* * *
И всё же, ему казалось что что-то тут определённо не так. Здравый смысл иногда всё же посещал его, уже давно помутневший от чувств больной рассудок, пытаясь подтолкнуть на то, чтобы наконец сбежать из этого ада, что творился вокруг него. И будет твориться, до тех пор пока его разум не прояснится, и он, со слезами на глазах, с криками и с очередной истерикой переступит порог этого проклятого дома, оборвёт все связи с ужасным человеком, с которым сейчас находится в отношениях, и никогда больше не вернётся сюда не под каким предлогом. Но почему-то всё здесь происходит совершенно иначе, и чувства затмили рассудок настолько, что всё теперь дошло до лютых крайностей, выходящих за рамки. Странно только, что он считал это нормальным, и это пугало больше всего. Неужели даже его сердце считает себя мазохистом настолько, что не хочет отпускать того, кто не только своими действиями, но и словами приносит боль? Юноша ловил себя на этой мысли несколько раз, но не придавал этому большое значение, но сейчас, задумавшись об этом, почему-то резко замер, вглядываясь в кристально чистую воду перед собой, и всё пытаясь сконцентрироваться хоть на чём-то и переосмыслить свою жизнь. Ванна всегда ему помогала тем, что расслабляла, нежный запах ванили успокаивал, а тёплая вода словно убаюкивала, но сейчас почему-то в воздухе витало лишь какое-то непонятное напряжение, и мысли, словно рой ос, кружили и жужжали у него в голове, не давая толком отдохнуть от них хотя бы лишний свободный час. Становилось как-то непривычно, из-за чего Фильченков даже непроизвольно вздрогнул, тяжело вздыхая после, перед этим набирая в лёгкие как можно больше воздуха, наверное, по привычке. По какой, конечно, он даже вспоминать не желал. Юноша, наконец, решил почти что полностью опуститься в воду, ложась по всей площади ванной, в надежде успокоить нарастающий хаос в его голове. И это, скажем, даже сработало. Ненужные мысли постепенно начинали уходить, да и в целом необыкновенная тишина воцарилась вокруг него неожиданно. Стало вдруг хорошо и спокойно, хотя какое-то странное волнение росло и процветало внутри его груди. Рома даже положил себе невольно руку на грудь, пытаясь найти то место, тот источник, откуда это всё берётся, уже на автомате даже слегка сжимая и пощипывая свою кожу, настолько он привык к тому, что его тело, что терзают каждый раз совершенно новым способом, должно чувствовать боль. Становилось страшно от осознания того, что ему это нравится, но смириться с тем, что он мазохист, голубоглазый не желал, поэтому каждый раз, когда ловил себя на таких странных действиях, отдёргивал от себя же руку, словно он обжёгся обо что-то горячее.Его пугает он сам.
И от этого становилось страшно. Даже ещё страшнее чем от того, что к нему сейчас могут зайти в любой момент и незнамо что сделать с ним самим. К таким визитам голубоглазый до сих пор не мог привыкнуть на самом деле, как часто бы они не повторялись, принимать их спокойно он не мог, каждый раз дёргаясь, словно зашуганный зверёк, слыша тихий рык хищника, что ищет его. Как, например, сейчас, когда дверь в ванную аккуратно открывается, и в комнату заходит он, тот самый, который ещё пару часов назад жестоко и холодно вжимал его в плитку на стене, спрашивая про то, что же парень делает с собой. Брюнет закрыл за собой дверь, как ни в чём не бывало, а после, даже не обращая внимания на юношу, что лежал в воде на данный момент, подошёл к раковине, беря в руки обычную зубную щётку, и, выдавив из тюбика немного пасты, просто принялся чистить зубы. Невыносимо. Ещё совсем недавно он вёл себя так холодно, так отчуждённо, а сейчас, чёрт возьми, просто мирно себе чистит зубы, умывается и совсем на юношу внимания не обращая, выходит из ванны, как ни в чем не бывало. И на самом деле парень, который всё это время сидел весь нервный, прижимаясь к такому же холодному бортику ванны, всё это время смотря на того, кто даже ухом не повёл в его сторону, был где-то в глубине души рад, что его на этот раз оставили в покое. Несказанно рад. Но в тоже время какая-то всё же странная тоска накатывает на него неожиданно, заставляя поникнуть. В принципе, как и всегда. Да, хоть его в этот раз никто особо не трогал, и чужие цепкие пальцы не сжимали его тонкую шею, оставляя после синяки, всё же на душе было как-то тяжело. Словно какое-то затишье перед бурей, и мысли именно об этом не покидали его, снова сгущаясь, как тучи перед грозой. А вдруг, так на самом деле и есть?* * *
