Никто не против

Знаете, как трудно жить со старшим развратным братом-близнецом? Постоянно пожирает тебя взглядом, зажимает в укромных уголках и лапает, пока никто не видит. Он выглядит абсолютно невинным в глазах других, тех, кто не знает, что происходит по ночам за закрытыми дверьми нашей общей спальни. И, может, стоило бы одевать одежду менее открытую, чем едва прикрывающие зад шорты и облегающая майка, но жара неимоверная, да и подразнить братца в какой-то мере хочется. Всё равно днём он со мной ничего делать не будет. Расплата за всё это приходит ночью, когда он получает надо мной полную власть. Можно ли теперь назвать его таким невинным и сдержанным, если он совершенно не сопротивляется своим желаниям, подчиняя, заставляя выполнять любые его приказы и малейшие капризы? Лишь растягивает пухлые губы в пошлой ухмылке и облизывается, приближается, но не даёт дотронуться, что заставляет рычать и стонать в бессилии. Ему мало обычного секса, как и мне. Только он в жизни никому не расскажет, насколько садистское удовольствие прошивает всё его тело, стоит взяться за плеть или двинуть член глубже мне в глотку. Мне нравится, когда он заставляет меня чувствовать себя его сукой, мне нравится подчиняться. Это доставляет какое-то неимоверное мазохистское удовольствие. Ему нравится видеть меня разбитым, умоляющим о пощаде, мне нравится чувствовать над собой власть. Идиллия, мать вашу. Вот и сейчас, когда сумерки только опустились на землю, а комнату освещает лишь несколько зажжённых свечей, я уже полностью принадлежу ему: стою на коленях, причудливо связанный: руки заведены за спину, а запястья плотно перевязаны толстой верёвкой, которая струится вниз по груди и животу, пересекается на спине и заканчивается на члене, обвязывая его на манер кольца, что не позволит мне кончить раньше, чем он этого захочет; между ногами, на коленях, закреплена металлическая распорка, из-за которой я ни на миллиметр не могу сдвинуть ноги, что делает меня полностью раскрытым и беззащитным перед ним; во рту красный шар-кляп, с плотно затянутым ремнём на затылке, так что наверняка после этой игры останутся полосы на мягких щеках. Он заполняет весь рот и не позволяет сглотнуть вязкую слюну, из-за чего через некоторое время она начинает стекать по подбородку и капать на пол, создавая дикий контраст с царящей в комнате абсолютной тишиной. В попе анальная пробка, виднеющаяся снаружи в виде ярко-рыжего лисьего хвоста, что свисает между ягодиц и ничуть не уменьшает пошлости картины. Она не вибрирует и даже не достаёт до простаты. Она просто есть, сука. Пробку хорошо дополняет ободок с пушистыми ушками, которые братик подарил мне на День Рождения, ведь я так давно хотел их. Вот только я никогда даже не думал о том, чтобы использовать их в наших играх, а вот он наверняка предусмотрел это. Чёрный шипастый ошейник плотно затянут на шее, так, чтобы не перекрывать доступ к воздуху, но и без возможности улизнуть от малейшей манипуляции. От крепления на нём тянется тонкая полоска кожаного поводка, другой край которого находится в его руках. Игра только началась, но в моём взгляде уже нескрытая похоть и желание, что так и молят о скорейшем начале наказания. Мне уже невтерпёж, пробка распирает стенки кишечника, и я, уже забросив тщетные попытки хоть как-то подвигать ей внутри и протолкнуть поглубже, пытаюсь достучаться до братика сквозь заполняющий весь рот шарик. А он спешить явно не собирается - восседая полностью одетый в кресле, крепко сжимая и слегка натягивая поводок так, чтобы моё тело находилось в постоянном напряжении, он чувствует себя слишком хорошо, будучи хозяином положения, пакостно улыбается, наблюдая за моим ёрзаньем и игнорируя жалостливые взгляд. Глупо пытаться заставить его сделать для меня что-то в такой ситуации. Это раньше он вёлся на красивые глазки, а сейчас - привык, теперь его это только забавляет. Я на пробу двигаю немного задом, вновь осуществляя бессмысленные попытки освободиться, приподнимаю голову. Прозрачная дорожка слюны стекает по груди, дёргается кадык в попытке сглотнуть, вновь заканчиваясь неудачей. Я ловлю его затуманенный взгляд, и дрожь предвкушения вперемешку со страхом вызывает во всём теле неконтролируемую дрожь. Истекающий природной смазкой член дёргается, пачкая живот. "Твою же мать! Сделай уже хоть