13 февраля 2021 года. 18:53 Москва.
Очередной эфир в Москве. Никогда не любила этот город. Он шумный, многолюдный, слишком быстрый. Он когда-то забрал у меня часть души, выхватив Диньку из моих объятий. Немного потрясывает, можно свалить это на мандраж перед интервью. — Светлана, пятиминутная готовность, — миловидная девушка, зашедшая в студию, поставила на столик передо мной чашку с горячей водой. Ее волосы, подстриженные под каре, заканчивались на уровне острых углов челюсти, и, вероятно, мешались, потому как она тут же заправила правую сторону за ухо. — Вы сделали это, как одна моя давняя знакомая, — выдаю смешок и упираюсь взглядом в кольца на правом безымянном. Девушка быстро ретируется, видимо, в смущении, а я так и не решаюсь посмотреть на нее — сегодня слишком силен плен воспоминаний. В студию влетает ведущая — высокая, такая же молоденькая девушка, с коротко постриженными волосами. Ее глаза блестят, а с губ не сходит улыбка. — Светлана, как я рада, что Вы к нам приехали! Мы так давно вас ждали, что все изошлись от нетерпения! — Прощебетала девушка, протягивая мне руку для рукопожатия. — Меня зовут Диана, и сегодня я хочу с вами поговорить обо всем, ну вот просто обо всем! «Вот так день… это что, шутка какая-то?!» Немного заторможенно, но пожимаю протянутую руку, называю свое имя, пребывая в некоторой прострации. Поворачиваю голову в сторону Лены. На мой вопросительный взгляд — поднятые брови так и говорящие, мол, «я ничего не знаю, не впутывай меня в это». — Девушки, минута до эфира! — приятный голос второго диктора, Егора, возвращает нас, меня, по крайней мере, точно, в реальность, я сажусь и надеваю огромные наушники. Проверяют звук, все прекрасно работает, показываю большой палец вверх и снимаю пока что уши. Настроение думать. — Всем добрый вечер, вы на волне 104.3 ФМ, это программа разговор начистоту и я, ее ведущая, Диана Сагурова. И сегодня у нас в гостях невероятная, притягательная, до кончиков волос интеллигентная, одурманивающая своим ангельским голосом Светлана Сурганова! Света, здравствуй! Как долго мы тебя ждали! — Добрый, добрый вечер. Ой, а я как рада, что получилось выбраться! С концертным графиком такие сложности сейчас, вы просто не представляете, работаем так, как никогда раньше! — Лгать не приходится. Концертов действительно много, практически вся страна объезжена, а мы вымотаны до одурения. — Так-так-так! Ну-ка поделись, а с чем это связано? — Лукавый взгляд Дианы направлен в мою сторону. — Новый альбом, точнее два, — загадочно протягиваю я. — Мы записали двадцать песен, с которыми активно ездим сейчас по городам и готовимся к выпуску на жестких носителях. — Подожди, это вы записали все, пока летом были в непродолжительном отпуске? — Глаза напротив округляются, — невероятно! — Ну, если быть уж совсем честной, то песни писались постоянно, но ждали своего часа, настаивались в моем сознании, подбирались аранжировки, чтобы они лились как мед. — А давай мы сейчас поставим одну из них в эфир, и пусть наши дорогие слушатели выскажут свое мнение, как тебе идея? — Девушка подмигнула. — Кстати, у нас ведется прямая трансляция, и вы все можете не только слушать, но и смотреть нас на сайте радио. — А давайте! В наушниках зазвучали переливистые звуки саксофона, а я облокотилась на спинку стула, беря в руки телефон. Ну, где же ты сегодня, моя ненаглядная Динька? — Света, есть ли темы, которые не следует поднимать? — Нет, — скорее машинально отвечаю я. — Тогда ты не против, если мы поговорим о творчестве твоем и твоих коллег? — Да, без проблем, — опять на автомате отвечаю я, набирая сообщение Элле: «Приеду завтра, может быть даже вечером, предложили еще один подкаст записать». А вот тут пришлось врать. Пусть Москва и забрала у меня Диану, я уважаю ее как город и хочу прогуляться по заснеженным улочкам, украшенным к празднику. Где-то недалеко тут был отель, в котором нужно будет снять номер… — Итак, у нас есть первые отзывы в телеграмм-чате радио. Вот что нам пишет Алиса: «Песня настолько пронизана теплотой и каким-то домашним уютом, что при прослушивании появляется дикое желание позвонить тому, кого любишь и просто поболтать, наслаждаясь голосом любимого человека». Это… сильно! — Ого, — я была приятно удивлена. — Не знала, что мои песни так сильно греют чью-то