***
Яркие языки пламени освещают тёмное небо. В воздухе витает удушающий запах гари, и даже можно почувствовать вкус пепла на губах. Повсюду треск деревянных построек, крики, лязг мечей… Вэй Ина трясёт точно в лихорадке. Он стоит посреди улицы, не в силах сделать шаг, и смотрит. На его глазах рушится его дом. Его родная Пристань Лотоса… Мимо него проносится ещё совсем юный заклинатель в пурпурных одеждах, и Вэй Усянь в ужасе узнаёт в нём одного из своих шиди. Он пытается податься вперёд, окликнуть, но внезапно взметнувшийся из ниоткуда клинок пронзает юношу, заставляя того захлебнуться собственной кровью. Вэй Ин не знает, почему срывается с места. Перед его глазами всё ещё стоит по-мертвецки застывший взор шиди. Он бежит прочь, пытаясь спастись от вновь и вновь всплывающей картины, бежит, совершенно не зная куда. Неожиданно раздавшийся рядом звон заставляет остановиться. Мимолётный взгляд — и к горлу подкатывается ком. Он видит слипшиеся от пота и крови длинные тёмные волосы, потрёпанные изящные вечерние одежды, меч, который взлетает вверх, вспарывая чужую плоть… Его губы дрожат, и с них против воли срывается надрывное: — Госпожа Юй! Женщина оборачивается. В то же мгновение из её груди вырывается слабый хрип, и она безжизненно оседает на землю рядом с возвышающимся над ней Сжигающим ядра. Поражённо, словно онемев, Вэй Ин не может отвести взгляд. Он всё стоит и стоит, а в голове пульсирует лишь одна единственная мысль: «Зачем?! Зачем я позвал её?!» Вина разгрызает его изнутри, впиваясь своими острыми зубами. Он не хотел. Не хотел! — А-Сянь. Юноша поворачивается и видит перед собой Цзян Фэнмяня. Он бледен, тяжело дышит. Кажется, его лишили золотого ядра. Вэй Ин шагает вперёд, намериваясь помочь. Зовёт: — Дядя Цзян. Лицо напротив стремительно бледнеет и перекашивается, изо рта скатывается струйка крови. Вэй Усянь отшатывается: из груди Цзян Фэнмяня остаётся торчать меч. Рукоятью с его стороны. Мужчина падает перед ним на колени. — А-Сянь… За… что?.. Вэй Ин неверяще смотрит на свои окровавленные ладони. Вэй Ин кричит. Дух довольно щурится, поправляя взмокшие пряди своей чёлки. В Чертогах разума льёт непрерывный холодный дождь. Дождь вины и отчаяния. Его любимая погода. Нескончаемые потоки смывают деревянные мостики, заставляют гнить беседку и некогда прекрасные лотосы. Вода в озере теперь мутная, застоявшаяся — и дна не разглядеть. Мужчина опускается рядом с распластанным на досках Вэй Усянем и проводит ладонью по его мокрым волосам. Вэй Ин никак не реагирует на прикосновение: лишь сильнее прижимает руки к лицу. От насмешливого взора алых глаз не укрываются вздрагивающие от приступов рыданий плечи, бледные, без единого намёка на румянец щёки. — Тебе страшно, дитя, верно? — длинный ноготь заводит выбившиеся чёрные пряди за ухо, царапая кожу. — Страшно признать, что это твоя вина? Ты сам убил их. Те, кто тебе дорог, гибнут только от твоих рук. Слышишь меня? Ты — убийца, на твоих руках кровь твоих близких. Спокойный голос, словно яд, просачивается к Вэй Ину под кожу, отравляя. Где-то на краю сознания бьётся птицей в клетке мысль, что всё было не так. Что это ложь: он не мог там быть, он был с Цзян Чэном. Дух дёргает на себя тёмные оковы, приподнимая голову Вэй Усяня и заглядывая в глаза. Сладостно тянет: — Моё бедное дитя, я показал тебе всего лишь твои воспоминания. Ты веришь мне? «Нет!» — кричит одна его часть.«Да», — искушающе вторит другая. Вэй Ин вцепляется пальцами в петлю на шее, жадно хватая ртом воздух. Он не может сдаться. Этому существу не сломать его. Обескровленные губы едва шевелятся: — Я… не верю… тебе. Снисходительная улыбка озаряет лицо мужчины, а в следующий миг голова юноши резко дёргается в сторону. Пощёчина выходит звонкой и неприятно обжигает кожу, но синюшная рука тут же принимается размазывать влагу большим пальцем по покрасневшему участку, будто извиняясь. — Ты веришь мне, — повторяет, как заклинание, уверенный шёпот, — я это знаю, ты веришь. Ведь я — это ты, — он отшвыривает от себя Вэй Ина: – Запомни это. Отчаянный всхлип разрезает тишину: Вэй Усянь мечется, хватаясь за волосы, его глаза распахнуты в приступе неконтролируемой, безумной боли. В руках духа увядает и крошится очередной лотос. Ливень усиливается.***
Тёмному духу определённо нравилось его новое тело — лёгкое, быстрое, податливое. Однако, появление нового хозяина изменило его. Теперь оно выглядело старше, выше, мощнее, в противовес тому, что дух отыскал тогда на Луаньцзан, слабому и истощённому. Теперь он был Вэй Усянем, четвёртым из молодых господ, талантливым юным заклинателем. «Талантливым и красивым, всё-таки у меня есть вкус», — поправляя тёмно-серое ханьфу, улыбается «новый» Вэй Усянь своему отражению в огромной кроваво-красной луже. Повсюду валяются истерзанные трупы, одетые в испачканные одежды Ордена Вэнь: местами с них была сдёрнута кожа или оторваны кусочки плоти, а на лицах застыло выражение крайнего ужаса. «Вэй Ин» мягко, почти нежно поглаживает устроившуюся у его ног мёртвую девушку с зелёным лицом, та скалится в ответ и издаёт мерзкие звуки, отдалённо напоминающие урчание кошки. — Хорошая девочка, — ласково нашептывает дух своей новой любимице. — А теперь моя красавица найдёт мне тех двоих, которых я отпустил. Тогда она получит что-нибудь вкусненькое. Труп девушки, радостно булькая, срывается с места, ведя своего господина за собой. В здании почтовой станции холодно и пыльно, и дрожащий, близкий к предсмертному состоянию Вэнь Чао и его жалкий пёс-защитник дополняют так будоражущую кровь картину. Но дух никуда не торопится, он знает, что за ними наблюдают. Он чувствует страх, который испытывают другие, и решает поиграть на публику. Вэнь Чао истошно визжит, пытаясь спрятаться от девушки с зелёным лицом, Вэнь Чжулю бессмысленно пытается прийти на помощь своему молодому господину, но даже не может справиться с взбесившимся мёртвым младенцем, которого «Вэй Усянь» подобрал по дороге. «Ты только взгляни на это потрясающее зрелище, дитя, — мысленно смеётся дух. — Какие же люди до отвратительности жалкие!» А Вэй Ин, запертый в собственном разуме, беспомощно воет. Его буквально разрывает на части от