***
Герд и впрямь оказался таким, каким его описывала Трисс, и что хуже всего, он был даже лучше — он был идеальным. Добрый, честный, порядочный мужчина, который обходился с Лютиком, как с самой драгоценной жемчужиной. Это смущало юношу. Когда они оставались у Герда, Лютик много болтал о работе, о всяких нелепицах, в которые он попадал вместе с Трисс, а его любовник отвечал бархатным низким голосом, заставляя толпы мурашек бегать по коже. Вечерами он подходил к Лютику, согнувшемуся над грифом гитары, со спины, и ласково покрывал его шею поцелуями, заставляя музыканта млеть от прикосновений. После тяжелых смен Герда, они обычно принимали вместе горячий душ, нежась под горячими струями, и шли спать. Все это походило на семейную идиллию и это рвало Лютику сердце, ведь он чувствовал себя не в своей тарелке. Уже который месяц. Герд ласкал его, будто Лютик весь состоял из хрусталя, завладевая им медленно, не позволяя Лютику задать свой бешеный темп в постели. Музыкант теперь почти не участвовал в сексе, ему давали, все больше и больше, а он не мог ничем отплатить на эту безграничную нежность. Влажные поцелуи опоясывали все его тело, легкий сквозняк из приоткрытого окна щекотал кожу, когда Герд неспешно вбирал член Лютика в рот. От этой размеренности у юноши подгибались колени, стопы сводило в судороге, а сердце болезненно обливалось кровью. Это все неправильно! Герд никогда не брал его сзади, а всегда смотрел в голубые глаза со всей чуткостью, бдительно ловя малейшие изменения на лице своего любовника. Не смотри! Он двигался плавно, и Лютик ощущал себя покачивающимся на волнах, и эти волны убаюкивали, а не будили в нем страсть, к которой он привык. Герд смотрел на него как на сокровище, а Лютик чувствовал себя самым грязным на свете существом, видя на чужой коже аккуратную «Y». Позже Трисс, как и обещала, познакомила его с Йеннифэр и ее избранником Геральтом. Йен была не просто эффектной девушкой, она была роскошной. Но когда Лютик взглянул на ее соула, его собственное сердце забилось, как бешеное. Он пропал. Пропал как бродяга в золотых глазах, которые улыбались лишь для Йеннифэр, в складочке хмурых бровей, в шрамах, что местами виднелись на теле. Герд тоже мог похвастаться шрамами, был так же высок и могуч, но было одно «но». Он не был Геральтом. С того злополучного дня Лютик не знал покоя, по уши зашиваясь в работе, чтобы не видеть любовника и не вспоминать о недосягаемом, как он сам его тайком окрестил, Белом Волке. Песни, что он написал в бардовском стиле, фантазируя о чужом мужчине, стали самыми популярными его произведениями. Лютик то и дело улыбался с телеэкранов вечерних ток-шоу, его сладкий голос разносился на радиоволнах, ролики с каверами на «Мастера Лютика» стали заполнять Youtube. Чтобы он, возвращаясь в дом к Герду, чувствуя его дыхание на своей щеке, а его губы на своих губах, мог навсегда разбить ему сердце.***
— Я не понимаю тебя, Лютик, — сказала однажды Присцилла. — Тебе же было хорошо рядом с ним. — Было. — Полгода, Лютик. Ты хоть с кем-то пробыл так долго? Что изменилось? Лютик не знал, что ответить ей. Что изменилось все и ничего одновременно? Ведь он снова был один, погруженный в работу, выпивку и секс. Но теперь он не мог спать ночами, преследуемый парой гипнотических глаз, которые никогда на него не посмотрят. Лютик потерял покой после одной-единственной встречи. Он никогда еще не был так близок к саморазрушению, как от тяги к чужому мужчине. Раньше его это не останавливало — замужние и женатые, пары друзей и знакомых, групповушки. Но Лютик никогда раньше не вклинивался между истинными. И столкнувшись с ними, впервые в жизни Лютик осознал, что он не способен запятнать собой что-то столь искреннее и светлое. Поэтому, когда его зажал в подворотне какой-то псих, Лютик не сильно сопротивлялся, ведь сам уже который день ходил по краю. Его гитара только успела