След ветра на воде — шесть букв

      – Покорнейше прошу прощения, добрый господин, но не могли бы вы подсказать, почему мы не двигаемся? Кого-то ожидаем? – Ши Цинсюань осторожно коснулся плеча стоящего впереди человека. – Сколько ни пытаюсь понять, что делает вереница людей в ночном лесу, никак не получается. Ничего толкового не придумывается... Тропа перегорожена упавшим деревом? Впереди город? Ай, дурная моя голова! Совершенно не помню, куда я шёл и как тут очутился.       – Мы все умерли. – Старик обернулся и добродушно улыбнулся. Как будто сообщил что-то заурядное. К примеру, что колени болят, и завтра быть непогоде. Что его сын сегодня на ярмарке видел диковинных птиц. – Говорят, пятьдесят лет назад всё быстрее происходило... Ну, посмертное распределение, понимаете? А как один из законов мироздания утратил силу, и система рухнула, так начался бардак. До сих пор не кончился, к слову, очередь с каждым годом только длиннее становится.       – Очередь? – Ши Цинсюань удивился, но без особого энтузиазма. Каким-то странным образом факт собственной смерти тревожил меньше, чем непонимание бюрократической процедуры после. Какая ещё очередь? Куда? Было бы неплохо уточнить. – На небеса или в преисподнюю?       – Никто не знает.       Пока мужчина преклонных лет перебирал пальцами длинную седую бороду, к обсуждению присоединились ещё несколько душ. Пара мальчишек-близнецов выглянули из-за спины Ши Цинсюаня, ещё двое – парень и девушка – подошли откуда-то со стороны и деловито закивали, подтверждая слова пожилого мужчины:       – У каждого из нас есть при себе свиток со всеми жизненными деяниями. Говорят, комиссия, состоящая из небожителей и демонов, проверяет его, и коли был ты неблагочестивым человеком, то не снискать хорошего местечка после смерти. Быть съеденным нечистой силой! Лучшие же перерождаются.       Ши Цинсюань проверил рукава своего белоснежного одеяния и действительно обнаружил свиток. Вот только он оказался девственно чист. Ни следа чернил, ни единого неосторожного пятнышка на нём не было. Возможно, ничего хорошего при жизни Ши Цинсюань не сделал, возможно – не умел читать, и поэтому теперь испытывал трудности, сложно сказать наверняка. Он ещё несколько раз смотал и размотал тонкий пергамент, однако никаких изменений не произошло.       – Но он же пуст! – воскликнул кто-то, озвучивая общую для новичков тревогу. – Я ничего не вижу.       Старик снова спокойно улыбнулся:       – Это чтобы никто ничего не исправил. Комиссия сумеет прочесть, не волнуйтесь. – И после этого люди задумчиво притихли, стараясь вспомнить прошлое. Каждый вдруг захотел предугадать, где вскоре окажется. То и дело раздавалось чьё-то хмыканье или красноречивые гласные, но отчего-то Ши Цинсюань был уверен: никто в лесу из своей биографии ничего не помнит, как и он сам. Остаётся ждать вердикта комиссии, но сначала – вытерпеть бесконечную очередь.       Было свежо, но не холодно. Пахло хвоей, прелой после летнего дождя опавшей листвой, и журчали цикады. Кто-то из умерших мирно спал на голой земле, сложив ладони лодочкой под щекой, другие же собирались в небольшие компании и играли в камешки, тихо переговариваясь и иногда посмеиваясь.       Ши Цинсюань отошёл немного в сторону и присел на выступающем корне ближайшей лиственницы. Он решил, что, если кто-то из толпы сделает хоть шаг, он тут же вернётся на своё место, а до того – посидит немного и приведёт собственные мысли в порядок. Молодой человек рассматривал узоры, вышитые на его поясе, гадая, кем же он когда-то был, когда вдруг почувствовал на себе чужой взгляд.       Жёлтые зрачки внимательно смотрели из темноты между деревьев, но страшно не было. Лишь безумно любопытно, поэтому:       – Вы тоже в очереди? Плохо адаптируетесь в новом для вас обществе, поэтому стесняетесь подойти?       – С чего бы мне вообще адаптироваться? Ещё и в обществе, – неприветливо огрызнулись в ответ низким голосом. – Не хватало.       – Но как же... – Ши Цинсюань на мгновение растерялся. – Разве вы не трепетали никогда в предвкушении приключений, встречаясь с интересными людьми? Не любите знакомства и общение?       – Терпеть не могу.       – Но со мной ведь разговариваете.       – Не планировал. Ты... Вы сами начали эту бестолковую беседу.       – Она очень даже занимательная! – После этого Ши Цинсюань подскочил на ноги и с глуповатым выражением лица побежал в сторону размытой тени, словно намеревался обнять давнего знакомого. Или не словно. – И вам срочно нужна компания, я уверен!       – Какого чёрта!        Обладатель янтарных глаз ругнулся ещё раз и громче, когда его всё же схватили за бледные кисти и утянули в пятно лунного света. Затем заключили в кольцо рук и бело-голубых тканей и залепетали утешение на ухо:       – Подозреваю, что здешним краям и обитателям чужды эмоции, но предположим, что вам до неприличия страшно знакомиться с кем-то, а мне – ни капельки. Так вот. Я делюсь с вами уверенностью в том, что всё будет хорошо! Чувствуете невероятную лёгкость в теле, будто мы вот-вот взлетим? Чувствуете?       Ответом ему был тяжёлый вздох:       – Да, чувствую.       – Здорово!       – Отдавленные ноги.       – Что... Ой, прошу прощения! Я такой неуклюжий, что аж стыдно. Не прошло и пяти минут моего пребывания в этом чудном лесу, как я уже и ханьфу испачкал, и человеку навредил. Надеюсь, ваши пальцы целы? Ещё раз прошу прощения!       – Что? – едва слышно просипел незнакомец.       – Извините, говорю. Мне правда жаль.       – Нет, ханьфу...       – А! У меня вся грудь в жирных пятнах, хотя я точно помню, что ничего не ел. Как такое может быть? Ума не приложу.       Некоторое время Ши Цинсюань не решался продолжать разговор. Стоял, переминаясь, обкусывал губы и поглядывал на светлячков вдалеке. Он даже не знал, стоит ли издавать какие-то звуки в принципе. Юный господин в чёрном довольно грубо оттолкнул от себя, после чего закрыл ладонями лицо и надолго замолчал. Не оставалось ничего, кроме как вернуться на облюбованное место у дороги и бездумно уставиться на всё прибывавших и прибывавших усопших.       Интересно, есть ли разница, каким богам они молились? Ближе ли к логичному финалу теперь находятся праведники? Сгорбленные фигурки, младенцы, красивые девушки – с уверенностью можно сказать только то, что костлявая не пощадила никого из них. Кто был богат, а кто беден, счастлив или убит горем, в преклонном возрасте или расцвете сил. В конечном счёте, очередь для всех оказалась одна.       Потеря памяти – великое благо, подумалось тогда Ши Цинсюаню. В ночном лесу ожидания царило невиданное умиротворение. Никто не плакал, жалея себя, и не спорил. Каждый простил своих обидчиков, поблагодарил врагов, отпустил любимых и ждал новой жизни. Одно не давало покоя:       – Как же я так смог? – Ши Цинсюань попытался оттереть грязные разводы сначала ребром ладони, а после и вовсе подобранным у ног кленовым листом. Он не переставал бормотать себе под нос: – Нет, это прямо-таки поразительно.       – Ничего не выйдет. – Смутно знакомый голос донёсся откуда-то сверху. Сложив руки на груди и упершись в пятнистый ствол дерева плечом, стоял недавний знакомый в угольных одеждах. Золотом блестели серьги-кисточки, браслеты и вышивка на предплечьях. – После смерти все предстают в том облике, в каком при жизни были наиболее счастливы. То, как они выглядели в самую радостную свою секунду, и это никак не изменить.       – То есть, пик моего благосостояния пришёлся на тот момент, когда я был похож на свинью, поэтому оно теперь не оттирается?       – Судя по всему.       – Ох...       Оба неловко набрали в рот воды, и Ши Цинсюань, расценивая неподвижность своего нового знакомого как хороший знак, решился спросить:       – А вы давно умерли?       – Весьма.       – И до сих пор ждёте своей очереди?       – Я не человек.       Ши Цинсюань охнул снова.       – Тогда... почему вы здесь?