внутренних противоречий: как бы он не желал смерти Вэнь Чао и всем остальным из Цишань Вэнь, но он не может отделаться от осознания, что всё происходящее сейчас — неправильно, слишком жестоко и бесчеловечно. Поэтому он просит прекратить, но в ответ получает лишь глумливое: «Я тебя не спрашивал. Да и зачем останавливаться, если это весело?» Когда всё же Лань Ванцзи и Цзян Ваньинь решают показаться, духу уже успевает наскучить его развлечение. Он отзывает своих помощников, украдкой бросая взор на труп Сжигающего ядра, который был задушен Цзыдянем, и на пробу надевает маску Вэй Усяня. Слово за слово, дружеские объятия — и вот Цзян Чэн даже не сомневается, что он — настоящий, родной Вэй Ин. Только Ханьгуан-цзюнь смотрит как-то холодно и с неверием, но духа это ни капли не беспокоит. Зато беспокоит Вэй Ина. Тот изо всех сил мечется в попытках скинуть с шеи оковы тёмной энергии, кричит, срывая глотку: «Я здесь, не верьте ему, он – не я! Цзян Чэн, не верь ему! Лань Чжань!.. Ну же, Лань Чжань, услышь меня!» И Лань Ванцзи хмурится, словно что-то действительно расслышал, словно крик Вэй Усяня действительно достиг его ушей. Но вместо этого Лань Чжань произносит: — Вэй Ин. Вернись со мной в Гусу. Дух издаёт лёгкий смешок. Вот значит как. А он уж успел решить, что этот юноша особенный. Он наигранно мрачнеет и бросает в ответ чересчур грубый упрёк. Поддержка со стороны Цзян Чэна приходится как раз кстати, и Второй молодой господин Лань постепенно начинает сдавать позиции. Внутри Вэй Ин издаёт задушенные вопли, дёргается вперёд, передавливая петлёй шею. — Вэй Ин, тот, кто пойдёт по пути тьмы, дорого заплатит за это. «Это не я, Лань Чжань, это не я! Не слушай его!» — Я в состоянии заплатить. — Ты не можешь контролировать абсолютно всё. — Конечно, я могу. — Путь тьмы разрушает не только тело, но и душу. «Глупый мальчишка, — дух разражается внутри жутким хохотом, — мне ли не знать? Как думаешь, дитя, насколько ты дорог ему?» «Не смей!» — Какое дело постороннему человеку до моей души? Лань Ванцзи и Вэй Ин синхронно дёргаются: один — в растерянности, второй — в попытках сглотнуть горечь в горле. Золотые глаза напротив на секунду поражённо расширяются. — Я… Ханьгуан-цзюнь разворачивается. «Вэй Усянь» мысленно ликует. В Чертогах разума срывается на рыдания и беспомощно шепчет «Не уходи» слабеющий Вэй Ин. Несколько мостиков печально уходят под воду.***
Какие же всё-таки трусливые создания эти люди! Сначала, когда ты им полезен, превозносят и хвалят, закрывая глаза даже на самые жестокие методы, но стоит тебе стать «бесполезным», и вот ты уже сбившийся с пути, потерянный человек. Но осуждение, которое осыпается на «Вэй Усяня» после Низвержения Солнца, приятно будоражит духа. Он почти чувствует на языке вкус всеобщего страха и зарождающейся ненависти. Это то, чего он так ждал. Люди начинают бояться его: он слышит тихие шепотки за своей спиной, ощущает косые взгляды. Человеческая злоба буквально струится в его жилах. «Смотри, дитя, — посмеивается дух всякий раз, когда приходит в Чертоги, — они ненавидят тебя, содрогаются при каждом взгляде на тебя». Вэй Ин уже перестаёт отвечать на подобного рода издёвки. Он лишь сильнее вцепляется в оковы и поджимает губы. Духу нравится такое упрямство, но… Скоро от этого ничего не останется. «Борись, не борись… Всё без толку. Ты ведь помнишь это?» — дух не устанет внушать этому юноше, что единственное, на что он способен сейчас, — это беспомощное отчаяние. И если он не хочет в него падать, то тьма сама скинет его в пучину. Однако то, что совершенно не входит в его планы, случается на горе Байфэн. После начала охоты он разваливается на широкой ветке, закинув руки за голову. Поставить на место мальчишку из Ордена Цзинь не составило никакого труда, поэтому сейчас можно было вернуться в Чертоги, но от такого решения его останавливают звуки чьих-то шагов. — Кто здесь? Ты пришёл охотиться в этом месте? На все его вопросы ответом служит тишина, и дух с любопытством замирает. Он не торопится скидывать повязку, позволяя незнакомцу предпринять следующий шаг. Шаг, который сбивает с толку. Руки «Вэй Усяня» резко вздёргивают кверху в крепкой хватке, а чужие губы касаются его губ. «Нет, я же был уверен…» — дух впервые пребывает в замешательстве. Без сомнения сквозь поцелуй он ощущает тот самый огромный поток чувств: отчаянное желание, бушующую страсть и, демоны всех побери, бесконечную искреннюю любовь. Последнее он точно никогда бы ни с чем не перепутал: уж слишком обжигающее и сильное это чувство. В какой-то момент оно становится настолько нестерпимым, что заставляет принять решительные меры. Мгновенье — и вот сквозь чёрную плотную ткань его глаза могут лицезреть знакомые черты. Белые одежды, лобная лента и отблеск золота в глазах — без всякого сомнения, младший из Нефритов Гусу. Невозможно. Он же внимательно изучил каждого из окружения Вэй Усяня, так почему не смог уловить настолько мощное чувство? Как этому Лань Ванцзи удалось утаить его? «Бедный, бедный юный заклинатель», — мысленно хихикает дух. Теперь он точно не позволит Ханьгуан-цзюню даже подойти ближе. Слишком многое может рухнуть от его вмешательства. Мысль обрывается в тот момент, когда «Вэй Усяня» неожиданно отпускают. Лань Ванцзи бежит с места «преступления», как трус, вот уж потеха. — Знаешь, у меня для тебя хорошие новости, — ухмыляется дух, спустившись обратно в Чертоги. На развалинах мостиков и беседки сидит осунувшийся Вэй Ин. Юноша не поднимает головы на его слова. Губы мужчины изгибаются в подобии улыбки. Этот мальчишка продолжает его игнорировать? Как занятно. — Мои поздравления, сегодня у тебя украли первый поцелуй. Вэй Усянь резко дёргается вперёд, его глаза широко распахиваются. — Это было невероятно! Сильные руки на запястьях, горячий рот… Я даже и представить не мог, что Лань Ванцзи так хорош. — Лань… Чжань? Имя произносится почти на выдохе. И духу становится смешно. Вэй Ин в смятении, его бледное лицо трогает лёгкий румянец, который пытаются безрезультатно скрыть ладони. — Смущен? — дух отнимает чужие руки от лица. Краем глаза он замечает на своей обуглившийся участок кожи. Проклятая любовь! Как же он ненавидит её! — Наверняка ты расстроен, что не смог сполна вкусить плоды его страсти. Не волнуйся, я всё запомнил. Хочешь, покажу? И прежде чем тот пытается отодвинуться, щёлкает пальцами. Тёмные путы обхватывают тонкие запястья и лодыжки, не давая пошевелить ими. Вэй Ин вырывается, мотает головой, пока цепкая рука не тянет за растрепавшийся хвост. Мужчина проводит костяшками по щеке и улыбается. Уже совсем хрупкий. Ещё немного — и пойдут трещины. Он пододвигается ближе, крепко обхватывая сжавшееся в его руках тело, проезжаясь носом по ключице, и смотрит через трясущееся плечо. Алый взгляд скользит по призрачному силуэту за спиной Вэй Усяня. Белые концы ленты, как и одежды, бесшумно развиваются на слабом ветру. — Ты не поможешь ему, — одними губами произносит дух, окутывая себя и свою жертву тёмной энергией. — Пошёл прочь. Силуэт отступает назад, печально растворяя в воздухе.***