душу! — Света, а может, расскажешь, как писалась эта песня? — Динь, понимаешь, песня, если она есть в твоей голове, ей плевать на обстановку. Именно эту я написала очень давно, пока летела в самолете во Францию в рамках тура, а вот музыка уже к ней записана многим позже, пока я обустраивала арт-пространство. Тут важнее эмоциональная составляющая, которая овладевает тобой в такие моменты. И я бы даже сказала, не только твое эмоциональное состояние, но и эмоции того, под чьим воздействием это написано. — Простите, что я вас перебиваю, — в разговор вторгся Егор, — но у меня тут одна, видимо, твоя, Свет, анти-фанатка весь чат обрывает сообщениями! У тебя таких много? — Не знаю таких, по крайней мере, лично, — чувствую опасность, которая разжигает интерес. — Егор, а может, зачитаешь, что там пишут нашей гостье? — Диана вопросительно посмотрела на меня, будто спрашивая разрешения. Я кивнула и будничным тоном ответила: — Читай! Все равно уже написано. — Ну… Хорошо. Итак. «Сурганова, цензура, ты какого, цензура, Динькаешь?! Еще раз, цензура, услышу такое в прямом эфире, придушу тебя, цензура, в порыве страсти!» — секундное замешательство, — Ой, тут следующим «В порыве гнева, цензура, автозамена!» Мне стало так смешно, что я не стала себя сдерживать и засмеялась в голос. Ну, Динька! Вот дает! — Ну все, Диана, не буду я тебя больше так называть, а то есть в Москве один блюститель порядка и наблюдатель за моим языком, — на этом слове я сделала голос глубже и весомее, — сидит из своего укрытия и наблюдает, словно снайпер. Открываю сообщения и пишу ей адрес студии. Все равно ведь найдет и приедет.***
«Сплавить мартемок к бабушке, а самой утром отправиться в питер на эфир дождя — прекрасная идея. Вечер можно посвятить только себе, главное, не забыть купить бутылку вина!» Сажусь в машину, проверяя телефон на предмет пропущенных звонков и непрочитанных СМС. Чисто, как в моей голове. Завтра день всех влюбленных, который я снова встречу одна. В мыслях всплыл так некстати момент двадцатилетней давности: «- Вы уже поздравили своих любимых с праздником сегодняшним? — Мы поздравили друг друга с праздником? — нежный взгляд серых глаз, направленный мне в самую душу. — Аааам, мы поздравим вечером, — отправляю столько же нежности и любви в ответ. — А подарки им купили уже? — Честно? Нет. — А я да! — Светик, ты как всегда продумываешь на несколько шагов вперед. — Что купила? — Отличную классную игрушку, называется хахатунчик. — Нравится смотреть на тебя мне, мне нравится смотреть на тебя. Дальше я уже не слушала, потому что в голове все перекрыли твои стоны в ответ на мои поцелуи». — Ох, Светка, запомнила ли ты мой подарок? От воспоминаний тянет низ живота и ускоряется сердцебиение. Никогда не могла сдержаться, если ты попадала ко мне в голову. Завожу машину, автоматически включается радио. Красивая мелодия, саксофон. Улыбаюсь, пытаясь абстрагироваться. Приятный женский голос вещает из динамиков: — Итак, у нас есть первые отзывы в телеграмм-чате радио. Вот что нам пишет Алиса: «Песня настолько пронизана теплотой и каким-то домашним уютом, что при прослушивании появляется дикое желание позвонить тому, кого любишь и просто поболтать, наслаждаясь голосом любимого человека». Это… сильно! — Согласна, — протягиваю я, попутно думая о Светке. — Ого, не знала, что мои песни так сильно греют чью-то душу! «Что?! Я не ослышалась?! Это что Сурганова на какой-то фиг пойми какой волне, фиг пойми как попавшей в мой приемник?! Чего блять?!» — Света, а может, расскажешь, как писалась эта песня? «Это точно Сурганова! Это точно она! Голос — ее, зовут — Светкой, да и такую красивую мелодию могла записать только она!» Достаю телефон дрожащими руками пытаюсь набрать твой номер. — Динь, понимаешь… Сердце пропустило удар. «Динь?! Какая она блять Динь?! Сурганова, да как ты посмела?!» Ревность накатывает жгучей волной. Смотрю на экран плеера, быстро захожу на канал этой радиостанции. Руки дрожат, но выбивают чечетку по клавиатуре, набирая:«Сурганова Блять Ты какого Хуя Динькаешь? Еще раз Блять Услышу такое в прямом эфире Придушу тебя Сука в порыве страсти!»
Последнее слово авозамена подставила до того, как я успела подумать. Сообщение улетело прямо так. Переписываю, пытаясь объяснить:«В порыве гнева блядская автозамена!»