что-нибудь!" - хочется закричать, побудить на какие-то действия, но всё, что выходит - жалобное хныканье и невнятное мычание. Уверен, для него я сейчас выгляжу действительно вкусно, читаю во взгляде зелёных глаз - ему так и хочется всего меня покусать, а после позализывать следы от зубов, наставить кучу своих меток. Что ж, игра сегодня будет действительно жаркой. Я дёргаюсь и выдыхаю через нос, ожидая первого шага. Сейчас. Поводок натягивается сильнее, и это заставляет меня наклониться вперёд. Даже если братик захочет, я не смогу к нему подойти. Впрочем, похоже, ему это и не надо. Он удерживает меня в таком положении ещё несколько секунд, после чего встаёт, заходит мне за спину, и следующие пару минут я слышу копошение. Он подходит ко мне и, хватая за ошейник, сам подтаскивает к креслу, стирая кожу на моих коленях, и опускается обратно в него. В руке у него стек. Я нервно дёргаюсь, ожидая удара, когда мне в щёку упираются пальцы его ноги. Он проводит ими по лбу, слегка задевает ресницы, когда спускается к губам, очерчивает нижнюю, цепляя кляп, и заканчивает на подбородке, надавливая на него, что вызывает только желание отстраниться. Но я не двигаюсь, лишь смотрю, нахмурившись - не в моём положении ставить условия. Брат наклоняется и отстёгивает ремень кляпа, вытаскивая его и бросая куда-то в угол комнаты. Спасибо, я ненавижу, когда мой рот не позволяет закрыть какая-то несъедобная хрень. Стараясь расслабить ноющую челюсть, я делаю ей круговые движения и языком слизываю с губ слюну. Но толком отдохнуть мне не дают. Пальцы ног утыкаются мне в губы, слегка раздвигая их, и я понимаю, что он хочет, но не буду этого делать, пока братик не озвучит. Он прищуривается, с недовольством и неким раздражением смотря мне в глаза, и шепчет: "Облизывай". Поводок резко натягивается и я немного проезжаю на коленях по скользкому полу, не сдержав испуганного вздоха. Воу. Это было неожиданно и довольно грубо. Движение поводка вниз, и моё тело находится в сильно наклонённом положении, так что я не падаю только из-за этого самого лоскутка чёрной кожи. Можно было бы назвать это "позой рака", только вот руки всё ещё связаны за спиной. Это жутко неудобно и немного даже страшно, но высказать недовольство мне не даёт всё та же нога, и я осторожно обхватываю губами большой палец, проходясь языком по гладкому, аккуратно подстриженному ногтю, пробуя на вкус горьковатую от геля кожу. Брат только после ванны, он пахнет шоколадом и клубникой, и я совсем не против попробовать его, пусть вкус и не будет таким же сладким. Я вздрагиваю, когда чувствую холодное прикосновение кожи к своему позвоночнику, но не прекращаю работать языком, вылизывая уже все пальчики братика. Стек скользит по спине, спускаясь всё ниже, пока не останавливается на одной из ягодиц. Дыхание спирает, по телу проходится нервная дрожь и я стараюсь выгнуться сильнее, сосредотачиваясь на том, чтобы уйти от неприятного взаимодействия. Стек исчезает, чтобы через секунду вызвать громкий вскрик и оставить красный след на одном из мягких полушарий. Подавшись чуть назад, я отстранился от ноги брата и повернул голову, чтобы увидеть оставленный след. Подчиняющий, пробирающийся в самое сознание, тихий, вкрадчивый голос произносит над самым ухом: "Разве я сказал тебе остановиться?" Вздрогнув, я снова беру в рот пальцы, а стек ложится на кожу. Но, видимо, я разозлил брата: он толкает ногу глубже мне в рот и одновременно натягивает ошейник, не позволяя мне отстраниться. Я жмурюсь и давлюсь, дышать становится почти невозможно, особенно когда брат обрушивает беспрерывный град ударов на ягодицы. Болезненные стоны вырываются из горла, но ситуация под контролем брата, и я сильно не волнуюсь, потому что знаю, что он сумеет остановится вовремя. Не уверен, когда кончается эта пытка, но для меня проходит целая вечность в болезненно-приятной агонии, в последние мгновения тело чувствуется просто ужасно, меня трясёт. Руки, ноги и шея затекли от долгого пребывания в неудобном положении, попа ужасно болит, и я чувствую, что ещё неделю нормально сидеть не смогу. Братик откладывает стек и убирает ногу, он подтягивает меня за волосы ближе к себе и кладёт мою голову на свои колени, мягко перебирая прядки и поглаживая. И только сейчас я понимаю, что плачу. Слёзы градом катятся по щекам, а из груди рвутся всхлипы. Это