Ленточка

— Это так-то ты тренируешься?! Сан-Сан дернулся было бежать сквозь кусты, но тут же испуганно сжался, прикрыл голову веером и запричитал: — Нет-нет-нет, я честно занимался все утро! Старший брат, не могу же я продолжать с этим вот ужасом! Я просто вынужден был остановиться, сам посмотри! Минцзюэ смотрел на совершенно нормальные честные водянки — неоспоримое свидетельство утренней тренировки — и пытался поймать короткий проблеск осознания. Но мысль маячила лисьим хвостом среди осенней листвы и не давалась, так что он просто обхватил ладонь Сан-Сана своими, игнорируя испуганный ойк, сосредоточился… Не то чтобы он хорошо это умел, но повода не сделать не видел. — Скоро пройдет. Совсем убрать не могу. — Спасибо, старший брат. Ты так добр, — радости Минцзюэ не услышал, услышал скрываемую досаду пополам с ноткой зависти и внимательно посмотрел в глаза младшему брату. Испуганная гримаска, спешно нацепленная поверх сияющего восхищением взгляда, все-таки досада, что содранные водянки не станут поводом отлынивать от занятий и дальше, а потом что-то, в чем разобраться у Минцзюэ никогда не получалось — Сан-Сан был сложный. — Ты должен вырасти сильным. Нежные руки — не подходящее украшение для второго молодого господина ордена Не. Сан-Сан отнял руки — на них все еще оставались ранки, но хотя бы ему больше не было больно — демонстративно полюбовался и капризно надул губы: — Сильным будешь ты. А я буду умным, красивым и… еще не придумал. — И сильным ты будешь тоже. Пойдем, хоть посмотришь на тренировку… — Старший брат уже придумал, чем меня занять, пока заживают руки, и теперь заманивает в свое логово? — Конечно. Пойдем. И… логово? Минцзюэ пригасил улыбку — ни к чему поощрять дерзкое поведение младшего, если оно не продиктовано желанием показать свою силу. Хотя… Сан-Сан в свои десять лет читал на лицах людей куда лучше старшего брата, и совершенно не то. — Логово-логово, ты ужасное чудовище! Зачем только я пощадил твою жизнь! Теперь расплачиваюсь! — Сан-Сан, тебе не пять лет. Но если ты настаиваешь, то конечно, на тренировочное поле я тебя отнесу. Сан-Сан порскнул в сторону, по тропинке между кустами, сиганул через клумбу, ловко подхватив свои многочисленные подолы, чуть не кувыркнулся головой в ручей и вполне искренне завизжал, когда Минцзюэ подхватил его поперек туловища и закрутил над головой. Чего-чего, а визжать второй молодой господин ордена Не умел всегда, особенно от восторга. Просто сногсшибательно получалось, особенно если прямо в ухо. Один раз Минцзюэ его даже уронил-таки и честно признал победу трехлетнего Сан-Сана над злобным горным чудищем, поверженным одним только героическим кличем. Повторить подвиг великому герою, правда, больше ни разу не удалось, но, несмотря на это, играть с братом в чудищ Сан-Сан любил. Ровно до того момента, как оказалось, что на тренировочной площадке не только можно сидеть на шее у брата, но нужно и заниматься. Минцзюэ отпустил задыхающегося, смеющегося брата на землю, сам потряс головой. Побороться всерьез они не смогут еще долго: Сан-Сану не только придется преодолеть разницу в возрасте, но и обойти различия в сложении — верткий и гибкий, тонкой костью он явно пошел в мать. Хорошо хоть, что по закоулкам сада он улепетывал от брата с энтузиазмом, вдесятеро окупавшим всю его леность на занятиях. Иногда Минцзюэ думал — жаль, что нельзя выдать Сан-Сану не да-дао, а цзянь. Но решать этот вопрос предстояло отцу, и сам Минцзюэ не мог даже представить, как подступиться к этому разговору. Могла ли быть Бася другой? Этот вопрос раскалывал мир пополам, и на то, что осталось с другой стороны, молодой господин великого ордена Не не смотрел. — Старший брат задумался о чем-то? — ответить Сан-Сану он не успел, тот коротко фыркнул и улыбнулся: — Или о ком-то? Секунда ушла на то, чтобы сообразить, о чем толкует дерзкий младший брат, и еще две — чтобы перестать улыбаться и легко щелкнуть шутника по носу. — Если хочешь спросить о человеке, спрашивай прямо, Сан-Сан. Или лучше иди прямо к нему, а не узнавай окольными путями и намеками. — Старший