touch my face

— Мыть руки, Микки, — послышался звонкий голос Дебби, чем-то занятой на кухне. — Господи Боже, — вздыхает Милкович, только вернувшийся с еженедельного похода в продуктовый. Поставив пакеты на стол, он не спеша направил себя к раковине. — В вашем блядском диване, если порыться, можно найти что-то похуже, чем корона. — Ага, именно поэтому твой муженёк застрял на работе на очередную неделю, — отвечает девушка, ставя только что опустошенную Френни тарелку в раковину. — Мыть руки, Микки, — повторяет Дебби, что уже хотела похлопать собеседника по плечу, но, вовремя вспомнив, что тот только что вернулся с улицы, мгновенно убрала руку и натянуто улыбнулась. — Тридцать секунд. Часто меж жителей дома Галлагеров возникал немой вопрос: есть ли в этой семейке женский ген, отвечающий за первенство в доме? Потому что Дебс в отсутствии Фионы частенько претендовала на то, чтобы доказать его наличие. Рука Милковича интуитивно тянется показать сотый раз за день средний палец, но, видимо, Микки всё-таки понимает, хоть и не желая это признавать, что сестра его возлюбленного права, так что в следующее мгновение теплая вода и антибактериальное мыло окутывали его руки. Худо-бедно обтерев руки бумажным полотенцем, Милкович спешит на второй этаж, а точнее в комнату, некогда принадлежавшей Френку, после чего Липу с Тэмми, и теперь находящейся в распоряжении Йена и Микки. Сейчас в доме находится не очень много, по Галлагеровским мерам, народу: Карл, Дебби и Френни, Сэнди, Лиам, и, соответственно, Микки. Френка никто уже не видел пару месяцев, что не было чем-то удивительным, так что даже во времена пандемии никто не беспокоится о его здоровье: этот человек, должно быть, вместе с тихоходками будет осваивать новую Землю после конца света. Лип, Тэмми и Фред изолируются в их новом собственном доме, но частенько звонят, чтобы удостовериться, все ли члены семьи целы. Конечно же, сейчас самым удручающим условием для Микки было отсутствие в доме, точнее, в его кровати, Йена. В связи с ситуацией в стране многие студенты последних курсов медицинских институтов были мобилизованы на своеобразный фронт, так что уже получивший образование и имеющий опыт работы Йен, без сомнений, оказался на работе. К сожалению, сейчас ни о каком графике, тем более гибком, речи не идет: с каждым днём число заражений растет, что делает профессию и самого Галлагера ещё более востребованным. Йен не выбирается из зданий больниц, во-первых, потому, что времени ему не всегда удается выделить даже на то, чтобы поспать пару часов или созвониться с семьёй, во-вторых, чтобы, конечно же, не ставить эту самую семью в условия риска, ведь каждый день юноше приходится контактировать с заражёнными. Пару недель назад, когда ситуация в мире начала накаляться, Милкович, скрепя сердце, всё-таки не препятствовал действиям мужа. Конечно, он запросто мог прицепить того наручниками к кровати и заставить соблюдать карантин вместе, — только подумайте, ведь карантин — это как тюрьма, только со смазкой, — но, к счастью или сожалению, этого не произошло. Микки, как бы тяжело ему не было в этой ситуации, осознавал всю ее серьезность, хоть и постоянно отвешивал шутки про «корону», и понимал, что даже если Милкович бы не отпустил возлюбленного, он бы сам свалил через пару дней, крича что-то про гражданский долг. Тем не менее, Микки тяжело. Тяжело, потому что парни прошли и без того через много дерьма в своей жизни, оставаясь порознь. Тяжело, потому что даже после их свадьбы он не может быть рядом с любимым. В конце концов, тяжело от осознания того, что со дня бракосочетания прошло всего пару месяцев, как наступает очередной пиздец. Взгляд Милковича падает на три небольшие фотографии, что криво, потому что на глаз, повешены над изголовьем кровати. На двух из них был запечатлен день свадьбы юношей: на первой красовался живописный поцелуй после фразы: «Объявляю вас мужем и мужем»; на другой — молодожены, аккуратно держащие друг друга за руку, из чьих лиц просто сочилось самое искреннее в мире чувство счастья, выходили из заведения, где и происходило бракосочетание, под бурные овации всех окружающих. Фотография, что висела по центру, была сделана в утро после первой брачной ночи. Здесь выделялись руки с переплетенными пальцами, на двух из которых блестели серебряные обручальные кольца. Губы Микки снова рассылаются в улыбке, когда тот разглядывает надписи и рисунки белым маркером, сделанные Йеном за день до его длительного путешествия на работу. «Посмотрите, что этот зек сделал со мной!!