В пещере Фумо холодно и темно, лишь тусклое мерцание свечей озаряет её. «Вэй Усянь» сидит на остывшем каменном полу, покручивая в руках Чэньцин. После того, как по своей «доброте душевной» дух забрал Вэней из мерзких ручонок Ордена Цзинь и разорвал все отношения с Юньмэн Цзян, он наконец смог ощутить свободу. Ему уже к тому моменту настолько наскучило играть по правилам, что желание спровоцировать отрицательные эмоции, например, убийством какого-нибудь затхлого человека, чуть не одержало победу раньше времени. Чтобы отвлечаться, дух порылся в оставшихся целыми воспоминаниях Вэй Ина и наткнулся на прелюбопытную картинку. Тогда и созрела эта идея — нет, идеальный план —использовать брата и сестру Вэнь как прикрытие. Втереться в доверие к отчаявшейся целительнице и её родственникам не составило сущего труда — он даже выломал целую драму с обращением в разумного лютого мертвеца Вэнь Нина, хотя с уже накопившейся сейчас силой это было обычным баловством. Но зато теперь эти люди чувствуют себя ему обязанными, а значит, сделают всё, чтобы помочь ему. «Вэй Усянь» блаженно откидывается на стенку, которая так приятно холодит спину. Скоро всё закончится. Его «сосуд» почти наполнен до краёв мощнейшей тёмной энергией, дело осталось за малым. — Ты почти сломлен, — негромко говорит дух в пустоту. — Скоро весь этот цирк со Старейшиной Илин и бесполезной Тёмной печатью закончится. И твоим страданиям придёт конец. Как и твоей жалкой человеческой плоти. Тихий грудной смех разлетается эхом по пещере, и несколько дрожащих свечей гаснет, скрывая от острого взора напуганные тени. — Нет, нет, нет, — словно в трансе повторяет Вэй Ин, схватившись за голову. Он сидит посреди мутного озера и не может поверить в случившееся. Чёрные одежды мужчины напротив вьются в такт его всхлипам, насмехаясь. Сегодня дух подписал смертный приговор сразу троим, и один уже привёл в исполнение. — Бедное дитя, зачем ты так убиваешься? Ты же всегда ненавидел этого — как я слышал — самовлюблённого павлина, верно? Радуйся, — Вэй Ин резко вскидывает голову, и в его взгляде сквозь пелену слёз плещутся открытая ненависть и гнев. Первородные, истинные, неукротимые. И дух победно улыбается: когда душа поддаётся им, значит, она ослабла достаточно для того, чтобы… — Знал бы ты, как я обожаю этот взгляд, — ласково шепчет дух, присаживаясь рядом и запуская пальцы в волосы Вэй Ина, чтобы заглянуть ему в лицо. — Но давай всё же взглянем правде в глаза. Неожиданно он с силой опускает голову Вэй Усяня в озеро. Тот брыкается, пытается скинуть крепко удерживающую на месте руку. Вода проникает в нос, уши, рот, заставляя захлёбываться и открыть зажмуренные глаза в поисках спасения. Но вместо непроглядной пучины он видит себя: себя, стоящего посреди тропы, которую преградили заклинатели в золотых одеждах, и держащего проклятую демоническую флейту у рта. Слышит её перекликающиеся, взвизгивающие трели, видит бросившегося на него Цзинь Цзысюаня и метнувшегося в его сторону Вэнь Нина, улавливает единственный приказ Чэньцин: «Убей». — Это только твоя вина, — уверенный голос доносится сквозь толщу озера, — твоя. Ты сам приказал Вэнь Нину убить его. Ты сам лишил своего племянника отца, свою шицзе — мужа. Никто тебя не простит, ты сам себя не простишь. Никогда. Огромный ком сдавливает горло. Он смотрит на руку мертвеца в груди Цзинь Цзысюаня, говорящего о том, что его любимая жена ждёт Вэй Ина, видит красные пятна, расцветающие на рисунке пиона, и виноватое лицо Вэнь Нина. «Спасибо тебе и прости», — картинка меняется, и вот уже Дева Вэнь и её брат покидают его, отправляясь на свой последний суд. — Они тоже погибнут из-за тебя. Видения пропадают, и Вэй Усяня резко вытаскивают из воды. Юноша заходится в приступе кашля, делая слишком глубокий вдох, и пытается унять дрожь во всём теле. Несколько алых капель срываются вниз и остаются уродливыми разводами на ровной озерной глади, растекаясь по ней всё больше и больше. Вэй Ин в смятении проводит пальцами по лицу и понимает, что из носа и уголка губ тоненькими струйками сбегает кровь. Вода в озере очень быстро окрашивается в тёмно-красный, и пытающийся унять кровотечение Вэй Усянь не знает почему, но ему становится дурно. Голова идёт кругом, взгляд застилает дымка, но даже сквозь неё он видит, как небо приобретает багряный оттенок. Дух тоже это замечает, и его губы кривятся в приторной улыбке. Мужчина изящно оправляет свои белоснежные волосы и аккуратно обхватывает ладонями чужое лицо, поворачивая в сторону и указывая. — Смотри. Зрачки Вэй Ина расширяются, в горле застывает крик ужаса. Он пытается вырваться, но синюшная рука тут же перемещается ему на плечо, не давая сдвинуться. Прямо сейчас ему хочется сбежать, оказаться где угодно, лишь бы не видеть это. Лишь бы не видеть. Чужой шепот неприятно морозит кожу: — Они почуяли сладкий запах твоей крови. И сейчас это то, чего они жаждут больше всего. Тебе страшно? Холодный пот стекает по виску Вэй Ина. Страшно. Страшно настолько, что теперь тело отказывается подчиняться, настолько, что ощущение кома в горле не даёт даже вздохнуть. Он смотрит на виднеющуюся над бордовой поверхностью чёрную морду, гипнотизирующую его своими глазами цвета киновари. Внезапно зверь оскаливается и начинает степенно подниматься из