Только выживи.

Форма ещё час назад до предела своего накалилась, в летний зной став настоящей ловушкой. Знал бы Шото, что мечта его остудится, вот такой станет, то сплюнул бы через плечо все три раза. Парень с тихим ужасом, застывшим где-то в груди онемевшего тела, не чувствовал под собой боле опоры. Его выбили из мира, но небо чистое всё равно ярко пылало, на фоне которого ясный ангел явился. Изуку с ужасом руки к нему тянул, лучами солнечными обрамлённый, а Тодороки шевелиться не мог, бледные кисти к образу святому желая поднять. Тело давно с духом разошлось, оставляя Шото самому со всем справляться. Показалось, будто тёплая рука схватила его, но резкий удар о водяную гладь мигом все звуки и образы поглотил, в свой грязный омут затягивая парня с головой. Приятные тёмно-зелёные глаза исчезли, оставляя лишь сладкое послевкусие в памяти. «Мы обязательно ещё встретимся, Изуку» * * * Затылок пронзила тупая боль, а вода продолжала шумно плескаться вокруг, шустро по течению своему тело утаскивая, каждый камень ношей своей цепляя. Парень медленно из вязкой пустоты в себя приходил, где-то в подсознании смиряясь, что на пятьдесят процентов уже трупом стал. К его счастливому удивлению, течение вскоре затихло и остались лишь глухой гул, да собственное дыхание, смешанное со слабым сердцебиением. Ещё секунду назад парень не ощущал под собой ничего, но вскоре затылок его коснулся мягкого берега, заставляя откинуть голову, поднимая подбородок вверх, к ясному небу. Тодороки с трудом сморгнул влагу с тёмных ресниц, мутно облака редкие в небе разглядывая. Его обуяло счастье, ведь жизнь тело бренное не покинуло, даря второй шанс. Медленно из ушей тёплая вода, смешанная с кровью, на песок влажный вылилась, одаривая парня чётким слухом. Теперь, вместо приглушенного гула, Тодороки расслышал тревожный шелест камышей, да ветра шум. Вода рядом продолжала с плеском огибать тело парня в районе груди и лица, но умыться ею Шото не смог. Тело почему-то отказывалось подчиняться хозяину, плавно раскачиваясь на поверхности мутной воды, будто мешок, набитый листьями. Волосы продолжали развиваться в этой грязной воде, словно прудовые водоросли, имея оттенок морских кораллов. Пробитая голова обильно кровоточила, образуя корону между влажных локонов и глади песка. Шото медленно повернул больную голову в сторону, щекой касаясь тёплой воды. На фоне жёлтого песка ярко выделялись тяжёлые берцы, окропленные каплями засохшей грязи и покрытые слоем пыли. Их обладатель неясно матерился себе под нос, прикладом автомата пихая бледное тело в воде. Тодороки искренне надеялся, что попал в руки своего отряда или хотя бы отделения, но, увидев ярко-алую повязку, вмиг обрушил в груди все надежды. Его точно теперь убьют или оставят гнить среди этих вонючих водорослей, рыбам и насекомым на трапезу. — Что это за дерьмо? — Бакуго брезгливо поморщился, склоняясь к полумертвому парню. Кацуки его взглядом внимательно изучал, но примечательного ничего не увидел – обыкновенный раненный солдат. Смиренно закрыв глаза, Шото стал ожидать своей участи под изучающим взглядом врага. Вода продолжала ласкать его тело, заманивая к себе от страха лютого, но Тодороки просто не знал, что его отличительная повязка течением унеслась, потому, считай, он теперь безымянный. Безымянный, но живой. * * * — Кто это, брат? Шото смутно чужие голоса слышит, теплом напряжённой шеи наслаждаясь. Он совсем близко к незнакомцу, дышит прямо в ухо, но уверен, что только с этим раздраженным блондином здесь в безопасности – за спиной его грузом мёртвым болтаясь. — На берегу подобрал, — резко отвечает Кацуки, словно это у них в порядке вещей, словно каждый день случается, а потом в палатку тело грузное бросает, злой взгляд на товарища своего устремляя. — Чё встал, аптечку неси. — А, да! — Киришима судорожно закивал, наскоро добегая до рюкзаков массивных, выискивая объёмную коробочку. Как только она в руках Бакуго оказалась, блондин шикнул на своего друга, пинком выкидывая из палатки. — Нечего глазеть, иди доложи лучше, что нашли безымянного, будем личность устанавливать, — грубо рычит Кацуки и аккуратно голову Шото приподнимает, разбирая цветные локоны. Они на ощупь жёсткие и липкие, а во всём кровь да вода склизкая, пропитанная цветущими водорослями, виноваты. Добраться до раны оказывается тяжело, но Бакуго справляется и ловко её обрабатывает, управляясь искусно с бинтом. — Имя своё говори, — в