Dependence

Последние лучи осеннего солнца, которое медленно скатывалось к горизонту, лениво одаривали Питер теплом. Осень выдалась до жути холодной, обещая такую же, до костей промозглую, зиму. Жители радовались теплу, охотно выходили на прогулку, выводят своих детей и домашних животных, по несколько часов нежась под лучами. Сегодня, двадцать восьмого ноября, был тот самый тёплый день, которого больше не будет — синоптики не обещали никакого потепления и советовали закупаться тёплой одеждой. Пропустить этот день — было сродни греху. Но Антон давно погряз в грехах. По самые уши. Парень даже не помнил, когда вдыхал полной грудью с мыслью в голове: «Всё хорошо. Всё в порядке». В его однушке, купленной сугубо на свои деньги, царил такой беспорядок, что Мистер Пропер просто бы развёл руками, мол, даже я тут не помогу. Бежевое кресло было перевернуто в непонятной позе, на полу разбросаны пакеты, пачки от сигарет, бутылки от алкогольных напитков и разный мусор вперемешку с одеждой. На прикроватной тумбе была ровная дорожка белого порошка, а рядом покоилась кредитная карточка. Клише, да, но так ведь удобнее. Лампа тускло светила оранжевым светом, освещая сие беспредел. Причина этого беспорядка лежала на кровати, то ворочалась, то стонала от боли в мышцах. Антон пытался найти удобное положение для ноющего тела, но то, словно издеваясь, не принимало ни одну позу. Шастун пытался улечься на кресле, но оно перевернулся, будто сгоняя с себя нежеланного гостя. Всё до жути бесило парня. Даже воздух казался не таким, каким должен быть. Поэтому, Антон просто лёг, надеясь уснуть и убрать разноцветные круги из глаз. Но и это не выходило. Вдруг, дверь в комнату приоткрылась, пропуская дорожку жёлтого света от включённого светильника в коридоре и тень от женского силуэта. Они (тень и свет) легли на лицо Шастуна, и тот недовольно разлепил глаза, которые, казалось, были склеены самым крепким клеем на свете. — Тоша, — раздался женский голос, — что ты с собой делаешь? Усталость и сонливость как рукой сняло. Антон резко сел на кровать, опуская босые ноги в пушистый ковёр. В дверном проёме стояла женщина с сухими чертами лица, копной светло-русых волос и с очень выразительными зелёными глазами. В них плескалась нежность вместе с болью, а одинокая слеза прочертила мокрую дорожку от глаза к подбородку, бесшумно упала вниз на ковёр. — Мама…- прошептал парень, — мама! Он было ринулся к женщине, но та выставила руки вперёд в обороняющем жесте: — Не надо, Тоша, не надо. — Почему? Где ты была? Мам, мама, столько лет прошло, где ты ходишь, мам, — сбивчиво спрашивал Шастун, садясь обратно на кровать. Спину ломило от резких движений. — Что ты делаешь? Ты же был таким хорошим мальчиком…- женщина сделала шаг к сыну. — Подумай о Вике, что она скажет, если увидит тебя таким… — Вика уехала, мам, давно ещё, не увидит, — ответил парень. Мама подошла к нему, почти вплотную, и тот упёрся лбом в её впалый живот, обхватывая руками за талию, обнимая и прижимая к себе, словно она могла исчезнуть в любой момент. Женщина запустила свою руку в волосы сына, поглаживая и взъерошивая и без того непослушные пряди. — Я скучаю, мама, слышишь? Очень скучаю, где же ты ходишь? — Тоша, я далеко, очень далеко, — туманно проговорила она, — там и папа есть, у нас там хорошо. Сердце парня сжималось, а лёгкие отказывались нормально функционировать. С глаз уже давно катились слёзы, а ткань от маминого кардигана впитывало всё без остатка. — Антон, прекрати это всё, хорошо? — женщина поцеловала сына в макушку, делая шаг назад. Шастун вскочил за ней, но та, положив свои руки ему на плечи, остановила: — Тебе со мной нельзя, сынок, ты ещё тут нужен, — она поцеловала его ещё раз. — Но, мама… — Нет, Антон, — жёстко перебила женщина. Она еще с минуты помолчала, а потом мягко добавила: — Ты делаешь мне больно, слышишь? Очень больно, Тошенька, и папа мучается. Мы же всё видим, а ты так с нами… Прекрати это всё, хорошо? Ещё раз поцеловав Антона, женщина вышла из комнаты, плотно закрыв за собой двери. Парень шатался, создавалось впечатление, что он вот-вот упадёт. Слёзы текли рекой, а щёки горели от того, что Шастун вытирал мокрые следы своей слабости рукавом рубашки. Антон резко выдохнул, как будто решился на что-то, о чём он думал