Фальшь

      Солнце уходило за горизонт, прощаясь с бесконечным небом последними лучами мандариново-ализариновым цветом, что густой, но мягкой дымкой рассеивался по небу, создавая дивный градиент. В мягком и нежном тумане вслед за солнцем скрывались вершины гор, что смыкались в долины, напоминающие кольца. Чудный свет уходил с неба не спеша покидать свой простор, а равнины заливались лунным светом. Озёра отзеркаливали ласковые лунные лучи белым светом по своей глади.       Средь горных хребтов, юный и яркий месяц, который затемнял своим светом звёзды вокруг, мягко проходится бледным сиянием по одиноко стоящему дереву на вершине хребта, что с его высоты, в бескрайнем космосе не было видно совершенно.       Под деревом, освещённые кротким месяцем, две фигуры расположились, смыкая глазницы и глядя на ночной простор. Два скелета умиротворённо смотрели с вершины горы, высокий же мягко поглаживал по черепу, уже закрывшего свои глазницы с золотыми, будто отражение двух маленьких лучиков солнца зрачками.       Тишина в это время не нагнетала, а лишь более умиротворяла и давала спокойствие, обходя стороной, дабы не тревожить эту умиротворённость. Монохромный же временами мелко вздрагивал от поднявшегося вслед за месяцем ветерка, что совершенно остался не замечен скелетом. Скелет, лежавший на коленях друга, был заботливо укрыт белой курточкой, благополучно защищающей от ветра. Красный зрачок блеснул на мягком свете печального и одинокого под этой атмосферой месяца.       Лучезарная улыбка освещала скелета со шрамом ярче чем солнце, что сияло над горизонтом под почти неслышное и всё отдаляющееся пение маленьких птичек. Обладающий этой самой улыбкой поправил диадему на своём черепе, смотря на крестоносца и положив руки на его скулы, немного поднявшись на носочки из-за своего маленького роста. -Будь со мной фальшью, но фальшью единственной*, - своим тихим голосом произнёс жёлтоглазый, кратко прижавшись к своему защитнику, что залился бледным фиолетовым румянцем, оставшись в непонимании слов. Обняв молча, и не став понимать, Кросс чуть наклонился к златоглазому, аккуратно и нежно прижимая к себе, будто тот мог в любой момент исчезнуть куда-то.       Тонкий звук вспышки фотоаппарата совсем рядом с парой скелетов. посмотрев на место, где и был слышен этот звук, Дрим залился золотым румянцем, ещё больше походя на солнышко, что будто померкло перед его светом. Быстро отстранившись от меньшего, крестоносец смотрел на двух скелетов стоящих с прибором и фотографией, что ещё не до конца проявилась, через минуту же, двоих "неизвестных" и след простыл, а в руках у Кросса была проявившаяся, но такая же бледная фотография а на лицах парочки пылал румянец, что оба не могли скрыть.       На порочном снегу, потерпевшим пятна крови сидел на коленях скелет с белым и красным зрачком, под последним названным же располагался шрам в виде маленькой молнии, что прижимал к себе хрупкое тельце с плотно закрытыми глазницами. По черепу меньшего скелета стекала кровь, а капли временами обрываясь, попадали на белоснежную куртку. Снег тоже потерпел эту кровь, потеряв свой обжигающий холодом шарм.       Боль от потери кого-то вновь обожгла крестоносца, сговариваясь с хлопьями снега, что попадали на ледяные и без того руки. Крепко обняв тело, Кросс пробовал убрать кровь любимого, что лишь лежал на руках бездыханной куклой.       Жёлтые лучики, будто от солнца осветили монохрома и небольшой участок вокруг, а Дрим, такое родное и уже невозвратимое казалось солнышко, начал покрываться каменной оболочкой, свет погас, душа не была уничтожена, но надежда ушла от скелета, держащего на руках обратившегося в камень любимого монстра. В душе же приелись слова, а Кросс, горестно усмехнулся. -Если это фальшь по твоему... почему так больно?... - тихо произнёс крестоносец, склоняясь над прекрасной, но неживой статуей и ласково погладив по черепу ничего не чувствующей из-за холода.       Времени прошло немало, Кросс сидел на увесистой и толстой ветке дерева, а по скуле вновь стекала слеза, что оборвалась не достигнув подбородка из-за руки, что быстро стёрла её. Вторая же рука монохромного сжимала фотографию. Последняя их фотография и, наверное, она была единственной.       Дрожащие руки вмиг разорвали бумажку со сценкой, а остатки бывшей фотографии полетели вниз, но ветер перехватил быстрее, чем обрывки достигли земли, унося далеко за пределы видимости скелета. Это была лишь пародия умершей давно, как и его солнышко любви...