Сейчас в квартире он был совсем один, дверь же сейчас плотно заперта хозяином данного жилища, а везде было темно в этот прохладный и поздний летний вечер. Рома сидел на кухне при тусклом свете люстры на потолке, от скуки перебирая старые альбомы для фотографий, которые он специально отрыл где-то в их общих шкафах, где обычно хранился весь ненужный хлам. Пока его «горячо» любимого человека рядом нет, шатен может позволить себе порыться в чём-то старом, но памятном. Вспомнить былые времена и с удовольствием насладиться воспоминаниями, ибо больше удовольствия получить он нигде не сможет, кроме как от обычных фотографий, сделанных, по сути, им же, и не только. Какой же он всё-таки тут счастливый, на этих распечатанных листочках, вклеенных в альбом. И он сам, и тот, кого сейчас на самом деле не хватало. Ему так нравился прежний Джонни, но сейчас приходится довольствоваться только тем, что случилось с ним в итоге. От этих мыслей становилось как-то не по себе, как-то тягостно на душе, поэтому тот даже с некой резкостью захлопнул альбом, и, вставая со своего места, крепко сжал его в руках. Насмотрелись, и хватит. Терзать себя мыслями о том, что раньше было лучше, он не собирается: не по себе ему от этого почему-то. Фильченков, аккуратно ступая босыми ногами по паркету, понёс данную книгу с памятными фотографиями на место, убирая её после ещё дальше, чем она лежала ранее, снова заваливая другими вещами, и наконец, плотно закрывая данную секцию шкафа. Так-то лучше, намного. Всё же, заняться хоть чем-то он был по силам, но чужая лежащая на стуле футболка неожиданно привлекла внимание юноши. Он знал, что чужие вещи брать без спроса не очень хорошо, а особенно Колбая, но всё же позволил себе, пока никого нет в доме, кроме него, снять свою, и надеть на себя чужую чёрную футболку с каким-то странным рисунком на груди. Если честно, она висела на нём словно мешок картошки, но ему это очень нравилось, безусловно, как и этот до жути родной запах, который так въелся в эту футболку. Парень присел на большую общую кровать, и взяв чужую одежду в руки, уткнулся в неё носом, наслаждаясь запахом того, кто сейчас наверное даже не обнял бы его за просто так. Витая в облаках, он слишком поздно услышал, как открывается входная дверь, как тяжёлые шаги уже все ближе и ближе. Переодеться времени не было, поэтому голубоглазый, слегка испуганно дрожа, сразу же зарылся под одеяло и притворился спящим, молясь всем богам где-то внутри себя, чтобы тот прошёл мимо него, никак не отреагировал, и либо лёг спать спокойно на свою половину, либо ушёл курить на балкон, ведь он обычно так и делает. Фильченков слегка дрожит, когда вдруг чувствует всем телом, что после недолгих копошений в тёмной комнате (свет так и не включали) кто-то ложится рядом с ним на кровати, точнее этот кто-то и есть тот, кого так сильно любит и одновременно ненавидит юноша. Ладно, они просто оба легли спать, но чужой голос заставил вздрогнуть, неожиданно дёрнуться и чуть ли не свалиться с кровати: — Ты снова взял мою футболку? — спрашивает его старший, медленно, но верно двигаясь к юноше всё ближе и ближе, пока не оказывается прямо за его спиной, дыша прямо в чужой затылок, делая это кстати специально, дабы надавить на Рому, практически выжимая из него слова, словно из какого-нибудь уже не особо сочного фрукта. Голубоглазый давно потерял все те соки, что были прежде. — Да, — тихим голосом ответил он, трясясь ещё сильнее, когда чужие сильные и грубые руки легли на его талию и притянули к широкой груди, прижимая. В данный момент парень готов был провалиться сквозь землю и со стыда, а так же и просто по причине того, что его наверняка сейчас начнут всячески осуждать, а то и хуже, бить, заставляя усомниться в своих действиях. В который раз. Но ничего так и не произошло. Никто ему ничего не сказал в ответ, никто ничего не сделал. Лишь прижали к сильному телу, утыкаясь носом в волосы, и замолчали.Как всегда.