оскорбленно брякнуть, когда ее грубо сорвали с плеча и бросили на влажный асфальт. Что-то острое кольнуло его живот, когда тело прошибло болью, в глазах Лютика заплясали искры. Незнакомец тесно прижимался к юноше сзади, потираясь стояком о его бедра, перехватив широкой ладонью розовые губы, из которых пытались вырваться задушенные всхлипы. Удар повторился, и Лютик с запоздалым ужасом заметил, как чужая рука окрашивается его кровью, как с короткого ножа стекают густые капли. Нервно вскинув руки, в попытке борьбы за свою жизнь, Лютика молниеносно развернули лицом к стене, больно припечатав головой о холодный, бурый кирпич. Еще удар. — Какого хера ты делаешь, ублюдок? — прорычал мужской баритон где-то позади. Лютику чудилось, что голос разносится отовсюду, будто он был глубоко под водой. — Не твоего ума дела, мужик, не видишь, мы заняты? — огрызнулся его нападавший, немного отлипнув от музыканта. Видимо развернулся к говорящему, Лютику было слишком страшно открыть глаза. Это ведь все дурной сон, не так ли? Пожалуйста, пусть это будет сон! — Отошел от него. — Чего? Да кем ты себя возомнил?! Завязалась драка, недолгая, болезненная, судя по оглушительному хрусту ломающихся костей. Лютик не знал, кто одержал верх, Лютик догадывался, что ему от этого лучше не станет. И когда широкая ладонь опустилась на его плечо, он уже не стоял на ногах, безвольно заваливаясь назад, как мешок картошки. — Ты же…Лютик! — глаза юноши распахнулись через силу, почему-то на все тело накатила невиданная усталость. Сон? Эти янтарные глаза, слава богам, это действительно сон! — Геральт, — только и смог проронить юноша, боясь, что услышит звон будильника. — Ты меня помнишь, хорошо. Как ты…зараза! Ты ранен! Блять! — Лютик не мог уследить за быстрыми движениями Геральта, когда тот стаскивал с себя толстовку и плотно прижимал к его животу. Но это же норма для сна, когда все размыто? — Не отключайся!... да, кровопотеря…Лютик!... держись.***
Лютик и впрямь проснулся от назойливого будильника, но долго не мог нащупать свой телефон. И звонок был какой-то необычный, неудивительно, что он так долго не мог встать. — Не двигайся, а то швы разойдутся, — осадил его голос из снов. Едва разлепив веки, Лютик обнаружил себя в комнате с приглушенным светом, но это была совершенно точно не его квартира. Это вообще не походило на квартиру! Он нервно огляделся, цепляясь взглядом за аппарат с показателями его сердцебиения, который мерно издавал пикающий звук в такт ударам в груди. А затем Лютик перевел взгляд на Геральта, вертящего в руках планшет с бумагами. — Юлиан де Леттенхоф, — протянул Геральт, похлопывая планшеткой по открытой ладони. — Лютик, — слабо скривился музыкант. — Что с того? — Гребанное «Y». Твое имя пишется через «Y». — В роддоме сидела какая-то переселенка, вот так и повелось, с моим именем, — нехотя сказал Лютик. — Кто-то пропускал уроки правописания, не иначе. — Хм, — промычал Геральт и, не говоря ни слова, вышел из палаты. Юлиан, пролежав в больнице еще пару дней, видел только врачей и Присциллу, которая забегала к нему узнать, как его самочувствие. Геральт к нему больше так и не заглянул. Зато спустя неделю, когда Лютик уже с чистой совестью восстанавливался дома, к нему ворвалась Трисс с чемоданом, вся взмокшая. Было видно, что она только из аэропорта. — Господи, Лютик, с тобой все хорошо? — она крепко обняла друга, бросая вещи на пол. Музыкант улыбнулся ей весело и утешительно пригладил ее растрепавшиеся локоны. — Все хорошо, Трисс, правда. Я уже почти здоров. — Когда мне позвонила Йен, я была просто в шоке! На тебя напал маньяк! Как хорошо, что Геральт оказался рядом! — Да, повезло мне, — ухмыльнулся Лютик, а сам будто зачерпнул ложкой печали. — Почему ты сам мне не позвонил?! — разозлилась девушка. — Я не хотел тебя тревожить, тем более что все обошлось, и я легко отделался. — Три ножевых в живот это «легко