Тебе зачитывают мою тираду. Смеешься. Как же красиво ты смеешься, Сурганова! Экран телефона загорается новым сообщением: «Шестаковича, 567, буду свободна через час. Остаюсь в Москве, спать негде. Хочу утонуть в твоих объятиях». Откидываю голову назад, прикрываю глаза. Все-таки решение отвести ребят к бабушке было правильным. На всех парах мчусь на другую часть Москвы, чтобы успеть к тому моменту, как ты освободишься. Про вино, как и про твои любимые желтые тюльпаны, забываю после первой же секунды, как колеса моей машины двинулись навстречу к тебе. Стараюсь соблюдать правила движения, но скорость явно превышает допустимую. Сегодня можно. Сегодня я впервые за полтора года увижу тебя. Останавливаюсь около небольшого светлого подъезда с резными колоннами. Снежные сугробы не дают подъехать ближе, да и нет необходимости. Не могу не полюбоваться твоим профилем, когда ты выходишь и осматриваешься по сторонам. Мигаю фарами, замечаешь. Быстрым шагом подходишь, садишься на сиденье рядом. — Ну, привет, Отелло. Твой голос, слегка севший, кажется лучшей мелодией во вселенной. Смотрю на тебя через стекла черных очков и не могу налюбоваться. Смеющиеся глаза с россыпью мимических морщинок вокруг них, губы, в легкой усмешке, вздернутый подбородок. Смотрю на тебя, и слова не лезут в горло. Сижу, с открытым ртом и не знаю, что сказать. «Я скучала?» «Ты самая красивая женщина в этом и следующих мирах?» «Я снова тебя потеряла?» Ты, чувствуя мое замешательство, наклоняешься и целуешь в приоткрытые губы. Вот и нашлись все слова, вот и сказано все легкими покусываниями губ и страстными стонами с обеих сторон. Отстраняюсь. Машина — не лучшее место для того, чтобы встретить день все еще влюбленных друг в друга снайперов. Прочищаю горло, пытаюсь сфокусировать на тебе взгляд — безрезультатно. Я настолько сильно хочу тебя, что готова взять глазами прямо тут. Отворачиваюсь и смотрю в лобовое стекло. — Привет, Светуль. Классный эфир, — лгу, после того, как ты мне прислала адрес, я уже ничего не слышала — шум в ушах и нарастающее желание покрывать твое тело горячими поцелуями перекрыло любые звуки извне. — Ага, мне тоже понравилось, особенно вопрос про то, как музыканты согласовывают выход своей музыки, чтобы фанаты не метались меж двух огней, — потираешь руки, видимо, снова мерзнут, как почти тридцать лет назад в холодном Магадане. — Ты же понимаешь, что камень был в наш огород, Динь? — Легкое касание моей руки, лежащей на руле. Ревность. Я снова закипаю от того, что ты назвала ее так же, как называла меня в самые сокровенные минуты нашей совместной жизни. Замечаешь, убираешь руку, хмыкаешь и тоже устремляешь взгляд в лобовое стекло. — Мне нужно тебе объяснять, почему так вышло? — Боковым зрением замечаю твой поддернутый игривостью взгляд. — Ну, попробуй, — поворачиваю к тебе голову, поджимаю губы, попутно снимая очки. — Интересно, что же ты там подумала? — Ого, в этот раз даже без оскорблений? Издеваешься? Выводишь меня из равновесия? Хочешь снова получить гнев вперемешку со страстью и желанием обладать? Не выйдет, Сурганова, не в этот раз. — Я, кажется, догадываюсь, зачем и почему, и это останавливает меня от проявления агрессии по отношении к тебе, — елейно улыбаюсь. — Но была бы не против, услышать и твою версию. — Надо же, ты научилась не только слушать, но и слышать! — Мой звериный, затравленный взгляд глаза в глаза, твои поднимающиеся в примирительном жесте руки. А в голове воспоминания наших последних дней вместе: такие же поднятые руки, я в гневе, подступающая к тебе, прижимающая к холодной стене и рывком снимающая огромную, явно не по размеру подобранную майку. Смущаюсь, отворачиваюсь для того, чтобы привести мысли в порядок. — Если бы ты не слушала ту волну в тот момент времени, то даже и не узнала о том, что я здесь была, в Москве, имею в виду. Но по какой-то ошибке судьбы, ты включила радиостанцию, услышала меня и, дай угадаю, разозлилась, да? Память все еще жива, как бы ты ее не вытравливала из головы? — Киваю, соглашаясь с каждым ее словом. — А ты прекрасно знаешь, как сильно я недолюбливаю Москву за то, что все так случилось. А сегодня каждый, ну вот просто каждый! Пытался мне о тебе напомнить. И, конечно же, я, думая о тебе, нагой, лежащей на белых простынях совершенно умопомрачительно красивой, назвала Диану, ведущую, как тебя. Чувствую, как вспыхивают щеки, сбивается дыхание. Облизываю