***
Омега был очень худым. Вернее, он наверняка ещё недавно был в хорошей форме, но сейчас выглядел так, будто его не кормили несколько месяцев. Длинные спутанные волосы закрывали лицо, но не металлическую до самого плеча руку. — Вот тебе омега, как заказывал! — радостно оскалился стражник. — Он послушный-послушный, что угодно сделает, — он схватил прикованного к стене кандалами на руках и цепью на шее мужчину за влажные волосы и резко дёрнул вверх, оголяя шею с болезненно дёргающимся кадыком. — Если он такой послушный, что ж он у вас в строгих колодках сидит? — уточнил Брок, с трудом отводя взгляд от глубоко запавших глаз и глубоких теней под ними. Он натянул капюшон. Не стоило несчастному раньше времени знать, на какой подарок он вот-вот поменяет сырую вонючую камеру. — Так положено, — туманно ответили ему. — Будешь брать? Других нету, — заметив сомнения, стражник снова дёрнул омегу за волосы. — А ну, покажи уважаемому альфе… — и принялся стаскивать с напряжённого как струна, но абсолютно не сопротивляющегося омеги штаны. — Не надо, — махнул рукой Брок, поморщившись. Он почти решился. Выбора не было. Или омега, у которого, возможно, не всё в порядке с головой, или смерть. — Вы извиняйте за запах, — по-своему понял его жест стражник, — не думайте, он сразу такой был. Мы ж не того… Конечно, не того. Брок и не думал, что они омегу по кругу пускали, когда есть беты. Сунуть член в горячую влажную дырку омеги любому альфе хочется, но омеги с неперебитым запахом ценились выше и заработать на них можно было больше. А для развлечений существует смазка, с которой любой за омегу сойдет. Да и ласкать омег надо, чтобы они текли. — Что вы хотите за него? — вопрос поставил точку в излияниях стражника, всё ещё нахваливавшего товар. Хотя Броку дымная горечь, которой едва уловимо пах омега, скорее нравилась. — Вот эту штуку, — алчно ухмыльнувшись, показал стражник. На шее Брока тусклым ровным светом горел амулет, который ему справила одна знакомая ведьма. С таким были не страшны никакие холода, прекрасно согревал во всех походах. Отдавать было жалко: амулет не столько по прямому назначению использовался, сколько служил напоминанием о том, что и беспринципный наемник когда-то был любим. — Ладно. Но за амулет ты мне ещё всё его, — кивок на омегу, — оружие отдашь. — С чего ты?.. — Будто я не вижу… — Давай свой амулет, — раздражённо бросил стражник и, ворча, удалился дальше по коридору, напоследок сунув Броку в руку тяжелый ключ. Разбираться с омегой нужно было самостоятельно. — Ты меня понимаешь? — спросил Брок, подходя ближе к поднявшему голову омеге. С такого ракурса стали видны красивые полные губы и ямочка на подбородке последнего. — Да, — одними губами произнёс тот в ответ. — Я тебя укушу и заберу отсюда. Голову мне не оторви, — бормотал трезво оценивающий его выправку Брок, отпирая мудрёный замок на цепях. — Ну как? — уточнил он у судорожно кашлявшего омеги, начавшего растирать шею, едва упавшая цепь звякнула об пол. — Да, — прорвалось между приступами кашля. Обычно метили левое плечо, но оставить след на металле не под силу ни одному альфе. Когда Брок стащил с правого плеча порванный в нескольких местах рукав чёрной куртки, омега напряженно застыл, усилием воли удерживая рвущиеся наружу выдохи. — Тебя как зовут? — Джеймс. — Брок. Когда зубы проткнули кожу, запах горького дыма резко усилился и дополнился ноткой полыни. Терпкой горечью обычно пахли вдовцы, но доказать ничего не выйдет и у самого дотошного проверяльщика на границе. За неимением другой метки. Брок, урча, зализал ранку, собирая больше вкусной крови. В груди что-то шевельнулось — теперь он снова был связан, как когда-то со СТРАЙКом, но новообразованная связь была глубже и крепче. И она одна неожиданно смогла перекрыть все потери. — Пойдём. Джеймс еще находился в прострации после укуса, сонно моргал, резко расслабившись. Вероятно, для него установившаяся связь означала возможность разделить свои проблемы с другим человеком. Словно он тоже внезапно ощутил, что больше не один. — Пойдём, — повторил Брок, и Джеймс поднялся, покорно следуя за своим альфой к выходу из подземелий, в которых провел около четырёх месяцев. В темноте и холоде, постоянно в цепях и почти впроголодь.***