воды. Внешне он напоминает огромную собаку: его массивные чёрные лапы ступают бесшумно, с косматой шерсти капает вода. Чем ближе он подходит, тем сильнее Вэй Усянь жмурится, сжимается, но не отползает — чужая рука всё ещё сдерживает его порывы. Не уйти, не убежать. Зверь замирает в нескольких шагах от него и неожиданно заходится в леденящем кровь вое. И на него отвечают — из озера показывается ещё несколько голов, а потом — и сами звери. Они обступают Вэй Ина со всех сторон, принюхиваются. Истерика скручивает его быстрее, чем юноша это осознаёт: он задыхается, дерёт глотку, вырывается. Слёзы стекают по его щекам, смешиваются с кровью, и одно из чудовищ, неслышно подойдя сзади, прижимается к нему и слизывает дорожки своим жёстким шершавым языком. Вэй Ин чувствует подступающую тошноту и дрожь в теле от рыданий, пытается отбиться, оттолкнуть настырных животных. Неодобрительное рычание разрезает воздух, в опасной близости клацает отвратительно мохнатая пасть с капающей слюной. — Не будь так резок с ними, им это не нравится, — советует дух, отходя от окружившей свою жертву стаи. По-хозяйски проводит по звериной голове, на что получает довольное поскуливание. — Пока меня не будет, развлекитесь тут. Панический вопль вырывается из груди Вэй Ина: — Нет! Пожалуйста, не надо! Не уходи! Пусть они уйдут! — но мужчина уже успевает раствориться в воздухе. Огромные лапы валят его вниз, и острые зубы впиваются в его кожу. Он чувствует запах. Запах смерти.***
Безночный город встречает яркими огнями, разгоняющими вечерний сумрак. «Вэй Усянь» неспешно поднимается по ступенькам на площадь перед Знойным дворцом. Бесшумный шаг никак не выдаёт его присутствия, лишь ветер тревожно покачивает знамёна на сломанных флагштоках, словно пытается предупредить всех собравшихся о надвигающейся опасности. Когда он оказывается на месте, Цзинь Гуаншань как раз произносит нелепую воодушевляющую речь, направленную против него и остатков клана Вэнь. Заклинатели восторженно кричат, поддерживая, аплодируют, и дух не может удержаться. — Чей прах вы тут решили развеять, а кости стереть в порошок? Все возгласы тут же стихают. «Вэй Усянь» неторопливо ступает вперёд, оглядываясь по сторонам. Фальшивки. Он видит всех насквозь, чувствует за масками высокомерия и придуманного благородства их страх. Таким людям самое место в земле. Он слышит, как глубоко под белыми каменными плитами, в самой почве, начинают шевелиться трупы, как они стонут, зовя его. Скоро, совсем скоро он вызволит их оттуда, позволит в безумном приступе утолить свою жажду мести, сравнять всё с землёй. Но не сейчас — ещё слишком рано. Взглядом дух выцепляет из толпы пару в золотых одеждах, скользит по перебинтованной груди мужчины и ядовито усмехается. — А я был почти уверен, что прикончил тебя ещё там. Цзинь Цзысюань. Тёмная аура не даёт другим и рта раскрыть, но третий из молодых господ мягко выпускает ладонь жены из своей руки и спускается к «Вэй Усяню». — Зачем ты явился сюда? — стискивает кулаки Цзинь Цзысюань. — Разве тебе мало было того, что произошло на тропе Цюнци? «Вэй Ин» давится смехом. — Мало? Разве это я напал первым? Вы ведь сами мне устроили засаду, а сегодня решили, что пойдёте по мою, — дух морщится, но всё же произносит, — душу. Что ж, я облегчил вам работу. Я уже здесь. Внезапная боль пронзает плечо, и ему даже не нужно оборачиваться — почти мгновенно стрела, торчащая сзади, вонзается в сердце неудачливого лучника. — Вэй Усянь! — Да кем ты себя возомнил?! — Монстр! Убьём его! — Ставьте магическое поле! — командует Цзинь Гуаншань. — Он не должен уйти живым. Дух улыбается. Время пришло. Чэньцин звучит громко, почти оглушительно, поднимая мертвецов. На самом деле, ему не нужна флейта, чтобы поднять их, но он всё ещё играет Старейшину Илин. Тёмная энергия клубится вокруг, мёртвые безобразные руки вылазят из-под земли, хватая заклинателей за ноги. Начинается полная неразбериха. Не отнимая от губ флейту, «Вэй Усянь» пробирается сквозь толпу к своей единственной цели. Он знал с самого начала, что без ещё одной жертвы, которую он преподнесет на алтарь своему главному плану, не обойтись. Мелькают золотые одежды и лезвие Суйхуа, но дух легко уворачивается. Цзинь Цзысюань и «Вэй Усянь» сходятся в схватке. Последний легко парирует удары своего противника, одновременно оттесняя «ожившими» трупами других заклинателей. Вопли. Лязг мечей. В воздухе пахнет гнилой плотью и свежей кровью, смертью. В тот момент, когда два трупа заходят со спины на тяжело дышащего Цзинь Цзысюанья, поле битвы сотрясает мелодичный звук, отбрасывая мертвецов в сторону. Молодой мужчина в белых одеждах опускается рядом с наследником клана Цзинь. Золотые глаза впиваются в искрящиеся алыми всполохами. — Вэй Ин. — Лань Чжань, — холодно улыбается «Вэй Усянь», — ты задержался. Ханьгуан-цзюнь хмурится и поджимает губы. Дух снова подносит флейту к губам, вынуждая Лань Ванцзи убрать гуцинь за спину и обнажить Бичэнь. «Я знал, что нам придётся схлестнуться в смертельной битве», — хочет бросить он, но его прерывает возглас: — А-Сянь! Цзян Яньли с трудом прорывается сквозь месиво мёртвых и живых, и в какой-то момент духу становится её даже жаль. Услышав голос девушки, Цзян Ваньинь, сражающийся на другом конце площади, и Цзинь Цзысюань в ужасе бросаются в её сторону. — Вэй Ин, остановись, — почти шепчет Лань Чжань, но вместо ответа из флейты вырывается трель: «Убить!» Женский вскрик разлетается над полем битвы, а за ним звучат одновременно надрывные мужские. — А-Ли! В голове раздаётся нечеловечески дикий, отчаянный вой, а внутри слышится треск — это настолько оглушает, что «Вэй Усянь» на пару мгновений массирует висок. Но внутри всё торжествует: на рассвете всё закончится, обратный отсчёт пошёл. — Вэй Усянь! — яростный голос доносится до его слуха. — Ты говорил, что способен удержать контроль! Цзян Чэн останавливается, рядом с ним, обнимая держащуюся за раненную руку Цзян Яньли, встаёт Цзинь Цзысюань. За ними — остальные заклинатели («Смотри, дитя, даже твой Лань Чжань», –но дух знает, что тот его больше не слышит), за спиной «Вэй Усяня» — армия мертвецов. Он не атакует, наслаждается втекающей в него