пересохшие губы практически таким же сухим языком. Этот жест не остается без твоего внимания. — Иди сюда, родная, — поворачиваешься ко мне, притягивая за рукав куртки, вовлекая в головокружительный поцелуй — горячий, но успокаивающий голову, страстный и рваный, но пропитанный всей той нежностью, что скрыта в твоей душе. — Как же я скучала по тебе, как я скучала, — шепчешь в мои раскрытые губы, проводя рукой от угла челюсти к подбородку. Не могу сдержать стон и выдыхаю в твои губы, провожу языком по верхней губе, проникаю внутрь, по нижнему краю зубов, к горячему языку, нежно поглаживая его своим. Обхватываешь за шею, перетягивая на себя, вжимая в свое тело, прижимаясь ко мне. Рукой упираюсь в дверь, чтобы не упасть и ненароком не прервать поцелуй. Пьянею от твоего одурманивающего запаха сандала и кедра. Жгучий огонь медленно, но верно начинает распространяться по всему телу: сначала от сердца по спине, беря в кольцо таз, заполняет низ живота, следом поднимается к рукам и опускается в ноги, которые я моментально перестаю чувствовать. Отстраняешься, смотришь расширенными зрачками в мои, будто пытаешься в них увидеть собственное отражение. — Диана Сергеевна, а мы что, сегодня спим в машине? — Лукаво улыбаешься, целуешь в уголок губ, продвигаешься по щеке к мочке уха, останавливаешься и шепотом, касаясь губами ушной раковины, произносишь: — Я так хочу увидеть вас нагую на белых простынях именно в этот прекрасный день. И тут мне срывает крышу. Рывком перелезаю на тебя, вжимая бедрами в сиденье. Ты явно не ожидала, но тебе нравится происходящее, медленно проходишься взглядом по мне снизу вверх, закусываешь губу и тянешь вниз собачку на моей куртке. Я, не в силах даже вздохнуть, полностью доверяю тебе и твоим рукам. Проводишь холодными пальчиками по моему животу, вверх по ребрам, кладешь большие пальцы на соски. Я судорожно вдыхаю и пытаюсь хоть как-то собрать мысли воедино. — Диана Сергеевна, вы подготовились или просто объявили бойкот бюстгальтерам? — Смешок, — это не может не радовать. Чувствую влагу внизу, пахом упираюсь в твое бедро и проскальзываю вперед-назад, взглядом говоря о своих намерениях отдаться тебе без остатка. Кровь шумит в ушах, понимание происходящего покидает меня с каждой секундой все быстрее и быстрее, но я чувствую, как ты перенаправляешь руки на мои лопатки, надавливаешь. Тем самым еще сильнее прижимая к себе. — Давай все же доедем до дома, если у тебя там нет ребят. — Замечаю, что ты тоже уже на грани и, дрожа, перекатываюсь обратно на водительское сиденье. — Дети у мамы, я завтра рано утром хотела улететь в Питер на дождь, няню не хотела тревожить, у нее завтра день рождения. Не узнаю свой голос, практически не могу говорить из-за того, что язык не слушается. Завожу мотор. Какие-то полтора часа отделяют меня от такого желанного тела.***
«Диана красива, впрочем, как и всегда. И так же горяча. Хочется смотреть на нее, видеть ее, чувствовать ее. Возраст ей к лицу, хотя и не скажешь, что прожита половина жизни». За окном мелькают дома и машины, легкий снег кружит над городом. Тихо и спокойно — что очень странно, ведь с тобой спокойствие можно обрести лишь после того, как от тебя абстрагируешься. — Свет, — подаешь голос, — ты, наверное, голодная, я, зная, что детей не будет, ничего не готовила, в холодильнике мыши удавились, может заехать купить что-то? — Обеспокоенный взгляд через стекло черных очков. Кладу руку на твое бедро и чувствую, как оно тут же напрягается. «Динечка, ты же прекрасно знаешь, что тебя одной на вечер и ночь мне вполне хватит». — Нет, я поела перед эфиром, мы с Леной зашли в одно место, там прекрасное меню, как-нибудь нужно будет еще туда выбраться. — Со мной или поодиночке? — горько ухмыляешься. — Все зависит от тебя — захочешь, пойдем вместе, не захочешь — скажу тебе адрес, и сама попробуешь те блюда. Спорить и что-то доказывать сегодня не хочется. Хочется домой. К тебе домой. Останавливаемся на светофоре. 