отделался»?! Это вовсе не шутки. Ты говорил с Геральтом? Он видел этого маньяка и его нужно изловить и сгноить в тюрьме! — Нет, мы перекинулись парой фраз в больнице, а потом я его больше не видел, — покачал головой Лютик. — Черт, у Йен тоже как-то неудобно просить, — закусила губу Трисс. — А в чем проблема, это же просто номер? — Да расстались они, пару дней назад. — Что? — выдохнул Лютик, а сердце его противоестественно затрепетало в груди. — Я не знаю деталей, но Геральт забрал все свои вещи и ушел. — Йеннифэр, наверно, разбита, — прошелестел Лютик, а сердце его бесновалось от щемящего счастья. — Шутишь? Она в ярости. Два года вместе и он ее бросает, заявляя, что она не его соулмейт. Я бы тоже свирепствовала, — хмыкнула Трисс. — А как же буквы? Идиллия? Простое совпадение? — А разве у тебя с Гердом было не так же? — подковырнула старую рану девушка. — Пожалуй, что так, и мне все еще жаль. Но так было правильно, я чувствовал, что Герд не он. — Он? А с каких пор ты в поиске того самого? — изумилась Трисс. — Я и не в поиске, я знаю, кто это. — А с этого момента поподробнее. Меня не было неделю, а ты успел чуть не сдохнуть и найти своего истинного, ты прикалываешься, я понять не могу? — Я не уверен на все 100%, Трисс, но я чувствую некую связь, притяжение. — Звучит интригующе, я его знаю? — Многовато расспросов для одного дня! А теперь прошу меня простить, но мне доктор прописал много отдыха. — Так и быть, отпущу тебя на этот раз, но разговор не окончен, Лютик. Мы к нему обязательно вернемся. Музыкант захлопнул за ней двери с облегченным вздохом, прижимаясь лбом к прохладному дереву. Какое-то время он прислушивался к цоканью каблуков на площадке, катящимся колесикам чемодана и жужжанию лифта, пока не удостоверился, что подруга ушла. — Я думал, никогда не уйдет, — прокомментировал Геральт, подпирая дверной косяк спальни. На нем были только темные джинсы, а с длинных волос по голому торсу струилась вода. Лютик улыбнулся ему краешком губ. — Ты успел заскучать? — Хм. Лютик сам подошел к своему спасителю, и вкрадчиво проведя пальцами по испещренной шрамами груди, настойчиво припал к мужчине в поцелуе. Реакция была мгновенной — Геральт собственнически прижал тонкое тело к себе, беззастенчиво крепко сжимая упругий зад Юлиана. Юноша, довольно замычав в чужой рот, чутко ухватился за седые пряди. Несмотря на резкость движений, грубость поцелуев и требовательных касаний, на кровать Лютика опустили со всей осторожностью. Благо на нем был лишь халат, ведь за Геральтом станет разорвать в порыве похоти чужую одежду. Засосы и укусы расцветали на бледной коже, как на холсте и Геральт никак не мог насмотреться на это зрелище. Но и Лютик не отставал, стоило его любовнику наклониться ниже, он прижимал его лицо к своей груди и нетерпеливо терся стояком о крепкий торс. Дважды Геральту намекать было не нужно. Долго не зацикливаясь на растяжке, Геральт раскатал по члену презерватив и грубо толкнулся в горячее тело. Лютик под ним заскулил, но он не понимал сам от боли ли, или от наслаждения, что это, наконец, был Геральт? Стенки плохо подавались грубому вторжению, но когда член Геральта скользнул на всю длину, Лютик весь изогнулся и закричал. Его стон-всхлип сорвался на высоких нотах, исчезая в горящем лице и оглушительных напористых шлепках двух сталкивающихся в удовольствии тел. Лютика разрывало на части от желания оседлать своего любовника и затрахать его до звезд перед глазами, но Геральт крепко держал его руки над головой, быстро вколачиваясь в желанное тело. Несмотря на всю страсть, что буквально искрила в воздухе, взгляд Геральта был внимательным и осознанным, прикованный преимущественно к перебинтованному животу Юлиана. Но Лютик не возражал, ведь его взгляд был намертво прикован к витиеватой букве «Y» на груди Геральта. И радовался, как ребенок, что теперь золотые глаза будут не только в его снах.