Семья важна

Цзинь Лин снова плачет, и Цзян Чэн в отчаянии смотрит в потолок. Одна ночь. Он просто хочет одну ночь непрерывного сна. Это действительно слишком много, чтобы просить? Он дает племяннику еще десять секунд, но когда крики не утихают, Цзян Чэн поднимается с кровати. Кроватка Цзинь Лина стоит в другом конце комнаты, так что Цзян Чэн через несколько секунд оказывается рядом с ним, но даже его вид не может успокоить племянника. Он уже весь покраснел, и сердце Цзян Чэна сжимается от этого. — Тссс, малявка, – пытается он, потому что иногда его голоса достаточно, чтобы успокоить малыша, но, похоже, что сегодня это не сработает. Цзинь Лин колеблется лишь секунду, а затем снова начинает кричать, кажется, с новой силой. Цзян Чэн вздыхает, наклоняясь, чтобы взять его, но Цзинь Лин начинает бить его по рукам, как только они достигают его, и корчится для полного «счастья» дяди. — Чего же ты хочешь? — спрашивает Цзян Чэн полным отчаяния голосом. Он никогда не был хорош в понимании людей, особенно маленьких. Он полагается на то, как люди обычно говорят ему, чего они хотят, так что сейчас у него огромная проблема. — Ты должен скорее повзрослеть, чтобы сказать мне, что тебе нужно, — бормочет Цзян Чэн, беря ногу Цзинь Лина в свою руку и мягко тряся ею. Это заставляет ребенка перестать плакать на достаточный период, чтобы посмотреть на дядю своими большими, полными слез глазами. Цзян Чэн снова трясет его ногой. — Ммм, малявка, что тебе нужно? — он снова спрашивает, хотя чертовски хорошо знает, что Цзинь Лин пока не может ему ответить, но попытка не повредит. Как ни странно, Цзинь Лин замирает на несколько секунд, а потом хлопает себя ладонями по лицу и снова убирает их. Он делает это еще несколько раз, в то время как все, что делает Цзян Чэн, это хмуро смотрит на него, но в конце концов до него доходит. — В самом деле? Так вот зачем ты меня разбудил? — шепчет он и слегка щекочет живот Цзинь Лина, прежде чем закрыть свое лицо руками. — А куда делся дядя? — игриво спрашивает он, а затем показывает лицо с негромким возгласом. — Вот он! Цзинь Лин моргает, глядя на него, и Цзян Чэн уже видит зарождающуюся улыбку на его лице, поэтому он делает это снова и снова. Цзинь Лин начинает по-настоящему смеяться, когда Цзян Чэн удивляет его коротким «Бу!», показывая свое лицо, и Цзинь Лина больше не остановить. Он радостно машет своими маленькими кулачками, и веселые крики счастливого ребенка наполняют комнату к большому облегчению Цзян Чэна. Это намного лучше, чем горькие вопли, звучащие ранее. — Если бы было так легко угодить всем, — бормочет он, но Цзинь Лин не очень хорошо воспринимает прерывание, его крошечное лицо снова недовольно морщится. — Бу! — Цзян Чэн быстро продолжает, потому что он не хочет, чтобы племянник снова начал плакать. Цзян Чэн надеется, что Цзинь Лин в конце концов устанет, но это происходит не раньше, чем первые лучи солнца касаются комнаты. Цзинь Лин начинает засыпать.

***

— Хм, глава ордена Цзян? — говорит лидер клана Яо. Его глаза устремлены куда-то за спину Цзян Чэна. — Не мешайте ему, — шипит Цзян Чэн, не обращая на Цзинь Лина никакого внимания, в то время как лидер клана Яо впадает в послушное молчание. Цзинь Гуаншань прищуривается, глядя на него. — Вы действительно думаете, что это правильный способ проведения конференции по совершенствованию? — требовательно спрашивает он. Цзян Чэн не может ничего с собой поделать. — Это, конечно, лучше, чем тратить время, отвлекаясь на огромный пир и едва одетых танцовщиц, — отвечает он к большому неодобрению многих глав орденов, но ему все равно. — Как ты смеешь! — восклицает Цзинь Гуаншань, но это дом Цзян Чэна, и если Цзинь Гуаншань сочтет его неприличным, он может, черт возьми, уйти. — Вы должны, по крайней мере, научить его правильным приемам, — пытается донести Цзинь Гуаншань, потому что он, вероятно, видит, как мало Цзян Чэна волнует его мнение, но и этого Цзян Чэн также не потерпит. — Я учу его правильно играть, — отвечает он, слишком хорошо зная Цзинь Лина, который теперь приближается сзади к лотосовому трону. Он не такой скрытный, как думает, особенно в своих золотых одеждах, но Цзян Чэн делает вид, что вообще его не видит. — Он должен научиться важным вещам, — говорит Цзинь Гуаншань, явно раздраженный, — как себя вести, как сидеть спокойно, внимательно слушать. — Ему три года, — настаивает Цзян Чэн, потому что он не позволит этому человеку разрушить детство своего племянника. — Ему должно быть три года, и ему должно быть позволено вести себя так, как будто ему три года. И вы все сейчас же заткнетесь, — приказывает он им, потому что Цзинь Лин уже близко, и он скоро набросится, Цзян Чэн знает это. Он позволяет своим глазам скользить по собравшимся заклинателям, поэтому он не поворачивается и не ловит племянника раньше, чем тот нападет на него. Его взгляд останавливается на Лань Сичэне, который явно пытается скрыть свою улыбку. Его глаза на мгновение отворачиваются в сторону, и Цзян Чэн знает, что Цзинь Лин уже почти готов. Улыбка Лань Сичэня только растет, и Цзян Чэн готовится, ни на секунду не задерживаясь. Цзинь Лин перепрыгивает через край лотосового трона и врезается прямо в Цзян Чэна. — Бу! — радостно восклицает он, извиваясь, пока не оказывается на коленях у дяди. — Я поймал тебя! — Ты это сделал, малыш, — мягко отвечает Цзян Чэн. — Итак, что же будет дальше в твоей сегодняшней тренировке? Цзян Чэн хорошо знает, что все смотрят на них, но племянник требует его внимания, и он всегда будет более важным, чем любой другой человек в комнате. — Наблюдение за твоей работой, — решает Цзинь Лин и меняет свое положение, пока не прислоняется спиной к груди Цзян Чэна. Его маленькие ножки едва достают до колен дяди. — Это очень важно, — соглашается Цзян Чэн с кивком и обнимает племянника одной рукой, прежде чем снова переключить свое внимание на людей перед ним. — Итак, на чем мы остановились? — хочет узнать он, но все слишком заняты тем, что пялятся на него и Цзинь Лина. Цзян Чэн сдерживает улыбку, потому что у некоторых глав орденов ошарашенное выражение лица, другие приоткрыли рты от удивления, но он больше не может сдерживаться, когда Цзинь Лин серьезно кивает. — Да, продолжайте, — заявляет он, как будто ведет конференцию, и Цзян Чэн удивляется, когда Лань Сичэнь подыгрывает ему. — Очень хорошо, второй глава ордена Цзян, — говорит он с серьезным кивком и снова возвращается к тому, на чем они остановились ранее. Никто не осмеливается что-то сказать, когда время от времени вмешивается Цзинь Лин.

