***
Адреналином свело тело. Видеть ее не хотелось. Я хотела только уйти - прямо тут, через чужое окно 15 этажа, если она действительно где-то рядом. А самое издевательское обстоятельство - это то, что я ни черта не помню. Я потеряла способность пить и все помнить ещё в 15 лет, увы. Помню, что мы с моим парнем прошли в какой-то дом, играли в карты. Его одноклассник голым был. И всё. Я испуганно оглядела глазами комнату, надеясь, что глаза привыкли к темноте и вот-вот все различат, но её не найдут. На кровати кто-то сопел. Не дай Бог, это Темникова. Не дай Бог. 2:21. Сиреневые электронные часы спокойно себе тикали, а я не могла угомонить сердце. И стоило мне сделать шаг в сторону, подойти на сантиметр, становилось все тревожнее. Внутри все умирало и воскресало одновременно. А телефон все звонил и звонил. Я не отвечу, нет. Поворачиваюсь к кровати. Тревожное ощущение того, что она все это время спала рядом, сжало сердце. Шаг за шагом - короткие такие, несмелые. И я в темноте ее увидела. Я слишком хорошо знаю все черты Лены, ее силуэт, что мне и свет был не нужен. Ее волосы были разбросаны по лицу, сквозь пряди торчали только пухлые губы. Руки были у щек. Одеяло было спущено до талии, и мне резко в голову током ударило осознание. Неужели мы переспали? Нет. Абсурд. Я аккуратно села на кровать, любуясь ей, пока есть возможность. Сердце колотилось безумно, хотя я и не боялась, и не скучала, и не простила, и не злилась. Лена вздрогнула во сне. За окном проехала машина. Хочется пить. Мне до последнего не верится в эту чушь.***
Я прошла на кухню. С трудом нащупала неоновую лампочку, включила ее и увидела огромную кухню с ещё одним балконом. А сзади голос. -Кто там шляется? Я чуть не уронила стакан, ей-Богу. Лена недовольно промычала, вздохнула, с усилием встала - и вот лёгкий топот ее ножек приближался к кухне. Я вжалась в стену, закрыв лицо волосами (дура), до последнего надеясь, что она меня не узнает под недавно отстриженной чёлкой, как ребенок. Лена и вправду будто не узнала меня. А за окном предательски тихо. Она подошла чуть ближе - лохматая, сонная, в одном нижнем белье - и смело так пальцем с острым ногтем отодвинула от моего лица прядь, дыша мне прямо в лицо. -Ой, блять, Серябкина... Темникова отпрыгнула назад, оперевшись о столик и прижав руку ко лбу. Будто осознавала. -Не блять, а Оля. - не поднимая головы, выдала я. -Черт. Я почему-то помню твое имя. Это нечестно... -Я просто вышла попить водички... -Как мы оказались вместе? -Я не помню. - честно оправдалась я. -Еб твою мать. Она встала рядышком, тоже наливая водички. Потом подумала и вылила ее в раковину. -У меня портвейн есть. Будешь? Я, конечно же, согласилась.***
Она потушила свет под предлогом "скоро будет светать, нам это не нужно". А мне хотелось домой и одновременно не хотелось. -Будем пить с горла. Что уж там, Оль. Ты же помнишь всё. -Я помню всю нашу юность больше, чем нужно. Я помню всё и даже больше. -Когда ты пила вот так портвейн со мной в последний раз? - глазам нужно было снова привыкать к темноте, чтобы увидеть ее глаза. Плачут или смеются? -В 16 лет. В каком-то подъезде. Лен, скажи мне вот одно, мы сегодня... -Не трахались, я надеюсь. По крайней мере, я не помню. А мы с тобой вообще трахались когда-нибудь? Эти слова меня задели. Я надеюсь, она просто врёт, чтобы не выдать себя - примерную жену и мать. А я ей же ее и выдам, и повторю ей слова, которые она очень хочет забыть: -Да. Когда поссорились, и я пришла на день рождения к твоему парню, моему нынешнему молодому человеку. -Нихуя себе... Она сделала глоток, поморщившись и протянув мне горлышко. -А целовались когда в последний раз, Лен? - я очень хотела услышать от нее хотя бы