ненавистью, злобой. — Вэй Усянь! Ты… Как ты посмел? Ранить свою собственную шизце! — Захлопнитесь! — шипит Цзян Чэн на открывших было рот заклинателей. Он нечитаемо смотрит на «своего» шисюна. — Когда ты уже остановишься?! Чего ты добиваешься? «Вэй Усянь» строит наивное личико. — Я всего лишь даю отпор тем, кто на меня нападает, и защищаю невинных людей. Кто-то из адептов выкрикивает: — Невинных людей? Неужели Дева Вэнь и Призрачный Генерал? Именно поэтому ты не выдал их нам? Что?.. Улыбка медленно сползает с лица. Но ведь брат и сестра Вэнь сами ушли, чтобы… Его глаза расширяются. Прежде, чем он успевает сделать шаг, тело парализует. Чёрт. — Глава Ордена Цзян, используйте Цзыдянь! — кричит взявшаяся из ниоткуда Вэнь Цин с крыши Знойного дворца. — Ты… — Это же Призрачный Генерал и Вэнь Цин! Что они здесь делают?! Почему они атакуют Вэй Усяня?! Разве они не союзники? — растерянно шепчутся заклинатели. Вэнь Цин и Вэнь Нин бесстрашно спрыгивают на площадь, и девушка почти умоляюще смотрит на Цзян Ваньиня. — В той битве с Вами он просил не использовать Цзыдянь. Бейте сейчас! — Цзян Чэн, не слушай… — Глава Ордена Цзян! Цзян Ваньинь больше инстинктивно, чем послушно, направляет хлыст в сторону шисюна, и фиолетовая молния приходится прямым ударом в грудь. Тут же трупы валятся на землю, словно их и не поднимали демонической флейтой. Сначала ничего не происходит, однако «Вэй Усянь» хватается за горло, задыхаясь. Его тело начинает выгибаться страшными ломанными линиями, испуская тёмную энергию. Заклинатели в ужасе отступают на шаг, а Лань Ванцзи, наоборот, бросается к нему, но женская рука преграждает Ханьгуан-цзюню путь. — Что здесь происходит?! — вскидывается Цзян Чэн на Деву Вэнь, но та лишь указывает на Старейшину Илин. Того уже окутал чёрный поток, из которого доносились леденящие душу крики. Неожиданно тьма слетает в сторону, продолжая стенать от боли, и на землю с глухим шлепком падает худое тело юноши в потрёпанных одеждах. Его неестественно бледная кожа едва ли выглядит как у живого человека, чёрные длинные волосы перевязаны выцветшей красной лентой, а в молодых чертах легко узнаётся… — Вэй Ин! — Лань Ванцзи отталкивает руку целительницы, кидаясь в сторону тела и аккуратно поднимая его в свои объятья. Это определённо Вэй Ин: чуть меньше, моложе и тоще, с ледяными руками. Спешно Лань Чжань нащупывает на исхудавшей шее едва ощутимый пульс и где-то в глубине души немного выдыхает. Живой. Живой, но так по-мертвецки холодный и бледный. Цзян Яньли, несмотря на сопротивление мужа, бежит к своему шиди. Глава Ордена Цзян ошеломленно опускает хлыст. Цзыдянь способна изгонять духов, захвативших тело не по доброй воле хозяина, — вспоминает он, но разум всё ещё не может собрать всю мозаику происходящего воедино. Вэй Ин был захвачен духом? Когда? Почему? А главное — как он раньше не заметил? Растерянный гомон прокатывается по толпе заклинателей, но его обрывает резкий хохот. Тьма, некогда стелившаяся по земле, принимает форму: отчётливый силуэт мужчины, похожего на самого Старейшину Илин, парит в воздухе, сверкая своими алыми глазами. — О, великие демоны, знатно же вы меня провели. Я впечатлён, Дева Вэнь, — злобный голос отдаётся эхом. Вэнь Цин хмурится. Хмурится и Цзян Ваньинь. — Что ты такое? — поражённо выдыхает Цзинь Цзысюань. Тьма колыхается, яростно пытаясь дотянуться до врагов, шипит, но дух спокойно отвечает: — Я то, что положит конец этому миру. — Что ты сделал с Вэй Ином? — скрипит зубами Цзян Чэн, и Цзыдянь опасно искрится фиолетовыми молниями. Дух окидывает взглядом истощённое тело Вэй Усяня, и в его голосе проскальзывает издёвка: — Я? Я нашёл его изломанным в пропасти и дал выбор: помощь в обмен на его тело. Он отказал, и я просто забрал то, что уже по своей сути принадлежало мне, — Лань Ванцзи крепче прижимает к себе Вэй Ина и смотрит так, словно готов поспорить с последними словами. — Мне пришлось потрудиться, собирая его кости буквально по кусочкам. Однако быть им оказалось не так сложно, всё-таки люди до скверности слепы. И вы все так его ненавидели, что я вынужден поблагодарить. Без вас у меня бы ничего не получилось. Гробовая тишина накрывает площадь. Все молчат — от вины ли, стыда или заполонивших голову мыслей. Дух скользит взглядом по юноше в объятьях сильных рук Ханьгуан-цзюня. — Он ещё дышит, — не спрашивает, утверждает он и усмехается. — И хотя Дева Вэнь и Призрачный Генерал постарались, он всё равно уже не жилец. К рассвету всё закончится и для него, и для его души. Силуэт сливается с тьмой, что уже ринулась в сторону Вэй Ина. Цзыдянь и Бичэнь встречают её точными ударами, но та со смехом уклоняется, втекая в тело Вэй Усяня. Но ничего больше не происходит. Ночь заклинатели встречают в молчании — не пируют, не оплакивают павших, пытаются осознать произошедшее. Тело Вэй Ина аккуратно переносят в одну из уцелевших комнат Знойного дворца. В давящей тишине под дряхлым пологом рядом с кроватью сидят ещё двое — Лань Ванцзи и Вэнь Цин. Целительница осматривает находящегося в беспамятстве юношу, стараясь привести его в сознание, заставить дышать нормально; а Ханьгуан-цзюнь, склонившись над Вэй Усянем, не выпускает костлявую руку из своих ладоней. Скрип открывающейся двери нарушает покой старой комнаты. — Как он? — хмуро спрашивает Цзян Чэн, наблюдая, как старшая сестра тут же опускается у изголовья кровати и проводит пальцами по холодной щеке его шисюна, а Лань Сичэнь и Не Минзцюэ устраиваются рядом с входом. Грустная Вэнь Цин беспомощно качает головой: здесь она абсолютно бессильна. Стоящий позади Цзян Ваньиня Лань Цижэнь несколько раз кашляет в кулак. — Я полагаю, Дева Вэнь ничего не может сделать, потому что не знает, с чем имеет дело. — Дядя, что Вы имеете ввиду? — Цзэу-цзюнь смотрит обеспокоенно. Учитель Лань нечитаемо рассматривает Вэй Ина, и замечающий это Лань Чжань расправляет плечи, словно надеясь хоть немного скрыть юношу от постороннего внимательного взгляда. Лань Цижэнь поджимает губы. — Это существо не имеет названия, встретить его — большая редкость, — на немой вопрос слушающих он лишь поглаживает бородку. — Я и сам никогда не видел его. До сегодняшнего дня. Не Минзцюэ уже открывает рот, но Глава Ордена Лань жестом просит не перебивать дядю. — Когда-то давно я читал в одной из книг про него. Эта тварь рождается в месте скопления тёмной энергии из слияния нескольких сотен душ, что охвачены жаждой мести. Она обладает разумом, но не имеет форму. Потому выбирает себе жертву, тело которой захватывает и использует, пока не создаст своё собственное. Оно же будет неуязвимо для обычных оружия и заклинаний. — Мы можем как-то помочь Вэй Ину? — голос Лань Ванцзи, впервые на памяти присутствующих, звучит взволнованно. Лань Цижэнь на мгновение задумывается. — Полагаю, что все здесь хоть раз слышали о Чертогах разума.***