несколько лет, и широкими шагами последовал за мамой. Резко открыв дверь, выходящую в коридор, он наткнулся на удивлённое лицо Арсения. — Отойди, я не успею за ней! — прокричал парень, пытаясь отпихнуть мужчину. Но тот, словно его ноги приросли к деревянному паркету, даже не сдвинулся. — За кем? — брови Попова взлетели вверх. Казалось бы, куда ещё выше, но каждая реплика его друга заставляла удивляться всё больше и больше. — Мама, там моя мама! Она сейчас уйдёт, ты меня задерживаешь! Блять! — Антон со всей своей силы пихнул Арсения в грудь. Тот слегка пошатнулся, но остался стоять в проёме, разделяя явно сошедшего с ума друга от выхода из комнаты. Только шумное и тяжёлое дыхание выдавало его, говоря о том, что удар был не такой уж и слабый, если считать, что мускулатура у Шастуна далеко не такая, как у древнегреческих богов. — Шаст, ты что, опять?..- мужчина посмотрел в глаза напротив. Зрачки были расширены до такой степени, что не было видно радужки. А потом взгляд Арсения метнулся за спину друга. Комната была в ужасном состоянии. Но всё, за что зацепился взгляд голубых глаз — это белая дорожка на тумбочке. Гнев закипел где-то в грудной клетке, начал расплываться по телу, особенно горели руки. На несколько секунд в голове промелькнула мысль, от которой он отмахнулся. Не хватало ещё не рассчитать силу и сломать нос Антона. Хотя, очень хотелось, но об этом мужчина никогда не скажет. Арсений нахмурился. Его тело напряглось до такой степени, что можно было услышать, как растянулась ткань дорогой рубашки и пиджака. А некогда голубые глаза стали угрожающе синими. Кулаки сжались ещё сильнее. — Антон, блять, что ты натворил, — произнёс Попов, впихивая друга в комнату и закрывая за собой дверь. Тот приземлился на кровать и сразу же поднялся на ноги: — Отпусти, я не успею! — Антон! — крикнул мужчина. Парень сразу же перестал как либо действовать, тихо сел на кровать и также тихо заплакал, смотря в окно. Арсений сел рядом, и Антон положил на его плечо свою голову, заставляя чужую рубашку впитывать свои слёзы. — Антон, она… она умерла, её здесь не было… — Не говори так! Я её видел! — запротестовал тот. Гнев сменился на жалость, и он обнял Шастуна. Тело в его объятиях тряслось, всхлипывало, прижималось. Арсению казалось, что он держит котёнка. Маленького, беззащитного, подавленного котёнка, если быть точнее. А он так держался за него, как утопающий за спасательный круг, боясь, что круг лопнет и оставит его в море, неумеющего плавать, одного. Сердце парня безумно билось, казалось, ещё немного — и оно пробьёт грудную клетку. — Нет, это наркотики. У тебя галлюцинации, её нет, — Попов прижал к себе парня. — Её нет, а тебе надо поспать немного, давай. Арсений уложил Антона, накрывая его первым попавшимся одеялом. Парень не отнимал рук от плеч друга, вцепившись мёртвой хваткой. — Арс, Арс, — заныл он, — не уходи, я не хочу быть один, пожалуйста. Они смотрят, не надо. Перед глазами Шастуна всё то тряслось, то расплывалось, а то и вовсе играло новыми красками, показывая всякие тени и монстров в углах комнаты, с острыми зубами и текущей из открытой пасти слюнёй. Вот пролетает синяя бабочка, совсем рядом с его носом, а вот на кровать запрыгивает чёрный кот, точно такой же, какой был у его мамы несколько лет назад, но он давно убежал из дома. Антон заулыбался, потянув руки к коту. — Хорошо, Тош, ложись спать, — проговорил мужчина, заметив, что чужие руки тянутся ни к чему, к пустоте, но Арсений точно знал — парень что-то видит, а это значит, что доза в этот раз была выше предыдущих. Или его друг подсел на что-то новое. Снова. — Арс, — тихо позвал Шастун, поглаживая за ушком кота. — Антон, ложись, сейчас Дима приедет, давай на боковую, — в который раз просит тот, беспокоясь, что нелепые и странные движения парня, которые напоминали поглаживание кого-то или что-то, не превратились во что-то более странное. — Я люблю тебя, — промурлыкал парень, быстро привстав и поцеловав Попова в уголок губ. Арсений удивленно посмотрел на парня, но тот уже громко сопел, явно показывая, что спит. Через десять минут наблюдений за этим телом (по-другому Арсений не мог воспринимать друга), он заметил, что грудь Антона не поднимается и не отпускается, как у всех нормально спящих людей. Он не дышал.