***

Цзинь Лин прибыл в Юньмэн для ночной охоты со своими новыми друзьями и Вэй Усянем. Цзян Чэн знает об этом, потому что это Юньмэн, а не потому, что сам Цзинь Лин рассказал ему. Он правда старается не злиться, но это трудно, когда так очевидно, что Цзинь Лин предпочитает проводить время с Вэй Усянем. Он не сердится на него, ведь время, проведенное с семьёй, в конце концов, важно, но это все равно немного неприятно. Цзян Чэн пытается снова сосредоточиться на отчете, лежащем перед ним, но не может позволить себе расслабиться только потому, что его племянник находится поблизости и даже не удосужился навестить его. Цзян Чэн едва может сконцентрироваться на словах. Он вынужден прочитать отчет три раза, прежде чем понять, что он от главы клана Яо, а затем последняя унция воли покидает его. Старик может подождать еще немного, решает он. Цзян Чэн откладывает письмо в сторону и берет новое из своей бесконечной стопки. Он более мотивирован, когда видит, что оно от Лань Сичэня. В последнее время они почти не общаются, особенно когда последний все еще находится в уединении, так что каждое письмо, полученное от него Цзян Чэном, теперь значит для него еще больше. Он готовится читать, как вдруг кто-то прыгает ему на спину. — Бу! — восклицает Цзинь Лин, явно не обеспокоенный искрами, которые выпускает Цзыдянь из-за удивления Цзян Чэна, и смеется в ухо дяде. — Какого черта ты здесь делаешь? — Цзян Чэн требует ответа, отталкивая лицо Цзинь Лина, но он должен признать, что впервые в жизни мальчик сумел удивить его. — Разве я не могу приходить домой, когда захочу? — говорит Цзинь Лин, и Цзян Чэн никогда не признается, как много для него значит то, что племянник чувствует себя как дома в Пристани лотоса. — Я думал, ты на ночной охоте, — отвечает он и настороженно смотрит на дверь, неуверенный, что готов снова увидеть Вэй Усяня. — Я решил не идти, — говорит Цзинь Лин, все еще свисая со спины Цзян Чэна, как маленькая обезьянка. — А как же твои новые друзья? — спрашивает он, потому что, как бы ему ни нравилось видеть племянника, он не хочет, чтобы тот потерял своих первых друзей. — Они понимают необходимость видеться с семьей, — отвечает Цзинь Лин на этот раз честно и серьезно, и по телу Цзян Чэна разливается тепло. Он даже не знает, как на это ответить. — Слезай, сопляк, — наконец говорит он, но Цзинь Лин крепче обнимает его за шею. — Нет, — решительно отвечает племянник. — Ты можешь работать рядом со мной. Ты уже делал это раньше. По крайней мере, это правда. У Цзинь Лина была привычка просто быть рядом, когда Цзян Чэн делал свою работу: независимо от того, что это было, он всегда сидел у него на коленях. — Ты уже слишком большой для этого, — говорит Цзян Чэн, хотя в его голосе слышится тоска. Он скучает по тем временам. — Ерунда, — решает Цзинь Линь и просто пролезает под руку Цзян Чэна, сворачиваясь калачиком на его ногах. Цзян Чэн замирает от этого движения, но затем притягивает мальчика ближе. — Я скучал по тебе, — скромно признается Цзинь Лин, и Цзян Чэн понимает, что не был достаточно времени рядом с ним. Он был так занят тем, что избегал Вэй Усяня и давал Цзинь Лину время смириться с тем, что сделал Цзинь Гуанъяо, что серьезно пренебрег своими обязанностями дяди. — Я тоже скучал по тебе, малявка, — говорит Цзян Чэн, снова используя старое прозвище Цзинь Лина, и впервые в жизни племянник не протестует. Цзян Чэн уже давно так не работал, но с успокаивающим весом и теплом Цзинь Лина, лежащим на нем, легко вернуться к старым ритмам.