♡», — надпись, красовавшаяся на среднем изображении, после которой шла стрелка, указывающая на обведенное в кружок обручальное кольцо. На первой фотографии Галлагер лишь обвел лица парней в неровное сердечко. — Грех портить такую фотографию какими-то шуточками, — сквозь широкую улыбку прошептал Йен. — Как скажешь, Гей-Иисус, — в ответ засмеялся Милкович. На третьей же фотографии мужья были запечатлены сбоку, что позволило Галлагеру обвести задницу Микки в круг, добавив: «Моя прелесть. Теперь официально.». С каждым днём Милкович ещё сильнее скучает по этому рыжему медбрату, трудящемуся на передовых линиях. Скучает и безумно боится за него одновременно, ведь здоровье того сейчас находится в огромной опасности. Как ментальное, так и физическое. Конечно, контакт с инфицированными больными точно не добавляет очков здоровья Йену, но ситуацию ещё осложняет и то, что, без сомнения, парень в таких условиях работы находится в ужасном стрессе, что может усугубить проявление симптомов биполярного расстройства. Микки не знает, успевает ли Галлагер вовремя получать нужные препараты, и даже не знает, как он себя чувствует в связи со всем этим. Но самое главное, что его пугает, это то, что он не знает, как помочь. Часто, когда мысли Милковича снова углублялись во все темные уголки его больного мозга, что и провоцировало все его переживания, парень ловил себя на мысли, что ни о ком в своей жизни он не переживал так, как за своего, теперь уже, мужа. Никаких определенных выводов он из этого делать не собирается, потому что просто знает, что любит его. Есть ли здесь какая-то другая мораль? Микки кладет руку на тщательно прорисованное Йеном сердце. В ту же секунду по щеке Милковича стекает теплая слеза, оставляя за собой солёную дорожку-след.

***

— Хе-ей, — услышав знакомый голос, Микки стремительно направляется к лестнице, спускаясь на кухню, — Как вы там? — снова из телефона Дебби доносится интересующийся и теплый голос Йена. — У нас все хорошо, — в ответ улыбается девушка, — Дети! Йен здесь! — кричит Дебора, замечая лишь спустившегося, словно Флеш, Милковича. — Какие ещё дети? Я тебя на год младше, — отвечает Карл, спускающийся по лестнице с Лиамом. — Привет, солдат, — усевшись рядом со своей девушкой, Сэнди входит в диалог. — Как у вас обстановочка? Из динамика телефона слышится смех Галлагера. — Боремся с врагом, как можем, — улыбается, хоть и находясь в безумно уставшем состоянии, Йен. — Что с вашей самоизоляцией? Как Лип? — У них и без вируса самоизоляция процветает, — спокойно констатирует Лиам. — Ага, — брата перебивает Дебби. — Там не до пикников в безумно похорошевших за последние десять лет парках с момента рождения Фреда, — девушка с иронией в голосе и взгляде опускает глаза на Френни, с любопытством разглядывающей своего дядю на экране телефона. — Еще у нас скоро развернется третья мировая из-за выбора фильмов каждый день, — вздыхает Карл, демонстрируя почти развалившийся пульт. — Период полураспада пульта — пять дней, — говорит Лиам, заставив всех присутствовавших на этаже, хоть и добрая половина которых понятия не имеет о значении слова «полураспад», засмеяться. — Зато руки у всех чистые, — снова язвит Карл, — Да, Дебс? — Да! — повышает голос Дебби, улыбаясь. — Я же не хочу, чтобы мы с Френни подцепили корону от вас, непонятно где шляющихся по пути в магазин. — Никогда не видел, чтобы Галлагеры так заботились о чистоте своих рук, — смеётся Йен. Спустя ещё пару минут семейного разговора Галлагеров, в который Микки не сильно вмешивается, дав своему мужу насладиться общением с