120 секунд. Моя рука, все еще лежащая на твоем бедре, поднимается выше, располагаясь на уровне паха. Стараешься не подавать вида, что тебе это нравится. Второй рукой снова притягиваю тебя к себе и страстно целую, не давая шансов высвободиться. Да ты не особо и сопротивляешься. Языком прохожусь по твоим зубам, прикусываю нижнюю губу, спускаюсь к подбородку, веду языком по острой линии челюсти, опускаясь по кивательной мышце на уровень волков, провожу языком по солнцу, слыша удовлетворительный стон-всхлип. Шея всегда была твоим слабым местом, как и моим. Прикусываю нежную кожу, стараясь не оставить следов, провожу поочередно по контуру сначала одного, а после второго животного — Светка, — выдыхаешь ты, наклоняя голову, — ты же хотела доехать до дома, а я такими темпами точно где-нибудь в темном дворе остановлюсь и никаких белых простыней. Отстраняюсь — вынужденная мера. Но руку с паха не убираю, ты позволяешь мне остаться, потому что вести машину тебе это не мешает. Снова улыбаешься. Я всегда любила твою улыбку и твой смех, потому что он особенный, искренний и самый любимый. До старта 5 секунд. Дальше едем по зеленой зоне, не попадая под красный свет светофоров, выруливая на шоссе к твоему дому. Ты сосредоточена на дороге, не превышаешь скорость и соблюдаешь все правила. Свет ночных фонарей играет на твоих щеках и я, невольно залюбовавшись, прихожу в себя только лишь после того, как ты задаешь вопрос, видимо, повторяя его уже не первый раз: — Свет, ну ё-моё, отвисни. Не хочешь завтра со мной поехать в Питер, а не с Ежом? — С… кем? — в недоумении переспрашиваю. — Ну, Ёж, Лена Жукова. — Тьфу ты, Динька, так бы сразу и сказала. Да, конечно, поехали вместе, почему бы и нет. В тот момент я и не подозревала, чем это обернется.***
Глушу мотор, прислушиваясь к твоему дыханию. Редкое и легкое, как и двадцать лет назад. Поворачиваю голову, позволяя себе полюбоваться твоим прекрасным профилем. Рукой тянусь, чтобы поправить отросшую челку, но на полпути ты ее ловишь, подносишь к губам и целуешь, как делала это всегда, стоит остаться нам наедине. — Думала, ты уже спишь, — проводя по спинке носа большим пальцем, говорю я. — Да, меня разморило, но как только мы остановились, я проснулась, — поворачиваешься ко мне, и я задыхаюсь от нежности, что содержится в твоем взгляде. — Пойдем домой? Ты глубоко вздыхаешь и выходишь из машины. Февральские морозы отвоевывают у зимы свое и устанавливают планку термометра ниже отметки в минус двадцать пять, что тебе очень не нравится: ты ежишься и стараешься еще сильнее укутаться в пуховик, хотя, казалось бы, куда еще сильнее? Открываю дверь, пропуская тебя вперед, блокирую двери машины и выключаю уличное освещение. Не могу сдержаться и провожу рукой по твоей спине. От этого жеста ты замираешь, будто лань, готовая бежать от нападающего хищника, но, почуяв, что опасности не предвидится, выгибаешься навстречу моей руке. Улыбаюсь, но убираю руку, получая в ответ протестующий взгляд. — Заяц, дай мне раздеться, и я буду твоей до самого утра, — смотрю тебе в глаза, замечаю, как прикусываешь нижнюю губу и глубоко вздыхаешь. — Я не меньше твоего хочу в кровать, но нужно все сделать правильно, — На этих словах, наконец-то освободившись от ботинок, подхожу и, обнимая за талию, утыкаюсь носом куда-то в область ключицы, пытаясь надышаться таким родным запахом твоего тела. Разрываю кольцо рук, поднимаюсь по животу от груди к ключицам, далее по плечам, спускаю с них пуховик, высвобождая веточки рук, вешаю верхнюю одежду, благо, можно сделать это не отстраняясь от твоего тела. — Я хочу в душ, — твой голос шелестит опавшей листвой над самым ухом и мне ничего не остается, как отпустить тебя, проведя рукой по тазовым косточкам, так заманчиво опускающихся к нежной плоти. Ты уходишь, прекрасно помня, где в моем доме располагается ванная, а я бегу наверх, чтобы застелить для тебя чистую постель, чтобы на ней остался только твой запах и только твои следы. Справившись с задачей за несколько минут, так же направляюсь в ванную, чтобы смыть с себя остатки вечера и ненужные запахи. Стою под струями горячей воды, пытаюсь прийти в себя, но не выходит: мысль о том, что ты сейчас в одном доме со мной, сводит с ума, расплескивает желание в каждую клеточку моего тела. Выключаю воду, вытираюсь полотенцем. В зеркале отражаются зеленые глаза с расширившимися зрачками, тонкие губы и очертания лица. Я себя не вижу. Я не вижу себя без тебя. Не одеваясь, прохожу в комнату и ложусь на постель. Холодная ткань контрастирует с горячей кожей, но это один из способов держать себя в руках. Дышу полной грудью. Наконец-то. Через несколько минут слышу твои практически бесшумные шаги, поворачиваю голову к тебе навстречу и снова утыкаюсь в нежность во взгляде. Протягиваю к тебе руки, прекатываясь на бок. Улыбаешься, подходишь ближе, позволяя