Непрерываемая Ночь или Миссия: "Дурь"

Летят по небу паладины, Обкурились ВСЕ гашишем, Глючат, гады, что летают. (с) несколько оптимизированный Канцлер Ги.

Отряд Ордена продвигался под нудное бурчание Патрика. За годы совместной службы оно стало таким же привычным, как небо над головой или форменные ботинки. Патрик, как всегда, был недоволен всем подряд и вещал об этом. Начал он с непролазных чащ, но потом слово за слово переключился на старосту деревни. Сперва, не переходя на личности, прошелся по родне, нашел там пару обезьян и одну продажную шкуру, чем не удовлетворился, и родословная благообразного старейшины деревни начинала обрастать совсем уж криминальными подробностями: - ... и с контрабандистами этими он в одной шайке..., - заросли, через которые продирался отряд, согласно затрещали, - заведут нас к гиру в задницу его наводки, командир. Истина (которая благодаря Патрику из задниц не вылезала) донеслась до Кая, несмотря на треск веток и шелест вечернего леса. - ... послушались, олухи орденские..., - вздохнул Патрик, так умел только он и одна из приблудившихся к обители дворняг: мудро и с неизбывной тоской по светлым дням и благоразумным поступкам. Кай махнул рукой, призывая Джета навести порядок в отряде. Тот, не глядя, пихнул Патрика локтем под ребра, и вещание прекратилось. - Здиесь, - мальчишка-проводник из деревни коверкал английские слова, как мог. Кай с трудом понимал его ломаный язык, приходилось больше полагаться на жесты. - Здиесь х'дит, - мальчик махнул рукой в сторону засохшего дерева, - Г'сп'дин закрыт р'т. Тих' х'дит. Кай кивнул: - Мы близко к лагерю. Расходимся, – отдал он приказ. Бойцы перегруппировались, и отдаленное сходство с бандой тех же контрабандистов подрастеряли; теперь даже очень невнимательному наблюдателю было бы видно, что это слаженный военный отряд. - Пр'вжат, - проводник несмело потянул Кейске за рукав. - Покажешь дорогу и спрячешься. Понял? - Кай наклонился ближе к мальчику. - П'нят, - закивал тот. – Пр’в'жат и прятат. Дальше никаких посторонних звуков. Через чащобу отряд двигался осторожно, изредка бойцы давали знать друг другу о своем местоположении, перекликаясь на разные птичьи голоса. Когда Кай едва не наступил в наглядное доказательство наличия здесь людей, а принюхавшись понял, что вокруг таких навалом, он достоверно изобразил кукушку. Ричард, в ответ залился соловьем, что означало «приказ принят, проводим разведку на местности». Уже становилось понятно, что маститых контрабандистов они здесь не найдут, да и серьезного улова, скорее всего, тоже не будет. Так, мелкая партия какой-нибудь дури - уж больно неосторожными оказались местные "партизаны". Когда до лагеря оставалось меньше полсотни шагов, мальчишку отослали на дерево; кажется, в глазах у него даже мелькнуло сожаление: хотел посмотреть, как бравые рыцари Ордена будут вершить правосудие. До начала боя оставались считанные секунды, но вместо сигнала о готовности к операции по зачистке Кай услышал... - Да выходите уже, свистульки. Никто вас не обидит, - прокатился над лесной чащей зычный голос Сола Бэдгая. - Я тут всех уже уделал. "В ту ночь, когда от любви перехватит дыхание, неведомые слова будут рождены..." Любовь Сола к курению чего бы то ни было этой ночью "повернулась к нему задом". Задумавшись и слишком сильно затянувшись, он поперхнулся дымом, зашелся кашлем вперемешку со словами крепче, чем то, что было в его самокрутке. - "... и сохрани меня в эту ночь от всякого зла", - на полтона громче продолжил Кай вечернюю молитву. Он был абсолютно уверен, что никакой любви к миру и Богу в "неведомых" словах Сола сейчас не звучало и что "изведать" этих новорожденных слов он, Кай, не хотел бы. Бэдгай затянулся еще раз и окинул поляну новым, незамутненным взором. Косматые заросли бересклета, совсем рядом с молодым рыцарем, недобро моргнули, а слова молитвы воспарили в антрацитовое небо с прилепленными к нему, как стразы к новой джинсе, звездами. Для Сола (и мира заодно) наступало ПРЕОБРАЖЕНИЕ. Звездочки-стразы слеплялись друг с другом крохотными плевочками, скатывались с джинсы неба катышками и шмякались с края мирозданья с характерным для них бряком. - Божественное чудо! - с благоговением прошептал Кай, его глаза восхищенно забирюзели. - Дешевка, - лениво возразил Сол, по достоинству