Маленькая жизнь на войне.

Шум. Гул и потрескивание в ушах. Темный смог и копоть. Привкус крови и земли во рту. Ледяной дождь. И грязные обезображенные тела повсюду. Ещё один снаряд разорвался где-то в метрах ста от меня. Звон в ушах оглушает с такой силой, что хочется остановиться и завыть во весь голос. Ты теряешь ориентир, хватаешься руками за землю, чтобы удержать своё тело. Глаза колет пыль и песок, которые поднялись тяжелым грузом в душащий жаркий воздух. Открыть глаза. Нужно открыть глаза и двигаться. Вдыхаешь раз и больше не хочется выдыхать. Ты с силой ползешь в место, куда отдана команда. Выдох. У тебя есть около десяти секунд, чтобы не вдыхать вновь. В твоих легких оседает смола и порох. Кажется, что если тебя поджечь, ты взорвешься, будто маленькая живая бомба. Чувство, что в следующий раз ты не сдержишься и глубокий тяжелый кашель возьмет вверх над тобой. А это означает только одно - остановку. Даже одна самая короткая остановка может стоить жизни. И не только тебе одной, но и товарищам. Останавливаться нельзя. Остановишься и тебя съест это облако серы, которое как коршун, летает над добычей и ждёт. Остановишься и враг найдет тебя, разорвет в клочья. Остановишься и остановишь взвод. Остановишься... и этот душащий гуд всей своей неизмеримой силой обрушится на тебя и уничтожит в считанные секунды, которые ты позволил себе. Остановиться - значит сдаться. Остановиться - значит принять смерть. " Я ещё не готова прощаться. " - крутилось в моей голове, пока я с силой раздвигала хлипкую тяжелую грязь локтями. Во рту чувствовался привкус серы, химикатов, крови и земли. Казалось, что ещё немного и начнет рвать от количества отравленной войной земли, которая попадала в мой рот, нос и глаза, которая нередко глоталась или оставалась скрипеть между зубов. Со всех сторон над окопами пролетали пули и гранаты, люди с надрывом перепрыгивали постройки укрытий, слышны были выкрики русской и иностранной речи, вой техники и пулеметов. " Только бы добраться до той вышки. " - сидело в голове с удвоенной силой, которую я повторяла как мантру - " Только бы добраться ". Была надежда, был шанс, была уверенность, самая мизерная, но всё же существовала, что получится. Нужно двигаться. Половина отряда отделилась, чтобы обойти врага с тыла, а я и несколько ребят ползли к большой вышке, которая только чудом уцелела в бомбежку. Ещё каких-то десять метров. Кожа под ногтями, от большого количества грязи перемешанной с засохшей кровью, ноет так, что кажется легче отрезать себе фаланги, чем очистить их. На правой щеке также рубиново-красный след слился с гнилью и копотью и уже подсохший сминался при каждом разе, как я сжимала челюсти : при рывках, проталкивая в толще земли и воды свое тело, при сдерживании своего крика боли и усталости . В метре от вышки лежала гора трупов : мужчин, женщин... и детей. Люди с застывшими лицами. Смиренные, дрожащие от страха, ухмыльнувшиеся, обеспокоенные и .. ничего не говорящие. С рваной одежды, обезображенных худых грязных рук, носа, подбородка и смолянистых волос тихо и аккуратно, обрамляя каждый миллиметр, стекала вода, смешиваясь с каплями крови каждого. В этой картине живой была только она, которая тонкими струями проходила по ранам. Получился такой...ржаво-коричневый цвет с легкими оттенками алости. Но чем ближе я подкрадывалась, тем больше казалось, что кто-то сейчас заговорит тяжелым болезненным голосом : " Помогите. Прошу помогите мне... ". Но больше всего сердце сжималось, и казалось становилось маленькой невидимой точкой в моем теле, когда я заглядывала в открытые стеклянные глаза детей, которые замерли в глубоком смертельном испуге. Их маленькие хрупкие ручки свисали, будто протягивая из последних сил именно тебе, чтобы ты вытащил, спас их, был их героем, ведь они не виноваты. Они не виноваты в войне! В каждом, абсолютно каждом детском личике я видела лицо Али, моего сына. Каждый ребенок буквально был моим и кричал заплаканным умоляющим забитым голоском : " Мама! ". Они помогли нам. Те люди, которые погибли, тела которых сейчас лежали вплотную к друг другу, в хаотичном беспорядке войны, помогли нам; защитили,укрыли от глаз врага, не раскрывали врагам и хранили свое