— А-Ли, нет! — скрестив руки на груди, восклицает Цзинь Цзысюань. — Это слишком опасно. Идею, которую поведал Лань Цижэнь, сложно было назвать простой: Вэй Ин, как и вселившееся в его тело существо, заперт сейчас в собственных Чертогах разума — особом месте, которое отражает состояние души человека. Тёмная тварь отравляет их, уничтожая тем самым душу хозяина, поэтому чтобы спасти Вэй Усяня, единственным способом было бы изгнать существо оттуда. Вопрос заключался в том, как это сделать. Лань Цижэнь припомнил, что у их Ордена имеется ритуал, способный перенести в Чертоги другого человека. Раньше этот метод применялся для укрепления связей между заклинателями, но то, что они собираются провернуть сейчас, гораздо сложнее и опаснее. Старший Лань сразу отрезал, что больше двух человек переместить нельзя, иначе можно навредить Вэй Ину. Именно поэтому… — А-Сюань, я понимаю, что ты волнуешься за меня, но А-Сянь — мой шиди, младший брат. Я не могу его оставить. — А я не могу отпустить тебя. Ты моя жена и мать моего ребёнка, — надломлено возражает ей Цзинь Цзысюань и добавляет. — Я не хочу тебя потерять. — А-Сюань… — Сестра, он прав, — Цзян Ваньинь вздыхает тяжело, стараясь не смотреть ей в глаза. Он прекрасно её понимает и чувствует то же самое: не заметил, не доглядел, а должен был — они же семья. — Тебе не стоит идти. Я справлюсь сам. Цзян Яньли отводит взгляд. Ей совершенно не хочется сидеть сложа руки и ждать. Ладонь мужа мягко опускается на голову, укладывая её себе на плечо. — А-Ли, если хочешь я могу пойти вместо тебя. — Боюсь, что это невозможно, — голос Цзэу-цзюня звучит ровно и спокойно, хотя сам Лань Сичэнь всё же нервничает. — Простите мне мою грубость, молодой господин Цзинь, но там Вы будете бесполезны. Если Вы слушали дядю, то вспомните, что в Чертогах лишь люди, тесно связанные с данным человеком, обретают хоть и малую, но силу. Ваши же отношения с господином Вэем всегда были весьма… натянуты. Кроме того, больше двух человек переправить в сложившейся ситуации никак нельзя. Брови Цзян Чэна ползут вверх, и он с удивлением перебивает: — Уже двое? Кто ещё? — Я. Холодный голос Лань Ванцзи, отдающийся эхом в старой комнате, становится неожиданностью для присутствующих. В золотых глазах плещется решимость и вызов — кажется, он прямо сейчас готов биться за своё решение с мгновенно нахмурившимся Цзян Ваньинем. Фиолетовые молнии опасно искрят в воздухе. — Ты… Почему? Ты же его с самого начала ненавидел. Ханьгуан-цзюнь крепче сжимает руку Вэй Ина, которую так и не выпустил из своей, и (поражённый Цзян Чэн может поклясться чем угодно) с печалью произносит: — Это не так. ... Длинные пальцы ловко перебирают струны гуциня, извлекая монотонную, спокойную мелодию, что заполняет тишину комнаты. Врывающийся в окна ночной ветер покачивает старые, выцветшие занавески, шумят расклеенные по периметру помещения талисманы. Лань Ванцзи и Цзян Ваньинь крепко держат лежащего на полу Вэй Ина за руки, вокруг них киноварью очерчен ровный круг. Круг, который должен будет помешать тёмному духу сбежать после изгнания из тела. Рядом стоят несколько заклинателей, решивших помочь, Не Минцзюэ с Лань Сичэнем сжимает пальцы на рукояти, готовясь в любой момент разрубить злую тварь напополам. Призрачного Генерала предусмотрительно оставляют за дверью. И Лань Чжань, и Цзян Чэн чувствуют, как наливаются свинцом веки. Но стоит им закрыть глаза, как оба словно проваливаются вниз.***
Первым, что почувствовал каждый из них, было невесомое прикосновение чего-то крохотного и холодного. В смятение Лань Ванцзи распахивает глаза и потрясённо устремляет свой взор в серое, усеянное тучами небо. Медленно падает снег. Цзян Ваньинь с таким же удивлением рассматривает свою ладонь, на которой только что растаяла белая снежинка. Переглядываются. Они стоят у какой-то подворотни; вокруг нет ни души — только небольшие сугробы да местами потрёпанные домишки. Неожиданный громкий лай, а затем последовавший за ним отчаянный детский крик отрезвляют молодых заклинателей, заставив рвануть на жалобный, плачущий голос. Голос, который принадлежит… маленькому Вэй Ину? Серые, полные слёз глаза в ужасе смотрят на свору облезлых и голодных псов. Их дикие глаза жадно вгрызаются в небольшой мешочек, который прижимают к груди тонкие трясущиеся пальчики. Маленький Вэй Ин дрожит не только от страха, но и от холода: он, чумазый и растрёпанный, одет лишь в какие-то тонкие лохмотья и разодранные башмачки, которые наверняка были ему маловаты. — Это его… — лицо Цзян Чэна искажает странная смесь эмоций, слово «воспоминание» предательски дрогнувшие губы произнести почему-то так и не могут. Но Лань Ванцзи понимает. Одна из собак, видимо наконец решившись, кидается, вцепляется зубами в мешочек. «Нет! Отдай!» — моляще всхлипывает Вэй Ин, пытаясь вырвать его из хватки животного, но другие, злобно рыча, тут же нападают на него, кусая рыдающего и визжащего от боли мальчика. Не думая, Лань Чжань дёргается вперёд, но земля словно уходит из-под ног: их с Цзян Ваньинем куда-то тянет, мир вокруг размывается. Единственное, что он видит четко перед собой, — два маленьких замёрзших пирожка с мясом на снегу. Их несёт дальше, картинки сменяются одна за другой. Вот горит Пристань Лотоса, а через мгновение — Дева Вэнь извлекает золотое ядро Вэй Усяня и пересаживает его Цзян Чэну. И здесь Цзян Ваньинь позволяет себе пустить слезу, но не расплакаться. И Лань Ванцзи тоже. Равнодушно наблюдать за тем, как стойко терпит всё Вэй Ин, невозможно. Боль ощущается