Умрешь — домой не приходи

      Княжна вваливается в свои покои с бутылкой вина, громким хлопком двери пресекая весь лепет и раздражающее тяфканье придворных, которые пытаются остановить горюющую жену.       Убит. Неужели… За столько лет ни одного поражения и вот сейчас весь двор то и делает, что обсуждает смерть светлого князя, как на зло. Словно мало им переживаний несчастной, что сейчас рычит и молотит постель кулаками, пока полупустая бутылка всеми силами пытается удержаться на тумбе возле кровати.       — Вон! Все вон! Видеть вас не могу, курицы общипанные! — сразу же после этих криков в приоткрытую служанкой дверь летит подушка княжны, щедро сыпя из себя гусиным пером прямо на пол из дыры в плотной ткани, продранной острыми коготками названной вдовы.       Больше никто не смеет подходить к покоям светлого князя, которые изнутри разрывают рыдания и почти пьяные всхлипы молодой княжны. Она ходит из угла в угол, будто бестия носясь над полом, взгляд пробегает по стенам палат, женщина подлетает к окну и, утирая рукавом зудящие от слез глаза, всматривается куда-то в даль, стараясь рассмотреть хотя бы тени приближающегося войска покойного её мужа. Кроме ворон и еловых макушек она ничего не находит, как бы не напрягались раскрасневшиеся глаза. Княжна в сердцах ударяет кулачком по подоконнику и подлетает к тумбе. Выхлебав четверть темной жидкости, женщина отставляет бутылку и роняет свое тело на кровать, начиная сжимать в объятиях все еще пахнущую супругом твердую его подушку.       Ночь ложится на город быстро, рано, ветер на улице стихает, жалобно взвизгнув в последний раз возле окна, и княжна распахивает глаза от столь противного и резкого звука. В камине давно потухли угли, не обновленные слугами по причине недоступа их к поленьям в комнате, и только потрескивает холодеющая постепенно доска где-то под потолком мрачного нынче пристанища княжеской пары. Луна сквозь окно чертит ровную, постепенно расширяющуюся дорожку по деревянному полу до самой двери. Откуда-то недобро прилетает холодок, противно лижущий мягкую кожу, и вдова невольно передергивает плечами. Ненастная ночь, вестимо. Холодно и темно.       Княжна хотела было уже вновь погрузиться в сон, как услышала в коридоре чьи-то тяжелые шаги. Скрипнула дверь.       Женщина намеревалась уже прикрикнуть на прислугу, осмелившуюся войти не только без приглашения, но и при полном запрете посещения княжеских покоев, но тут в горле застревает ком, а русые волосы на затылке встают дыбом.       Из-за тяжелой двери показывается мертвенно бледная фигура в темных одеяниях. На светлой бороде блестят россыпью бриллианты, а глаза смотрят устало и измотанно, но так нежно, что хочется окунуться в их бездну и утонуть там без остатка, лишь бы боль прекратилась и перестала резать ножом изнутри грудную клетку.       — Пришел… — лепечет княжна и садится на кровати, нервно сжав тонкими пальчиками подушку в своих руках.       Фигура ничего не отвечает, словно не умеет говорить, и, прикрыв за собою дверь, плавно следует к кровати и грузно приземляется на край её, аккурат там, где лунная дорожка решила прогуляться по супружескому ложу. Фигура вздыхает и моргает темными глазами.       — Пришел ко мне, милый, да только живым обещал ты вернуться, помнишь? — прошелестел с легким надрывом женский голос. — Обещал, гад, сказал, что не оставишь… И что? На кого ты меня бросил здесь? Кому я нужна? Погибель мне теперь, голубчик, погибель…       Княжна продолжает тихо шептать укоры и причитания, пока темная бровь медленно начинает подниматься на светлом лбу призрака, образуя борозды морщин. Мертвец чуть наклоняет голову и своими ледяными очами исследует и словно прожигает супругу. Лицо мужчины находится в тени, но это не мешает в глазах плясать колким искрам, на которые, как завороженная, смотрит периодически всхлипывающая княжна, твердо уверенная в том, что происходящее есть ни что иное, как сон вещий, и что муж ее пришел с нею проститься.       — Да дай же прикоснуться к тебе, милый мой призрак, коли смогу сделать это, будучи еще живущей, — чуть дрожащая ручка тянется к руке мужчины, которую одновременно с этим ласкает белесый лунный луч. — Холодный…       Внутри словно хрусталь трещат, разбившись, сомнения и женщина с силой сжимает пальцами холодный краешек рубашки призрака.       — На том свете смогу обнять тебя теперь только… Да голос твой услышать смогу лишь умерев. Это пытка, ты приготовил для меня мучения вечные, уйдя в лапы тьмы и смерти! Негодяй!..Какой же ты холодный, муж мой, неужели все мертвые такие молчаливые и холодные…       Женщина немного отстраняется и опускает взгляд, начиная копить в уголках глаз горькие слезы горя и отчаяния от того, что возможно это последний раз, когда она может насладиться обществом горячо любимого ею князя.       — Ну… Вообще-то я с мороза, — звучит мужской голос и внутри княжны что-то резко натягивается и больно рвется.       Она поднимает испуганные глаза на супруга и млеет. Всегда рассказывали ей, что мертвые не разговаривают. А тут она слышит и трогает покойника.       — Ну, чего смотришь? Да и к чему сейчас была вся эта чепуха? Я вернулся раньше обещанного, а ты меня ругаешь, — мягкий тон голоса проникает в уши ошеломленной женщины и разливается внутри измотанного тела её теплотой.       — А…       — Живой я, ну, — хохочет богатырь и снисходительно глядит в глаза супруги.       На мгновение в комнате застывает воздух и воцаряется тишина.       — Живой! — вскрикивает женщина и, взвизгнув, бросается в объятия мужа, словно тисками сжимая его покрытую инеем одежду.       Князь бархатно усмехается, прижимая к себе всхлипывающее и слегка подрагивающее тело, и вздыхает.       — Помер, говоришь? — с легким укором тихо спрашивает князь.       — Жив! Жив! Только мой, не отдам тебя смерти! Никому не отдам! — мотает головой женщина, пытаясь остановить теперь совершенно счастливые слезы.       — А вот сейчас возьму и обижусь… — чуть наклонив голову, проговаривает бородатый воевода, поглаживая плотную ткань платья княжны на спине её. — Али услышу таки слова добрые, м?       — Дурак, — надув губы, усмехается женщина и осторожно, совершенно не злобно, ударяет плотную грудь мужа кулачком.       — Значит не услышу… — вздыхает князь, улыбаясь и целуя русую в лоб.       — Свет мой… Мало тебе слез и боли моей от твоей, пусть и ложной, потери? — прижимается к постепенно теплеющей одежде княжна.       — Я ожида…       Не успевает князь договорить, как губы его накрывает жадный и сладкий поцелуй любимой женщины, бородатые щеки начинают сжимать её тонкие пальчики. Внутри все взрывается и становится действительно тепло и приятно.       — Счастлива я, душа моя, счастлива, что со мной ты… — отстранясь, лепечет тихо голубка, пока лицо украшает лучезарная улыбка, а глаза блестят, искрясь, похоже, изнутри.       — То-то же, — усмехается князь, довольно хмыкая.       — Умрешь — домой не приходи, — вновь надув губы и слабо треснув мужа кулачком, опускает голову счастливая жена, пытаясь сдерживать внутри порывы искренней своей радости.       — Не умру, слышишь? — большие пальцы поднимают личико княжны за подбородок, а взгляды пылающих глаз встречаются.       — Угу… — нежно улыбается женщина, после чего сильные мужские руки прижимают её к широкой груди, как ребенка; княжна успокаивается.       Там бьется большое, живое и любящее сердце…