брат такой серьезный, когда воспитывает своего неразумного меня и наставляет на истинный путь. А между тем неразумный младший брат уже всё сделал. — Что ты сделал? — когда у Сан-Сана делался такой взгляд, тревожиться было не только нужно, но и должно. Сегодня Минцзюэ еще не видел гостей из Гусу. Внял наставлениям, что не должно наследнику ордена и воину носиться с приятелем день и ночь по округе, как малолетней ребятне, выполнил все распоряжения отца, которых оказался преизрядный список (в том числе и лично потренировать младшего брата, раз уж тот все равно бегает за старшими, как заклинатель на ночной охоте за особо резвой нечистью, и потому ничем полезным не занимается). И вот сейчас, глядя, как заговорщицки улыбается Сан-Сан одними уголками губ, как смотрит со снисходительным смешливым торжеством и притворной скромностью, Минцзюэ очень хотел бежать проверить, что его хитроумный младший братишка придумал в качестве шутки. — Не Хуайсан, что ты сделал Лань Сичэню? — Старший брат становится необычайно проницательным, когда речь заходит о его достойном друге из Облачных Глубин… — Сан-Сан изо всех сил сдерживал улыбку, но слишком самодовольный вид выдавал его с головой. С другой стороны, Минцзюэ не думал, что тот сумел бы сделать что-то совсем уж возмутительное. Сан-Сану же нравился Лань Хуань… То есть Лань Сичэнь — некстати, то есть как раз, видимо, очень кстати вспомнилось, как за поминание друга по детскому имени прилетело от отца. В любом случае, сотвори Сан-Сан что-то действительно серьезное, наверняка вся Нечистая Юдоль уже стояла бы на ушах, а сам он поостерегся бы дразнить старшего брата так явно. Ну и Сан-Сану же и правда вроде нравится Лань… Сичэнь. — Старший брат, у тебя сейчас такое лицо смешное! — Сан-Сан засмеялся, прикрывая рот рукавом, захихикал по-девичьи, и вот уже Минцзюэ не знал, что и думать. — Ты подозреваешь меня в чем-то плохом, но что может сделать твой слабый и глупый младший братец? — Сан-Сан... Выпорю. За непочтительность. — Отцу нажалуюсь! — Так он добавит. — Он обоих накажет, и тебя сильнее: что же ты за старший брат, если не можешь за мной уследить? — Сан-Сан! — Не кричи, старший брат! А то я ничего тебе не скажу! И не отдам. Последнюю фразу Сан-Сан выкрикнул уже с дерева, на которое взлетел испуганной кошкой. И наученный горьким опытом, забрался на ветку повыше и потоньше, хотя вот уж мог бы запомнить, что много времени на этом не выиграет, когда терпение Не Минзцюэ кончится. — Хорошо, Сан-Сан. Что ты мне не отдашь? Следующая фраза, очевидно, была заготовлена маленьким засранцем заранее, и ради того, чтобы она произвела задуманный эффект, Сан-Сан рискнул и целостностью ушей (все-таки на порку он еще не заработал), и испортил прическу и платье, и вроде даже нос поцарапал, пока взбирался повыше. — Конечно же то, что ты больше всего хочешь получить. Что? — Что? Сан-Сан состроил многозначительную гримасу и картинно извлек из рукава что-то небольшое, светлое, махнул рукой, разматывая белую полоску шелка… — Сан-Сан!!! — Ай! Старший братик, пусти меня, пожалуйста!!! Минцзюэ тряхнул паразита, напоминая, что до земли далеко и падать он будет долго. — Я тебе уши оборву, — процедил Минцзюэ, старательно сдерживая порыв выполнить угрозу. Все-таки придется пороть. Потом. — Откуда у тебя это? — Старший брат, пусти, ты чего?! Я же просто стащил ленточку! С дерева Минцзюэ сиганул под истошный вопль ужаса, зато ленту перепуганный Сан-Сан отдал без разговоров, только глазами хлопал и кусал побелевшие губы. Минцзюэ не любил, когда младший брат его пугался, но сейчас успокоиться не удавалось, злость стучала в висках с непривычной силой, даже Бася заволновалась, хотя нечисти, естественно, поблизости и быть не могло. — И долго ты будешь молчать? — Я не хотел тебя разозлить. Сан-Сан как вцепился Минцзюэ в рукав еще на дереве, так и не отпустил. Наверное, и хорошо. Нелогичная, неправильная привычка кидаться обнимать старшего брата, когда тот в ярости, как ни странно, служила Сан-Сану хорошую службу, помогая избежать заслуженной трепки… или