Брок почти сразу понял, что легко с омегой не будет. Было у того в прошлом что-то трагичное, заставлявшее сторониться людей, беспрекословно выполнять прямые приказы и бояться прикосновений. При том, что стеснение было, похоже, Джеймсу чуждо. В дешёвой комнате, которую Брок снял на время своего пребывания в Нижингарде, омега сразу же забился в самый тёмный угол и сидел там неподвижно, пока не принесли огромное корыто с горячей водой. — Тебе нужно помыться, — Брок, перебиравший вещи, подошёл ближе, собираясь помочь раздеться, но замер, едва уловив напряжение. — Оставить тебя одного? Джеймс отрицательно покачал головой, глубоко вздохнул и, будто настроившись, перетек в вертикальное положение одним завораживающим движением. Без единого слова он сбросил заношенную одежду, оставшись обнаженным. Не поднимая головы и не делая попыток прикрыться, он остановился возле корыта, не зная, что должен делать дальше. — Залезай скорее, остынет ведь, — поторопил его Брок. Пользуясь случаем, он, мысленно чертыхаясь, рассматривал тело доставшегося ему по случаю омеги. Он был прав в своей оценке: после месяцев голодовки тело Джеймса сохранило рельефность мышц, а движения выдавали боевую выучку. В тусклом свете сильнее проступали шрамы. Не только те, что вокруг металлической руки. Ещё на спине — жуткие, ложившиеся почти сплошным сложным узором. Несколько на груди и живой руке. И множество мелких на внутренней стороне бёдер. Пожалуй, Джеймс мог посоперничать с ним самим по количеству следов на коже. — Нерационально мне мыться первым. — Закажу ещё, — отмахнулся Брок. — Всё равно тебя за один раз не отмоешь. Нужна помощь? Обычно омеги были тактильно очень чувствительными, особенно недавно меченые. Они нуждались в прикосновениях своего альфы, возможно, больше, чем в полноценном сексе. — Не надо, — вода доставала севшему в корыто Джеймсу до груди, открывая вид на бледно-розовые соски. Он прикрыл глаза и тёр тут же покрасневшую кожу на шее — следы от ошейника всё ещё причиняли ему серьёзное неудобство. — Не уходи! — тут же вскинулся он, стоило Броку сделать шаг в направлении двери. — Хэй, спокойнее. Нужно попросить ещё воды, — поднимающаяся в серых глазах паника заставила вернуться. — Ладно, — установление связи даже у такого сдержанного и замкнутого омеги всё-таки требовало присутствия альфы, пусть и не такого близкого, как обычно. — Схожу позже, — Брок коснулся воды и тут же одёрнул руку. — Ты что делаешь?! — зарычал он. — Она же горячая! — Ты сказал мыться, — Джеймс выпрямил спину ещё сильнее и вцепился в края корыта обеими руками. Его голова странно дёрнулась, будто он хотел спрятаться за волосами, но не посмел. И продолжал смотреть прямо на своего альфу. Пальцы разжались — теперь на бортиках покоились расслабленные ладони. — Я не сказал вариться заживо! — Брок чуть успокоился, выплеснув в корыто кувшин холодной воды. — У тебя уже был альфа? Чересчур авторитарные альфы могли довести своих омег до состояния слепого подчинения, когда инстинкт самосохранения напрочь игнорировался. — Я не помню. Не помню, откуда у меня такая рука, не помню, откуда я родом и кто моя семья. Помню только, что… — он говорил всё тише, а его губы дрожали. Загудели сервоприводы и под металлической рукой погнулся край чугунного корыта. — Эй, слушай, — Брок умел утешать. Приходилось иногда, но ни один из доступных ему сценариев не подходил для их случая. — Я собираюсь в земли янну. Если ты хоть что-то помнишь из географии, то должен знать, что обычно к ним едут те, кто хочет начать всё с чистого листа. Не знаю, за какие грехи ты оказался в том подземелье, но теперь ты мой омега, и я очень надеюсь, что мы правильно воспользуемся выпавшим нам вторым шансом. Вместе. — Спасибо. Губы Джеймса были бесподобны, особенно когда расслаблялись и из тонкой линии превращались в эротическую мечту. А самая робкая попытка улыбки сделала их прекрасными, заставив Брока сбежать. Он воспользовался необходимостью добыть ещё воды для мытья как предлогом, потому что у него уже давно никого не было. Статус преступника и шрамы лишали даже намёка на привлекательность. И омега, которого совершенно не волновала внешность альфы, всё сильнее притягивал к себе.***
