Сказка на ночь

На самом деле, не было ничего удивительного в том, что Папирус не особо расстроился, когда узнал, что на Поверхности нет снега. То есть совсем нет. Ну, то есть там, у горы Эботт, у подножья которой они оказались. Он был разве что удивлён, может быть, несколько растерян, обнаружив, что так называемые погодные зоны на Поверхности занимают куда большие территории, нежели в Андерграунде, и добираться, скажем, до местного Сноудина пришлось бы несколько тысяч километров, что, естественно, заняло бы кучейшую кучу времени, если идти пешком. Но у него было столько хлопот и забот при выходе наверх, что ему и думать было некогда о таких вещах. Нужно было всё исследовать, со всем и всеми познакомиться, завести кучу новых друзей и по совместительству фанатов. Поэтому все силы ушли на обезоруживающее очарование, безупречный вид, впечатляющую походку, вдохновляющую речь и сияющую улыбку. И, конечно, спагетти. Но спустя долгое время купания в лучах солнца и славы он начал тосковать по морозному воздуху, по хрусту снега под ногами, по снежным ангелам, головоломкам и снеговикам. Эта ностальгическая грусть не ускользнула от внимательного заботливого взора старшего брата Великолепного Папируса, который был хоть и чуть менее великолепный, но всё равно очень даже ничего, — Санса. И он тут же решил отбросить свою обаятельную лень и сделать хоть что-нибудь путное, как Папирус сам бы изволил выразиться, для своего любимого братца. Он позвонил, куда следует, и раздобыл для дорогого брата парочку билетов на замечательный снежный курорт, по счастливой неслучайности полный снега. И они вдвоём отправились в увлекательный путь. Сев на человеческий транспорт, который мчит со скоростью света, они за несколько мгновений, а, может, часов или дней добрались туда, куда им было нужно, и перед ними предстал настоящий снежный рай. Там можно было делать, что угодно: пить какао, отдыхать в горячих источниках, поспать на массаже, развлечь местный народ несколькими припасёнными шуточками… А, ну и, конечно, покорять горные вершины, кататься на лыжах и сноубордах, спать, зарывшись в снег, в общем, всё, чего душенька пожелает. Разумеется, Великому Папирусу не пристало греть свои косточки в замечательной горячей водичке с паром, он бы, скорее, предпочёл взгреть дорогого старшего братишку за его организование поисков хорошего бара. Поэтому очень скоро оба скелета уже стояли на возвышении, откуда курорт выглядел таким маленьким, и готовились последовать за Андайн, которая не стала слушать инструктора и с рёвом и закутанной в тёплое, так, что только глаза видно, Альфис подмышкой, покатилась на своей доске вниз по склону. При этом она не пристегнула к доске свои ноги, и очень скоро кубарем покатилась вместе с верещащей ящеркой вниз к курорту. И это было довольно холодное приветствие. Папирус, увы, счёл это куда менее смешным, поэтому наспех пристегнув обувь, он отважно покатился на помощь рыбине с пищащим кульком, которая мистическим образом всегда пропадает из начала истории, потому что о ней забывают. Хотя по логике вещей о таком сложно забыть, ведь все разговоры Папируса сводятся к ней, любимой, о том, как нравится ему таскаться за ней хвостом, но Санс старается и у него неплохо выходит. — ЭТО НЕПРАВДА! Я НЕ ТАСКАЮСЬ! — О-п-п-а. — Санс тут же захлопнул свой блокнот, что был открыт на вклеенной инструкции по самостоятельной сборке телескопа, и поднялся с маленького стульчика, расположенного у Папирусовой спальной машинки. — А кто обещался не открывать рта во время моей истории? Знаешь правила: перебил — остался без неё. — ЭТО ЗЛЫЕ ПРАВИЛА, САНС! — возмущённо выкрикнул Папирус, попытавшись схватить брата за толстовку, но тот благополучно ускользнул, оказавшись уже у двери. — Welp, ты это каждый день говоришь, — с улыбкой пожал плечами старший скелет. — А ты всегда меня перебиваешь. Как мне тут рассказать историю, если ты так не уважаешь мой труд? — Я УВАЖАЮ! — отчаянно подполз к подножию кровати