***

      – Господин Хозяин Чёрных Вод, Градоначальник в отъезде, и...       – Я знаю, – рявкнул Хэ Сюань, обрывая бормотание семенящего за ним по пятам демонёнка. – Поэтому и пришёл.       Ещё трое мелких бесят бежали следом, перебирали такими же чёрными мохнатыми копытцами, но не решались подать голоса. Нечасто в Призрачный город наведывались Князья, так что мелкие уборщики, которым было поручено присматривать за Храмом Тысячи Фонарей, не знали, как себя вести. То ли лебезить и угождать, то ли молить прийти в другой день, когда хозяин будет дома, во избежание неприятных ситуаций.       Самый старший из «охранников» неуверенно проблеял в гордо выпрямленную спину в чёрном:       – Градоначальник велел не спускать глаз с Его Высочества, поэтому... – Он явно не знал, как заикнуться Черноводу о том, что если он хоть пальцем тронет наследного принца, то конца света не миновать. С одной стороны, такие слова могли быть расценены как угроза, с другой – Хуа Чэн будет в бешенстве, узнай, что в его отсутствие кто-то посторонний слонялся без особого дела в Храме, и существовала угроза жизни Се Ляня. Инстинкт самосохранения против инстинкта самосохранения; красные зенки лихорадочно бегали.       Хэ Сюань не выдержал нервного топота позади себя и резко остановился:       – Мне и даром не сдалось Высочество вашего Величества. Сгиньте! – И бесы растаяли серыми тучками от страха. Ледяной тон Черновода здесь и сейчас напугал их больше возможного гнева Собирателя. – Деньги оставлю, и сразу обратно. – Уже самому себе под нос бурчал. – В Храме он чаще всего бывает, заметит сразу.       Ночь была облачной, тревожной, в воздухе витал запах гари. Хэ Сюаню хотелось поскорее пережить ту минуту позора, когда он оставит где-то у алтаря для подношений принесённое с собой золото и сможет улизнуть обратно в родные пещеры. Такой вариант возврата долга – если быть честным, то части долга – казался ему менее позорным, чем если бы он отсчитывал монеты Хуа Чэну лично под пристальным и насмешливым взглядом.       Да, проблемы с плесенью в замке. Да, требует капитального ремонта и дальновидного планирования финансов, с чем у Хэ Сюаня большие проблемы, и что теперь? Разве это повод шутить мерзкие шуточки про «начни продавать сушёную воблу, авось разбогатеешь»? «Ещё на панихиды иногда нанимают и платят за горестный вид, это твой шанс».       Хэ Сюань упрямо стиснул челюсть и вошёл в Храм. Он как раз выложил последний из слитков на аккуратную горку и собирался исчезнуть, когда услышал мычание довольного своей жизнью человека (бога) и:       – Хуа Хуа, ты так быстро вернулся? Я уже... О, здравствуйте.       Медленно поднявшись с колен, Хозяин Чёрных Вод всё ещё обдумывал, как объяснить свой визит, когда Се Лянь широко улыбнулся. Он поправил выбившуюся из причёски прядь волос, сложил руки у груди и доброжелательно спросил:       – Вы не голодны? Я как раз приготовил пирог.       Стало понятно, почему в округе так несло горелым.       – Вынужден отказаться. – Заметив на чужом лице тень расстройства, Хэ Сюань вдруг подумал, что Хуа Чэн тоже впоследствии может лишиться хорошего настроения и засчитать пять слитков за один, поэтому поспешил исправиться: – Я не голоден, поскольку уже ужинал.       – Пирогом? – поинтересовался Се Лянь.       Ага, с морской начинкой. Капитаны кораблей нынче сытные пошли, упитанные.       – И им тоже. – Черновод не особо вежливо обошёл бога войны и сам не заметил, как начал молиться всемогущей тьме, чтобы его больше не трогали никакими светскими беседами. Он был даже готов заплатить за это несуществующими деньгами, прочнее влезть в бесконечный долг с диким процентом, только бы не.       – Хозяин Чёрных Вод! – Окликнули его уже у самого выхода, когда Хэ Сюань собирался торжественно раствориться в ночи и ещё лет двадцать не появляться в этом городишке, будь он неладен.       – Да? – Даже не обернулся в ответ, просто замедлил шаг.       – Как вы себя чувствуете?       Чувствуете? Это что, шутка такая? Как может себя чувствовать многолетний труп? Восхитительно, пожалуй. Тем не менее, вопрос задел Хэ Сюаня за абстрактное живое. Последние годы он вёл себя агрессивнее обычного – это факт. В Южное море уже несколько месяцев не заходили рыбаки, они были до ужаса напуганы прошлыми бурями, поэтому приходилось довольствоваться судёнышками редких смельчаков и тянуть костлявые руки-драконы в чужие воды.       