«Пока есть небо, будь доволен! Пока есть море, счастлив будь! Пока простор полей раздолен, Мир славить песней не забудь!»
***
Софи Бонье появилась в отделе словно из ниоткуда. Выросшая из констебля, которого никто не замечал, в констебля, с которым считался каждый инспектор в отделе. Она услужлива, точна, внимательна, умна и по-женски хитра. На посту и месте преступления всегда строга и собрана. В офисе, чтобы не показаться выскочкой, она говорила только то, в чём была уверена. За это её приняли и полюбили, спустя довольно большой срок. Когда её повысили до сержанта, все словно открыли глаза. Первая девушка сержант. Многие шептались, говорили, что это совсем не женская работа. А она, стиснув зубы, сидела и делала. Выполняла всё, думала, рассуждала, искала, образовывалась. Дошла до нужной точки. И всё повернулось так, как нужно было. Как должно быть. Первое дело в новом качестве. Второе. Третье. Шаг за шагом она выстраивала репутацию девушки, к которой просто так на расстояние выстрела нельзя подойти. И всё равно за глаза звали «украшением отдела» и «самыми красивыми мозгами». Даже забывали о том, что Софи была не красавицей. Первым её признал мистер Брайт, утвердивший её на новую должность. Он не побоялся бросить вызов необычным решением, чем помог не только Софи Бонье, но и многим девушкам в будущем. Софи считала его внимательным, немного резковатым, в силу возраста сентиментальным, но ни одного плохого слова она не услышала про свои способности и работу. Мистер Брайт, суперинтендант, выглядел как уставшая черепаха, отжившая лучшие годы, но никак не желающая уходить на покой. Его стремление к справедливости и довольно строгой формальности удивительным образом сочетались в одном человеке, который ругал и хвалил подчинённых всегда к месту, но дал зелёный свет девушке в высокой должности в полиции. «Девушкам, умным и сообразительным, тоже есть место среди столов сержантов и инспекторов. Они годятся не только в патрульные и констебли. В нынешнем положении им надо помогать», — говорил мистер Брайт и обязательно делал глоток виски. Не совсем разделял мнение начальника детектив-инспектор мистер Фёрздей. Классический детектив, в широкополой шляпе, плаще и с лицом насторожившегося шарпея. В его принципах никто не мог сомневаться. Разбуди его посреди ночи и задай сложную моральную дилемму, он всегда ответит по соображениям совести, чести и долга. Мистер Фёрздей сначала скептически отнёсся к Софи и её назначению. «Старик с ума сошёл ближе к отставке», — подумал он, но ради интереса стал приглядывать за девушкой. Несмотря на то, что Фёрздей не считал профессию полицейского женской, он вскоре поменял своё мнение. Случилось это после одного яркого эпизода. Софи пришлось стать жертвой в операции «на живца». Как «пришлось», она убедила всех в необходимости таких мер и сама вызвалась стать объектом. Убийца должен был утащить её с собой в лес, а уже за ней последовали бы полицейские. В кульминацию задержания помощь не понадобилась — Софи справилась сама, скрутив убийцу самостоятельно. Тот случай доказал и её аналитические способности, не самые заурядные. И поэтому для этой «особенной» девушки он сделал исключение. Мол, она почему-то органично выглядит в их отделе, отлично разбирается в их деле и даже рассматривается как товарищ и младшая сестра одновременно. Мистер Фёрздей видел в Софи взрослую, подросшую дочь, Джоан Фёрздей. С Питером Джейксом оказалось сложнее всего. Остряк, слегка интриган и довольно сложный человек, не терпящий отказов. Было в нём и хорошее — он легко отличал простое от сложного. Что проще и понятнее — себе, по силам, что сложнее — доверял другим, и не пытался казаться тем, кем не являлся. Хотя, чаще всего он выглядел как заржавевший без причины новый замок, который забыли смазать. Питер недовольно скрипел, выдавал сальные шуточки, не считался с умом Софи и её опытом. Пришлось и ему, мальчику с глазами на выкате, посмотреть на мисс Бонье иначе: она много раз спасала его от провалов в документах, так ненавидимые им, и оттолкнула его на перестрелке, получив за него пулю. Ранение неглубокое, но поражённый Джейкс потом целым месяц смотрел на «стальную леди» как заворожённый. Старый друг по патрулю, Джим Стрендж, был рад за Софи, когда её повысили. Он и сам сидел и ждал, когда его роль станет весомее, и подруга не уставала повторять, что скоро они станут полноценными коллегами. Девушке нравилась незатейливость и идейность Джима: милейший мишка, верный и надёжный, он никогда ни в чём не подводил. Всегда признавал ошибки и умел доверять другим. Пророчества Софи оказались правдивыми: в отделе прибавилось на одного сотрудника за столом. Кто очаровал с первой встречи, так это прекраснейший Макс ДеБрин, патологоанатом в их отделе. Доктор походил на мышку с остреньким носиком и умными глазками, такими огромными в очках с сильными диоптриями. Накрахмаленные рубашки, заботливо выглаженные женой, аккуратные бабочки, костюмы с иголочки, пытливый ум и глубоко обожаемые чувство юмора и остроумие. Макс стал большим другом Софи: они часто ужинали в компании семей друг друга, девушка познакомилась с миссис ДеБрин, очаровательной немкой. Им всем всегда было что обсудить: медицину, криминалистику, литературу, искусство, политику, природу. В продвижении феминизма в полиции способствовала и журналистка Доротея Фрейзел, обладающая честью настоящих профессионалов. Презирая желтушников, Доротея всегда играла по своим правилам, чистым и элегантным. Она