Папирус. — А ТЫ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, ТОЖЕ НАРУШИЛ ОБЕЩАНИЕ! ТЫ ДУМАЛ, Я НЕ ЗАМЕЧУ ТВОИ ШУТОЧКИ? — Ладно, подловил, — добродушно сдался Санс, однако не выглядел побеждённым. — Ну, мы с тобой оба гнусные нарушители, поэтому нам придётся посидеть в разных комнатах в наказание. Повернувшись к двери лицом, Санс взялся за дверную ручку, уже заранее готовясь к… — НУ, НЕ-Е-Т! САНС, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УХОДИ! Никому более не слышный вздох через улыбку. — ДОРАССКАЖИ ИСТОРИЮ, ПРОШУ, — уже куда менее скандально, а вернее уже тихо и просяще раздалось сзади. — Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ. — Хех, ну ладно, уговорил. — Санс повернулся обратно к братишке и, не отходя от двери, уселся на стул, опершись на его спинку грудью. Стул, разумеется, совершенно неизвестным образом переехал из места у кровати в место прямо позади старшего брата. — Но только быстро. Повеселев, Папирус быстренько отполз обратно к изголовью и укрылся одеялом, не забыв обнять свою подушечку с изображением мультяшного скелета с ярко-зелёными глазами. — НУ ТАК ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ? Я СПАС АНДАЙН И ДОКТОРА АЛЬФИС? — Ну, как тебе сказать, — сложив руки на спинку стула и водрузив на них голову, лениво произнёс Санс. — Разогнавшись, Великий Папирус сделал восхитительный прыжок; его шарф могущественно развевался на ветру. Папирус летел, словно он всегда существовал на сноуборде, словно он уже покорил миллион горных склонов до этого. Его старший, менее впечатляющий брат старался не сильно отставать. Сложив руки в карманы, чтобы не болтались и, не дай бог, ненароком не шлёпали кого не попадя, он уверенно бороздил доской снежную гладь, не сильно переживая, что ветер задует ему под толстовку или в шорты. Кругом были снежные и ледяные горы, похожие на айсберги, и Папирус среди них был самым горячим. — САНС!!! — Что? Это был комплимент! — НУ, КОНЕЧНО… ОУ… НЬЕХ-ХЕХ… СПАСИБО! — Короче говоря, как бы Папирус не мчался, обгоняя ветер, рыбка от него всё равно уплыла. Потому что угодила прямиком в замечательные горячие источники. Не такие горячие, чтобы вылететь из них, как ошпаренному, даже если ты рыба, но весьма ощутимые, чтобы страшно перепугаться внезапной смене температуры и, выскочив, разнести полкурорта своими паническими атаками, не догадавшись снять запотевшие очки, которые не давали ей видеть. А, и да, прежде чем ты спросишь: да, бедолагу нашли и успокоили, отогрели, приласкали, отпоили какавой. О, и Андайн тоже. Ко-о-нец. Санс непринуждённо поднял попец со стула и двинулся к автомобилю братца. Папирус выглядел довольно растерянно, хотя Санс и не сомневался, что он именно таким и будет. У Санса был талант вводить окружающих в ступор, заставляя некоторое время переваривать полученную информацию. Скомканные концовки были одним из способов. Подобравшись к изголовью, шутник склонился над братом, чтобы легонько стукнуться челюстью о его лоб, но Папирус нанёс ответный удар, заставив Санса растерянно замереть: — САНС, А ТЫ ВЕДЬ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ ПРО ЧЕЛОВЕКА, — тихо сказал он, глядя на брата большими серьёзными и грустными глазами снизу вверх. — ЕГО СОВСЕМ НЕ БЫЛО В ЭТОЙ ИСТОРИИ. — Оу. — Короткий поцелуй всё же коснулся черепа юноши, чтобы сгладить неловкий момент. — Ты прав, я всегда обо всём забываю. Конечно, он там был. Глаза Папируса тут же радостно заблестели. В груди Санса тоже что-то затеплилось, вызывая улыбку. — Беспокоился обо всех сразу больше, чем все остальные вместе взятые. И о тебе, и обо мне, и об Альфис с Андайн. Так разнервничался, что бегал без верхней одежды, а потом разболелся, и Азгор выхаживал его целую неделю. — АЗГОР? — Ага. Мелочь сразу же потянулась к старику, и они вместе отлично зажили, как семья. Тори так злилась. И тут понял, что сболтнул лишнего. Слишком много лишнего. Слишком. — То есть, я имею ввиду… Прости, Папирус, меня куда-то