Вутайская каллиграфия

      У Ценга на столе празднично-яркая коробка, разукрашенная улыбающимися рожицами. На вещдок не похоже, скорее, на детскую игрушку. Рено долго приглядывается, пытаясь понять, что это, и в конце концов озвучивает свое предположение:       – Эй, шеф, для кого подарочек? Дай попробую угадать: кто-то из твоих приятелей размножился, а ты решил побыть феей-крестной? Или... нет, погоди! Сам, что ли, успел стать папашей? Молчок-молчок, а теперь спалился!       – Рено, если ты по делу, говори. А если нет – иди, займись чем-нибудь полезным.       – Я по делу! У нас тут какой-то хмырь второй день сидит, ждет допроса. Ты че, забыл о нем? Не, если некогда, то могу и я...       – Не забыл. Спускайся вниз и зафиксируй его покрепче. Я сейчас подойду.       Ценг спускается в подвал с большим пакетом в руках и сразу же проверяет, насколько надежно привязан допрашиваемый. Достает из пакета катушку скотча и протягивает Рено:       – Зафиксируй получше, чтобы не мог пошевелиться. Нет, не так, поверни руку ладонью вверх.       Убедившись, что Рено сделал, как сказано, Ценг достает из пакета перчатки и... ту самую коробку. В ней и в самом деле оказывается детская игрушка – приборчик для выжигания по дереву. Недоумение в глазах допрашиваемого сменяется пониманием и почти сразу – паническим ужасом. Он готов заорать во всю мощь легких молодого и здорового некурящего мужчины, но кляп не дает.       Рено смотрит с интересом.       – Ну, шеф, ты крут! Еще ничего не сделал, а он уже согласен расколоться. Че, может, вытащить кляп? Послушаем, что скажет?       – Рено, не мешай. Просто подожди в стороне.       Разогрев прибор до нужной температуры, Ценг приступает к делу. Тщательно примерившись, прижимает жало нагревателя к внутренней стороне предплечья допрашиваемого и убирает, как только обожженная кожа спекается полоской.       Допрашиваемый зафиксирован и в самом деле надежно, он не может ни пошевелиться, ни дернуться, и лишь трясет головой, давясь слезами и беззвучным криком. Ценг продолжает, не обращая на это никакого внимания.       Штрих за штрихом на руке преступника проявляется сложный узор, абсолютно несимметричный, но почему-то очень красивый. Это завораживает, но в конце концов Рено надоедает ждать.       – Эй, шеф, ну хватит уже, он давно готов!       Ценг качает головой, не глядя на Рено.       – Я еще не закончил. Если тебе скучно, можешь пойти покурить.       – Не, ладно, подожду, но давай быстрее, а?       Ценг по-прежнему не торопится, но наконец последний штрих, завершающий картину, нанесен. Рено тотчас же вынимает кляп изо рта допрашиваемого.       – Ну, колись, падла, а то шеф у нас упорный, щас возьмет и продолжит. У тебя и на второй руке места достаточно для художеств, и ниже... Ты меня понял, да?       И тогда подозреваемый начинает говорить: быстро-быстро, захлебываясь слезами и словами, сдает всех подельников, не дожидаясь вопросов о них, объясняет, кому пришла в голову идея торговать чудо-лекарствами, выдавая за целебные вутайские травы обычную кошачью мяту, вереск, растущий на бескрайних просторах мидгарской пустоши, и даже сорняки с ближайшей помойки; как наладили сбыт и начали расширять производство, а для большей убедительности решили заказать в частной типографии упаковку с логотипом фармацевтического подразделения корпорации Шинра. На чем и погорели — их сдал владелец типографии, испугавшись, что его втягивают во что-то противозаконное.       Он так частит, что не успевала бы записывать лучшая из мидгарских стенографисток, но диктофон включен заранее, и ни одно слово не пропадает, все сказанное остается на пленке как неопровержимое доказательство вины.       Ценг особо не прислушиваясь аккуратно укладывает уже остывший аппарат обратно в коробку (до следующего раза?), а коробку опускает в пакет.       Когда он выходит в коридор, Рено выскакивает следом.       – Шеф, а скажи, этот узор... он ведь что-то означает?       – Да. На вутайском это слово "убийца".       – Не понял. Ты че, так старался для того, чтобы он сознался в убийстве?! А... почему? Он же проходит по делу о мошенничестве? Где там убийство? Или я чего-то не знаю? Ой, блин... только не говори, что я их перепутал... Там в соседней камере еще один сидит, не помню за что... ты им собирался заняться, да?       – Не перепутал. Все правильно. Дело в том, что за мошенничество ему дадут лет пять-шесть, не больше. Возможно, выйдет досрочно. А детей, которые умерли от поддельного лекарства, уже не вернешь. Но помнить об этом он теперь будет всю оставшуюся жизнь.       Только сейчас Рено вспоминает, что коробка вовсе не выглядела новой: слегка помятая, с надорванным уголком крышки, словно ее часто открывали второпях. Да и приборчиком для выжигания кто-то явно пользовался раньше. Кто-то, кого больше нет.