***
ВЕСНА Небо совершенно чистое, усеянное пушистыми белыми облаками. Сегодня прекрасный день, не слишком жарко, не слишком тепло. Птицы поют о своей радости с вершин деревьев. Это ещё один прекрасный день для Вэй Ина, но… Он просто! Такой! Скучный! Ну, технически, он не должен жаловаться. С тех пор, как, несколько лет назад, он начал жить со своими новыми родителями, его жизнь стала великолепной. Хотя храм Пу Цзы немного староват, он всё ещё намного лучше, чем улицы, со всеми собаками, холодом, и копанием в людском мусоре — он действительно не понимает, почему отцу разрешено это делать, а ему нет — это дом. Он чувствует себя живым внутри. Это чувство любви. Он чувствует себя любимым. Но! Отца вызвали по каким-то делам Небесного двора, он до сих пор не вернулся. Вэй Ин даже не мог пойти с ним, потому что 'это слишком опасно для тебя, малыш, так что оставайся здесь, с папой, хорошо? ' Это было бы прекрасно, но потом папа тоже куда-то уехал. Он остался здесь. Один. И это было здорово! В самом начале! Можно валять дурака сколько угодно, никто из старших не узнает. Но вскоре он просто устал делать одни и те же вещи снова и снова. Например, тренировать форму меча. Или каллиграфию, которая, как он ни старался, всё равно выглядела… нехорошо. Но это нормально, у папы была не лучше, а может быть, даже немного хуже. Поэтому он протягивает руку вверх, обводит вокруг, и мягко хватает одну из лежащих на голове серебряных бабочек, чтобы убаюкать в своих руках. Её крылья слегка хлопают. Вэй Ин наклоняет голову в сторону. — Мне скучно! — шепчет он. Бабочка только снова хлопает крыльями, — Давай найдём себе какое-нибудь занятие! Ответа нет, хотя это нормально. Да он и не ждёт в любом случае. Единственное, что она делает — внезапно вылетает из рук, мягко трепещет на кончике носа, прежде чем вспорхнуть, зависнув на мгновение. — А? — разве это не знак… Хочет, чтобы он последовал за ней? — Ладно! Она отлетает. Вэй Ин бежит следом. Так продолжается ещё некоторое время, пока бабочка, наконец, не приземляется на палец мальчика. Незнакомец одет в красное, примерно такого же возраста, как и он сам. Внезапно бабочка взрывается сверкающим светом. Вэй Ин пристально смотрит на незнакомца. Только мгновение. А потом… — Кто ты такой? — спрашивает он, может быть, немного грубо. Вэй Ин никогда не видел этого мальчика, он не один из деревенских детей. Хотя в нём есть что-то знакомое… Бровь подростка на мгновение приподнимается. Вэй Ин хихикает, (это действие напоминает ему о папе), но затем хлопает ладонью по губам. Голос отца в его голове говорит что-то вроде 'не смейся над другими, А-Ин. Это так грубо'. Хотя, опять же, почему-то это нормально для других, но из-за чего — он не знает. Отец, как правило, прав в таких вещах, даже если сам Вэй Ин действительно не понимает. — Ты можешь называть меня Хун Хун-Эр, — говорит мальчик, заложив руки за голову, — А ты кто такой? Вэй Ин выпячивает грудь. — Я Вэй Ин! Что ты сделал с папиной бабочкой? Хун Хун-Эр снова поднимает бровь. — Папиной? — пожимает плечами, — Ну, я не знаю. Просто сделал это. — Ха. — Эй, — вдруг говорит Хун Хун-Эр, — Ты сейчас чем-нибудь занят? — Нет? — неуверенно отвечает Вэй Ин. Так ли это? Ну, нет. Не совсем. Последнее, что он делал, это следовал за бабочкой. Теперь она исчезла. С этим Хун Хун-Эром. — Тогда… — Хун Хун-Эр ухмыляется. Вдруг Вэй Ин чувствует лёгкое прикосновение к своей руке. Мальчик убегает, — Ты водишь! — говорит он под взрывы смеха. — Что?! Это нечестно, я не был