процессе дела бубнит парень и мокрую куртку с солдата стаскивает, пока тот пустым взглядом точку одну прожигает. — Я не помню, — сухо отвечает Шото, ни одной мышцей не дрогнув. Врать его с детства учили, он знает, что превосходен в этом, но презрительный взгляд Бакуго всю подготовку сшибает за раз. За пределами палатки суета начинается и Тодороки напряжённо замирает, понимая, что весь спектакль только лишь начинается. * * * Шото не может ни спать, ни передвигаться самостоятельно, полностью свою жизнь в руки скандального парня подарив. Он нервы ему жрёт нещадно, бьёт иногда, но почему-то разговоры его перед сном столь привычны стали, что без них уже никак не засыпается. Почему Кацуки с ним возится – всё ещё загадка, но разгадывать её совершенно не хочется. — Блять, когда ты есть сам уже будешь?! — зло рычит на него Бакуго, орудуя ложкой рядом. Похлёбка сегодня солёная слишком, сразу понятно, что на дежурство другой вступил. Кацуки и готовил вкуснее, и порции выделял куда больше, оправдываясь тем, что больным "жрачка" помогает лучше всяких горьких и противных лекарств. Шото молчал зачастую, в основном злые причитания слушая, но сам уже всё нужное разведал. Ему бы только время подгадать, да сбежать отсюда подальше, чтобы к своим вернуться. Изуку, наверное, совсем от горя поник, ведь они с ним как братья. Погибшим ли объявил он его иль всё верит в его возвращение? — Двумордый, ты меня достал, — Кацуки тарелку отставил и грубо тряпкой чужой подбородок утёр, розоватое пятно на раздражённой коже оставляя. — Прости, — сипло говорит Тодороки и замечает, как мгновенно злость Бакуго затихает. Действенное средство, однако, нашлось. * * * — Ублюдок, ты же всё помнишь! — Бакуго сел рядом на хлипкое брёвнышко, грозным взглядом всматриваясь в всполохи пламени. Тени его лицо с руками ласкали, бегая, будто в догонялках. — Ч-что? — голос осип и Тодороки мысленно сматерился, не умея сдерживать первые вспышки эмоций. От лица вмиг кровь отхлынула, а руки предательски затряслись. «Сейчас точно убьёт. Я не успел...» — парень губу закусил, от своих мыслей взгляд опуская. Страх облепил его тело и оставалось лишь поддаться ему, впадая в отчаяние. — Я не собираюсь тебя выдавать, — шипяще прошептал блондин, скаля аккуратные зубы. Брови светлые сильнее к переносице опустились, но глаза свои алые Кацуки от языков пламени в костре не отвёл. — Я сразу догадался, что ты не наш. Движения, говор другой. Актер ты, честно говоря, херовый, даже ребенка одурачить бы не смог. — Почему ты это делаешь? — Шото сжал в кулаках форменные брюки, пододвигая ноги к себе поближе. Грудью ложась на них, Тодороки так же на огонь засмотрелся, переливания его наблюдая. В груди, взамен паники, появилось смиренное спокойствие. Страх ушел, на его место явилась надежда. — Потому что я тебя своими руками вытащил, башку твою тупую бинтовал и кормил, пока ты, блять... — блондин резко осёкся, когда голос повысился выше положенной в ночи нормы, — пока ты только глазами своими красив... тупыми двигать мог! Шото в немом ошеломлении вслушивался в слова этой взрывной машины для убийств. Бакуго нервно палку в костёр отбросил, вызывая вспышку резкую, что пепел белёсый по поляне разбросала. — Кацуки... — Заткнись, двумордое отродье! — зло прорычал Бакуго и аккуратно кусочек пепла с алых волос стряхнул, шершавыми пальцами мягкие локоны цепляя. Блондин сам себе ответить не мог, что творит сейчас и зачем же столько высказал врагу, но что-то в груди подсказывало, что так правильно. Однако страх ошибки все ещё присутствовал, на уровне инстинктов затаившись в сознании. — Мы ведь вместе начинали, значит, до конца вместе и пойдём. Широкая ладонь шумно опала на плечо, крепко сжимая шершавую ткань. Кацуки рывком к себе парня подвинул и так замер, вслушиваясь в чужое дыхание. Эта фраза должна была кучу вопросов на цветную макушку свалить, но, кажется, пробитая башка на мышление его все-таки воздействовала. Главное теперь этого дурака как-то к своим переправить, пока дюже проницательные товарищи все не прочуяли. А там уж дело своим чередом пойдёт – Шото боец искусный, Кацуки помнит. — Спасибо тебе, Бакуго. Шото надеется, что в мирной жизни будет им шанс дан, чтобы друзьями открыто стать. Лишь бы выжить в кровавой бойне, а там и рукой подать до дома родного, да мечт потаённых. Жаль, что прошлое смутными воспоминаниями в голове всплывает... — Только выживи до следующей встречи.