Ромовая баба

Малфой-мэнор уже давно был в беспорядке. Небольшой садик перед домом заброшен, траву давно не косили, осталась лишь тропинка, вытоптанная годами. Камни, что когда-то обкладывали ее, все еще лежали плотным слоем, но многие из них раскрошились или попросту исчезли. Почти все былые цветы, что могли хоть как-то выдернуть из убогой серости, погибли. Зеленая изгородь, когда-то закрывавшая их дом от чужих глаз, сейчас пожухла, оставляя лишь сухие обломанные ветви. Поместье превратилось в простой серый и холодный дом. Больше тут не цвела любовь, или хоть какие-нибудь ее намеки, тут все погибло. Малфой отворил тяжелую дверь поместья, и его сразу поприветствовал старый домовой эльф. — Хозяин Драко! Хозяйка Астория просила вас явиться к ней, как только Вы придете. — эльф едва заметно преклонился пред ним, расставляя худые ручки, как бы приглашая войти. На его старой наволочке было несколько новых темных пятен. Драко поморщился, накрыл глаза рукой. Вчерашняя бутылка виски давала о себе знать навязчивой головной болью. Большим и указательным пальцами Драко потер глаза, и направился к жене. Он почти дошел до её спальни, когда увидел Асторию в конце коридора. Она резко развернулась на каблуках, и быстрым шагом направилась к нему. — Драко! Где ты пропадал?!.. — Цокот ее каблуков звонко отскакивал от каменных стен мэнора. — Я был на работе. — Пробормотал Драко устало. Он оглядел жену. На Астории было черное нарядное платье, сшитое ей как раз по фигуре, с жестким корсетом, и пышной юбкой в пол. Темные, каштановые волосы забраны назад, пара завитых прядей выпущены по бокам, образуя некую замысловатую прическу. Сзади были какие-то странные бусинки, навроде блестящих заколок. На тонких губах — ярко-красная помада, что изящно их подчеркивала. Ее зеленые глаза отливали каким-то хищным блеском, темные ресницы широко распахнуты. Тонкие брови вопросительно вздернулись, скулы заострились. Ноздри Астории широко раздувались, дыхание было частым. — Что с тобой произошло, Драко Малфой? Не совсем похоже, что ты был на работе. — Глаза оценивающе скользнули по нему. — У нас сегодня семейный ужин, если ты забыл. Она вновь скользнула по нему взглядом, и нежно опустила ладонь на щеку мужа. Астория ласково провела большим пальцем по скуле. Драко поежился. Теперь на лице ее — маска жалости, но уже без хищного взгляда. — Что же случилось, Драко? — Все в порядке. Я немного устал. В министерстве разбираются сейчас с новым делом. –проговорил Малфой. — Ясно. — Она окинула его ревностным взглядом. — Прошу тебя, подготовься к ужину. И побрейся, наконец. Драко совсем забыл про это. Хорошо что сегодня обычный семейный ужин, а то Астория любила иногда устраивать благотворительные вечера, не жалея оставшегося богатства Малфоев. Она часто говорила: «Мы стараемся вернуть этому роду былое величие». Благотворительные вечера для возвращения былого величия. Ха! Величия. Его уже не вернуть. Однажды они уже успели запятнаться, очиститься теперь — казалось попросту невозможным. Вся эта глупая помешанность на чистокровии, эта бесполезная мания величия, непомерные вековые богатства. Совершенно глупо. Этим больше уже никто не дорожит, никто больше не следует древним обычаям. Все живут по-новому. Когда же Астория наконец это поймет? Хоть Драко и удалось немного переубедить жену насчет магглорожденных, при их виде ее аккуратный носик едва заметно морщился. Чистокровных волшебников на воле осталось совсем мало. Одни погибли на войне, других же жестоко судили. С последними Драко был знаком, с кем-то он общался лично, кого-то видел в Малфой-мэноре во времена войны. Он был не рад им, он не испытывал к этим людям теплых чувств, но чувствовал некую общность. Каждый из них носил на левом предплечье черную нестираемую метку, и не менее отвратительную метку в душе. Драко бывал на слушаниях, и помнил то леденящее время, проведенное в залах суда. Минуты тогда тянулись долго, часы растягивались в бесконечность. Он помнил, как