физически, как и пустота внутри. Следующая сцена будит гнев внутри: Вэнь Чао небрежно хватает Вэй Усяня, раненного и избитого, за хвост и швыряет вниз. Сыплет вслед оскорблениями и издёвками. Стон боли рвёт воспоминание на части, собирая в новую картину. Ужас сжимает сердца молодых заклинателей, когда они видят распростёртого в воздухе сильными трупными руками Вэй Ина. В его горло мерно вливается мощная тёмная энергия, что заполняет, кажется, всё вокруг. Из постепенно стекленеющих серых глаз по вискам сбегают мокрые дорожки. — Вэй Ин! Темнота… К ногам что-то липнет, что-то вязкое и тягучее. Стоит юношам раскрыть глаза, как их ослепляет. Красный, повсюду красный: и небо, и субстанция, в которой утопают ступни. Настолько ярко и темно одновременно, что от такого безумного контраста невольно начинают наворачиваться слёзы, мешая оглядеться. Приходится слегка прикрыть лицо рукой. Сделать шаг получается, только приложив немало усилий — ярко-алая жижа вьётся путами вокруг лодыжек, тянет их вниз, как болотная трясина — нерадивых путников. Цзян Чэн выругивается, едва не теряя равновесие и не падая, но в последний момент удерживается на месте, да так и застывает. Лань Ванцзи поворачивает голову. Деревянные руины, кажется, давно сгнившие и окружённые сухими почерневшими лотосами, боязливо торчат из бескрайней багровой лужи. На одной из балок тряпичной куклой свисает худое тело: концы смоляных прядей немного намокли от соприкосновения с гладью озера, одежды покрыты уродливыми пятнами, а в правой ладони крепко сжат один из увядших лотосов. Юноша перед ними буквально кровоточит: тёмно-алые струйки не переставая скользят по бледной коже, срываясь в тошнотворно-красную жижу; и Лань Ванцзи понимает, что это не обычная лужа. Кровь. — Вэй Ин! — вырывается не только синхронно, но и одинаково отчаянно. Оба, не сговариваясь, уже было собрались рвануть с места, но до этого не замеченная фигура рядом с Вэй Усянем неожиданно заходится в жутком смехе, заставляя вздрогнуть. Мужчина, подле чьих ног лежит Вэй Ин, не выглядит удивлённым, видя двоих заклинателей. Наоборот, кажется весьма позабавленным и заинтригованным, но внутри прищуренных красных глаз теплятся настороженность и презрение. Неспешной поступью «человек» скользит вперёд, ступая по кровавой глади, и преграждает путь к развалинам. — Так-так-так… Непрошенные гости? Как занятно, — едкий смешок. — Боюсь, вы слегка припозднились и ловить здесь больше нечего. Проваливайте восвояси! — Пока ты не сгинешь отсюда, мы никуда не уйдём, — зло рычит Цзян Чэн. Лань Ванцзи согласно кивает, хмурясь ещё больше и с беспокойством поглядывая на Вэй Ина. Дух приподнимает бровь. — Глупцы! Я даю вам шанс убраться отсюда живыми, почему бы им не воспользоваться? В любом случае, я не позволю вам всё испортить… Синюшная рука вздергивается вверх, и волны тёмной энергии угрожающе разлетаются в разные стороны. Рука Лань Ванцзи машинально тянется к Бичэню на поясе, но лишь пропускает сквозь пальцы воздух. Меча на его законном месте не оказывается, как впрочем и Цзыдяня на левой руке растерянного Цзян Ваньиня. Безоружны. — Я же предупреждал, — злорадно улыбается дух. — Вы здесь всего лишь мерзкие букашки, которые не способны ни на что! И которые прямо сейчас готовы сдохнуть со своим ненаглядным Вэй Усянем. Верно же говорю, Ханьгуан-цзюнь? Щёлк. Кровавая жижа неожиданно страшно булькает и начинает пениться, словно вскипая. Безобразная пасть мгновенно выныривает, стараясь ухватиться за чужую ногу, и Цзян Чэн лишь благодаря своей реакция в последний момент отскакивает в сторону. Лань Ванцзи следует его примеру, продолжая наблюдать, как вылазят из крови облезлые собакоподобные твари. Они скребут своими массивными лапами, рычат, скаля свои острые как клинки зубы. — Ханьгуан-цзюнь, что будем делать? Лань Ванцзи смотрит на свору псов, что готовы броситься на них в любой момент, и пытается сообразить. Времени крайне мало — он понимает это по странным трещина на небе — но в голову ничего не приходит, кроме… Дядя ведь упоминал, что люди, имеющие крепкие связи, способны оказать влияние на Чертоги? — Сражаемся. Твари реагируют мгновенно. Вой тут же разносится по округе, как и плеск упавшей туши. Цзян Ваньинь не совсем понимает Лань Ванцзи. Не совсем доверяет ему, но жизнь брата сейчас куда важнее. Поэтому когда первая псина намеривается прокусить ему горло, он со всей злостью отправляет её в полёт. Та вскакивает, едва коснувшись кровавой воды, и снова бросается в бой. Цзян Чэн тоже не дурак и видит, что время утекает, как песок сквозь пальцы, старается как может, сбрасывая очередного пса с себя. Со стороны Лань Ванцзи слышатся звуки трескающихся костей — тот с холодной решимостью и непроницаемым лицом ломает твари хребет. Цзян Чэн лишь фыркает на это, пережимая в хватке огромное горло. Скулёж, что издавал монстр, прекращается; на смену ему приходит хищный рык за спиной. Едва ли заклинатель успевает обернуться, как прыгающее на него животное уже катится в сторону и сбивает своего сородича. Лань Ванцзи невозмутимо отбивается от очередной атаки. Впрочем, Цзян Ваньинь и не собирался его благодарить. Чем дольше они бились с потоком монстров, тем больше понимали — это может длиться бесконечно. Стоило одной твари сгинуть, как на смену ей приходили две. Силы у обоих заклинателей плавно достигают своего предела, а они даже не сдвинулись с мёртвой точки. Трещины всё с увеличивающейся скоростью разрастаются по небесному своду: он почти готов разлететься на тысячи осколков. А дух так и стоит на своём месте и, кажется, любуется открывающейся картиной. Чувствует себя победителем. — Иди! — вдруг необъяснимо для себя выпаливает Цзян Чэн, растягивая руками мощные челюсти. Эта мысль возникла у него внезапно, когда он вспомнил, что дух обратился к Ханьгуан-цзюню. Значило ли это, что он считает того более значимым врагом? Что-то подсказывает — да. К тому же, если они будут вдвоём отбиваться от своры чудовищ, то кто тогда убьёт самую главную тварь? — Иди! — раздражённо повторяет он, вложив в это слово всё: спаси моего брата, разберись с этим гуевым порождением… И Лань Ванцзи не медлит. Отшвыривает от себя пса, мчится в сторону