готов! — кричит ему вслед Вэй Ин. Хун Хун-Эр останавливается на несколько секунд, чтобы оглянуться на него, и высовывает язык, выдувая малину. — Как жаль! Держу пари, ты меня не поймаешь! — кричит он в ответ. Вэй Ин ощетинился и побежал за Хун Хун-Эром. — Только подожди! Я тебе покажу! В конце концов, они десятки раз обмениваются синяками, пробегая через лес, окружающий храм Пу Цзы и близлежащую деревню. Деревья звенят детским смехом. Они бегут до тех пор, пока солнце в небе не опускается и не омывает деревья оранжевым сиянием. Вэй Ин вспоминает, что ему нужно вернуться назад, по мягкому, но настойчивому толчку бабочки в его лицо. — А, — говорит он, — Мне надо идти! Было приятно с тобой познакомиться! — Ладно, — говорит Хун Хун-Эр и снова закидывает руки за голову, — Значит, ещё увидимся? — Возможно, — чирикает Вэй Ин. Толчки бабочки становятся всё настойчивее, и он отпихивает её в сторону, — Ладно, ладно, я иду домой! Он поворачивается, направляется обратно к ведущей домой тропинке, но бросает последний взгляд туда, где всё ещё стоит Хун Хун-Эр. Он вытягивает руку на прощание. Вэй Ин отвечает улыбкой и торопливо возвращается. Когда он прибывает, сумерки уже полностью сгущаются. Он переступает порог. От запаха еды у него урчит в животе. — Добро пожаловать домой. У тебя был хороший день? — Нет! Папа оставил меня одного! — его приветствуют смехом. Чья-то рука нежно ерошит волосы, прежде чем ухватить его сзади за одежду и отодвинуть с порога. — Осторожнее, А-Ин. Это срочно. Я не хотел, ты знаешь, но папе нужно было кое-что сделать. Очень важная вещь. Чёрный глаз смотрит на него сверху вниз, прищурившись от удовольствия. — Но ведь всё было не так уж плохо, правда? Пойдём, ужин готов. Почему бы не рассказать мне, что ты делал сегодня? Вэй Ин идёт за своим папой с палочками в руках и плюхается за стол напротив. — Отца ещё нет дома? Папа пододвигает к нему миску с рисом. — Пока нет. Он сказал, что почти закончил. Думаю, вернётся завтра, — говорит Хуа Чэн задумчиво. — А, ладно. Я скучаю по нему… — Вэй Ин бросает на рис несколько ломтиков мяса, затем нетвёрдый кусок тофу. Не хочется выбирать любимые блюда, но если бы пришлось, он действительно предпочёл бы папину стряпню отцовской. Потому что, иногда… ну, они могли бы съесть это, но блюдо, вероятно, действительно не должно быть такого цвета. — Я тоже, А-Ин. Я тоже, — папа осторожно перекладывает несколько кусочков зелени в свою миску, — Но он не хотел бы, чтобы мы грустили. Итак, чем ты сегодня занимался? — Ах! — он быстро жуёт, проглатывает полный рот еды, громко стуча палочками по столу, — Я кое-кого встретил и думаю, теперь мы друзья. Он немного похож на тебя, но если бы ты был не таким высоким и ребёнком, и с двумя глазами, а не с одним. Его зовут Хун Хун-Эр. Он что-то сделал с одной из твоих бабочек, хотя сказал, что ничего об этом не знает. А потом мы играли в пятнашки! Аргх! Он очень хитрый человек! Иногда мне казалось, что мы действительно играем в прятки, но не-е-ет, это был тэг! В конце своей длинной речи он глубоко вздыхает. По другую сторону стола папа держит в руке палочки для еды. Они застывают прямо перед его ртом. Глаза Хуа Чэна прищуриваются, он трясётся в беззвучном смехе. — Ну и что же? Что тут смешного? — спрашивает Вэй Ин, но от этого папа трясётся только сильнее. — Скажи мне! Я хочу знать! Дрожь папы скоро утихает, он вытирает слезу тыльной стороной ладони. Вэй Ин хмурится. Что тут такого смешного? Может быть, он что-то сделал? Или сказал? Но всё, о чём он