Из Джеймса вышел замечательный попутчик. Выносливый и неприхотливый, он без устали шёл вслед за Броком и по проторенному тракту, и по лесным тропинкам, не требуя частых остановок, ночёвок под крышей или особенного питания. Но он по-прежнему не подпускал к себе. Конечно, он бы не стал сопротивляться и сделал всё, что хотел альфа. Но проблема была в том, — Брок понял это ещё в их первую совместную ночевку — что хотелось не так. По согласию. По-настоящему. В ту ночь, сжимая в объятиях не живого омегу, а скорее, каменного истукана, он вдыхал запах полыни, что насыщался нотами кедра из его собственного запаха; держал в узде яростное желание обладать и как заведённый повторял, что не тронет, что он не насильник, что он для того, чтобы запахи смешались… Хуже всего было то, что Джеймс отдёргивался от прикосновений только бодрствуя. А засыпая рядом — хоть этого Броку удалось добиться — неосознанно жался ближе, сводя с ума. Оставалось считать дни до приезда в столицу янну, где они планировали снять дом и устроиться на работу. Туда, где можно разместиться с удобствами, где не нужно будет делить небольшое одеяло в попытках согреться холодными ночами на голой земле. Они либо найдут путь друг к другу, либо переборют своё желание. Обоюдное желание, уж в этом Брок был уверен.***
Омега несомненно строила глазки. Иначе как бы можно было ухитриться облапать всего Брока, лишь ставя перед ним кружку крепкого пива? Соблазнительная подавальщица определённо была пришлой, как и все в их квартале, а значит не была связана неразрывными узами, как все янну. Однако её призывная улыбка осталась без ответа. На самом деле ему хотелось поселиться в другой части столицы, но «гостеприимные» хозяева почему-то его сразу не взлюбили. Хотя благоволили Джеймсу. Даже разрешили работать при храме — вырезать фигурки из дерева, необходимые для богослужений. Брок медленно отпил пива, лениво оглядываясь вокруг. Сидеть ему тут ещё с полчаса, пока его омега закончит работу. И тогда можно будет вернуться в их крохотный домик, которому они смогли придать некоторое подобие уюта. Джеймс сначала робко, а потом всё смелее обустраивал и украшал комнаты, понемногу оттаивая, переставая негативно реагировать на любое прикосновение, резкое слово. Он немного отъелся и начал тренироваться по утрам, и теперь спать с ним в одной постели было сладчайшей пыткой для Брока, но он терпел, по крупице завоёвывая доверие. — Я закончил, — Джеймс, как всегда, подкрался незаметно. Натуральный призрак. — Сейчас допью и пойдём. Сегодня на площади представление какое-то дают. Сходим? — Если хочешь, — после работы омега обычно бывал в самом благостном расположении духа, и его можно было сговорить почти на что угодно. Даже на поход в место скопления людей. — Давно не были нигде. Зайдём по пути в лавку старого Джека, купим тебе нужный инструмент. — Не стоит, Брок, — Джеймс медленно растянул губы в мягкой улыбке, что сводила Брока с ума. — Нам ещё много чего в дом нужно, а я пока справляюсь и ножами. — Мне премию дали. — И чего это Ник расщедрился? Из-за того, что янну не дали Броку своего благословения, работа ему была доступна только самая чёрная. Пришлось устроиться вышибалой в трактир, где его и заметил Фьюри, взявший бывшего наемника тренировать охрану для караванов. Платили не особо, а нервов уходило много, но выбора не было. Зато в честь религиозных праздников всегда давали премии и хоть иногда можно было позволить себе некоторые излишества. — Праздник же. Представление тоже в Его честь. — Тогда пошли. Негоже обижать Двуликого неуважением. Было славно идти рядом с Джеймсом по идеально ровным улочкам столицы, любуясь причудливыми строениями и наслаждаясь ласковым вечерним теплом, сменившим дневной зной. Старый Джек с радостью продал им набор резцов с