взять тебя за руку. Резко тяну на себя, ты падаешь на кровать, а я тем временем, перемещаю руки в более выгодное положение. Садишься на меня верхом, ощущаю своей уже остывающей кожей огонь твоего оголенного тела и тоже разгораюсь с новой силой. Проводишь по моим все еще влажным волосам, начиная от висков, до макушки, останавливаешься на затылке, по шее, ключицам, опускаясь до груди. Прикрываю глаза. Чувствую на своих губах твое дыхание и подаюсь вперед, языком проводя по губам, спускаясь ниже, на шею, прикусываю кожу, но не больно: лишь для того, чтобы услышать твой удовлетворенный стон. Руками веду по талии, освобождая от полотенца и откидываю его в сторону. — Светка, какая же ты красивая, — говорю я, попутно целуя твои запястья. Поднимаюсь на локтях, оказавшись практически на одном уровне глаз с тобой. Замечаю, что твои зрачки также расширены, как и мои. — Хочешь меня? — Спрашиваю, целуя ложбинку меж грудей, заставляя тебя отклониться на мои согнутые ноги. Не выдерживаешь нахлынувшего возбуждения, нависаешь надо мной, снова опуская спиной на холодную кровать. Прижимаешь мои руки к постели, не давая пошевелиться. Твой язык бесцеремонно вторгается в мой рот, задевая и зажигая острым огнем все, до чего дотронется, от губ идет по шее до грудины, оттуда прочерчивает дорожку поцелуев до груди, обводя кончиком ореолу и вбирая в рот бусину соска. И в этот момент я уже не сдерживаю своего стона, смешанного с надрывным рычанием. Рассудок покидает меня. Очень сложно держать себя в руках, когда ты рядом. И чем старше становлюсь, тем легче это воспринимать. Твой язык терзает мою грудь, поочередно порхая то над одной, то над другой, а руки держат мои, чтобы не мешали не сжимали твое тело до багровых синяков. Бедром чувствую, как ты намокла. Не могу это не прокомментировать: — Светик, не устраивай мне тут водопады на кровати! — За что тут же получаю — ты зубами прикусываешь сосок, не собираясь отпускать, выбивая из меня остатки разума. Я и сама не лучше — ощущение, что подо мной целый океан бушует. Отпускаешь мои руки, передвигаешься ниже, ведя дорожку поцелуев по животу, до паха и поднимаясь обратно, прикусываешь то один, то другой сосок, непременно зализывая болезненные ощущения, смотря при этом мне в глаза, на что я не могу ответить ничего членораздельного — лишь сдавленный стон-писк, говорящий о моей готовности отдаться в твои руки в эту ночь. Тебя это вполне устраивает. Коленом разводишь мои ноги, устраивая его между ними. Я, ждущая разрядки, пытаюсь двигаться, силой трения увеличивая возбуждение, но ты, заметив мои тщетные попытки, убираешь ногу от промежности, и еще сильнее, но уже руками, раздвигаешь мои ноги. Твои губы проходятся по лону, внутренней части бедра, поднимаются обратно к животу и снова спускаются к внутренней части бедра. Я не выдерживаю и со всхлипом произношу: — Света, пожалуйста… Улыбаешься. Не так часто я прошу тебя сделать что-то. Не разрывая зрительного контакта, опускаешься между моих ног, покрывая поцелуями лобок, спускаясь по нему ниже. Не могу закрыть глаза, хочу видеть каждое твое движение, каждую твою эмоцию. Но как только твой язык касается моей разгоряченной плоти, вся осознанность происходящего взрывается фейерверками. Я откидываюсь на постель, направляя тебя рукой, схожу с ума от долгожданных ласк. Чувствуя, как твой язык, обведя несколько раз вход во влагалище, проникает в меня, выгибаюсь, ловя ртом спасительный воздух, сильнее сжимая волосы на твоей голове. Не сдерживаю крик, стараюсь двигаться бедрами в такт с твоим языком, но быстро прекращаю попытки, осознав, что твои движения хаотичны и просто не дают мне дойти до оргазма раньше времени. Отстраняешься, проводишь языком по лобку вверх, до пупка, заставляешь напрячь ноющие мышцы пресса. Расфокусированным взглядом пытаюсь посмотреть на тебя, но ты опускаешься снова вниз, поцелуями проходясь по промежности на бедра, заставляя меня выгибаться дугой навстречу твоим губам. Сердце закипает в груди, трепещет, словно канарейка, дыхание сбивается, а руки пытаются дотянуться до тебя, но обессиленно опускаются на кровать. Ты все понимаешь без слов и входишь в меня сначала одним пальцем, переключив внимание своего языка на мой клитор, то проходясь по нему вибрацией, то вбирая губами, затем вторым, начиная двигаться в определенном темпе, возвращая меня к силам, воскрешая нежными движениями. Когда прибавляется