молчание. Благодаря им мы смогли проползти ко входу вышки. Той вышке, которая стала теперь нашей надеждой. Надеждой на победу перед смертью. Поднявшись на ноги, я рывком подбежала ко входу. Лишь передняя узкая часть ствола моего пистолета выглянула первая, а после и я, просматривая новое место на наличие кого-то живого. Помещение с голыми прогнившими зелеными стенами было полузатопленное, с обломками этой постройки. Видимо, вышка не была в эпицентре бомбардировок, но от ближних взрывов не спаслась. " Главное, чтобы вся конструкция выдержала, пока мы будем внутри. ". Неаккуратный шаг в мутную плотную воду, на дне которой, казалось, был мох или нечто вязкое, будто живое, засасывающее ногу, отдался порывистым всплеском и незначительным, на первый взгляд, звуком, который разнесся по всем коридорам вышки. " Вот дерьмо! " - с замиранием сердца понимала это я, прислушиваясь к реакции на свой звук. Тишина. - " Кажется, никого нет. Но нельзя терять бдительность. ". Оглянувшись, я подала жестом команду, что путь свободен. Я просматривала взглядом этих молодых пронесшихся мимо солдат, которые все как один были в грязной от мокрого песка и пороха военной одежде, и в руках держали автоматы в полной готовности выстрелить в любую секунду, а за их плечами были винтовки с многозадачным прицелом. Часть ребят осталась внизу и заняла одни из выгодных позиций, которые сразу были заметны при анализе первого этажа. А я и пару моих лучших ребят отправились на второй. Обшарпанные лестницы, пролеты были лишь отчасти целы со своими скользкими, от мутной воды и зеленого налета ,ступенями. Аккуратные тихие наши шаги. Первый коридор и первая выгодная позиция. Несколько следующих были с разрушенными без шанса на восстановление стенами и полом.Но удача и находим вторую позицию, которую занимает хоть и молодой, но опытный парнишка, у которого глаза горели желанием вернуть в наш мир справедливость и спокойствие. Осталось немногое - добраться мне до последней точки ( её я, кстати, приметила ещё до того, как мы зашли. ). Одной идти спокойней, потому что слышны лишь одни звуки - собственные. Дыхание, замирающее при каждом шаге, в котором отстукивал бешеный ритм сердца, проскальзывающее движение ноги и еле уловимый шелест вонючей грязной военной одежды. Пролет последнего этажа. Задняя часть здания практически разрушена и был высок риск, что при ответной стрельбе, окружение не выдержит и обвалится, хотя позиция подходящая - уничтожить новый поток врага, пока они не подкрались к нашим внизу - с ней шансы были бы выше. " Да и то место должно быть одно из самых выгодных. " Шорох. Я резко разворачиваюсь с пистолетом в руках. Никого. " Но я отчетливо слышала кого-то . Слева. " Моё сердце принимается бежать марафон, а воздух окончательно хочет остаться в легких. Прохожу коридор и всматриваюсь в комнату по левую сторону. Один комод и полуразрушенная стена. Помещение так затопило от дождей, что половина ботинка пропадало в воде. Я остановилась, прислушиваясь. Три секунды. Пять. Десять. И вот скрип и мой вдох.. Мой прицел направлен на открывающуюся дверцу комода. Задержав дыхание, я готова стрелять. Только покажется макушка этого иностранного засранца... Но первыми показываются...детские пальчики. Такие грязные маленькие худые детские пальчики, которые пытаются открыть дверцу комода. Они беспомощно со всей своей оставшейся силой пытаются приоткрыть дверцу. Напрягаются и сжимают вкладывая всю свою детскую силушку в прогнившее дерево. И в этот момент мои руки будто под тяжестью какой-то внутренней колющей боли и удивления и непонимания, уходят вниз и опускают тем самым палец с крючка в сторону. " Это ребенок. Это чертов ребенок! " Показалась темная головушка с растрепанными отросшими и намокшими волосками. Сгорбившись, мальчишка лет семи всеми силами пытался вылезти с деревянного ящика, который не мог до конца открыть, постанывая внутрь себя, царапая свою смуглую гладкую кожу на пояснице необработанным деревом, которое задрало вязанный свитер. То ли он просидел там невероятное количество часов, а может и дней, то ли споткнулся, но его ноги тут же подкосились и он морщась обессиленно мощно упал коленями в воду, и, испугавшись, тут же посмотрел в стороны. И