большой скидкой, намекнув, что был бы не прочь реализовывать получившиеся предметы — здесь ценили тонкую работу, а благодаря металлической руке, работа Джеймса выходила филигранная. Оставшиеся деньги единодушно было решено прокутить, накупив безумно дорогих сладостей и отличный кусок мяса. Предвкушая хороший ужин, — сладкое приводило омегу в неистовый восторг, да и от хорошего стейка тот никогда не отказывался — Брок оглядывал толпу, ожидая начала представления. Взгляд зацепился за знакомое лицо, и он вздрогнул, осознав, что высокий мужчина с красивым, но капризным лицом — его бывший коллега. Настроение немного упало, но никакой неприятной встрече не было под силу испортить такой чудесный вечер.***
Жизнь внезапно наладилась. Когда к Джеймсу в камеру шагнул высокий тренированный альфа, тот малодушно подумал, что лучше было умереть в той битве. Или от голода уже в Нижингарде. К несчастью, он не мог совершить самоубийство: это из него выбили в первую очередь. Однако альфа по имени Брок оказался лучшим, что случалось в жизни Джеймса. По крайней мере, той её части, что он помнил. Укус горел на плече ровным жаром, согревая, а в груди поселилось осознание принадлежности. Но не жгущей калёным железом, не разрывающей сознание бесконечной чередой приказов, не дающих ни секунды передышки, а ровной, тёплой и умиротворяющей. Его альфа вел себя с ним… как альфа. Как тот самый альфа, о котором в детстве мечтают все омеги. Не то чтобы Джеймс помнил о своих детских мечтах, но почему-то складывалось ощущение, что они были именно такими. Заботливый альфа, которому он будет небезразличен, и дом. Уютный, светлый дом, неважно, большой или маленький, тёплый или продуваемый всеми ветрами, лишь бы был своим, лишь бы давал чувство защищенности. И у него всё это было, пока не оказалось разрушенным одним единственным взглядом ярких синих глаз. Глаз его куратора. Хэндлера. Тренера. Хозяина. В голове зашумело. Тело дёрнулось, немыслимо напрягаясь. До хриплого придушенного крика, до рвущихся от натуги мышц. Джеймс сделал шаг вперед, подчиняясь одному движению брови. Да, хэндлер явно не ожидал встретить его здесь, ведь омега хорошо спрятался, но быстро сориентировался и удивление сменилось предвкушением. «Ты что, плачешь? Вставай! Ещё круг! Чувствуешь усталость? Ты не должен чувствовать, ты должен выполнять, что я скажу!» — начало тренировок было невыносимым, изматывающим. Он ещё не знал, что ждёт его дальше. «Мне смотреть на тебя противно, такой ты жалкий. Ты только и годишься на то, чтобы ждать приказов! Ползать на коленях, пока тебя пошлют убивать очередного глупца. Воды не получишь, пока не научишься уважению!» — тогда больно было постоянно и, наверное, миссии были единственной отдушиной, пусть и приходилось порой пытать самым жестоким способом, отнимать жизни. «Я бы укусил тебя. Из милосердия. Чтобы ты точно знал, что это никогда не закончится. Но ты и так принадлежишь мне с потрохами. А кусать такое ничтожество мне неохота. В тебе же от омеги ничего не осталось. Только дырка, на которую ни один альфа не позарится. Тобой побрезгуют и беты. У тебя никогда не будет семьи, запомни. Ты вечно будешь моим. Моим послушным орудием. Повтори!» — унижение сменило боль в их общении. Слова били больнее, чем плеть, потому что перекликались с его собственными страхами. Когда он оказался совсем сломлен, куратор стал отдавать его другим для развлечений. И запрещал отвечать ударом на удар и противиться насилию. Любое прикосновение оборачивалось для Джеймса мукой. Его касались, чтобы причинять боль. Он касался, чтобы убить. Изуродованный омега, который не мог дать жизнь, потому что нёс лишь смерть.***