В основном, Демон Чёрных Вод Сюань занимался тем, что сворачивал шеи и пожирал тварей, которые решались сомневаться в его могуществе и противиться захвату территорий. Хэ Сюань и сам не понимал, что пытался таким поведением и кому доказать. Обычно тихий и нелюдимый, он действительно переменился, и не только в этом.       Он больше не ходил в столицу, не было нужды.       Знал, что мусорное божество пользуется популярностью у нищих, поэтому Се Лянь всегда будет совестливо заботиться о своих верных попрошайках. Акт мести свершился давно, кровавый эпилог со сцены был произнесён талантливым актёром – им самим, и даже занавес теперь опущен. Ши Уду мёртв, Ши Цинсюань – жалкий никто, всё стало так, как изначально было предписано судьбой, конец. Между тем, долгожданное спокойствие не приходило даже с течением времени. Возможно, именно в битвах Хэ Сюань пытался его найти, как бы глупо такое ни звучало.       – Мрачнее некуда, не жалуюсь. – Он не стал дожидаться следующей реплики Се Ляня и поспешил убраться восвояси.       Черновод шёл к границе города быстро и задыхался. Давно утраченная эмоция, что-то на грани обиды на других и жалости к себе, нездоровой зависти, встала поперёк горла комом и мешала трезво мыслить. Хотелось разрушить, убить, вытоптать каблуками оставшиеся после пыль и пепел, но если бы это только помогло. Позже он разнёс общий зал собственного дворца, рухнула одна из колон, но снова и снова осознавал: ничего не изменилось. В груди по-прежнему холодило одиночеством, свежая кровь на руках не смывала давние ржавые разводы.       Несколько часов спустя, лёжа на морском дне под толщей мёртвой воды и наблюдая за белыми призраками, кружащими над ним, неподвижным гулем, Хэ Сюань смог наконец понять себя и природу своего гнева. Мысль была насколько простой, настолько и жуткой: он скучал по тому, что у него когда-то было, и одновременно – не было никогда. Ему больше не улыбались. Он не смог бы построить ни для кого настоящий дом, как Хуа Чэн, даже если бы очень сильно захотел. Его не ждали, не спрашивали о самочувствии. Не предлагали омерзительное на вкус печенье, заботясь.       Возможно, демон Чёрных Вод Сюань упустил тот миг, когда умер во второй раз, но это же просто смешно.       Перед глазами материализовался лист бумаги. Он чуть светился, поэтому кривоватые даже после десятка лет практики иероглифы Хуа Чэна Хэ Сюань узнаёт и читает с первого раза:       «Он скончался вчера, если тебе вдруг интересно».       Ничуть.       «Я знаю, что ты хранишь у сердца, так что попробуй не врать ещё и самому себе».       Да какого х...       «Больше никаких водных смерчей из-за твоего психоза на побережье, не заставляй меня снова восстанавливать там молитвенные дома и нервничать».       Вот же одноглазый урод!

***

      – Вы уверены, что я смогу вернуться?       – У тебя есть какие-то другие варианты?       Ши Цинсюань задумался.       – А вдруг я упущу своё место в очереди?       – Не упустишь. Стоящие на той тропе обречены ждать годами, потому что небесные светила всё никак не определятся, как работать. Подозреваю, что души теперь перерождаться будут не раньше, чем через пару сотен лет. А то и позже.       – Ого! – Возможно, Ши Цинсюаню только показалось, но тогда он проглотил что-то вроде обиды. Грусти. Перспектива бесконечно ожидать в тёмном и сыром месте самого важного в твоём существовании приговора, потому что кто-то бессмертен и не пользуется временны́ми понятиями, звучит крайне несправедливо. Впрочем, тогда получается, что час прогулки с загадочным незнакомцем в чёрном погоды не сделает, можно соглашаться на любую авантюру. – А куда мы идём?       – Увидишь.       – А как вас зовут?       Короткая пауза.       – Хэ Сюань.       – А я... Я... – Не мог же он внезапно забыть собственное имя, верно?       – Ты – Ши Цинсюань.       – Да, точно.       