было действительно хуже, чем обычно. Но это было лишь начало. Дождавшись, пока я немного успокоюсь, братик расстёгивает распорку на ногах и развязывает мне руки, только для того, чтобы привязать все четыре конечности к ножкам кровати. Ну кто бы сомневался. Никакой свободы! Кожу ягодиц приятно жжёт от соприкосновения с холодной простынью, я прикрываю глаза, вдыхая глубже раскалённый воздух. От того становится неожиданным прикосновение холодных рук брата к разгорячённой коже. Из-за такого контраста пробегают мурашки, тяжестью отдаваясь в паху и вырывая изо рта лёгкие полустоны. Брат чуть натягивает поводок и отходит от кровати, возвращаясь с одной из свечек в руках. Что он собирается?.. О нет-нет-нет! Голос ужасно хрипит и кашель разрывает горло, но я продолжаю попытки убедить его, что это плохая идея. Несмотря на все сладостные мучения, через которые мне приходится проходить каждый день, именно это вселяет в меня страх. Ага, как будто меня станут слушать. Со слегка наклонённой свечи из растаявшего воска медленно собирается янтарная капля мёда. Она набухает, тяжелеет, чтобы в конце концов сорваться и разбиться о мягкую кожу в лужицу, обжигая. Это не так уж и больно, ведь воск успевает немного остыть в полёте, но кожу всё равно жжёт, а потом неприятно стягивает. Хочется просто содрать эти капли с тела вместе с верёвками и растереть чувствительную кожу, вот только руки всё ещё плотно привязаны к спинке кровати. Ещё несколько капель стынут на подрагивающем от возбуждения и попыток извернуться плоском животе, вздымающейся от неравномерного дыхания груди и напряжённых ногах с поджимающимися от ощущений пальчиками. Всхлипы вперемешку со стонами рвутся наружу, болезненно давит на сжимающиеся стеночки ануса пробка, когда капли воска покрывают чувствительные, давно затвердевшие соски. Понимая, что следующие придутся на член, я дёргаюсь, прогибаясь в спине и чувствую растекающееся тепло на бедре. Получая достаточно сильную пощёчину, так что наверняка на щеке остался красный отпечаток ладони, я не расстраиваюсь - брат отставляет свечу, а это значит, что с этой пыткой мы закончили, и время переходить к следующему этапу. Когда брат меняет смазку и обрабатывает антисептиком руки, я уже понимаю, что меня ждёт. Стараюсь максимально расслабиться и дать продезинфицировать член. Прикосновения к нему вызывают море приятных ощущений, и губы раскрываются в немом стоне, тут же захваченные в плен братом. Поцелуй выходит мягким, нежным, что совсем не вяжется с образом того жестокого господина, который несколько минут назад терзал моё тело. Видимо, я прощён, потому что то, что он собирается делать, весьма приятно и требует хорошей концентрации от действующего лица. Ловкие пальцы проходятся по верёвкам, пересекающим грудь, и уходят за спину, притягивая к себе ещё ближе, пока губы продолжают сминать друг друга. Щёлкает застёжка и поводок падает рядом на кровать, пока рука следует дальше. И вот уже дышать становится сложнее из-за заканчивающегося воздуха, а вроде и легче, потому что верёвки больше не стягивают тело. Я разрываю поцелуй и затуманенными глазами смотрю на красивое лицо брата, что вызывающе облизывает припухшие губы. Он отстраняется и убирает все верёвки, кроме тех, что удерживают меня в одном положении на кровати, слегка растирая покрасневшую кожу. Я выдыхаю - запястья жжёт и тянет, всё тело затекло, конечности ломит и так хочется сменить позу... Это единственное, чего мне пока не разрешили, не считая до сих пор находящейся пробки в попе, поэтому грех жаловаться. Я откидываюсь назад и смотрю в серый потолок, ожидая, пока брат закончит возиться и начнёт. Даже в такой момент он заботится о моём здоровье, делая всё предельно аккуратно и нежно. Дрожь предвкушения пробивает тело, стоит только массажёру коснуться уретры. Покрытый смазкой, он входит медленно и совсем неглубоко, после чего также осторожно выскальзывает, вырывая вместе с этим вздох наслаждения. Смазка льётся на головку члена и немного попадает внутрь, когда брат оттягивает крайнюю плоть. Она приятно холодит внутри, вызывая дрожь от контраста температур. Внутри меня всё горит жарким огнём возбуждения, и мне уже не терпится почувствовать внутри себя эту узкую силиконовую палочку. Долго ждать меня не заставляют и массажёр аккуратно входит внутрь, мягко