семьёй, Йен наконец интересуется: — А Микки рядом? — казалось, голос его стал чуть ниже и ещё более теплым. — Конечно, теперь он навеки с нами, — тараторит Дебби. Йен, заранее попрощавшись с семьёй, просит передать телефон возлюбленному. — Только вы ненадолго, — передавая телефон Милковичу и все ещё улыбаясь, отвечает девушка. — У меня там сериал недосмотренный. — Да, мой перерыв скоро заканчивается, так что не переживай, — вздыхает Галлагер. На лице парня, наконец увидевшего своего мужа, тут же появляется широкая улыбка. — Привет, любимый. Микки уже хотел возмутиться, но и не успев начать, оказывается перебитым. — И нет, ты ничего не сделаешь мне за «любимого». Во-первых, потому что ты меня любишь, во-вторых, у меня теперь есть патент на использование всех этих слащавых женатиковских словечек, который называется свидетельством о браке, — оба юноши засмеялись, будучи даже не в состоянии оторвать глаз от изображений друг друга. — Как ты там? Мои ещё не совсем на мозги капают? Ещё пару минут назад заполненный Галлагерами первый этаж опустел, так что теперь парни были наедине, что, конечно, очень условно. — Чтобы заебать меня, надо сильно постараться, — начинает Микки, — Например, поджечь ссаное здание, где должна была проводиться моя свадьба, — на лице его появляется напитанная противоречивыми чувствами улыбка, что вызвали, с одной стороны, воспоминания о выходке отца, с другой — воспоминания всё-таки состоявшейся свадьбы. — Окей, буду знать, — смеётся Йен. — Как ты себя чувствуешь там? С лекарствами все нормально? — Да, знаешь, справляюсь. Надеюсь не наделать какой-нибудь херни в мани́и, здесь и без меня проблем хватает, — Галлагер вздыхает. — Но пока все хорошо, стараюсь принимать лекарства, как только могу. Милкович улыбается и молча кивает. Пару секунд парни проводят в тишине, рассматривая, насколько это возможно, друг друга, ведь не виделись они уже довольно много времени и никто не знает, когда в следующий раз найдется время на такой звонок. Микки замечает мешки под глазами возлюбленного, спущенный на подбородок респиратор, виднеющуюся медицинскую форму, взъерошенные рыжие волосы, но, тем не менее, он улыбается. Ведь видит он самого настоящего Йена, и это все, в чем он нуждается. — Я очень скучаю, — неожиданно говорит Милкович. Брови Галлагера буквально на мгновение поднимаются от удивления, — Йен не часто слышит от Микки фразы, связанные с выражением чувств, так что каждый такой раз он ценит сильнее всего, — но тут же возвращаются в привычное положение, ведь взгляд его меняется на смесь чего-то огорченного и любящего всем сердцем. — Я тоже скучаю, — снова вздыхает Йен. — Я очень надеюсь, скоро все это закончится и мы наконец насладимся нашим браком. Милкович робко улыбается и, кажется, ещё сильнее влюбляется в своего мужа. Наверное, оба парня сейчас до сих пор не могли осознать тот факт, что они правда замужем друг за другом, поэтому говорят об этом чуть ли не каждую секунду. Но, в принципе, им это точно не мешает сейчас. Вдруг на фоне слышится громкий голос, отвлекающий Галлагера от разговора и, очевидно, что-то объявляющий. — Меня зовут, — возвращается к телефону Йен. — Прости, что так мало, — он извиняется, и его голос тут же становится ещё ниже из-за нахлынувшего осознания, что он не сможет провести, хотя бы в разговоре, с любимым ещё немного времени. — Я люблю тебя, Мик. — Все хорошо, — громкость голоса Милковича так же заметно понизилась. — И я люблю тебя. — Скоро увидимся, я обещаю. Пока, — говорит Галлагер, завершая звонок. Ещё пару минут Микки сидит в тишине, зачем-то смотря на экран телефона Дебби. Он пытается запечатлеть изображение Йена у себя в голове: почему-то он боится, что забудет то, как он выглядит. Но такой исход вряд ли возможен хоть в какой-то из вселенных — Милкович слишком сильно его любит, чтобы просто забыть его внешность, находясь на расстоянии. Сейчас Микки понял всю ценность нынешних технологий: ему удалось увидеть то, что он любил в этой жизни больше всего, даже за километры от объекта любви. Веснушки Йена.