третий палец, я перестаю себя сдерживать и, аккомпанируя тебе стонами, начинаю насаживаться на твои пальцы, делая движения твоего языка еще эффективнее. Чувствую, что практически не пике возбуждения, но ты, вероятно, своим внутренним чутьем тоже это почуяв, убираешь пальцы и кладешь руку на мою грудь, нежно сдавливая сосок, а языком все еще вытворяя невероятные маневры в моем паху. Пытаюсь податься бедрами вперед, но твоя рука, нежно обвившая мое бедро, будто виноградная лоза, не дает мне сдвинуться с места, тогда пытаюсь надавить на твою голову, выгибаясь в пояснице. Открытым ртом ловлю воздух, на выдохе срываясь на стоны. Тело крупно трясет, а от паха разливаются волны наслаждения, мышцы внутри сокращаются, отвечая электрическими разрядами на каждое твое прикосновение. Дышать тяжело, воздух густой, проникает в легкие эфирным туманом. Перед глазами плывут яркие круги, пространство вращается и сводит с ума. Или это Света так на меня действует? — Динь? — Смотришь на меня обеспокоенно, твои губы в непозволительной близости к моим, чем я беспрепятственно пользуюсь, целуя, проникая языком в твой рот, слышу удовлетворительный стон. Отрываться от губ не хочется, но перевожу дыхание, припухшими губами отвечая: — С днем все еще влюбленных друг в друга снайперов, Светуль. Обнимаю тебя за плечи, прижимаю к себе и перекатываюсь набок, рассматривая твои глаза и губы. Как жаль, что уже завтра мы снова окажемся по разные стороны баррикад. — Я вернула тебе твой подарок. — В смысле? — Я не сразу понимаю, о чем ты говоришь, внимательно вглядываюсь в черты дорого лица. — 14 февраля 2001 года. Я тебе подарила игрушку, а ты мне умопомрачительный секс, после которого еще дня два ноги подгибались. — Запомнила, — протягиваю я, целуя в кончик острого носа. — Мои ноги тоже будут подгибаться, по крайней мере, завтра так точно. Ты переплетаешь ноги с моими, устраиваясь поудобнее на груди, закрываешь глаза и засыпаешь. Я же еще долго смотрю в окно, бесцельно размышляя о темноте февральских ночей.***
«Тепло». Первое, что пришло в голову после того, как проснулась. «Какой же прекрасный сон приснился сегодня ночью! Жаль, что это лишь сон». Глаза открывать совершенно не хочется, рядом со мной пахнет яблоком и мятой, а в уши попадают строчки одной из старых песен Мьюз. «Надо же, запах как у Диньки. Неужели сон настолько реалистичен, что все еще продолжается? И почему у меня в номере играет музыка?» Открываю глаза, щурясь от яркого света. Солнце заполняет пространство окна сиянием, на небольшом столике стоит проигрыватель для пластинок, убавленный практически на самый минимум. Узнаю его. Осознание того, что все произошедшее во сне — реальность — накрывает с головой. Заглядываю под одеяло и вижу свое голое тело, понимаю, что на шее, скорее всего, нет живого места от Динькиных ненасытных губ. Заворачиваюсь в одеяло, подхожу к зеркалу во весь рост — ни одного синяка — ни на груди, ни на шее. «Неужели в этот раз не придется объясняться с Эллой? Хоть что-то хорошее» — Да красивая, красивая. — Оборачиваюсь на твой голос. Стоишь в дверном проеме, в сером спортивном костюме, с капюшоном на голове и откровенно любуешься мной. Улыбаешься нежно, глазами. — С добрым утром, Светуль. — Доброе… утро. Я обескуражена и в небольшой прострации: я без твоих отпечатков в виде засосов и синяков на теле, просыпаюсь укрытая под тихую музыку, а ты еще и не скандалишь утром. Кто ты такая и что ты сделала с Дианой Арбениной?! Подходишь ко мне, поправляешь взъерошенные волосы, ведешь по шее тыльной стороной указательного пальца, останавливаешься у кромки одеяла, в который я завернута, подцепляешь его и скидываешь с плеч, оголяя грудь. Подходишь ближе, целуешь, нежно лаская языком мои губы. От этого действия внутри снова разгорается огонь. — Динь, — пытаюсь вразумить тебя через поцелуй, — Динь, тебе на радио нужно. — Самолет через шесть часов, дай мне насытиться твоей сладостью, пока ты снова от меня не упорхнула, — нежные губы ведут свой танец по шее, до груди, не могу сдержать довольный стон. — Но если ты не хочешь, — смотришь на меня отрытым взглядом, ожидая того, что я пошлю все к черту и позволю тебе взять ситуацию в свои руки, — я не буду прикасаться к тебе. Не буду покрывать твои лопатки поцелуями, — в качестве подтверждения своих слов обходишь сзади, кладешь руки мне на живот, а губами оставляешь поцелуи-бабочки по всей верхней трети