проворачиваемый круговыми движениями. Всё тело прошибает ток, пробегаясь под кожей волнами наслаждения, заставляя громко, совсем не сдерживаясь, стонать в голос. Игрушка длинная, она доходит до самого основания члена, когда бёдра сводит судорогой, и поджимаются пальчики на ногах. Обведя ногтем головку по кругу, слегка надавливая на неё, брат отстраняется и берёт в руки маленький пульт, нажимая на кнопку. Уретальный массажёр начинает вибрировать, заставляя испытывать ни с чем не сравнимые эмоции и погружаться в бездну яркого удовольствия. Перед глазами размытые пятна, тело дрожит и выгибается от нахлынувших ощущений. Я окончательно начинаю терять связь с реальным миром, когда мощность переключается на более сильную. Мыслей нет - только всепоглощающее наслаждение, затмевающее собой всё остальное. Тело в напряжении, я готов кончить, что мне позволяют сделать, медленно вытаскивая игрушку из члена. Струя спермы выстреливает в прохладный, по сравнению с разгорячённым телом, воздух, попадает на живот и грудь, каплями виднеется на кровати, струйками стекает по члену и разведённым бёдрам на простыни. Дыхание сбитое, загнанное, тело расслабленное, податливое после оргазма, и так хорошо просто лежать, чувствуя, как капли пота стекают по спине и животу, по шее, как липнут ко лбу совсем мокрые волосы, которые тут же убирает чужая рука. Хотя желание принять тёплую ванну с пушистой белой пеной и вкусно пахнущим гелем пробирается в мозг, заставляя чуть поёрзать. Брат смотрит с улыбкой и тихим "Я всё записал" на губах. Я не могу сдержать стон, поворачивая голову в сторону, указанную им и замечая камеру, установленную в углу комнаты. Он забирается на кровать и нависает надо мной, шепча, какой я молодец, но это ещё не всё. Ведь он не смог получить удовлетворение от обычной дрочки, которой занимался, пока наблюдал за мной, за тем, как я извиваюсь, сминая простыни, под его умелыми руками. Он рассказывает, как хочет войти в меня, как грубо и быстро он будет меня брать, пока я в конец не сорву свой чудесный голосок. Он описывает, как заполнит всего меня своей горячей спермой, пока развязывает и растирает мои запястья и щиколотки, а мне остаётся лишь представлять и молить поскорее исполнить всё это, потому что член снова стоит и уже истекает предэякулятом. Ушки летят с кровати вместе с анальной пробкой, и я довольно выдыхаю, когда член брата раздвигает уже не такие узкие стеночки, полностью заполняя меня изнутри. Не церемонясь, он сразу начинает быстро втрахивать меня в постель, каждый раз попадая по простате, вырывая из меня хриплые вскрики и стоны. Он выкручивает мои соски и кусает кожу, оставляя по всему телу россыпь своих меток, слизывает капли пота со спины и шеи, оттягивает за волосы голову и целует грубо, мокро. Он заставляет моё тело биться в агонии наслаждения, перед глазами сверкать звёзды, и беспрестанно выстанывать губами своё имя. Член заполняет всего меня, распирает, брат доставляет невероятное удовольствие своими резкими грубыми толчками, изредка пережимает мою плоть у основания, чтобы мы кончили вместе. Второй оргазм такой же крышесносный, как и первый, только тело чувствительней в разы, и сзади прижимается такое родное тепло. Сперма наполняет анус спустя несколько толчков, разливаясь внутри горячим, приятным и вкусным молочком. Обмякший член мягко выскальзывает из моего тела, и брат укладывается рядом, убирая вновь упавшие на мой лоб волосы. Его палец скользит от самой шеи вдоль чувствительных позвонков, спускаясь к анусу и слегка надавливая на пульсирующую дырочку, не позволяя сперме вытечь. - Устал? - перебирая прядки моих волос, тихо спросил брат. - И всё же сорвал голос... - шёпотом ответил я, поворачиваясь к нему лицом и утыкаясь в шею. Слова даются с трудом - у меня нет сил больше ни на что. О ванной речи уже и не идёт - мы оба слишком вымотаны для каких-либо действий, требующих затраты энергии, то есть для чего-либо вообще. Брат обнял меня, притянув ближе к себе и легко поцеловал в губы. Проведя носом от основания его шеи до уха, я вдохнул запах клубничного шампуня и пота, полностью расслабился, отдаваясь во власть сна. Уже находясь в пограничном состоянии между сном и явью, я слышу мягкое: "Спокойной ночи, малыш. Люблю тебя". Я засыпаю с тёплой улыбкой на губах, так и не успев произнести тихое: "Я тебя тоже".