обладала хорошим навыком поиска информации и прекрасным слогом для написания статей. А так же они сошлись на том, что женщины — не просто аксессуар, который можно просто положить на полку сегодня, а завтра взять с собой. Женщины такие же люди, как и мужчины. Личности. Они могут работать там, где хотят, делать то, что хотят, думать как хочется. И никто их не остановит. Загадочным принцем стал для Софи сержант Морс, никогда не говоривший о своём имени. Она знала, что он очень скрытен, любит оперу, классическую музыку и кроссворды. На работе его увлекали загадки, сложные случаи, где можно пошевелить мозгами. Он всегда хотел докопаться до сути, а не просто закрыть дело. Его моральные устои казались не такими незыблемыми, как у детектива-инспектора Фёрздея, но очень близкими к тому «идеалу». Морс был мягче, как могло показаться, ранимее, и при этом что-то зацепило Софи именно в нём. «Морс — настоящая загадка для судмедэксперта, — сказал однажды ДеБрин, приглашая жестом Софи сесть напротив. — Ему очень во многом везёт и не везёт одновременно. Удивительно. Любой бы на его месте сломался». «Я больше чем уверен, на месте сердца у него патефон с играющей пластинкой», — отшутился Джейкс и допил пинту пива. «Для него нет ни одной невыполнимой загадки. Есть временно нерешённая», — похвалил друга Стрендж, задумчиво вглядываясь в окно. «Он один из тех правильных парней, что скоро начнут заменять стариков. И разница окажется ощутимой, потому что такие, как Морс, гораздо лучше таких, как я», — с тоской протянул Фёрздей и потушил сигару. И Софи захотелось самой разгадать этот кроссворд.***
За окном раздавался стук капель о железную крышу и брусчатку мостовой. Уходить никуда не хотелось. Здесь так уютно и тепло, словно комната залита жидким золотом. Присутствие человека рядом. Ощущение, что близкий тут, до него рукой подать — лучшее, что может с тобой случиться в дождливый, серый вечер. Она лежала на животе, золотые кудри рассыпались на белом постельном белье, а плечо, покрытое веснушками, изредка двигалось, когда она гладила рукой его макушку. Морс в такие секунды выглядел как довольный кот, свалившийся в сметану. Те редкие и счастливые моменты, когда ты забываешь о тяжком бремени неудач, становились центром вселенной. — Я знаю, у тебя сложная работа, — сказала она, накручивая его кудри на палец и наблюдая за ними глазами цвета спелого ореха. — У меня не лучше. Прекрасно тебя понимаю. — Мы очень похожи, — хмыкнул Морс и поцеловал её руку. Она улыбалась искренне и лучезарно, как ребёнок, получивший долго выпрашиваемую игрушку. Она была умна и сообразительна, начитанна и утончённа. Обожала книги, историю, в особенности античные легенды и французскую литературу. По выходным баловала себя красной помадой и кофе, красивым платьем и любимым мужчиной рядом — типичная француженка. — Но есть одно отличие: я буду ждать, а ты — нет. Морс не понял, к чему Она это сказала. И почему так уверена, что он ей нужен больше, чем Она ему? — Как же я боюсь тебя потерять, — сказал Морс и закрыл глаза. Представить такое практически невозможно. Каждый раз, когда становится трудно дышать, он представлял, что Она рядом. И сердце успокаивалось, прерывая свой марафон. Спокойствие. Ровное дыхание. Лёгкий трепет между рёбрами. Она волновала и успокаивала. Настоящая противоположность. Умна, опытна и красива. Строга и сосредоточенна. На работе всегда контроль над собой. При этом Она становилась словно частью целого организма: для каждого близка как сестра или дочь, но не как подруга. Даже для Морса эта удивительная девушка на работе была другой. Она словно переключала что-то в себе и становилась другой. На работе — Софи Бонье, дома — Она. Тем проще было делить всё, что хотелось поделить. Работа — одно, личная жизнь — другое. Софи часто говорила, что несчастна в любви. Морс только молчаливо соглашался и думал: «Как такая, как ты, может быть несчастна? И тем более в любви. Наверняка её любят и обожают все без исключения». — Мы с тобой одиночки, — сказала Она после работы, поджигая сигарету и задумчиво уставившись вдаль. — Не думал, что таким стоит держаться рядом? — Думал, — честно признался он. — Ни к чему эти мысли не приводят, если крутить их по десятому кругу. — Лучше крутить по десятому кругу любимую оперу, а не мысли в голове, — заметила Софи и так не решилась закурить. Просто потушила сигарету. С того дня они медленно стали сближаться. Боясь друг другу доверять, они открывались постепенно. Медленно, почти болезненно. Это как сдирать кожу. Научиться вслепую доверять. Поверить. Прыгнуть. И они прыгнули. Теперь каждый вечер казался тёплым, несмотря ни на какую погоду за окном. Она бежала впереди всех. Очертание её золотого, кудрявого хвостика разрезало воздух. Её крик. Голоса. Выстрел. Мир вмиг окрасился в алый. Морс подбежал к Ней, уложил на колени, придерживая рукой. Изо рта шла кровь, стекая к уху. — Софи! Софи! Не уберёг, не удержал, не остановил. Макс ДеБрин положил руку на плечо другу. Их лица были такие же бледные, как лицо той, что лежала на холодном столе патологоанатома. Она красива даже мёртвой. Золотистые кудри бледным сиянием переливались под светом ламп в морге, синие губы словно расплылись в улыбке. Она никогда не жалела, что летит вперёд паровоза, что может оказаться слишком рано там, где будет опаснее всего такому молодому полицейскому. Софи никогда не жалела ни себя, ни Морса. И он понимал — это плата за то счастье, которое у них было. Пусть недолго, но было.