— Что с тобой? — на плечо уже шагнувшего к хэндлеру Джеймса легла тёплая рука. — Брок… — одними губами позвал он, находясь во власти синего взгляда. Неужели он действительно обречён быть всего лишь оружием в чужих руках? Бесправным, униженным? И уродливая связь с хэндлером единственное, чего он заслуживает? Или связь с альфой всё же сильнее? Его альфой. Сильным, заботливым, нежным, желанным. Несмотря на шрамы, которых Брок втайне стеснялся, считая, что они делают его отталкивающим. Хэндлер был красив, но был бы последним, к кому Джеймс пошёл бы в случае нужды. Его развернули, прижимая к себе изо всех сил. Как ни разу не обнимали, потому что берегли его личное пространство. Берегли его самого. — Так ты — Призрак, — зашептал Брок ему в ухо. — Я сразу не понял. Но увидев Карпова… Это всё неважно. С чистого листа, помнишь? — Да, — напряжение не отпускало, Джеймса колотила крупная дрожь, от усилий кожа покраснела, а на лбу вздулись вены. — Пойдём домой, Брок, пожалуйста…***
Брок был готов убивать. Если бы он мог оставить омегу со всеми удобствами в безопасности, то немедля отправился бы к Карпову, чтобы выяснить всё раз и навсегда. Но Джеймс доверчиво льнул к нему, буквально всем телом повисая на своём альфе, и вырваться из его хватки не было никакой возможности. Кипя от злости, он едва не пропустил робкое прикосновение к своему паху. Они только вошли в дом и стояли рядом в полной темноте, не торопясь разжимать объятия. — Брок, — прошептал Джеймс, одним словом буквально умоляя, хотя Брок давно готов был отдать ему все на свете. — Ты… ты уверен? — у него дрожали руки от страха спугнуть, навредить, причинить малейшее неудобство, потому что прижавшийся к нему человек как-то незаметно стал бесконечно дорог. — Ты дрожишь. И если… — Мне нужно, — приходилось жалеть об отсутствии течек, на которые можно было списать многое, и ему придётся, находясь в полном сознании, смотреть на реакцию своего альфы на нелепые попытки соблазнения. Джеймс снова робко прижал живую руку к паху Брока, с восторгом чувствуя его прерывистое дыхание на своих губах. — Ты же расскажешь мне, в чём дело? Что у вас с Карповым приключилось? — горячий шёпот невесомо оседал на коже, проглатывать стоны и одобрительные восклицания становилось все сложнее. — Подручные Александра никогда не отличались деликатностью. По себе… Джеймс! — он оттолкнул жадные руки от своего ремня и поднял опустившегося на пол омегу с колен, хорошенько встряхнув. — Джеймс… Броку нужно было добиться ответов, он не хотел снова видеть бесконечный ужас и кромешную обреченность, застывшую в любимых серых глазах при виде Карпова. — Не надо. Не надо. Просто побудь со мной. Немного. Хоть раз. Хоть что-то без него. — Т-ш-ш… Я здесь. Можно тебя поцеловать? С облегчением выдохнув, Джеймс раскрыл губы и зажмурил глаза. Тем сильнее было его удивление, когда поцелуи пришлись на щеку — незаметный шрам совсем рядом с виском, потом на самые кончики ресниц, что заставили их вздрогнуть, на ямочку на подбородке. — Брок? — Сейчас. Давно хотел так сделать. Восхищение, переходящее в любование, почти поклонение, проскальзывавшие во взгляде альфы заставляли омегу трепетать внутри, как когда нужно было прыгнуть с большой высоты по приказу хэндлера — и страшно, и волнительно, и сложно поверить в реальность происходящего. Он пошёл за направлявшей рукой, словно привязанный. И только осознав себя лежащим на их кровати в спальне, Джеймс понял, что почти не дышал всё это время. Брок стоял рядом, не спеша опускаться на кровать и подминать под себя, и жадно смотрел. Было что-то такое в его глазах, что заставляло желать торопливо раздеться, показать себя, хотя обычно омега кутался в многочисленные слои одежды каждую минуту их совместной жизни. Но сегодня его уютный мирок дал трещину, а значит, долой запреты и стеснение! — Рехнуться, какой ты красивый! Ослепнуть можно, глядя на тебя! Так хотел тебя всё это время… Мой прекрасный, сильный, желанный. Как я хочу гладить тебя. Ласкать. И ты будешь кричать от наслаждения. Нежный, сладкий, раскрытый для меня… Когда последняя прикрывавшая его тело деталь одежды была сброшена, Джеймса снова охватила тревога — он совершенно не похож на «правильного» омегу: слишком жилист, слишком много мышц, слишком горький запах. Он откинулся на подушки и, преодолевая себя, начал по миллиметру разводить ноги, приглашая альфу. Но тот помешал. Нависнув сверху, Брок заблокировал бёдра Джеймса своими, впрочем, не касаясь его практически нигде, удерживая