***

На очередной поход за продуктами в воскресное утро снова, на удивление, соглашается Милкович. Желание Микки выйти на улицу, конечно же, не является никаким проявлением альтруизма. Непонятно даже для самого себя, парень как-то надеется хоть немного повзаимодействовать с мужем, которого тому безумно не хватает. Возможно, машина скорой помощи, за рулём который обычно и сидит Галлагер, будет проезжать где-то мимо или случится ещё какое-то чудо, выдуманное Милковичем, который, на самом деле, понимает всю бредовость своих фантазий, но не оставляет надежд, видимо. Вероятно, так же он и понимает, что находиться двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю дома — довольно тяжёлое занятие, так что даже такая получасовая прогулка расценивается как поездка в Диснейленд. На этот раз пару Микки решила составить Сэнди, очевидно уставшая от бесконечных монологов Дебби, чей язык ещё сильнее развязался после выхода семьи на карантин. — Думаешь, может взять эти «Lucky Charms»? — практически риторически интересуется девушка, остановившись у стенда с хлопьями. — Они дороговаты, но, черт… — Думаешь, мне не похер? — Милкович бесцеремонно перебивает сестру, разглядывая список продуктов. — Господи, откуда же, блядь, у человека руки растут? Неужели это такая пиздецки сложная работа: нормально написать ссаный список?! — голос юноши к концу экспрессивной реплики стал настолько громким, что, казалось, сейчас все стекло в помещении должно лопнуть. Еле дыша, Микки горячей рукой бьёт ручку тележки, и та тут же трескается, а сама тележка оказывается в паре метров от парня. — Эй, — Сэнди, мгновенно направившись в сторону брата, схватила того за руку, ведь, вероятно, тележкой бы он не остановился. — Мик, тише. Милкович резко выдергивает запястье из схватившей его руки сестры и, окинув ее грозным взглядом, уже открывает рот, чтобы вылить весь тот запас нецензурщины, что накопился за всю его жизнь, но не успевает осуществить задуманное. — Успокойся, слышишь меня? — голос Сэнди стал строже, брови ее опустились, но лишь на пару мгновений. — С ним все будет хорошо, ладно? Микки все ещё стоял с нахмуренными бровями, то отводя взгляд от собеседницы, то смотря ей в глаза, будто не понимая, о чем идёт речь. Но Сэнди, кажется, может читать мысли. — Оглянись: мы здесь одни, — девушка водит рукой по воздуху, обращая внимания на то, как опустело некогда наполненное толпами людей помещение. — Знаешь, что это значит? Это значит, что этот гребаный вирус распространяется медленнее. Это значит, что число заражённых не увеличивается. Это значит, что нагрузка на больницы уменьшается. И знаешь, что это, блядь, значит? Что Йен, твой Йен, будет в порядке, слышишь меня? — Сэнди проговаривает четко и негромко каждую букву в попытках успокоить своего брата. Ее руки гуляют по воздуху, добавляя ее речи больше эмоций, и ее взгляд направлен на собеседника, почему-то в один момент просто остановившегося и внимательно слушающего. Дыхание Милковича после очередного приступа злости все ещё не успело восстановиться, но сам юноша старался сконцентрироваться на словах собеседницы, поднимая на нее взгляд. — В конце концов, мы не средневековье живём. Сейчас все врачи и персонал имеют специальную одежду и всю прочую