***

Питер накрыло серыми тучами. Ветки деревьев, которые скинули свою листву ещё месяц назад и были девственно пусты, тянулись к небу, словно хотели проткнуть своими острыми концами серую гладь и пропустить на землю хоть немного света и тепла. Тучи плыли медленно, тягуче, местами одни были темнее других, а одни и вовсе казались чёрными. Ещё вчера солнце грело землю, а сегодня погода полностью сопутствовало кислым лицам людей, которым, казалось, улыбаться было больно на физическом уровне. Антон поёжился, открывая глаза. Первым, что он увидел, это белый потолок. До слуха дошло какое-то пищание, а потом сопение. Парень попытался присесть на кровати, но, как только он попытался поднять руку, что-то словно потянуло её обратно. Кинув взгляд в бок, Шастун увидел, что к руке, которую он так и не смог поднять, тонкой линией тянулась прозрачная трубка, соединённая с капельницей. Такая же была и на другой руке. Рядом с капельницей стоял другой аппарат, показывавший давление и сердцебиение, сопровождаемый звуком в такт его сердца. «Вот, до чего я дошёл, — мрачно подумал парень, снова уставившись в потолок, — я явно не у Димы. Значит — в какой-то больнице. Надо выбираться». Как только он привстал, в глазах заплясали чёрные пятна. Антон громко выдохнул, зажмурился. Тёплая рука легла на плечо. — Антон, ляг обратно, — хриплый голос Арсения разбавил звуки, имевшиеся в этой комнате. Но у парня это вызвало приступ холода, пробежавший по спине огромным табуном мурашек. — Нет, — слабо прохрипел Антон и закашлялся. — Да! Антон, блять! — Попов разозлился, его глаза снова потемнели. — Посмотри, сука, на себя! На свои руки! Мужчина взял чужую кисть в свою ладонь, поворачивая внутреннюю часть руки к другу. Она была бледная, в цвет белоснежного больничного одеяла, на некоторых участках были видны порезы, шрамы, но основная часть составляли зажившие точечки от уколов, а вокруг них синяки. Вены — выпуклые, синие, а некоторые фиолетовые — пробирались дорожкой через все эти отметины. Шастун замер. Он никогда не замечал этого, откровенно говоря, ужаса, что творился буквально перед его носом. Парень заворожено провёл подушечками пальцев по отметкам, не веря, что всё это — на его теле, что всё это — он делал сам на протяжении нескольких лет с редкими перерывами. — Арс, я… — он попытался хоть что-то сказать, но все слова остались на кончике языка. И их так никто и не услышит. — Ты придурок, вот кто ты, — устало выдохнул Попов, садясь обратно на кресло напротив кровати. — А я вдвойне придурок, который думал, что ты сам с этим справишься. Который верил тебе. — Что теперь будет? — озадаченно говорит Антон, продолжая разглядывать самые яркие точки на руке. Арсений подпёр подбородок ладонью, прикрыв глаза. Спина замлела после сна на неудобном больничном кресле и теперь со всем своим недовольством давала понять, что эта идея — не самая лучшая в жизни мужчины. Он начал засыпать, но сопение Антона не давало этого, ведь ему казалось, что чуть засни он — так парень сразу же откинется, как и мысли, что бились в голове, точно как загнанная птица в клетке. Когда его друг перестал дышать, Попову показалось, что он и сам перестал дышать: лёгкие сжались до такой степени, что сердце отдавало острой болью. Мужчина начал делать нужный массаж, которому его научил верный друг, а ещё по совместительству врач, Антона — Дмитрий Позов. Дима появился через несколько минут после остановки дыхания парня, а скорая, которую Попов сразу же вызвал, уже была в пути. Благо, Позов поменялся местами