свой вес на локтях и ступнях, удерживая взглядом, пока тот сам не выгнулся и не прижался к нему, едва удерживаясь в сознании от остроты ощущений. — Брок, Брок, плста, пожалта, — частил он, почти не выговаривая слова. Бился, потираясь всем собой, чувствуя, как тяжелеет, наполняясь желанием, их общий запах, и как приятно член касается члена. — Двуликий, помоги… Джеймс действительно кричал, ощущая, как горячий влажный язык скользит по его телу, останавливаясь на шее, сосках и впадинке пупка. Кричал, пока Брок, низко утробно урча, ласкал его член и яйца, со смесью стыда и счастья чувствуя, как течет по ягодицам смазка, которой у него всегда было слишком мало с тех пор, как он себя помнил. И как же сладко было принимать в себя своего альфу! Альфу, так правильно двигавшегося внутри, идеально скользившего по смазке, которой в кои-то веки было достаточно, и шептавшего слова любви, которым хотелось верить. — Потерпи, потерпи, хороший, — заполошно шептал Брок, проникая внутрь. Сил никаких не было сдерживаться, когда было просто необходимо вломиться, присвоить, слиться воедино, утолить безумную жажду. — Будет легче. С ума сойду, если не буду двигаться. Так, да? Здесь? Давай же, любимый, подскажи мне. И я всё… всё… для тебя… — Брок! Брок! — когда Джеймс хватался за всё вокруг в попытке не задеть своего альфу, выгибаясь в оргазме, его металлическая рука оставила глубокие борозды на прочном камне, из которого были сложены стены их дома. — Люблю! Люблю тебя! На минуту провалившись в забытье от силы испытанного удовольствия, омега пришел в себя от распирающего ощущения узла. Сцепка никогда не приносила ему удовольствия, потому что для комфортной сцепки нужно было в первую очередь доверие. Считалось, что омега во время сцепки почти не приходит в себя, переживая всё новые и новые оргазмы. Но Джеймсу не повезло. Он всегда находился в сознании, и, когда хэндлер изредка позволял своим приспешникам вязать его, мучился самоуничижением. И даже со своим альфой, который был добр и внимателен, который подарил незабываемые ощущения, сцепка подняла всё темное и горькое, что скопилось в глубине души. Он лежал, с трудом сдерживая слезы, и мечтал провалиться под землю, чтобы стереть воспоминания о себе и своих словах. Любовь сломанного, испорченного омеги не может быть нужна никому! — Милый мой, — Брок осторожно коснулся губами уголков глаз Джеймса, собирая слезы, — хороший, удивительный… Не держи себя. В себе. Что бы тебя не мучило, ты справишься. А я помогу, если позволишь. Ты только говори со мной. Говори, родной. — Поцелуй меня ещё. Поцелуй, пока не отпустишь. Пока не закончится… — Конечно.***
Пробуждение было ужасным. После сцепки Джеймс почти сразу откатился подальше, стараясь занимать как можно меньше места в их постели. Весь его вид говорил, что откровенного разговора придётся ещё подождать. Не хотелось мучить и так натерпевшегося омегу. Единственное, что позволил себе Брок, — это подобраться ближе и уткнуться носом ему в затылок. Проснулись они от хлопка входной двери. Пока пришедшие уверенно грохотали по коридору, альфа успел натянуть штаны и забраться в тайник с оружием. Омега сидел на кровати и расширившимися от страха глазами смотрел на дверь. Его улучшенный слух помог по звуку шагов мгновенно определить, кто к ним пожаловал. К ним ворвались двое, после недолгой борьбы скрутившие Брока, пытавшегося прикрывать потерявшегося в прошлом Джеймса. А после вошёл Карпов. — Рамлоу? А тебя потрепало… Когда мы виделись в последний раз, ты выглядел лучше. Потеря красивой мордашки сделала тебя неразборчивым? Хотя ты и раньше этим не отличался. — Зато ты всё такой же, — уже отдышавшийся после удара под дых, Брок вступил в дискуссию, прикидывая шансы. Выходило, что если Джеймс не очнется, то дело плохо. — Что привело тебя в эти земли? — Дела, знаешь ли, дела Его Высокопреосвященства. Заодно нашёл одну нашу пропажу. Александр никогда не разбрасывался имуществом. — И ты пришёл искать свое имущество ко мне в дом? Я никогда не был вором! — Конечно. Я тебя ни в чем не обвиняю. Но данное