тут наши взгляды встретились. Солдат с оружием в руках и маленький беззащитный мальчишка, который был по колено в вязкой жидкости. В мгновение его глаза округлились и налились неописуемой паникой. Той паникой, что сдавливает грудь и ты не делаешь ни вдоха ни выдоха. Ты не можешь. Ты не жив. Ты будто умираешь на эти секунды и даже минуты. Предсмертная паника. Он смотрел на меня и на пистолет в моих руках. Он не двигался, задержав дыхание, и только подрагивающая маленькая голубо-розовая губка выдавала признаки жизни. Я смотрела на него и не знала, что делать. " " Я чуть не убила ребенка! " - будто колющим комом сидело в моей голове. Я стала аккуратно поднимать ладонь, будто хотела и пыталась приручить страшного испуганного зверя. - Ной бат! Ной бат! - тут же истерически, почти ревя, прокричал мальчик, к его глазам подошли слезы, и стал он размахивать руками. Теперь у меня началась внутренняя паника от растерянности и незнания. Я чуть не выстрелила от неожиданности, мой палец дрогнул около спускового крючка. Я показала пистолет и стала его плавно опускать его на землю ( также обезопасив себя от инстинктивных действий ), не сводя своих глаз с мальчика, у которого уже ручьем лились слезы, но который по прежнему впитывал каждое мое движение, каждый меняющийся миллиметр картины. На моем лбу появились складки и мне казалось, что я сама сейчас не сдержу своих слез, от того, как мне было жалко его и больно смотреть на последствия войны в виде ребенка, загнанного котенка, который пытается выжить. Не жить, а выжить. - Я не хочу тебе зла. - оставляя пистолет в воде, также прошептала я медленно, как и стала подниматься с колена. - - Нэ убивай. Нэ убивай! - говорил он, всхлипывая, вытирая слезы намокшим рукавом поношенного свитера. - Нэ убивай. - повторила я за ним,и замерла, - Нэ убивай, - и ещё раз, когда он стал успокаиваться. Но в душе хотелось успокоить не только его, но и себя. Я чувствовала, как мои пальцы подрагивали. Я совсем не знала, что делать дальше. В голове только крутилось то, что я чуть не убила ребенка. Ребенка, у которого есть или были мама и папа, возможно, сестры и братья, бабушки и дедушки, тёти и дяди. Маленькую жизнь, которой около семи лет. Жизнь, которая чуть не оборвалась из-за такой, как я, выполняющей приказ одной из враждующей стороны. Жизнь, которая видела пока только войну, трупы и смерть. Жизнь, которая может увидеть и почувствовать когда-то свежий воздух, счастье и любовь, то уже когда-то чувствовала я, мои товарищи, другие люди, которые уже пересекли черту " ребенок". Я смотрела на этого мальчугана, с его темными запутавшимися между собой кудряшками, впалыми щеками; он одет в грязный мокрый свитер болотного цвета, который явно велик ему на пару тройку размеров. Его глаза были красными от слез, а на лбу красовалась багровая полоса. " Зацепил какое-то стекло, наверное. " - Как тебя зовут? - спросила я, всё ещё находясь в полуприседе. Он смотрел на меня испуганно-непонимающе. - Ты понимаешь меня? - он молчал, его губы всё ещё подрагивали, как и маленькие черные от тины ладони. Я вздохнула, понимая, что взвод ждёт, но оставив его здесь, отчасти я стану убийцей. Он не выживет долго один. Хоть он и проворен ( по нему видно, что он не так робок ). - Если ты хочешь жить, то ты должен пойти со мной. - я всяческими жестами, показывая на меня и на него, пыталась донести суть слов. Он смотрел на меня, смотрел и смотрел. Складка на лбу его чуть сжималась, а в следующую секунду заглаживалась. Мальчик явно разбрасывал все варианты происходящего. Его пугала обстановка. Пойти ли с незнакомой женщиной? От ответа решалась его судьба. Женщина в форме и с оружием. Либо защитит, либо убьет. Мне тоже было бы страшно. И я бы не поверила. Он покачал головой, его брови почти перекрещивались. Я напугала. - У тебя есть кто-то из родных? Он вновь покачал головой. - Ты уверен, что справишься? - он смотрел так серьезно и сосредоточено, что не у многих взрослых мужчин взгляд так тверд, как у этого семилетнего мальчика. - Береги себя, хорошо? - неуверенно сказала я. Хотелось обнять его, прижать к своей груди и не отпускать, защитить от всех грехов этого мира. Не должен ребенок видеть войну. Не должен.