кричали другие волшебники, моля пощады. Их крики еще долго отдавались в голове Драко. Почти всегда Везенгомод принимал решение в пользу обвинительного приговора для тех, кого судили. Те, кто был отправлен в Азкабан, могли быть благодарны, ведь следующим обвинительным вердиктом был только поцелуй дементора. На этом фоне Малфои были белой вороной. Никто из бывших пожирателей не поверил в то, что младшего оправдали, как не отдающего отчет в собственных действиях юного волшебника, ведь он был магически совершеннолетним. Отвращение, злость, зависть, ненависть, брезгливость — все те чувства, что отражались в глазах преступников, когда они замечали его светловолосую голову в зале суда, ощущались для Драко только непомерной виной. Этот невыносимый груз вины и грубых противоречий, порой казалось, способен его раздавить, уничтожить. Он не мог никак помочь этим людям, и знал, что не должен, ведь они совершали преступления. Для Драко этого было недостаточно, чтобы оправдаться перед собой. Если бы ему дали слово в защиту этих людей, то он не знал бы что сказать, но был уверен в одном: для каждого он бы просил милости жить. Воспоминая о тех, кому «даровали» поцелуй, их криках, мольбах, то, как они изо всех сил сопротивлялись, пытаясь вырваться из крепких рук, уносивших их буквально на смерть, их угасающей в глазах надежды, а потом и обреченной, тупой жизни, были для Малфоя самыми ужасными. Однако, именно их он с упорством прокручивал в голове снова и снова, ему не нужен был никакой Омут памяти. Все всплывало в голове, как вчерашний день, силой раскрывая старые раны. Что если бы этот приговор получил бы его отец? мать? он сам? Он ощущал острую несправедливость в отсутствии собственного наказания, он мучился от этих мыслей, но был безумно рад стоять сейчас здесь, быть живым. Драко изо всех сил пытался справляться со всем этим весом мыслей, что нещадно драли его изнутри. Он нашел для себя спасение, хоть и знал, что оно совсем неправильное. А не плевать ли, если помогает? Спасибо Поттеру, за то, что защищался именно Сектумсемпрой на шестом курсе, иначе бы он так и не узнал чудесного заклинания. По-началу было страшно. Он боялся, что узнают, боялся того, что о нем подумают. Сектумсемпра била глубоко, и очень больно. Кровь лилась бурным потоком, высвобождая его от мыслей и чувств, грубо смешанных с эмоциями. Он еще долго отстирывал рукава рубашек от алых пятен крови. Жаль только то, что лекарство это было очень временное. В начале, Малфой использовал только заклинание, но потом, потребность в порезах сильно возрастала, и уже почти любую эмоцию ему приходилось выпускать с кровью. Он перестал резать заклинанием — оно оставляло слишком крупные шрамы, и кровотечение долго не прекращалось. Он стал брать небольшие бритвенные лезвия, делая тонкий надрез на запястье, уже поверх старых заросших шрамов. Маленькая коробочка почти всегда была при нем. Он прекрасно помнил, как сладостно саднила рука, как от этой боли хотелось попросту стонать. Левая рука слегка подрагивала, пытаясь хоть как-то противоречить хозяин, но вскоре замирала с новыми красными дорожками. Начал он почти сразу после войны. Весь этот суд, тревожные взгляды родителей, вся эта обеспокоенность попросту вынуждали его. Когда-то давно он слышал, что так делают, и помнил, как впервые приставил кончик палочки к запястью, испытывая некое отвращение. Тихое заклинание сорвалось с губ, а затем перешло в один звонкий крик боли. Кровь разом залила весь рукав белой рубашки, Драко невольно запаниковал. Но сейчас он уже привык. С этими невеселыми мыслями, он следовал к себе в спальню, и невольно почесал левое запястье, блуждая по стенам менора невидящим взглядом. Потрескавшиеся стены, разрушенные картины, некоторые портреты, что холодно смотрели на тебя из-под рамы. Как казалось Драко, главной причиной его незавидной судьбы были старые убеждения предков о чистокровности, закостенелости, отсутствии готовности узнать, и принять иную позицию. В