конкретное имущество временами умело притворяется омегой. — О чём ты говоришь? — Брок недоумевал, с тревогой ощущая, как с каждым словом всё больше сжимается позади него Джеймс. — Это, — красноречивый жест, — оружие священной войны Его Высокопреосвященства. А я рука, что его направляет, чинит и отлаживает в случае поломки. И ты отдашь нам имущество, или я буду вынужден привести приговор Александра в исполнение. — А если отдам, не приведешь? — усмехнулся Брок, собираясь для атаки. Он прекрасно знал Карпова. Тот не оставлял в живых никого. — Приведу. Но если отдашь добровольно, то перед смертью ты исполнишь свой долг. Прекрасная награда для дезертира? — Нашёл дурака! Мордовороты Карпова не ожидали от скрюченного и сплевывающего кровь противника такой прыти. Брок нанёс резкий удар по печени правому бойцу и, воспользовавшись замешательством другого, тут же обезвредил его, сломав челюсть. Развернулся к основному противнику и… — Солдат, — зловеще прозвучало в тишине. Брока остановило в прыжке. Что-то твёрдое сдавило ему горло, пригнуло к земле. — Убей его. Глаза Джеймса выцвели, превратившись из серых практически в белые, пустые и прозрачные. Он сжимал металлической рукой шею своего альфы и умирал от горя. — Чего ты медлишь, ничтожество? Отвык выполнять приказы? — Карпов бесстрашно подошёл к ним и дёрнул Джеймса за волосы, заставляя сильно запрокинуть голову. — Я сказал: убить его! — Нет. До сих пор Брок не осознавал, насколько хорош в бою его омега. Он успел только подняться с пола и развернуться к болезненно воющему бойцу со сломанной челюстью, как всё было кончено. На пол их спальни пали два трупа, а Джеймс держал за горло уже Карпова. — Ты… — шипел внезапно утративший власть хэндлер. — Не смеешь… имущество… — Я омега. И ты не тронешь моего альфу! В тишине раздался отчетливый хруст и Карпов обмяк, разом растеряв и всю свою красоту, и пугающую силу. — Джеймс! — Я в порядке, в порядке, в порядке, в порядке…***
Брок баюкал омегу в объятиях, пока к ним не пришёл страж храма. Соседи слышали шум и вызвали представителей власти. Осмотрев место преступления, тот удалился, пообещав прислать кого-то, чтобы убрать тела. По законам янну, напавшие на кого-либо в их собственном доме приравниваются к захватчикам и не заслуживают снисхождения. С трудом проводив Джеймса вниз, Брок устроил его в низком плетенном кресле и принялся готовить чай. Служители храма иногда делились с ними успокаивающими травами. Когда он вложил в руки омеги кружку, они были холодными как лёд. Тёплый плед остался в спальне, и идти за ним не хотелось, как и оставлять в одиночестве пережившего сильный стресс. — Теперь ты знаешь обо мне, — нарушил тишину Джеймс. — Я… я буду делать… всё, что угодно, что ты скажешь. Ты ведь не можешь выгнать меня из-за законов … — Что за чушь ты несёшь? — усталость навалилась неподъёмным грузом, болели полученные раны и клонило в сон. — Я никогда тебя не выгоню. И не из-за каких-то законов, а потому что ты мне нужен. — Кому может понадобиться такой… никчемный… — Не продолжай. Я не хочу слушать, что тебе там внушил этот садист. — Но ты видел, как я убивал… — Джеймс, слушай… — Брок плюнул на плед и просто поменял их местами, усадив омегу себе на колени и устроив его голову на своем плече. — Легко не будет. Ничего не решится за один день. Не бывает, чтобы изломанный человек пришёл в себя, поймав какое-то… озарение. Это будет долгий путь, но однажды ты поймешь, что… всё изменилось. Ты изменился, залечил полученные раны. И я прошу тебя… не уходи. — Ты мой альфа… — Джеймс отставил кружку и зарылся пальцами в волосы Брока, проводя по шрамам. Болезненная опустошенность и душная обреченность понемногу сменялась покоем. — Ага. Альфа. Защитить тебя не смог. — Ты смог защитить меня от меня самого. Если бы не ты… — Значит, останешься? — Останусь, — ответил Джеймс. Они оба прекрасно понимали, что им предстоит ещё много работы. Прежде всего над собой, потому что и Броку, и Джеймсу только самим под силу убедить себя, что они остаются вместе не из-за обстоятельств, а потому, что любят друг друга.