единственную правду, самую искреннюю, но она врала мне назло, что не помнит. Но я помнила все. -В 16, вроде, лет. -А в первый? -В 14. За школой. Когда ты, Оля, с кем-то из-за чего-то дралась... -Знаешь, из-за чего? - я заглянула ей в глаза, которые уже могла развидеть в полной тьме. -Из-за чего? Я сделала глоток, который прожёг во мне буквально всё. И я с каждой новой волной расслабления понимала, что видимся мы, скорее всего, в последний раз, и врать смысла уже нет. -Мне сказали, что ты - шлюха помойная. А я не верила. И побила их. -Что значит "не верила"? - ее голос стал хриплым, низким. - А сейчас веришь, что ли? -Будет сигаретка? Лена взяла пачку с холодного подоконника и протянула мне одну сигарету, взяв себе тоже. Любезно подожгла мне ее своей зажженной сижкой, как мы любили это делать в школе, и дым приукрасил холодную и темную кухню.***
3:07. -А ведь это ты, Оль, меня курить научила. - она хлебала портвейн и закуривала одновременно, я восхищалась. - А я тебя пить. Мы нашли друг друга. -А потом потеряли. -В жизни всякое бывает. -Ты сделала мне больно. -А ты мне? Я взяла ее жадно за ладонь, сжав до предела, и она тихо пискнула от нанесенных царапин. -Больно? -Да, блять. Отпусти, дура... -Вот сейчас тебе больно. А тогда тебе было похуй. Только сейчас ты пищишь. Так что не возникай. Темникова закрыла глаза, облегчённо выдохнув, я сделала ещё один глоток и посмотрела в окно. 20 этаж - как тут живут люди? -А помнишь, как на линейке я тебе содрала юбку, Оль, а потом твоя мама приходила разбираться? -Помню. Все помню. Это было аж в пятом классе... -А почему мы поругались? Я бросила бычок, а она продолжила выдувать колечки дыма мне в лицо, докуривая. Я уже чувствовала, как медленно пьянею, как никотин ударил в голову, и я просто расплывчато смотрела ей в глаза - расслабленная, будто убитая, и мне снова захотелось спать. Чувство тревоги пропало, и тишина в доме и за окном, которую нарушал лишь звук бутылки и шуршание пачки, убаюкивала. -Ты послала меня нахуй, - я загибала пальцы, видя, как Темникова смотрит все недовольнее и недовольнее. - Ты назвала меня шлюхой, запретила общаться со всеми и всех настраивала против меня. Даже учителя на меня смотрели косо... -Потому что ты начала встречаться с Артемом. Моим Артёмом. -Может, потому что Артем начал встречаться со мной? С твоей Олей? Она вскочила, как бешеная бестия. Мне стало страшно. Чуть пошатываясь, она вырвала у меня остатки портвейна и с особым усилием подошла к сидящей мне. Темникова злится и пыхтит. Она подняла бутылку прямо надо мной, и портвейн особенно горько полился мне на волосы, капая на пол, и мне пришлось поджать ноги под себя. Очень больно. Горячо. В стиле Лены. Она отошла, и я вскипела. Встала вплотную, ударив ее по лицу. Темникова отлетела в сторону от звона. Когда-то самый дорогой человек сейчас чужой. Когда-то самая близкая подруга послужила причиной того, что я ненавижу слово "подруга". Оно не очень ей подходящее. Она взяла меня за волосы так больно, что я по рефлексу пнула ее ногой в живот. -Блять, Серябкина! Я тебя ненавижу! -Я тебя тоже не люблю. И я скрылась в её ванной.***
3:58. Тишина по-прежнему звенящая, ей хочется удавиться. И только сейчас я поняла, как сильно я хочу упиться Леной. Как сильно я соскучилась. За двадцать минут одиночества в ванной, я поняла, что она и истерить стала по-другому. Раньше могла плюнуть. Сейчас - пользуется обстоятельствами, бьёт разнообразно. Куда бы она не ударила, попадет все равно по сердцу. И она это знает. И она этим пользуется. За дверью - затишье. Наверное, перед новым боем. Я даже подумала, что ей настолько на меня похуй, что она просто-напросто легла спать, но от мыслей меня отвлёк