Поскользнулся

      Откуда-то взявшаяся ветка больно хлестнула по щеке. Он не успел заметить её, так как несся слишком быстро, руками раздвигая кусты перед собой. Мальчишечий смех нагонял его перекатами июньского грома, грозился достать молнией в спину. Он дернулся в сторону, зашипев от несильной, но внезапной боли, и неожиданно поскользнулся. Вязкий прибрежный ил с распростертыми объятиями принял маленькое тело, скрыв его в шуршащих камышах. Смех и крики стали совсем близкими, поэтому, несмотря на то, что в оба ботинка ему залилась вода, а форменные штаны рисковали потерять свой истинный цвет, замаравшись грязью, он притаился, стараясь даже не дышать. — Орфей! Орфе-ей! Перестань прятаться, белая ворона! — самый голосистый из стайки третьекурсников выкрикивал предложения подлиннее, остальные же довольствовались пронзительным гиканьем и бесконечным выкрикиванием глупого прозвища. К счастью, его попытка спрятаться в камышах оказалась удачной. Не заметив соскользнувшего к болотцу мальчика, ребята пробежали мимо, пересчитав каждый ствол растущего вблизи дерева звонким стуком палок. Просидев еще с пару минут, Феликс позволил себе пошевелиться. Ноги заныли, растянутые от таких кульбитов, ушибленные и растерзанные ветвями руки саднило, как после хорошей драки. К горлу подступил горький ком совсем-совсем детских, обиженных слез, которых сил сдерживать не было. Он начинал прозябать, несмотря на теплый майский день, ему было больно и до глубины души неприятно за всю несправедливость. Чёртовый Сергей Александрович! Что он ему сделал, чтобы с первого дня заслужить такое? И все эти однокурсники брата — какое им дело? Сам Николай хорош, даже не заступился. Слёзы горячими ручьями текли по щекам, на подбородке сливаясь в одну мутноватую от грязи каплю. Феликс наплевал на всё и утирался рукавами мундира — в любом случае влетит от ректора, хуже уже не будет. Вспомнив ректора и предствив, какой будет вначале его реакция, а потом реакция родителей, мальчик зарыдал еще больше. Почему-то он совсем не подумал о том, что, вообще-то, гнать по лесу первокурсника и бить его палками далеко не хорошее дело. Он подумал о том, как разочарован и зол будет отец, узнав, что его младший сын не смог противостоять задирам и в буквальном смысле сел в лужу (в штатное лицейское болото, если быть точнее). Как будет смотреть на него маменька, как она будет качать головой и сдвигать брови, с тоской оглядывая с головы до ног. Как будет тяжело молчать брат, которому тоже влетит, за то что не смог предотвратить, исправить, помочь. На Николая Феликс злился, но как-то фоново, незаметно. Вроде всегда так было: братская любовь братской любовью, а доверие всегда как весенний лед тонкое, моргнешь — растает или разломится. Из тягостных размышлений его вытащил шум камышей рядом. Феликс мигом затаил дыхание и опасливо уставился на темноволосую макушку, возвышающуюся над такого же цвета рогозом. Макушка приблизилась, и заросли раздвинули тонкие руки. Из получившегося просвета на него с каким-то странным выражением лица смотрел однокурсник Николая, имени которого Феликс не запомнил. Ему показалось, что в темном взгляде было пониманием, почти сочувствие, и это немало удивило юного волшебника. — Это кто тебя так? — старший мальчик подал ему руку и помог встать. Ноги, совсем задеревеневшие от ледяной воды, разъехались, и Феликс чуть не упал обратно, затянув с собой еще и своего спасителя. — Та-ак, та-ак, стоять, не падать, — отрапортавал тот, подхватил мальчика под грудки, сцепив пальцы в районе солнечного сплетения, и равком вытянул на сухой берег. Феликс сдавленно крякнул и от неожиданности чуть снова не сел на траву, но удержался, уткнувшись носом в белую рубашку (в момент сделав её не совсем белой, а в поэтичные зеленовато-красные разводы). Встав рядом, третьекурсник скептически осмотрел шмыгающего мальчика и достал из петлички волшебную палочку. После пары пассов и прошептанных под нос слов, грязь и ил с штанов Феликса сползли вниз, не оставив на ткани следов. Он, завороженно приоткрыв рот, смотрел вначале на свою одежду, а потом на волшебника рядом. Мокрые от слез голубые глаза блестели на продирающемся сквозь листву солнце, как тающие в марте сосульки. Старшекурсник усмехнулся. Он достал из кармана платок и вытер мальчику лицо, как следует пройдясь по забитой царапине на щеке. Феликс недовольно зашипел и зажмурился. — Что случилось, расскажешь? — спросил волшебник, закончив приводить его в человеческий вид. — Поскользнулся, — хмуро ответил Феликс. — Врать плохо, тебя разве не учили? — увидев удивленно округлившиеся глаза, чародей рассмеялся. — Но не ябедничать похвально, конечно. Не в этом случае, правда. Они с минуту помолчали, медленно двигаясь к зданию Лицея окружными путями, через заросшие тропинки в зеленых зарослях. Набрав побольше воздуха, Феликс твердо сказал: — Спасибо. — Да не за что, — волшебник пожал плечами. — Не я должен был это делать. Юсупов не сразу понял, к чему была последняя фраза, но потом вспомнил, почему этот юноша казался ему знакомым. — Ты… Саша? Учишься с моим братом? Тот чинно кивнул. — Чижевский, третий курс. А ты, если я не ошибся, младший Юсупов? — мальчик хотел повторить его интонацию, но Александр не дал ему договорить, резко притянув к себе и приложив палец к губам. Феликс замер, и увидел, как у входа в Лицей столпились его обидчики. Они вряд ли могли их заметить, но определенная осторожность и правда не мешала. Мальчишки быстро скрылись внутри, видимо, найдя занятие интереснее глумления над первокурсником. Феликс хотел было что-то сказать, но заметил, какое презрительно-отвращенное лицо было у Александра. Тот помотал головой, будто бы стряхивая с себя воспоминания, и потянул его вперед. — Идем к твоему ректору, младший Юсупов. А потом к брату, и я удостоверюсь, что ему станет стыдно, — с этим заявлением Феликс спорить не собирался, поэтому доверчиво сжал в ответ руку, державшую его.