духа. Тот уворачивается от кулака, отходя назад и не позволяя коснуться себя. Ядовито смеётся. — Ты действительно думаешь, что сможешь одолеть меня? В моих владениях? Да ты смешон, Ханьгуан-цзюнь. Тебе ни в жизни не совладать со мной! — тёмная энергия потоком обдаёт пытающегося защититься Лань Ванцзи. Белые сапоги бороздят густую жижу, поднимая брызги. Ещё немного — и упадёт, проиграет. Сил, как и времени, не остаётся, но он не собирается сдаваться. Прежде всего ради Вэй Ина. Стиснув зубы, Лань Ванцзи превозмогает себя: делает шаг. Первый. Второй. Третий. Идти тяжело, но что-то словно толкает его в спину и он идёт. Дух выглядит изумлённым и озлобленным. «Да кто ты такой?!» — шипит он, усиливая поток и заставляя молодого заклинателя проскользить назад. Но без толку. Снова и снова тот непоколебимо двигается вперёд, оттесняя «мужчину» к развалинам. Но стоит духу собраться атаковать, как он чувствует лёгкое сжатие на своём чёрном ханьфу. «Невозможно!», — хочется в ярости выкрикнуть ему и обернуться, но этого мимолетного порыва хватает, чтобы Ханьгуан-цзюнь рванул вперёд. Лань Ванцзи действует по наитию, хватая мужчину за голову и вдавливая большие пальцы в глазницы. Лицо искажает гримаса терзающей боли, а кожа вокруг глаз начинает обугливаться. Дух мечется и издаёт нечеловечески дикие вопли, пытается схватиться за чужие руки, но тут же начинает ещё сильнее кричать, пока синюшные ладони покрываются лопающимися волдырями. Из глазниц и ноздрей струится чёрная жидкость, и Лань Ванцзи продолжает давить с ещё большей силой и яростью. Дух рвёт пальцами белые волосы, ревёт и бьётся в агонии… А потом уши вдруг закладывает от оглушающего хлопка, и на мгновение все пять чувств пропадают. Когда зрение возвращается к нему, он всё равного ничего не видит: нет ни чёрных псов, ни сражающегося с ними Цзян Ваньиня, ни духа, ни красных неба и озера… Взгляд выцепляет слабое тело, и Лань Ванцзи кидается к нему. Аккуратно перекладывает в свои объятия и вглядывается в лицо: остекленевшие глаза смотрят куда сквозь него, в уголках губ и у носа запеклась кровь. Заклинатель невесомо проводит по бледной щеке. Пальцы пробегают по руке вниз и внезапно натыкаются на лотос в руке. «Хочешь, я поделюсь с тобой Улыбкой Императора, а ты никому не расскажешь, что видел меня?» «Гэгэ, порадуй же меня своим взглядом!» «Здесь только мы одни, а я веду себя подобным образом — так что, ты думаешь, я собираюсь делать?.. ... вся застоявшаяся кровь вышла. Можешь не благодарить!» «… Очень красиво. Как называется эта мелодия?» Перед глазами один за другим проносится всё то, что Лань Ванцзи эти годы так бережно хранил в своей памяти: первая встреча с Вэй Ином и их обучение в Облачных Глубинах, пещера Черепахи Губительницы… Он так поражён обилием красок и звуков, что не сразу понимает — это не его воспоминания. Воспоминания Вэй Ина, которые он так отчаянно сжимал в своей руке, не давая обратиться прахом. Может ли это значить хоть что-то? Словно в ответ на его мысли, лотос медленно расцветает, распускается под его пальцами. Лань Ванцзи зачарованно смотрит на то, как розовеют нежные лепестки, чувствует, как в слабой остывающей руке растекается тепло. Живое тепло. — Л-лань… Чжань., — тяжёлый, едва различимый хрип слетает с дрожащих губ. — За…бери…меня…в… Гусу… По бледной щеке, оставляя кровавый след, сбегает слеза, и Лань Ванцзи утыкается тому в грудь. — Заберу.***
Лань Ванцзи осторожно кутает Вэй Ина в мягкое одеяло и поднимается, чтобы плотнее затворить окно. Весна в Облачных Глубинах, несмотря на свою красоту, в этом году холодная, и мужчина просто не может позволить Вэй Усяню простыть. Минуло больше полугода, с тех пор, как Ханьгуан-цзюнь забрал его в Гусу Лань. Не без проблем, конечно, в лице Цзян Ваньиня с Цзыдянем в руке. Они оба по своей натуре упрямы, и никто не хотел уступать. Цзян Чэн решительно не принимал мысль, что доброй волей Вэй Усяня было вернуться в Гусу. Когда-то в юности Вэй Ину не пришлись по душе строгие нравы и тысячи правил, так с чего бы ему хотеть возвращаться? От стычки их спасла Цзян Яньли, рассудив, что в Гусу Лань есть множество техник, направленных на восстановление души и тела, и предопределив поражение младшего брата в этой битве. Так Вэй Ин и остатки клана Вэнь отправились под крыло Ордена Гусу Лань. Первые месяцы ушли на лечение тела. Лекари полагали, что исцелив истощённого Вэй Усяня, они смогут пробудить его сознание. Однако, время летело, а Вэй Усянь так и не открыл глаза. Поэтому Лань Ванцзи самовольно, нарушив правила, забрал того в цзинши. Окружил Вэй Ина заботой, которую столько лет прятал и запирал под замок глубоко внутри: каждый день по несколько раз разминал суставы и мышцы, чтобы те не задревенели из-за долгого сна хозяина, собственноручно купал… И, конечно, же он играл на гуцине. Сначала это были исцеляющие мелодии Ордена, но, видя, что не приносят никакого эффекта, стал играть другую — мелодию, что сочинил сам, что звучала лишь однажды для них двоих. Стоило лишь ударить по струнам, как в голове проносилась лишь одна-единственная мольба: «Вэй Ин, вернись ко мне». Сегодня, как и каждое прошлое утро, он вновь садится за гуцинь. Несмотря на то, что небо ещё темно, колокол давно известил о подъёме. Звуки горечи и печали постепенно заполняют цзинши. Гуцинь стонет, плачет, как и сердце самого Лань Ванцзи, шепчет: «Я люблю тебя. Никто не нужен кроме тебя. Пожалуйста, вернись ко мне». — Ты… так и не сказал название, — тихий, изможденный голос обрывает мелодию. Лань Ванцзи мгновенно оказывается возле кровати, не в силах поверить в реальность. Серые глаза напротив, пребывавшие несколько месяцев сомкнутыми, смотрят с теплотой и улыбкой. Слабая, трясущаяся рука ласково касается чужой щеки. — Лань Чжань… Почему ты плачешь? Лань Ванцзи смотрит на Вэй Ина и не может остановиться. Он осторожно перехватывает запястье, прижимаясь губами к острым костяшкам. Лань Чжань готов снова и снова целовать его руку. Облегчение, бесконечная нежность и счастье заполняют грудь. — Не плачь, — светло улыбается Вэй Усянь. — Я же вернулся. К тебе. Уголки рта Лань Ванцзи, слегка дрогнув, приподнимаются. За окном занимается заря.