спины. Мы отражаемся в зеркале и это еще сильнее распыляет меня. — Если ты не хочешь, то я не буду ласкать тебя здесь, — проводишь рукой по животу, чуть касаясь кончиками пальцев шрамов, останавливаясь над лоном, — и здесь, — продолжаешь движение ниже, просовывая руку меж моих ног. Я наблюдаю за происходящим через зеркало и осознаю, что капитулирую перед тобой. Расслабляю ноги, позволяя твоим ногам расставить их, накрываю твою руку, ласкающую меня снизу своей, запрокидываю голову и кладу ее на твое плечо. С губ срывается стон, который ты ловишь своими губами, повернув мою голову в свою сторону. — Динька, — шепчу в твои приоткрытые губы, пытаюсь ухватиться за них в поцелуе, но ты отстраняешься, хищно ухмыляясь, целуешь в плечо. Свободной рукой сжимаешь мою грудь, заставляя вскрикнуть от прокатившейся по всему телу волне электрического тока. Чувствую, как начинают подкашиваться колени, кладу руку тебе на затылок, сжимая в пальцах волосы, и слышу довольный стон в ответ. Убираешь руку от сочащейся плоти и ведешь к кровати, расстегивая олимпийку, обнажая грудь и живот. Сажаешь меня к себе на колени, увлекая в страстный поцелуй, после ложишься на кровать, все еще прижимая меня к себе. Руками ведешь по спине, надавливая на поясницу, тем самым не оставляя расстояния между нами, берешься за ягодицы и продвигаешь мое тело выше, так, что я оставляю влажный горячий след на твоей коже. Поднимаешь голову и покрываешь поцелуями низ живота, сводя с ума. — Красивая, красивая, красивая, — повторяешь через каждый поцелуй, руками поглаживая бедра. — Динь… — Беру тебя за волосы на макушке, пытаясь поймать взгляд влажно блестящих глаз. Ты все правильно понимаешь, опускаясь еще чуть ниже, обхватывая мое бедро, и проводишь языком по клитору. Тело накрывает волной удовольствия, от которой я подаюсь навстречу твоему языку, еще сильнее сжимая белый шелк волос под моими пальцами. Не контролирую свои мысли и движения, отдавшись в плен горячего танца внизу. Слышу лишь свои стоны и твое довольное урчание, в ответ на мои движения тазом. Вдруг обхватываешь меня руками за талию, тем самым фиксируя в одном положении и ускоряешься, переводя сладостную пытку в режим уничтожения последних островков сознания. Вскрикиваю от разрывающих чувств, ощущения маленьких взрывных реакций внизу живота, в паху, чувствую, как пульсируют мышцы влагалища, но ты не останавливаешься, захватываешь мою плоть губами, проводя по ней языком и это становится последней каплей — я, дрожа всем телом, обессиленно падаю сверху без возможности восстановить дыхание. Осторожно переворачиваешь меня, устраиваешься рядом и проводишь пальцами по губам, все еще жадно хватающим воздух. — Что это… было? — Слегка обескураженно спрашиваю я. — Это залог того, что ты мне вернешь должок еще через двадцать лет, — смеешься, уворачиваешься от моей руки, когда я хочу дать тебе подзатыльник, — я так сильно тебя люблю Свет. Только херню творю, как обычно, мешая быть нам вместе. Целуешь мои руки, каждый пальчик по-отдельности, прижимаешься щекой к раскрытой ладони. — Динь, ты же прекрасно знаешь, — провожу рукой выше к волосам, приглаживая торчащий в разные стороны ёжик, — мы не сможем быть постоянно вместе. Раз в год ради таких свиданий можно встретиться, но мы же наскучим друг другу очень скоро, вспомни все прошлые наши попытки. С грустью во взгляде смотришь на меня, мягко улыбаясь. Поднимаешься с кровати, протягиваешь руку за олимпийкой, одеваешься. Я прикрываю глаза, желая лишь одного — раствориться в этой постели, чтобы ты, моя такая родная Динька, была со мной каждую ночь. — Так! Сурганова, не спать! — подходишь и начинаешь щекотать. — У нас по плану завтрак и сборы на самолет, ты летишь со мной на соседнем кресле, как в старые добрые, а поспать успеешь дома, сегодня тебя уж точно ночью не будут сексом доставать. Вставай давай! — и шлепаешь меня по голым ягодицам. — Диана Сергеевна, да что вы себе позволяете! — я тоже поднялась с кровати, упершись взглядом в зелень глаз напротив. — А зато как действенно! — Подходишь и нежно целуешь в губы. — Давай бегом в душ, потом спускайся вниз завтракать. И еще раз: я люблю тебя. — Закрепляющий поцелуй.14 февраля 2021 года. 19:57 Санкт-Петербург
— Диан, расскажи, как все же выглядеть молодо и красиво? Какой у тебя секрет красоты? — Все очень просто, я бы даже сказала — проще некуда. Ухаживать за собой и побольше секса.