незаслуженной. Может, поэтому он и продолжал провоцировать — знал, что легко избежит наказания? — А чего ты хотел? — Это сейчас глупо прозвучит, — Сан-Сан шмыгнул носом и уткнулся куда-то в район подмышки. И в этом был весь он! Но лента… Лань Хуань уже должен был заметить. — Я жду, Сан-Сан. Рассказывай. — Ты любишь его больше, чем меня. Что? — Что? Сан-Сан, не отрывая лица от подмышки, шмыгнул носом громче и толкнулся макушкой в ладонь, требуя ласки. Минцзюэ тихо вздохнул, начал перебирать перепутанные волосы, выбрал пару листиков. Понять Сан-Сана было всегда сложно, часто совершенно невозможно, и, как в какой-то момент Минцзюэ понял, иногда и не нужно. А вот погладить по голове и обнять и правда помогало. — Сан-Сан… Ленту-то зачем стащил? — Чтобы ты разозлился. — А говорил, что не хотел злить. Сан-Сан обхватил-таки Минцзюэ обеими руками и замотал головой. — Не так. Я думал, что если у меня будет то, что тебе дорого, то ты… ты все время с ним! А если у меня будет ленточка, то он должен быть со мной! — Сан-Сан… ленточка-то тут при чем? — А если она ни при чем, то чего ты разозлился? Ты сам сказал, что она для особенного человека. — Сказал, — Минцзюэ тяжело вздохнул. Для особенного человека, это сказал Лань Хуань с серьезным видом, когда Минцзюэ его в первый раз спросил. Попытался дернуть за ленточку, за волосы показалось как-то невежливо. И получил в нос. Лань Хуань казался слишком воспитанным, не способным и шагу сделать без разрешения старших и уж точно не готовым дать сдачи нормально. Оказалось — показалось. Так что после драки, когда они изрядно отколошматили друг друга (и Минцзюэ остался крайне доволен новым другом), Лань Хуань объяснил, что ленту трогать нельзя, что она символ, что касаться ее можно будет одному-единственному человеку — спутнику на пути самосовершенствования. Минцзюэ понял, кивнул и больше руки не тянул, только смотрел иногда. И уже много позже понял еще раз. Можно сказать, недавно, когда, услышав очередное «Лань Хуань», отец тяжело вздохнул и объяснил, что нет, тащить любимого друга в зеленые терема не надо. Потому что все весенние радости для тех, кто носит фамилию Лань, начнутся и закончатся со спутником на стезе самосовершенствования, законным супругом, с которым, кроме самосовершенствования на пути, надобно еще и продолжить род, что есть долг всякого человека. Но услышанное в детстве «для особенного человека» так и осталось высеченным в камне. Так что когда Сан-Сан заметил, что, мол, красивая ленточка у молодого господина Лань, Минцзюэ так ему и сказал. — Ты перестал сердиться, старший брат. Сан-Сан смотрел снизу вверх внимательным взглядом, и, наверное, стоило сказать, что нос у него распух, а потом отчитать, что носится с лицом своим, как девица, и что мужчине плакать не подобает… Минцзюэ еще раз прижал к себе младшего, так что он ойкнул, расслабился и заулыбался. — Ты все неправильно понял, глупый младший брат. Но это потому, что я плохо объяснил. Считай, это для его будущей жены ленточка. А по-настоящему — это символ их клана, и за то, что к ней всякие невежи руки тянут, их могут и оборвать. — Ты и оборвешь? Что? — Оборву. Сан-Сан! Лань Хуань сам с этим прекрасно справится. Но если я сочту, что он будет слишком мягок к тебе, то добавлю от себя. Ты хоть понимаешь, что сделал? — Попробовал выйти замуж за молодого господина Лань? Ай!!! Ухо!!! Старший братик!!! — Выпорю. — Отпусти-и-и!!! Сан-Сан отскочил на несколько шагов, потирая стремительно распухающее ухо. — Из тебя, старший брат, между прочим, жена вообще никогда и никому не получится! Минцзюэ даже рыкнул вслед погрознее, наблюдая, как стремительно улепетывает Сан-Сан. Посмотрел на ленту, которую так и сжимал в руке. Голова гудела, и, наверное, вот сейчас ему особенно хотелось искупаться в целебном источнике Облачных Глубин. Сознание ледяная вода прочищала чуть не лучше медитации. Он аккуратно расправил и сложил ленточку и пошел искать Лань Сичэня. Вряд ли на этот раз дело закончится дракой. Хотя Минцзюэ бы не отказался, драться с Лань Хуанем он любил, как и все, что они вместе делали.