оценив все спецэффекты, - Сваровски в другом полушарии побросче блестели. Впрочем, здесь он был не совсем справедлив. "Иногда и заря бывает возмутительно ярко-розовой, демонстрируя тем самым полное отсутствие вкуса", как писал некогда сэр Пратчетт. Глазастые кусты меж тем и не думали утихомириваться. Никакого шебуршения или шевеления не было слышно, как не было видно и теней или хотя бы смутных силуэтов обступавших поляну. Словно бы и не было непрошеных гостей. Если бы не тысячи глаз. Сол украдкой проверил, на месте ли его собственные, а то ведь могли ускакать к тем, симпатичным, отливающим синевой из-под складок каевского плаща. Глаза, глаза, кругом глаза. Они моргали, щурились, таращились, вглядывались и сверлили тех, кто остался один на один с темнотой. Бересклету заговорщически подмигнул орешник. Кай смежил веки, склонил голову - ни дать ни взять сошедший со старинной гравюры госпитальер. Он хотел остаться наедине с собой, своей верой и своим Богом. И если уж на то пошло - без пропахшего странным терпким духом сотни трав и тысячи болот спутника. Свалившегося на его отряд. Или ниспосланного Небесами во искушение и испытание. Как всегда, хотелось утешить себя простым "на все божья воля", но... Об это "НО" Кейске спотыкался каждый раз, когда судьба сталкивала его с бывшим другом. Сол невольно был причиной сомнений и вопросов, рождающихся в голове. И самым звучным из них, бьющим в виски набатом был: "ЗА ЧТО?!" - Кто это там пырится на нас из кустов? - поинтересовался Сол, в очередной раз подтверждая все надуманное о нем. - Бог знает! – смиренно ответил Кейске. - Не будь идиотом, как он может знать, если ночью земля скрыта от неба с его сияющим светом бездонной мглой со всполохами-звёздами, которые совсем не светят, - выдал Сол на одном дыхании. Воцарилось неоднозначное молчание. Рыцарь замер, понимая, что в этот раз с его стороны разумным было бы не пытаться задержать Бэдгая, а отправиться со своими людьми подальше от этого человека и всех соблазнов, с ним связанных. - Сол, - обратился к товарищу Кай, поборов свое желание поставить на первое место слова, с именем этого человека не созвучные, но отлично его характеризующие, - А у тебя в этих сигаретах точно ТАБАК был? - Хочешь проверить? - поинтересовался Бэдгай, тряхнув пачкой. Кейске перекрестился и поднялся с колен; весь этот цирк пора было прекращать, так или иначе. В смятенных чувствах Кай направился к Бэдгаю. Прежде чем забрать у того чертову сигарету, зажигалку и пачку, рыцарь собирался высказать все то, что приходило на ум и за годы жизни бок о бок с (бывшим!) другом, и за время вынужденной разлуки (и особенно за последние полчаса). Но лишь только Кай остановился и попытался заговорить, как Сол выдохнул горький дым ему в лицо. Кейске закашлялся, подавившись и своими словами, и этой пахучей дрянью, и возмущением одновременно. Даже слезы на глаза выступили (и лицо наверняка покраснело), но стоило выпрямиться, как мир повернулся под новым углом. – Орешник что, моргает? – слабым голосом поинтересовался Кай у Фууенкена. – Я, кажется, говорю с мечом, – добавил он тише и уже для себя. Пока Кай кашлял, а реальность поворачивалась к нему ранее неведомыми гранями и собеседниками, Сол был занят ловлей своего хвоста. Подхваченный ветром, тот хлестал по лицу и плечам и никак не хотел спокойно висеть, пришлось хватать и держать. Впрочем, оказалось, что виноват не хвост, а местный микроклимат. То ли это было побочным эффектом самокруток, то ли это просто аномалия, но погода менялась с невероятной быстротой. Словно кто-то включил ускоренную перемотку. «Вот пал за горизонт закат, Накрыла следом ночь. Вот пыль, и ветер, и туман, И Сол свалить не прочь…», – мелодично поделился своими наблюдениями паладин. Бэдгай и в самом деле был не прочь свалить; раз уж Кейске начал читать стихи, то дело труба. На его памяти до такого состояния помрачнения рассудка рыцарёнок, правильный от корней волос и до кончика меча, доходил единожды. И кстати, к тому разу Бэдгай, легкие наркотики и самокрутки тоже имели прямое отношение. «Так курить и не научился», – подумал Сол даже с какой-то нежностью и устремил свой пронзительный взгляд в ночное небо. - Момент захода солнца завораживает... ослепляя красками... и купол ночи словно рухнул на землю..., - отрешенно