***

Перед глазами стоял образ мальчика. Его глаза полные кристальных слез, маленькие черные от грязи ладошки трясущиеся от страха и холода. Даже стоя уже на позиции, с винтовкой и подготовленной зоной, я не могла выбросить из головы образ ребенка. Вдох. Выдох. Перезарядка. Прицел. Выстрел. Мой ход - команда ребятам к атаке. За какие-то секунды, вслед за первым врагом, легли ещё пять человек. Перезарядка. Выдох. Прицел. Выстрел. И силуэт мальчика, который остался в этой грязной холодной болотной воде по колено. Глубокий вдох. Через тройку наплывов нас заметили и стали наносить ответный огонь. Стены слегка посыпались, а некоторые пули стали пролетать в дыры, своей мощью разнося следующую. Здание ещё держалось, хотя под гнетом обстрела долго стоять не обещало. У меня в помещении поднималась пыль, дышать становилось труднее, закидывали дымовые завесы, но больше страдали мои товарищи, ведь я была выше всех. Хотя каждый в моей команде знал, что нужно делать. Смещаться по правую сторону. Издали слышен топот на лестничной площадке. Враги поднимались, их задерживали мои товарищи, а вот снаружи почти никого не осталось, все подкрепления уничтожены. У меня осталась последняя цель - снайпер на одном из деревьев. Из-за сосен к нему трудно добраться - много толстых ветвей и близко расположенных стволов. Перебравшись вправо ещё на какие-то метры, снайпер стал входить в зону поражения. Прицел. Шум на моем этаже почему-то перепугал меня, рука дрогнула - я промахнулась. Обернувшись, я никого не увидела. Шум ушел. Я насторожилась. И вернуло меня к винтовке то, что пуля от врага чуть не прилетела мне в голову. Металлическая решетка спасла меня. " Мне нужно убрать того снайпера. " Прицел. Шум. Рядом. Я пытаюсь не отвлекаться и вести снайпера. Выдох. Выстрел. Снайпер снят и летит вниз, обездвиженный, мертвый и бесчувственный, задевая неживыми руками и всем телом мощные ветви, цепляя почти каждую из них. Мне казалось, что я слышу каждый хруст его косточки, задетой сучком этой сосны. Я оборачиваюсь. Мимо прохода пробежали солдаты. " Неучи. Даже не просмотрели моё место. " Убрав снайперскую винтовку и взяв пистолет, я ожидала, что кто-то заглянет ко мне " в гости " и получит в лоб пулю. Я ждала. Это был лучший неожиданный вариант из возможных сейчас. Но все они двигались в одном направлении, не смотря по сторонам. " Странно. Они не могут быть настолько все глупы и невнимательны. Дело в другом. Но вот в чём?" " Они бегут в часть разрушенной вышки. Единственное, что там было : вода, ямы и... мальчик. Тот ребёнок! Вот черт! Его заметили! " Я сразу выдвинулась в след топоту десяти солдат. Зайдя в разрушенную часть, которая, казалось, сейчас рухнет, солдаты стали просматривать каждую из комнат. Я зашла вслед за первым. Два выстрела и он устранен. На шум обернулся солдат с противоположной комнаты и получил пару пуль. Забежали ближайшие солдаты и легки рядом со своими товарищами. Послышались ещё выстрелы. Заглянул ко мне и мой солдат. Мы чуть не пристрелили друг друга, ей богу. Мои губы дрогнули в улыбке. Такой счастливой легкой спокойной улыбке. Мне было уже хорошо от мысли, что он жив. И бежать спасать одной ребенка - дело полностью безрассудное. Но теперь меня могут прикрыть. - Там мальчик, - сказала я, подойдя к товарищу, и, заглянув в небесно-голубые глаза, сжала плечо смуглого мужчины, с которым мы уже около года работаем в команде. - Что? - он посмотрел на меня встревоженно. - Мы должны добраться до него первыми. - на лбу появилась складка, я с надеждой смотрела на товарища. Ему хватило всего пару секунд на размышления. Он серьезно посмотрел на меня и кивнул головой. Мы проходили несколько проемов, комнат, развалин. Можно было перемещаться только по некоторым уцелевшим