Хэ Сюань дёрнулся так, будто хотел оглянуться и в последний момент передумал. Не захотел смотреть в глаза, объяснять, откуда знает. Он молча уводил Ши Цинсюаня всё глубже в чащу, пока не остановился у двух деревьев, чтобы внимательно осмотреться и деловито хмыкнуть. На влажной и свободной от листвы земле был аккуратно выведен круг перемещения, но засиял мягким синим свечением лишь после того, как его исполнитель завершил узор длинным прутом. Хэ Сюань отбросил ненужную более ветку и протянул руку. За его плавными и уверенными движениями было интересно наблюдать, волнительно, так что, шагая вслед за своим похитителем, в яркий столп света, Ши Цинсюань ничего не боялся. То ли не мог, то ли и вовсе не собирался.       Секунду спустя они уже стояли у края отвесной скалы над морем. В горле тут же запершило от свежего насыщенного воздуха, и Ши Цинсюань закашлялся. Ярко светило солнце, отражалось на водной ряби и приятно щекотало скулы. Глаза заслезились от резкой смены обстановки, и ещё несколько минут не верилось, что всё вокруг настоящее. И молодая зелёная трава под ногами, и цветы, и яркая бирюзовая гладь внизу. Ветер на лице ощущался потрясающе. Ши Цинсюань блаженно зажмурился, подставляясь под тёплые ласковые порывы, и внезапно испытал необъяснимое чувство.       – Почему ты плачешь?       – Я? – неподдельно удивился. – Плачу?       Щёки и правда были мокрыми. Ши Цинсюань поспешил смахнуть рукавом непрошеные слёзы. Пальцы правой руки непроизвольно сжимались в кулак, чего-то не хватало в ладони, неприятно сосало под ложечкой, и тогда он почти шёпотом спросил:       – Зачем мы здесь?       Хэ Сюань на несколько мгновений превратился в недвижимую статую. Он был красив, безумно. Тёмные одежды подчёркивали пропорции высокой фигуры, прищур глаз выдавал в нём персонажа умного и непростого. В осанке угадывалась не только гордыня, привычка считать себя лучше других, но и какая-то едва уловимая робость. Стараясь казаться невозмутимым, он плохо скрывал наличие неуверенности в своих поступках, и Ши Цинсюань не сомневался в том, что видел.       – Разве тебе здесь не нравится?       – Нравится, но...       – Тогда просто наслаждайся видом.       Чужая нелюдимость всегда объяснима, но, поскольку было неясно, когда закончится сказка, Ши Цинсюань не стал раздражать очередной попыткой завязать диалог, а прислушался к данному ему совету – если так можно было назвать грубую ремарку Хэ Сюаня. Он не понимал, где находится, снова забыл, как его зовут, но всё это меркло перед красотой местности. Тянуло там жить, любить, радоваться и делать хорошие дела даже для тех, кто о тебе через день не вспомнит. Лёгкость в теле, эйфория в сознании.       Хэ Сюань наблюдал. Пристально следил за каждым шевелением белых одежд. Как пальцы срывают цветы и сплетают их в простой венок. Как трогает аккуратные пухлые губы лёгкая улыбка блаженного. Ши Цинсюань подошёл к самому краю, заглянул вниз, и от внезапного головокружения оступился. Он вполне мог бы свалиться с обрыва, если бы его молниеносно не перехватили за талию. Всё произошло настолько быстро, что получилось выдать только удивлённое:       – Ох, я же не смог бы умереть во второй раз, верно?       – Учитывая твою неуклюжесть, думаю, сама вселенная пересмотрела бы свои правила. – Холодные руки не отпускали. – Ты всё ещё заставляешь меня за тебя волноваться, что за чёртова власть...       Последние слова прозвучали тихо и отчаянно. Если бы Ши Цинсюань мог ощущать вину, то он обязательно смутился бы. На языке вертелись десятки вопросов, от почти безобидного «Почему вы обращаетесь ко мне неформально?» до откровенно прямолинейного «Мы были раньше знакомы?», однако двигаться и издавать какие-либо звуки не хотелось. Время жестоко в своём нежелании останавливаться, прошлое – в невозможности переиграть сценарий по-другому. Спиной Ши Цинсюань чувствовал какую-то подвеску, неприятно впивающуюся в позвоночник, поэтому вместо глупых слов, рвавшихся из него наружу, он обернулся и без разрешения дёрнул за цепочку на тонкой шее, чтобы утолить любопытство.       Это был очень странный кулон – словно два плоских листа золота скомкали в пародию на шар, особенно не заморачиваясь над смыслом подобной формы. Хэ Сюань от подобной наглости оторопел, но украшение вырывать из чужих пальцев не стал, ждал какой-то особенной реакции. Этого, к сожалению, не случилось. Ши Цинсюань посмотрел в глаза перед собой, в считанных сантиметрах, и неловко улыбнулся:       – Давайте вернёмся? Не думаю, что меня кто-либо ждёт, но всё же пора.       