сообщил Бэдгай своему мечу, тот оказался прекрасным собеседником. - Смотри, макушкой не треснись, - с досадой и толикой праведного гнева проворчал Кай, потряхивая головой. Сознание его вело себя, как семафор: то зажигалось и пыталось пристыдить, то гасло и подзуживало. А все Сол виноват. Рыцарю хотелось одновременно и хныкать и хихикать, но лес зрительствовал и приходилось сдерживаться. Не выдержав борьбы с самим собой и просто желая освободить руки, Кай вонзил меч в мягкую землю. Раздражения, решимости и неловкости в этом жесте было поровну. Постоянный назойливый звон (звездочек, они делали «тук-тук» и «дзыньк-дзыньк»), шедший, в основном, сверху отвлекал от попыток найти равновесие не только духа, но и тела. - Да что там гремит? - поинтересовался в конце концов Кай у неба (не у Сола же спрашивать, тот только выдыхать отраву и умеет). И небо приветливо качнулось в ответ, и звездочки качнулись (очередной звонкий «бряк!»). И КОСМИЧЕСКАЯ чернота ночного очарования накрыла. И накрыла не только она. И не только Кая. Хотя… Все же организм гира давал возможность любую наркоту превратить не в зависимость и слабость, а в приятный отдых. Бэдгай почувствовал, как дурман в голове понемногу рассеивается. Причиной тому была даже не внутренняя биохимия, а тихий, раздавшийся из-под орешника рык. Моргнув пару раз и на ясную голову оценив диспозицию, Сол подметил, что в количестве глаз лес подрастерял, но зато расположил их очень грамотно вокруг поляны. Хищники пришли на обед. Вот только теперь нужно было приводить в боевое состояние Кейске, а то сожрут ведь. Кай стоял пошатываясь и ругался со звездочками: просил не бряцать, когда он думает. "Смешной мальчик", - подумал Бэдгай. И хихикнул. И глазки светятся. Бирюзовенькие. (Да, несмотря на все скрытые ресурсы, для полной нейтрализации дури прошло слишком мало времени). - Бииииирю-зоооовень-ки-е, - это слово ничуть не уступало по забавности мальчику, так что гир снова захихикал. Мир вокруг оставался веселым местом и скрипел на зубах пылью. - У тебя красивые глаза, - протянул Сол задумчиво, - Бирюзовые и такие же простые, как звездочки-стразы на небе... Кай молча и сердито покосился на Бэдгая своими красивыми и простыми бирюзовыми глазами, думая, что метафоры Сола, как всегда, не к месту, а звездочки так вообще похожи на стразы, как гвоздь на панихиду. Простить брякающих сверху насмешниц все не получалось. - Кейске, - окликнул Сол, улучив момент их совместного просветления; он усиленно отплевывался от пыли, - Не-не, я не лезу, как это ты забавно говоришь, в чужой монастырь со своим крестом, а в чужой климат - со своим, как грицца, барометром, но... Тут туман или пылевая буря? Кай тоже давно заметил странные причуды погоды, но волновали они его меньше, чем смешили. Впрочем, сейчас он вздохнул: - Авторский произвол, Сол. Авторский произвол, – своеобразно перефразировал Кейске свое любимое «на все божья воля». Окружавшие лагерь Твари между тем не спали и оживлялись все больше. - … ты все еще хочешь молиться за меня? - спросил Сол, соображая, как бы поделикатнее перейти к теме предстоящей резни и возможной загробной жизни. - Я буду молиться за всех, кто этого заслуживает, - отрезал Кай пафосным рыцарским тоном; меч под его весом кренился, и Кай кренился вместе с ним (хотя сам он полагал, что это мир сползает куда-то набок). Сол почесал затылок: он относился к себе без иллюзий. - Ну и пошел нахуй, - деланно обиженным тоном пробурчал гир в ответ. Неожиданно Кай вскинул голову и огляделся. Взгляд его не то что бы прояснился, но стал настороженным и пристальным. – Они - настоящие, – произнес он тихо и отступил к Солу, почти прижавшись спиной к его плечу. Меч как бы сам собой оказался в руках у рыцаря. Погода наконец-то успокоилась, перестав нагонять пылевые бури посреди тумана и угрожающе перехлестывать сияющие молнии, затмевая ими свет скрытых облаками звезд. Шелесты и шорохи, доносились со всех сторон, глаза приближались вместе с ними из темноты. Круг сужался. Бэдгай вытащил Фууенкен. Спокойными были что Сол, что Кай. Сол уже привык сохранять присутствие духа в ситуациях, с жизнью мало совместимых, а Кай привык сохранять присутствие духа даже в присутствии таких людей, точнее, нелюдей, как Сол. И никак иначе. В противном случае в его нетленной чистой юной