двукратный стук в дверь: -Оль, ну открой мне, а. Виновата. Помою тебя. -Я и сама могу помыться, мне не пять лет. -Что мне, ещё и прощения у тебя просить? - она сказала это так, будто не чувствует вины вовсе. -Вообще-то да. За то, что было десять лет назад, за то, что было двадцать одну минуту назад. -Я соскучилась. "Я соскучилась" - это лучшая интерпретация фразы "прости меня". Я несмело повернула замок, подозревая, что она там стоит с кувалдой. И Лена, мило улыбаясь и внушая явное доверие, стоя все ещё в нижнем белье, включила свет. Боже. Свет от лампы упал на нее помятое, пьяное лицо. Брови она теперь совсем по-другому красит, да и губы теперь бальзамом мажет. А раньше она любила яркие, красные помады, и я специально выносила их из дома у мамы, принося ей, мой лучшей подруге. Она все по-прежнему худышка. И меня она тоже изучала, улыбаясь. -Тебе совсем не идёт челка, Оль. -Тебе каре тоже. Она взяла меня за запястье - одетую в рваное платье (видимо, тусовка вчера вечером была слишком бурной) - и бросила меня в ванну, включив душ. По-хозяйски она выдавила на руку лавандовый шампунь (таким мылась моя бабушка) и намазала мне его на корни, равномерно массируя голову. Я убаюкиваюсь. Я прикрыла глаза. Лена с нежным трепетом помыла каждый мой локон от спиртного портвейна, а плечи и колени сами обмылись пеной. Она - примерная мать и жена, она теперь не спустится ниже волос. И хоть шампунь и вонял лавандой на весь дом, мне было сладко от ее нежных пальцев. И это главное. Ради этого, наверное, стоило держать дурацкое молчание целых десять лет, пытаться забыть друг друга, хотя созданы быть вместе.***
-Серябкина, блять, ну кто так играет? 4:46. Лена нашла настольную игру своей дочери под диваном - пыльную, сама ещё играла в нее маленькой. И я с ней играла. Я усмехнулась, показав ей язык, и она за него задорно ухватилась. Меня предательски тянуло спать. Лена это видела. -Оль. - она посмотрела на меня в темноте, и я видела, как сильно горят ее глаза волнением и былой тревогой, как в 14 лет горели. -М? -Можно мне тебя поцеловать? Рассвет за окном начал потихоньку появляться. Он осветил крыши домов, и кухня успела стать родной. Сонная, пьяная, я почему-то печально ответила "можно". -А куда тебя целовать? -Ну... -Ладно, похуй. Она взяла меня тёплыми пальчиками за щёки, вовлекая в поцелуй. Запах весны, школы, пение птиц меня окружили будто, тот портвейн давал о себе знать, и солнцем тоже стало веять. Я ухватила ее за тонкую спину сзади, сажая к себе на коленки. -Но ты же понимаешь, что это был последний раз? -Понимаю. - горько улыбнулась я, целуя ее снова. Я никогда в жизни не поверю, что подруги (или не совсем), созданные друг для друга враги никогда в жизни больше не пересекутся. Судьба не позволит им не встретиться. -Уложи меня спать. Я устала. - я с ленивой улыбкой протянула ей ладонь, и она ее радостно взяла, потянув меня за собой в кровать. Она швырнула меня в постель, села рядом, накрыв одеялом и взяв меня за руку. Как легко укротим человек. И я засыпала. Медленно убаюкивалась ее запахом, ее лаской, встающим солнцем и тишиной, все той же мертвой тишиной, которую прерывало лишь пение проснувшихся птиц за окном. Я будто умерла и воскресла. Легче дышать стало. И пусть тягость от осознания того, что мы больше не увидимся, мне давила горло, я знала, что она совсем рядом, и успокоилась ненадолго. -Сейчас, Оль, мне муж звонит. Она забрала свою ладонь из моей, но я была почти погружена в сон, и до меня лишь отрывками доносились слова по типу "Я дома", "Дочке привет", "Я скоро приеду к вам в деревню", "Я не пила, любимый, нет". Какая ложь. Ложь, оставленная сладким портвейном на губах. Теперь моим любимым портвейном.