с Арсением, ведь тот так сильно нажимал на грудную клетку Шастуна, грозя сломать и без того хрупкие рёбра. Антона вовремя доставили в больницу. Врачи, которые госпитализировали парня, похвалили мужчину за умение в стрессовой ситуации принимать верные и быстрые решения. Не дав никаких обещаний по улучшению состояния друга, они удалились вместе с Димой для оформления документов на отправку Шастуна в наркостационар, но сказали, что без его же соглашения — ничего не получится. Попов не спал до самого утра, глядя на то, как прозрачная жидкость из капельниц медленно течёт по такой же прозрачной трубке точно в вену друга и слушая, как сопение спящего парня вперемешку с писком прибора наполняет комнату. Мужчина боялся, боялся до дрожи в кончиках пальцев, что сопение прекратится, что сердце остановится, и на тёмном экране покажется красная и ровная полоса. Что Антона не станет. Но организм, который к тому же подвергся самому сильному стрессу, был против ночных посиделок, поэтому Арсений провалился в царство Морфея. Ему ничего не снилось, только на подкорке сознания слышался писк аппарата. Ещё душу мужчины тревожил тот поцелуй и признание в любви. Не то, чтобы Антон был паинькой во время приходов, но такое впервые. Да, он залазил на деревья, чтобы помочь птицам слезть, да, он купался в реке, чтобы очиститься от загрязнённой атмосферы, и, да, он заходил в церковь, чтобы послать Бога нахуй, ведь верил, что тот прячется под одной из скамеек. Было много чего и разного, но не такое. Боль в горле стояла комом. Это всё допустил Арсений. Сам, своими руками отдал Шастуна в руки наркотической зависимости. Ведь он с самого начала всего этого видел, что происходит с другом, но доверился ему. — Арс, всё нормально, — убеждал его Антон, широко и искренне улыбаясь. Уже тогда его зрачки были расширены. — Нихуя не в порядке, — вслух произносит Попов, и пара зелёных глаз непонимающе уставилась на него. — Прости, это я… так…вспомнил кое-что, забей. Антон одарил друга слабой улыбкой. Он уже лежал на кровати, а понятие всего происходящего начинало давить мёртвым грузом на душу. — Это, я, получается, чуть не умер? — протирая глаза, разрушает неловкую паузу Шастун. — Именно, — безэмоционально отвечает мужчина. Минута тишины медленно перетекла в час. Антон то засыпал, то просыпался, чтобы убедиться, что Арс здесь. А тот сидел, глядя то на парня, то на дверь. Он ждал, что сейчас появится Дима и всё объяснит этому придурку. Он так и не пришёл. Попов вздохнул — придётся брать этот разговор в свои руки. — Антон, ты должен будешь кое-что подписать, — начал убеждать он. — Пару бумажек — и тебе помогут. — Не, Арс, я сам себе помогу, — устало и лениво проговаривает Шастун. — Ты сам себе не поможешь, Тох, ты уже пытался — и вот где ты сейчас. Я тебе обещаю, что я оплачу всё сам, ты только… — Нет, — грубо перебил парень, — мне не нужна помощь. Арсений нахмурился. Он никогда не спорил с Антоном, ведь тот настырный и никогда не даёт заднюю, что во время конференций и встреч по работе, что в разговорах с друзьями. — Работа! — мужчина резко поднялся с места. — Я, блять, совсем про неё забыл, сегодня же с кредитным агентством встречаемся… Антон чуть ли не открыто смеялся, глядя на то, как Попов приглаживал непослушные волосы, как одной рукой натягивал синий пиджак, а другой писал своей секретарше сообщение, что опоздает, вслух зачитывая его. Когда мужчина направился к двери, Шастун окликнул его. Тот обернулся. — Обещаю, я справлюсь. Всё будет отлично, — с улыбкой проговорил парень.