рыцарской душе начинало бурлить гов... плескать. Плескать из ее сияющих глубин начинало отчаянием, безудержным, словно ненасытная бездна теней, которая готова распахнуться и пожрать весь мир. Гурмански при этом не привередничая – то есть, зажевать Запретных Тварей, всех, сколько их тут есть, отряд, невыносимого Сола Бэдгая, самого Кая, палатки и даже кусты, смачно чавкая глазами. - Слушай, а тебе за то, что ты накурился, ничего не будет? - вдруг спросил Сол (самое ужасное, что вот именно СЕЙЧАС это его ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересовало). - А то мало ли? Епитимию наложат. Или аутодафе... - Ничего мне не будет, - отмахнулся Кай, пошатываясь. Сейчас он на чужую дурь отвлекаться не хотел – своей хватало. - Значит, я могу гордиться собой? Накурил офицера-святошу…, - Сол ухмыльнулся. – А тому еще и ничего не будет. Даже аутодафе не будет. Произвол, господа!!! - сообщил Бэдгай в ночь, продолжавшую пялиться со всех сторон. Захотелось развернуться и прямо сейчас объяснить этому невыносимому в личном общении человеку, когда время для шуток есть, а когда нет. Но проклятую сдержанность вбили так глубоко, что даже в ТАКОМ состоянии Кай не мог от нее избавиться. - Мы команда, - пробормотал Кейске сквозь зубы, и на этом самовнушении стоило бы остановиться, но истина, почуяв слабину, решила дать деру из самых отдаленных уголков его честной рыцарской души, - Конечно, мы команда. Как морды бить, так сразу команда, а как принять наказание - так сразу "я устал, я ухожу и меч забираю". - Не нуди, - отмахнулся Бэдгай поудобнее перехватил рукоять. - У меня иногда чувство, что ты моя нелюбимая женушка... - Содомит проклятый! - не выдержав очередной издевки на эту тему, вскричал офицер. - Вот только этого тебе в личном деле и не хватает. - Ты кого пидором назвал?! - успел возмутиться Сол, он даже почти обернулся, чтобы начать портить чужое лицо. Но кинулась первая из тварей, и всем стало не до возгласов. Как это иногда бывает, и не только в сказках, - все закончилось хорошо. - Командир, командир!!! - встревоженный и назойливый голос над ухом делал жизнь невыносимой. Головная боль помогала ему, как могла. - Черр..., - богобоязненный Кай вовремя прикусил язык, - ...ррресполосица, ну в чем дело?! - Мы думали, вы умерли..., - Патрик, склонившийся к нему, выглядел не то обеспокоенным, не то до странного довольным - против солнца, ярко светившего орденцу в затылок, было не разобрать. - Нет, - проворчал Кай заспанно, - Просто ночь закончилась - и глаза мои закрылись, замирая, что непонятного? Оставите вы меня уже в покое хоть на полчаса, нет?! – Устал, – радостно сообщил Патрик всем остальным. – Еще бы, в одиночку всех Запретных Тварюг выкосить. - Что!? – сон слетел с рыцаря, как легкое покрывало, - Как это - "в одиночку”?! - Сол Бэдгай подтвердит, - громыхнул Джет. Кай все же поднялся с земли, как мог поправил одежду. Наверное, вид у него сейчас был встрепанный и неряшливый, но вместо смущения им владело смешанное чувство гордости за свои способности и нежелание присваивать себе несовершенную победу. - ... это была долгая ночь, - подтвердил Бэдгай чужие слова; вслед за ясностью ума вернулась и его немногословность. - А если б я тебя, хренов берсерк, не вырубил - она была бы еще и непрерываемой, - добавил он, ухмыльнувшись в лицо паладину со своей обычной издевкой. – Спасибо, – Кай опустил взгляд, не то признавая поражение, не то просто не желая больше видеть небритую рожу с мерзковатой ухмылкой. – Иди с миром, – тихо добавил он, а бойцы из отряда расступились. Сол оглядел всех этих святош, хмыкнул и пошел совершенно в другую сторону, впрочем, дорогу ему опять-таки уступили. Проводив мощную фигуру взглядом, Кейске только и смог, что пробормотать: – Ну, слава богу, – после чего снова закрыл глаза. – Собирайте контрабанду, ее надо убрать отсюда. – А может, на месте пожжем? – предложил отличавшийся рациональной ленью Виктор. – Даже не мечтайте, – предупредил Кейске подчиненных, зевая. – Эту гадость придется утопить. – А кое-кого положить спать, – пробасил Джет. – Идите в палатку, командир. У Кая не нашлось в ответ на эти слова ни возражений, ни отговорок, ни желания откладывать на «потом». Он только кивнул, а сон настиг его еще до того, как голова коснулась чьего-то удобно свернутого плаща.