участкам бетона. Всё остальное проваливалось вниз. Здание складывалось, как карточный домик. По моим расчетам от прошлых солдат осталось всего двое. До места, где был мальчик в прошлый раз, оставалось две комнаты. В первой мы нашли одного из солдат, а во второй другого. Зачем они пришли в вышку было непонятно, цель в виде мальчика была лишь догадкой. Моей сумасшедшей догадкой. Мы дождались куда пойдет солдат, чтобы узнать про их цель. Он ходил из комнаты в комнату. - Ан край! - ярко закричал он, когда зашел в очередное помещение. Я перепугалась, что он нашел мальчика раньше, и рванула. Мои ботинки захлюпали по скользкому бетону, хлюпающий звук разносился по коридору с такой силой, как капли разбивались об поверхность воды. Я подставляла себя и товарища, выдавая нас, но желание спасти ребенка перевесило весь здравый смысл, который когда-либо имел место быть в моей жизни. На шлепки от ботинок обернулся солдат, направляя автомат на меня. Но не успел он выстрелить в голову, я попала в него раньше. Его рука дрогнула и пуля, предназначенная для головы, попала в моё правое бедро. Мой же выстрел был в точное направление. В голову противника. Это чувство небольшого секундного жжения и холод по всей ноге. Он сладко растекался, как горячее топлёное молоко. Будто кусочек льда пустили по моему кровотоку, который распространялся по всей системе, заражая своим щипающим жжением. Пульсация в висках. Немеющие подушечки пальцев. Опустив глаза на бедро, я увидела багровое пятно с небольшой вырезанной точкой, из которой пульсирующим движением текла кровь. В меня и раньше стреляли, по коже проходил острозаточенный нож, когда пропускала удары, то и кулаки, монтировка, всё, что имелось под рукой у врагов. И никогда себя не чувствовала так болезненно, как сейчас. Так безрассудно поступить! Мне чуть не стоило это жизни. - Черт, - вырвалось у меня, когда я затягивала ремнем поверх бедра. " Поступать так безрассудно! Спасать ребенка, которого даже найти не могу". " Может его и не было? " - пробила меня острая мысль. Повернувшись на шум в холле, я было хотела бежать на помощь товарищу, но остановилась как вкопанная. Передо мной очутился тот самый мальчишка. Тот самый кучерявый мальчишка. Его глаза цвета голубой лазури смотрели на меня с тревогой, обводя взглядом моё ранение, он бледнел ещё больше. Казалось его глаза наполнялись слезами, становились и ещё прозрачнее и светлее и можно отчетливее смотреть в глубину, погружаясь и проплывая все уголки во внутреннем состоянии этого ребенка. Он был поражен... но счастлив. Взволнован, но внезапная встреча наша его будто успокаивала. Впервые за долгое время его что-то на секунду успокаивало. Я видела это в его взгляде. - Это - он говорил так, что казалось будь в языке кости, они бы сломались. Трижды. - тны. - показывая на меня и себя. - Тиы спас Энн. - я по-доброму усмехнулась, в моих глазах слегка тускнело, но я пыталась стоять на ногах и не подавать виду. - Так вот как тебя зовут. Энн. - я улыбнулась и кивнула ему. Но тут моя голова закружилась, ноги моментом онемели и я упала с силой коленями на влажный твердый мох, и меня пронзила сильнейшая боль, от которой я огрызнулась ( внутри себя или наяву, этого я уже не поняла). Прежде, чем закрыть глаза, я увидела своего товарища, который опускал направленный на меня автомат, секундное замешательство и крик мальчика рядом " ной ба!" и его маленькие ручки, пытавшиеся удержать моё тело и прикрыть от направленного автомата товарища. И только " Ной ба! " проносится вихрем в моей голове и усыпляет уходящим эхом. Всё. Маленький кружок света и тот сомкнулся. Пустота. " Я спасла его " - это та мысль, которая была последней перед тем, как наступила полная тьма в моем сознании. " Всё не зря. Я его спасла. "