отказе от этих убеждений для него было спасение. Пусть это будет предательством священного рода Малфоев, ему уже наплевать. Хоть он и пытался не подавать виду, для себя он уже давно все решил. Скорпиус будет делать то, что захочет, и Драко не станет мешать ему. Его сын достоин лучшей жизни и отцовской любви. Он не должен стать еще одним Мальчиком-без-выбора. Малфой добрался до спальни. Белый свет лился сквозь полупрозрачные голубые шторы, нежно играя на полу. Комнату заполнял приятный цветочный запах, исходивший из изящной вазы на прикроватной тумбе. Астория всегда ставила цветы в его комнату. Драко подошел к увесистому шкафу, и распахнул тяжелые дубовые дверцы. Он неохотно повесил свое серое пальто, отдавая темноте мягкие прикосновения Поттера. О, Мерлин! Больше всего на свете он боялся именно этого. Ему никак не хотелось снова влюбляться. Он же давал себе обещание… Только лишних терзаний ему и не хватает. Чертов Гарри Поттер. Почему именно он? Ведь это мог быть совершенно кто угодно… Он внезапно заметил, что рубашка ему коротка, и совсем не та, в которой ушел. На ней не было привычных запонок, а только маленькие аккуратные пуговички. Как он вообще это проглядел? Драко грустно улыбнулся. Теперь все будет напоминать ему о той ночи. О его сладких нежных губах, об этих жестких каштановых волосах. Его нежных пальцев. Каждую пуговичку он расстегивал с трепетом, на лице стояла глупая улыбка от мысли, что он тоже когда-то касался этих пуговиц. Он стянул с себя рубашку, прижимая к себе. Нежная ткань отдавала ему прикосновения, поцелуи, что он не заслужил. Малфой втянул запах носом. Да, он совершенно такой же. Безудержно улыбаясь от мысли, что Поттер тоже вернулся в его рубашке, он с трепетом аккуратно сложил ее, и спрятал в самый дальний угол. Знал, что будет все время ее доставать, и тонуть в этом запахе, пока не придется вернуть рубашки друг другу. Малфой сел на кровати, и тупо уставился в одну точку. Он влюблен в Гарри Поттера. Как такое вообще могло произойти? Это же так глупо. Они оба знают, что так нельзя, этого не должно было случиться. Ох, Гарри, Гарри. Как же хочется его обнять, прижать к себе, и никогда не выпускать. Чувство обреченности повисло внутри Драко тяжелым грузом. Он откинулся на кровати, глядя в потолок. Он ведь предатель, прикрывающийся остатками аристократических манер. По сути, что может измениться, если он откроется? В мыслях о Поттере, внезапности свалившихся новых чувств и эмоций, неощутимых раньше, он не заметил как наступил вечер. За окном солнце катилось к закату. — Драко, милый, ты уже идешь? — в дверном проеме показалась Нарцисса. Она была худа, по-прежнему прекрасна и элегантна, даже с выбившейся из прически прядью. Этот слегка неаккуратный образ напомнил ему то, как в день окончания войны она долго обнимала его, и плакала, зарывшись носом в мантию Драко. Она шептала ему на ухо, что все закончилось, что все хорошо, что Темный Лорд наконец пал, и больше никого не будет в этом доме кроме них самих, и ее нежные материнские ладони крепко стискивали его плечи. Сам он мог слышать только тихий неразборчивый ропот у себя на плече, такой успокаивающий, и невообразимо желанный. Холодные слезы тогда выкатились из глаз Драко. Драко хорошо помнил тот момент, когда, за несколько минут до суда мама, такая растрепанная и уставшая, ужасно взволнованная, подошла к нему, и посмотрела в глаза. Она просила его сказать, что его заставляли повиноваться, что у него просто не было выбора. В глазах ее стояли слезы, ее дрожащие руки сжимали худые плечи сына. Она буквально умоляла его, чтобы он признал это. В этих самых глазах, что прямо сейчас смотрели на него с любовью, тогда стояли слезы и мольба. И она, и он, и его отец, шли на эти ухищрения, по простым и понятным причинам. Если бы это случилось с его сыном, он безоговорочно бы сделал тоже самое.  — Да, мам. — Улыбнулся Малфой, поднимаясь с кровати. Нежно улыбнувшись в ответ, она покинула проём, прикрыла дверь и оставила его одного. Одеваясь, он продолжил размышлять о незавидной судьбе его матери после войны. Нарцисса уже много лет выглядела уставшей, отдаленной от мира. В ее нежных глазах теперь стоял какой-то туман, который явно окутывал все её мысли, и словно их притуплял. Теперь у нее была несложная прическа, кое-где волосы поседели. Платья, раньше носившиеся на семейные вечера, теперь были проще. Поседевшие кое-где локоны, она всё чаще собирала в незамысловатые причёски, не замечая иной раз выбившихся прядей. Эта небрежность появилась у неё почти сразу после суда. Это не портило Нарциссу ни разу, а наоборот, раскрывало в ней ту самую женщину — любящую, обеспокоенную мать с измотанным сердцем. Она с трепетом относилась почти что ко всем вещам, и смотрела на сына с такой ненавязчивой нежностью, что от этого Драко становилось безумно больно. Он погрузился в воспоминания о собственном суде. Ему было больно слышать, как она с отцом признавались в том, что манипулировали сыном, находясь под контролем Темного Лорда. Он ненавидел себя за то, что пришлось стать Мальчиком-у-которого-не-было-выбора. Ему казалось, что выбор был, что до него как рукой подать. Что если бы он встал с этого жуткого кресла в зале суда, и своим дрожащим от волнения и страха голосом громко объявил, что сам изо всех сил рвался на Темную сторону, и помогал Пожирателям пробраться в Хогвартс? Могли бы оправдать его родителей, или б их посадили всех вместе? Эти героические мысли долго его не отпускали, и грызли его изнутри. Однако произошедшего уже было не изменить. Хотя Драко уверен — отец бы мог все поменять. Определено смог бы, не бредил бы он так по чистокровию и прочих глупых вещах. Отец бы мог перейти на другую сторону, и перенести на нее семью, их бы наверняка защитили. Авроры все-таки не пустое место. Да, было бы ужасно страшно, но может хотя бы сейчас, на их доме не было заклятия, запрещающего трансгрессию, и с министерства не высылали сопровождающего, если кто-то хотел выйти из дома. Они бы спокойно жили в своем поместье, возможно не так боясь, что их какие-то грешки вновь всплывут. Драко безумно хотелось остаться на стороне Хогвартса во время войны, сражаться с теми, кого он знал в лицо, но, увидев этот испуганный взгляд в глазах матери, он не решился. Теперь же Драко мог только позавидовать гриффиндорской храбрости, которую всегда презирал. Он отправился в столовую, ощущая лёгкую дурноту от железисто-кислого запаха крови, что пропитал всё поместье, и никак не хотел его покидать. В столовой уже собрались все Малфои. Домовой эльф поставила на стол оставшиеся блюда, и отошла в сторону. Драко едва заметно ее поблагодарил тонкой улыбкой и слабым подмигиванием. — Драко, почему ты без пиджака? Я же просила тебя побриться. — Астория недовольно осмотрела его, и уселась за стол, оправляя пышную юбку. — Забыл. — проговорил Драко, присаживаясь рядом. Астория в пол-оборота повернулась к Драко, стиснув в пальцах воротник его рубашки. Она потерла его, и осмотрела всю рубашку в целом. — Ты переоделся?.. Надо срочно пошить тебе новых рубашек. Эти уже слегка поизносились. — Хорошо… — бросил Драко, аккуратно убирая руку жены со своего воротника. Ее прикосновения были ему неприятны. Он едва заметно поморщился, и взял в руки вилку. Отец сидел напротив него, тупо глядя в тарелку. Люциус Малфой огрубел за время после войны. Если раньше можно было заметить улыбку на его лице во время рождественского семейного ужина, его трепетный блеск в глазах, когда он смотрел на сына, сейчас все это исчезло. Теперь Люциус почти что ни с кем не разговаривал, из дома он практически не выходил, даже в сад. Оторвав взгляд от фарфоровой посуды перед ним, он оглядел собравшихся, и произнес:  — Рад, что сегодня нам удалось собраться, — он сделал особый акцент и посмотрел в сторону Драко, — Давайте приступим к ужину. Некоторое время все сидели в молчании, увлеченные ужином и едва отвлекаемые обслуживающим стол эльфом. Ее наволочка была настолько грязной и замызганной, что Драко хотелось подарить ей одежду. В комнате было прохладно, тонкие лучики уходящего солнца просачивались сквозь плотную ткань штор.  — Как дела в министерстве, Драко? — снова нарушил тишину Малфой старший. Он сплел пальцы в замок, и сурово глядел на сына.  — Работы прибавилось. Вчера вечером пришлось отправиться на работы с Авроратом. — произнес, как можно безразличнее Драко, откладывая столовые приборы. Взгляд его был тупо устремлен на идеально-чистую скатерть.  — С Авроратом? Что им потребовалось от тебя, дорогой? — с легким испугом поинтересовалась Нарцисса. Нож в ее руках слегка задрожал, и она опустила ладонь на стол. Ее туманные глаза со страхом изучали сына.  — Ничего, не стоит беспокоится, мама. В министерство поступила информация об обнаружении темномагических следов близ Хогсмида и Хогвартса, я сам вызвался помочь с обследованием местности. — проговорил Драко, все еще глядя в стол.  — Очень зря, — хмурясь и сверкая глазами заметил Люциус, — Ты ведь понимаешь, что в этой ситуации им будет легко приплести тебя, как бывшего Пожирателя Смерти. Эти тупые головорезы свалят на тебя всю вину и не станут разбираться. Обвинения и новые суды совершенно не нужны нам! Семья прежде всего! Ты должен был подумать об этом. — в глазах Люциуса вспыхнул какой-то огонек. Он невольно сжал ладони в кулаки, явно погружаясь не в самые радостные воспоминания.  — Отец, я и думал о семье. В Хогвартсе, если ты не забыл, учится Скорпиус. — едва повышая голос, ответил ему Драко. Он усилием воли смотрел на отца. Люциус уже поднес ко рту бокал с красным вином, делая глоток. Он словно поморщился, и сурово оглядел сына.  — Если бы ты воспитывал его как следует, то он знал бы не только как защититься от Тёмной магии, но и как её творить. — едко ответил он Драко. Заметив слегка ненавистный взгляд в глазах сына, он отвернулся, и снова сделал глоток. — Ладно. Что удалось обнаружить? На что это похоже?  — Люди ничего не видели, но пока мы осматривали местность, кто-то наложил Империус на одного из авроров, и тот, по предположениям, покалечил другого… — проговорил Драко. В голове его вертелись воспоминания о том, как они с Поттером пили сливочное пиво, как тот спасал его от дурацкого приступа смеха, как держал его за руки… На лице Драко на секунду появилась нежная улыбка, но он тут же поспешил принять серьёзный вид, надеясь, что никто ничего не заметил.  — Ха! — громко прервал его Люциус. В глазах его стояло некое торжество. — Посмешище! Под начальством этого слепого Поттера работают одни идиоты! Если в наше время нам пришлось бы биться с таким, ни на что не способным отребьем, победа была бы за нами! — Люциус так сильно сжал бокал в руке, что казалось, он может вот-вот лопнуть.  — Отец, позволь напомнить, что это Поттер победил Тёмного Лорда. — пробормотал Драко сквозь зубы, пытаясь осадить пыл Люциуса.  — Этому полукровке просто повезло! Всё могло сложиться совершено иначе… — всплеснул руками Люциус, снова сжав кулаки.  — Но не сложилось! — злостно бросил Драко, снова глядя в стол, — Сколько можно вспоминать и возвращаться к этому?! Это уже попросту глупо, отец! Прошло почти 20 лет! — от ярости Драко невольно стукнул по столу, глядя на отца глазами, полными ненависти. Повисла гробовая тишина. Драко снова стал изучать скатерть. Не стоит так никому говорить про Поттера, даже отцу. Нарцисса смотрела на мужа полными печали и сочувствия глазами, выглядела она довольно запуганной. Астория переводила взгляд с одного Малфоя на другого. Подобная ссора не была первой на её памяти, часто она старалась сгладить углы и примирить собравшихся. Люциус, после долгого испепеляющего взгляда на сына, продолжил леденящим тоном:  — В любом случае, эта ситуация будет отличной встряской для заигравшейся Грейнджер. — Люциус покачал вино в бокале, манерно растягивая слова, — Она управляет магической Британией, словно в детские куклы играет. Поганая грязнокровка наверняка не