и накрыл нас пледом поверх одеяла. ----- — Отпусти меня, — сказал он. Я покачал головой. Из-за высокой, темно-синей ели появилось солнце. Дождь перестал, затих лес, природа, казалось, замерла, боясь спугнуть это первое за несколько недель солнце. Туман отступал в чащу, прикрываясь толстыми, влажными сосновыми стволами. Пахло свежестью и травами. Я стоял на пороге, в открытую дверь дул слабый ветер. — Солнце вышло. — Я обернулся к нему: — Хочешь посмотреть? Поттер соскочил с кровати, обернулся одеялом и встал рядом со мной в дверях. Он был теплый со сна, с розовым следом от подушки на щеке. Робкие солнечные лучи блестели в стеклах его очков. — Смотри, трава сверкает, — сказал он и повернулся ко мне. Мне стало плохо от его глаз. Захотелось в темноту и спокойствие, в больничную палату, в долгое, мучительное лето — куда угодно. Мне было плохо, а он смотрел и смотрел. — Не смотри на меня, — попросил я. — Снейп, — выдохнул он. Меня пронзило горечью насквозь. — Солнце — это хорошо. Теперь все изменится. Я же видел воспоминания, там была мама, и я… Сначала злился из-за мамы, но потом все понял… Я ведь тоже, слышишь Снейп, я тоже! — Это все бред какой-то, — сказал я. Перед глазами все плыло. — Я жив. И ты здесь, рядом, такой живой, такой странный. И я жив… Его лицо было слишком близко, и оно все приближалось, пока зеленые глаза не стали всем миром. А потом теплые губы коснулись моих губ и я все вспомнил. ----- Пламя свечей сворачивалось миниатюрными огненными смерчами, огонь в камине бушевал. Мне было оглушительно хорошо. Поттер — сильный, крепкий, как я представлял тогда, до смерти — двигался надо мной уверенно, он был жадным, жарким и бесстыдным. Я сцеловывал капельки пота с его лба, гладил его по широким плечам. Поттер стонал и улыбался. За окном расцветало солнце. ----- — Привет, — сказал я, открыв глаза. Комнату заливал свет. Камин потух, пламя свечей еле теплилось. Окно было оранжевым от бьющих в него лучей, солнце резало глаза. Поттер одевался. Я потянулся в теплом гнезде из мятых простыней, одеял и нашей одежды. Правое запястье ожгло огнем. — Теперь все будет по-другому, — сказал Поттер и повернулся ко мне. В руках у него была волшебная палочка. Мне стало жутко. Он виновато взъерошил свои лохматые волосы. — Я подозревал, что магия любви сработает, освободит меня, но не верил до конца. Согласись, нельзя же любить друг друга и быть скованными? — Отпусти меня, — прошептал я, схватившись за горящее огнем запястье. Он покачал головой. — Ты только не подумай, что я это просто так… Я правда чувствую к тебе… Когда объявили, что ты мертв, я чуть с ума не сошел, ведь я не успел сказать тебе… А теперь ты все и так знаешь. Мне показалось, что он сияет. Свет за его спиной разгорался. Распахнутая входная дверь с протяжным скрипом закрылась, затушив тлеющие свечи. Он зажег спичку. — Только не ты, — сказал я. — Увы, — ответил он. Вокруг него в солнечных лучах метались тысячи пылинок. — Я скоро вернусь. Только освобожу магический мир от Темного лорда — и вернусь. — Хочешь, пойдем вместе? — спросил я, леденея от ужаса. — Пойдем к Хогвартсу, будем биться за все магическое сообщество. — Нет, лучше ты подождешь меня здесь. Ты нужен мне живой. Ведь за твою голову Темный лорд отдаст все на свете. Знаешь, я не переживу этого второй раз, я хочу сохранить тебе жизнь. Поттер поцеловал меня в лоб. Я попытался выдернуть у него из рук палочку. Поттер целовал мои глаза и щеки, вытянув руку с волшебной палочкой подальше от меня. Его губы были такие теплые. — Путы достаточно свободны, чтобы ты передвигался по дому, — сказал он, накидывая мою мантию. — Есть книги и еда, дров достаточно. А я скоро вернусь, честное слово, и нам дадут по Ордену Мерлина. — Отпусти меня, — сказал я. Он покачал головой. Взмахнул палочкой, снимая антиаппарационные чары, и исчез. Мантия взметнулась вихрем у его ног. Вокруг стало тихо, как в гробу. Я оглядывался по сторонам, будто видел этот дом впервые, ворочался на теплом матрасе и задыхался от ужаса. Секретное место, моя светлая, светлая тюрьма. Пламя в камине слабо шевелилось, невидимые путы обжигали запястье. Грудь болела, будто раскалившийся на солнце воздух обжигал легкие. Я был один. Я горел заживо от ненависти и любви. Когда нежный солнечный луч неистово засиял, преломляясь в не высохшей еще на стекле дождевой капле, я закричал. Конец