херню, чтобы защититься, — она делает перерыв, переводя дыхание. — Даже если что-то случится, он не в группе риска, окей? С ним все будет хорошо. Скоро все это уже закончится. Пожалуйста, успокойся, Мик. Ещё несколько секунд Милкович стоял, смотря на Сэнди и не имея понятия, что ей ответить. Он молча кивает, притворяясь, будто произошедшее пару минут назад — случайность и вообще никто ничего не видел. Но и Сэнди, и сам Микки знают, что тот безумно благодарен ей. Девушка же не зря провела с ним практически все детство, чтобы не знать его реакции в моменты стресса. И Микки был бы не Микки, если бы не скрывал все свои настоящие переживания перед людьми. Сэнди улыбается, после чего берет тот злосчастный список из рук брата в свои и наконец подходит к пострадавшей тележке, разбираясь в написанном. Милкович тяжело вздыхает. Сейчас он услышал то, в чем так нуждался все это время. — Спасибо.

***

Два месяца спустя.

— Доброе утро, Мистер Галлавич, — Микки будит до боли знакомый голос. — Какого х… — Милкович инстинктивно дёргается, еле-еле открывая глаза. Все ещё не осознавая происходящее, вдруг сонный взгляд парня падает на контрастную надпись «Скорая помощь Чикаго», рисующуяся на светло-голубой ткани. Отблески рыжих волос попадают в поле зрения ещё полуспящего Микки, после чего та сонливость, что была ещё секунду назад, тут же испаряется, и парень мгновенно вскакивает с кровати. — Йен! Боже, — казалось, он закричал так громко, что в столь ранний час разбудил весь дом Галлагеров. Руки Милковича мгновенно обвивают шею любимого и лицо его за доли секунд преодолевает расстояние между губами парней, но, неожиданно, оставляя буквально пару сантиметров меж друг другом, Микки останавливается. — Подожди, все ведь хорошо? Ты здоров? — Милкович тараторит. И нет, он точно не боится быть заражённым. Он боится за Йена. — Да, — смеётся Галлагер, прижимая любимого к себе за талию. — Да, конечно да. Я две недели не контактировал с больными, и анали… Йен не успевает договорить, ведь уже спустя мгновение чувствует на своих губах губы мужа. И, наверно, именно этих ощущений ему так не хватало все эти долгие месяцы. Микки прижимает Галлагера к себе так сильно, будто боится, что тот сейчас убежит. Он обнимает его, до сих пор не веря в то, что видит и чувствует. Поцелуй выходит слишком влажным и слишком чувственным; парни не собираются отлипать друг от друга ещё, как минимум, вечность. Йен старается быть нежным, в сотый раз изучая руками голую спину мужа и в тысячный раз прижимаясь своими губами к его, открывая и закрывая рот, приближаясь к любимому ещё сильнее, хотя, казалось, это уже было невозможно. Все-таки, спустя некоторое время, длительностью в полвека, парни отстраняются друг от друга, но, конечно, недалеко: их сил хватает ещё на милый и такой теплый эскимосский поцелуй носами. Ни на секунду руки одного не отпускали тело другого. — Я очень скучал, — шепчет Галлагер, кое-как восстановив дыхание. — Ты не знаешь, как я скучал, — сквозь улыбку, полушепотом произносит Милкович. — Ох, да? — губы Йена мгновенно растянулись в ухмылке. — Тогда давай выясним. Уже через секунду обнаженной оказалась далеко не только спина Микки. И, видимо, только что в жизни парней дал начало их уже второй медовый месяц.