справится. И, возможно, наконец, пост министра займет более достойный человек. Я о тебе говорю, Драко, хотя уже сомневаюсь в том, что ты действительно достойный представитель чистокровного рода, подходящий для этой должности. — Люциус снова смерил его презирающим взглядом, в котором можно было заметить даже отвращение. — Даже сына не смог достойно воспитать. Возможно, несколько лет назад, эти слова бы больно его кольнули, но он привык. Привык к грубым издевкам со стороны своего отца, к постоянным сравнениям, дурацким желаниям, постоянной надобностью из кожи вон лезть, чтобы заставить отца «гордиться». Но что он всегда получал?..  — Сколько можно повторять, нельзя произносить слово на букву «г», это запрещено законом. — пробормотал Драко сквозь зубы.  — И что же, ты меня сдашь? — усмехнулся Люциус.  — Я сыт, спасибо за ужин. — коротко бросил блондин, поднимаясь, и выходя из-за стола. Астория невольно заерзала на стуле, будто борясь с собой. Она нахмурилась, и все-таки поднялась из-за стола, манерно поправив на себе юбку.  — Я поговорю с ним, Люциус, он совершенно не должен был с Вами так с вами обращаться. — Она немного замялась, — Мне жаль. Громко цокая каблуками, она отправилась за ним. Она не спешила его догонять, осознавая, что ему нужно дать немного времени, чтобы выпустить пар. Подойдя к его спальне, она остановилась и прислушалась. За дверью было тихо. Она постучала, спрашивая разрешения войти. Ответа не последовало, но через пару мгновений в замочной скважине повернулся ключ, и мужчина отворил дверь, пропуская её внутрь. Она оглядела его входя: волосы бы взъерошены, глаза блестели, расстёгнутая рубашка открывала бледный подтянутый торс. Его левая рука едва заметно подрагивала, и Драко медленно соединял большой палец с остальными, словно пытался ее разработать.  — Ну, давай, скажи, что мне не следует повышать на отца голос, и что он совершенно прав, — грубо сказал он, и уселся на кровать, широко уперев в неё руки. Серые глаза жалобно глядели на Асторию.  — И скажу, и ты сам это ведь понимаешь. — Она шумно выдохнула, опершись спиной на стену. Астория устала. — Быть может, он не сильно выбирает выражения, но он прав. Тебе не следует проводить ночи, расследуя что-либо с аврорами, и тебе давно стоит проявить больше амбиций, и заявить о себе в министерстве. Сколько можно занимать одну и ту же должность?.. — Драко буквально ощутил, как жена ущипнула себя за переносицу, хоть этого и не сделала. — Твой отец себе такого бы никогда не позволил. Ты ведь умный, харизматичный, и если бы ты пользовался своими преимуществами, то люди бы давно пошли за тобой, они слушали бы тебя, они пресмыкались перед тобой, они бы опасались тебя, как когда опасались твоего отца. Фамилия Малфоев снова была бы у всех на устах. И все бы знали, кому нельзя переходить дорогу. Почему ты не слушаешь своего отца? — голос женщины был полон печального нравоучения, на лице стояла маска какого-то сочувственного разочарования.  — Знаешь, иногда мне кажется, что тебе нужно было выйти не за меня, а за моего отца — ответил мужчина спокойным и отрешенным голосом. Драко было уже совершенно наплевать.  — Да ты и был как твой отец! — Она грустно всплеснула руками. — Прости, я не хочу этого говорить, но… — Она снова грустно осмотрела мужа, — Когда я выходила за тебя, ты держался гордо, смотрел на всех свысока, знал себе цену, и мог заткнуть кого угодно. Ты вызывал у меня восхищение, я была влюблена до дрожи в коленках! Я из кожи вон лезла, чтобы соответствовать такому яркому, неуязвимому, непоколебимому наследнику чистокровного рода. — С каждой фразой она всё повышала и повышала голос, глядя на мужа с вызовом, а он просто смотрел в пол, опустив голову.  — Ну…я всё еще чистокровный волшебник, ничего же не изменилось, — Спокойно и холодно пробормотал Драко, мерно сжимая и разжимая ладонь левой руки.  — Ничего не изменилось?! Ты издеваешься? — Сорвалась Астория. — Перестань играть дурака, Драко, я прекрасно знаю, что ты все понимаешь! Она снова посмотрела на него с мольбой во взгляде, но Драко тупо глядел в пол. — Ты работаешь с грязно…с маглорожденными, и слово им поперек не говоришь. Одна из них — твоя начальница. Ты сам утвердил в свой отдел полукровок, ты относишься к ним с уважением и почтением. Драко Малфой, которого я любила никогда бы так себя не повел!  — Между прочим, именно Грейнджер взяла меня на работу, предоставив мне место отца. — Драко оглядел жену. Она открывала и закрывала рот, словно желая что-то сказать, но он продолжил, уже снова уставившись в пол, — Ну, а кроме меня, в нашей жизни тебя всё устраивает?  — О Мерлин, ты думаешь, я жалуюсь? Хотя знаешь, да. — Она сложила руки на груди. — Меня не устраивает, что мы — аристократы, высший свет… Я ждала, что нас будут приглашать на светские вечера, что мы будем устраивать их, но посмотри на это поместье! — она обвела рукой комнату мужа. — С каждым разом мне всё труднее и труднее организовать тут праздник. И всегда я встречаю протесты с твоей стороны. Я всего лишь хочу то, что причитается мне по статусу. — Последние слова она бросила с упреком.  — Зачем тебе эти толпы людей, имена которых мы не знаем? Ведь почти все знакомые нам семьи либо мертвы, либо в Азкабане. Так зачем? — Драко сжимал ладонь уже сильней.  — Вот именно, жизнь после войны вокруг продолжилась, но почему-то обошла это поместье, и в этом есть твоя вина. — она ткнула в мужа указательным пальцем, — Ты должен был налаживать связи. Твой отец поддерживал переписку с важными людьми, стремился к тому, чтобы род помнили как достойных и светских людей, но ты не посещал почти никаких мероприятий. Я думала, что став хозяйкой, я буду блистать, что люди приходящие к нам в дом, будут смотреть на нас и восхищаться, будут приклоняться, завидовать, восторгаться. — После этих слов, слезы ручьем потекли у неё из глаз. Она пыталась утереть их длинными пальцами, развозя тушь по всему лицу. — Я хотела быть очаровательной миссис Малфой, о которой будут писать газеты, которую будут осыпать комплиментами, о дружбе с которой, будут мечтать.  — Мне хватило шумихи за время судов, и, боюсь после них, о тебе и нашей семье никто не мог даже и думать так, как ты себе всё это напридумала. — с печалью в голосе заметил Драко, и поднял на неё глаза. Она стояла и всё ещё смотрела прямо на него, давая слезам волю катиться по щекам крупными каплями.  — Хотя бы ты… — Она с шумом втянула воздух. — Я хотела, чтобы хотя бы ты смотрел на меня с восхищением. Но после того как Скорпиус подрос, ты вообще на меня перестал смотреть. Я думала, что я твоя муза, что вдохновляю тебя, что нужна тебе. Мне так нужно было твоё внимание, твое время со мной одной наедине. — Она всхлипнула, закрыв лицо рукой. — Я так хотела, чтобы ты заботился обо мне, чтобы ты смотрел на меня с той же нежностью, что эти жалкие Уизли смотрели друг на друга в том захудалом баре. Слезы уже текли по её щекам, а её душили всхлипы. Драко поднялся с кровати, и обнял жену, и опустив ее голову на плечо, стал нежно гладить по голове. Она плакала, давилась всхлипами, но уже не могла остановиться:  — Я всегда мечтала быть женой аристократа… С тех пор, как родители объявили о нашей помолвке… Я хотела быть «Миссис Малфой», понимаешь?.. Я мечтала быть твоей женой… Кем ещё я могу быть? Блондин молчал, не желая отвечать на вопросы. Он продолжал гладить её по голове. Ему было невозможно жаль жену, и хоть, они и не мог в полной мере понять её, но он точно мог разделить её боль и страдание. Она обняла его крепче и разрыдалась, пачкая белоснежную рубашку растекшейся косметикой. Уже слегка успокоившись, она, не распуская рук, подняла голову, и хриплым от рыданий голосом, спросила: — Может, нам лучше развестись, как ты считаешь? — носом она вновь уткнулась в рубашку Драко. Он нежно погладил ее по голове, прижимая к себе. — Да. Драко ощутил, как сильнее задрожала Астория, захлебываясь новыми рыданиями, и стиснула его рубашку тонкими пальцами.