Синее свечение, лес, едва заметная тропинка между высоких сосен.       Очередь, что не удивительно, не сдвинулась ни на шаг, однако проблема была больше в том, что Ши Цинсюань совершенно не помнил, где он изначально стоял. Не видел знакомых лиц и растерянно топтался на месте, вызывая у других душ насмешливое покашливание. Меньше всего он ожидал, что следовавший за ним по пятам, но остановившийся в тени разлапистых крон Хэ Сюань подхватит его под локоть и поведёт вперёд, мимо уставших лиц ожидающих.       – Хэ-сюн, разве так можно? – беспомощно вскрикнул Ши Цинсюань.       – Пусть кто-то попробует сказать мне, что нельзя. – Прозвучало это крайне злобно, однако произвело приятное впечатление, и Ши Цинсюань неосознанно заулыбался. – Я делаю это не для тебя, а для себя, понял?       – Да-да, конечно!       Рано или поздно они должны были бы сказать друг другу «до свидания», и когда этот момент настал, Ши Цинсюаню не было грустно. Всё так же легко, беззаботно. Его слабо беспокоило лишь одно, и близость прощания придала ему смелости:       – Зачем ты сюда пришёл? Только ответь честно.       – Хотел проведать...       – Друга?       – Да, друга. – В тёмных глазах плескалась ничем не прикрытая боль.       – Почему?       – Что именно?       – Почему ты хотел его проведать? Слишком скорбел и не хотел отпускать?       Прежде чем Ши Цинсюань вместе со своим именем окончательно забыл всё, что с ним в ту бесконечную ночь произошло, он ещё много часов помнил яркую рябь у подножия скалы, прикосновение ледяных губ к костяшкам его пальцев и:       – Я хочу, чтобы он поскорее вернулся.

***

      – Мин-сюн, клянусь, я больше никогда не буду пить.       – Я слышу это каждую неделю.       – В этот раз точно!       – А такое – раз в две.       – Точно-точно-точно!       Мин И больше ничего не ответил. Он беспощадно раскрыл плотные шторы, впуская в покои Повелителя Ветров солнечный свет, а потом ещё и высокие окна настежь открыл. Вместо благодарности услышал очередной протяжный, мученический стон откуда-то из-под вороха подушек. Ши Цинсюань поспешил закопаться в мягкий пух как можно глубже, и было похоже на то, что он собирался провести в постели остаток жизни. Кровать огромная, простыни будут менять слуги, еду тоже кто-то принесёт – перспектива открывалась прекрасная.       Не исчезало только твёрдое намерение Мин И поднять Ши Цинсюаня на ноги и заставить пойти на плановое собрание во дворце Владыки Цзюнь У. Формальность и скукота несусветная, ведь на Небесах давно ничего интересного не происходило. Чем делать вид, что крайне заинтересован в последних сплетнях о том, кто у кого украл ландшафтную композицию прихрамовой территории, лучше поспать до обеда, а потом поспрашивать у случайных свидетелей, как Генерал Наньян на днях случайно напоролся глазом на эфес Чжаньмадао. Четырежды. Потом было ещё интереснее...       Понимая, что иначе Ши Цинсюаня не выманить, Мин И приблизился к нему с тарелкой ароматного бульона, не забыв при этом направить пар тыльной стороной ладони в нужное направление. Одеяла заинтересовано зашевелились, и секунду спустя на свет белый показалось знакомое мятое лицо со следами сна на щеке.       Повелитель Ветров минувшей ночью не нашёл сил переодеться, так что всё ещё был в лучшем из своих белых парадных одеяний. Он выхватил пиалу со спасительной жидкостью, однако не удержал равновесия и комично завалился обратно на божественную задницу, вылив часть супа себе на грудь. Ши Цинсюань смотрел то на грязную одежду, то на свои кривые руки, а после снова застонал. Выглядело это настолько нелепо и смешно, что Мин И не сдержался и расхохотался вслух.       Он видел глуповатого пса, опрокинувшего на себя миску с водой и недоумевающего теперь, куда делась щедрая подачка хозяина в невыносимую жару, и никак не одного из самых могущественных небожителей. Щенок сначала посмотрел снизу вверх с удивлением, а затем с теплотой пробормотал:       – Никогда не видел тебя таким счастливым.       – Приведи себя в порядок. – Мин И снова был холоден и серьёзен. – Я жду у ворот.