занесло, я и забыл, что… И позорно смолк, коря себя за такую идиотскую глупость. Папирус печально улыбнулся. — НИЧЕГО, САНС, МНЕ ТОЖЕ ЕГО НЕ ХВАТАЕТ. НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО МЫ С КОРОЛЁМ АЗГОРОМ ВИДЕЛИСЬ ВСЕГО ОДИН РАЗ, ПРИ ЗАЧИСЛЕНИИ НА ДОЛЖНОСТЬ ЧАСОВОГО, Я СРАЗУ ПОНЯЛ, ЧТО ОН ОТЛИЧНЫЙ МОНСТР. И Я ВЕРЮ, ЧТО ТВОЯ ИСТОРИЯ ВПОЛНЕ МОГЛА БЫ БЫТЬ НАСТОЯЩЕЙ. ЧЕЛОВЕКУ КОРОЛЬ БЫ ПОНРАВИЛСЯ. НУ, ТО ЕСТЬ… ОНА СДЕЛАЛА, ЧТО МОГЛА, И… Идиот, идиот, идиот, кто тянул его за язык?! — Всё будет хорошо, — нащупав и сжав руки братца через одеяло, уверенно сказал Санс, заглядывая ему в лицо. — Я ЗНАЮ, — нежно улыбнулся Папирус, и слегка боднул лбом лоб комика. — ВСЁ ХОРОШО. ЛОЖИСЬ СПАТЬ, ТЫ УСТАЛ. Санс улыбнулся в ответ. — Споки-ноки, бро. — СПОКОЙНОЙ НОЧИ. Когда Санс закрыл дверь комнаты брата, телевизор внизу всё ещё был включён. Тихонько вздохнув, Санс спустился вниз по лестнице и сел на свободную половинку дивана. Андайн, растрепанная, с не выражающим ничего лицом, никак не отреагировала на появление соседа. — Не спится? — вкрадчиво поинтересовался Санс, наблюдая за новым шоу потихоньку набирающего популярность монстра. — Ага, хрена-с-два поспишь на вашем диване, — кисло ответила Андайн, тоже не отрывая заколёбанного жизнью взгляда от экрана. — Чем богаты, тем и рады, — пожал плечами Санс. — Долго собираешься сидеть? — Чем я тебе, блин, мешаю? — огрызнулась она. — Да ничем. Просто подумал, может, перекусить чего хочешь. — Пф. Не моя фишка жрать посреди ночи, мешая другим спать. — Ну. Сейчас ещё не ночь, и ты не спишь. Не вижу препятствий. Она бросила на него сердитый взгляд. Санс спокойно выдержал его, не забыв обаятельно улыбнуться. — У нас даже чай есть. Она с рыком закатила глаза. — Если я скажу «ладно», ты отстанешь от меня? — Чайник на кухне, — всё с такой же улыбкой ответил Санс, заставив её глаз едва не разгневанно вспыхнуть. Тем не менее, она поднялась с дивана и злобно ворча отправилась на кухню. — Заваривай зелёный, он хорошо понижает давление, — вслед ей вполголоса отправил скелет. — Сможешь легче уснуть. Да и я люблю, когда меньше давлюсь. Он был почти уверен, что злая рыба запустит в него чем-нибудь, но она ограничилась лишь приглушённой бранью с кухни. Убедившись, что остался один, Санс опустил уголки улыбки. Медленно, словно боясь чего-то, он запустил руку в карман толстовки и вытащил скомканный лист бумаги. Аккуратно расправил его, с каким-то почти бережным порывом разглаживая кривоватые подпрыгивающие буковки. «Санс! Почему-то, оказавшись на Поверхности, я не могу Сбрасывать, пока не пройдёт ровно месяц до твоего звонка. Я хотела сказать… что этот будет последний. Я… не умею выражать чувства на бумаге, и мне безумно стыдно за это, но я докажу тебе и всем остальным, что я не бельмо на глазу. Я больше не хочу быть той, из-за которой все страдают. Я выведу всех на Поверхность. Я подарю всем желанную свободу. Нужно подождать лишь месяц. Всё будет хорошо.» Санс грустно усмехается, сам не знает, почему, наверное, привычка. Андайн шумит на кухне, умудрившись не поладить с чайником. Санс вновь и вновь перечитывает буквально заученное давно письмо, зачем-то проводит пальцами по тексту, словно сентиментальная школьница, по толстому слою наклеенного для красоты пластыря с сердечком, пока не замечает, что тот слегка отклеился. И из-под него отчётливо виднеется буква. Кажется, забыв, как дышать (а нужно ли ему это?), Санс осторожно отрывает пластырь от бумаги. Несуществующий комок застревает в несуществующем горле. «Ты обязательно снова полежишь в том горячем источнике, Санс, я обещаю.» Он привычно комкает листок бумаги, и сам не зная, дорог тот ему или ненавистен, и складывает его в карман, где он будет лежать до следующего Перезапуска. — Надеюсь, малая, — шепчет Санс громко, но так, чтобы слышал лишь он один, чего ему будет вполне достаточно, чтобы и самому начать верить, что всё будет хорошо. — Надеюсь. Завтра нужно будет позвонить человеку.