рассказал, была сегодняшняя игра с Хун Хун-Эром. Это не могло быть настолько смешно, не так ли? — Всё нормально. Ничего страшного, — говорит папа, улыбаясь. В его глазах мерцает веселье. — Ешь, А-Ин, а то еда остынет. Вэй Ин надувает губы, но засовывает в рот ещё один кусок мяса и рис. Папа фыркает от смеха. — Если увидишь его завтра, почему бы тебе не пригласить его на ужин? Я уверен, твой отец будет рад встретиться с ним. — Ох… Да! Ладно. Я так и сделаю! — Держу пари, ты с нетерпением ждёшь этого, не так ли? Заканчивай свой ужин, А-Ин, а потом давай приведём тебя в порядок. Ты выглядишь так, будто действительно бегал целый день. Остальная часть ночи прошла как в тумане. Он внезапно осознал, что даже тот, у кого было столько энергии, как у него, не застрахован от многочасового бега. Может быть, папа искупал его и уложил в постель. Если он сделал это сам, то помнил лишь полузабытые обрывки воспоминаний и мягкое сияние бабочки, исчезнувшей, когда он заснул. Но, когда мальчик проснулся на следующий день, то почувствовал, что усталости предыдущего дня будто бы никогда и не было. И снова папа уходит. На столе уже стоит накрытая ваза с вареньем и клочок бумаги с милым рисунком. Там также есть каракули. Возможно, в какой-то момент они были сообщением, но их вычеркнули. Учитывая, что почерк очень… плохой. Ну да ладно! Он быстро ест, радуясь, что еда ещё тёплая. Когда Вэй Ин смотрит в окно, ему кажется, что это просто прекрасный день, как и вчерашний. Он выходит из святилища, щурясь от яркого солнечного света. Когда глаза начинают привыкать, мальчик снова удивлённо моргает, уже не от солнца. Нет, это потому, что Хун Хун-Эр сидит на ступеньках и играет с воздушным змеем? Он поворачивает голову на звук шагов. — О. Привет, — произносит он, — Ты здесь живёшь? — его руки ложатся поверх воздушного змея. Вэй Ин снова моргает и кивает. — Да… Но что ты здесь делаешь? Хун Хун-Эр встаёт, держа в руках воздушного змея. — Разве ты вчера не говорил, что мы ещё встретимся? И вот мы снова встретились, — отвечает мальчик, как будто это ответ на вопрос. Он поднимает свою ношу, как бы привлекая к ней внимание. — Сегодня немного ветрено, так что это идеальное время для полёта воздушного змея. Ты запускал их раньше? Это… это очень сложно. Может быть, раньше, думает он. Может быть, однажды, давным-давно, с его старыми родителями. До того, как они уехали и больше не вернулись, до того, как он убежал от собак на улице, до того, как отец спас его и привёл сюда. Может быть, но воспоминания о свободном, живом смехе его матери и нежных руках отца, когда они направляли нить воздушного змея, исчезли. Он не совсем уверен, что действительно помнит их так ясно, как должен. Что-то мокрое скатывается по его щеке и… — А-Ин… С тобой всё в порядке? Ты плачешь… Он вытирает слёзы и ухмыляется сквозь них. — Все в порядке, — говорит он, надеясь, что голос не дрожит, — Просто мне что-то в глаз попало, вот и всё! … Хун Хун-Эр озабоченно смотрит на него, нахмурив брови, но ничего не говорит. Вместо этого он хватает Вэй Ина за руку и мягко тянет. — Пошли, — говорит он, — Я знаю одно местечко. Если ты не знаешь как, я научу тебя. Итак, Вэй Ин позволяет утащить себя, роняет последнюю слезу и ухмыляется. На этот раз чуть более искренне. Может быть, он забывает. Вряд ли мать с отцом будут возражать. Единственное, что он точно помнит: нужно хранить в памяти всё, что для вас делают другие. Он никогда не забудет то, что отец и папа сделали для него. Но больше всего они хотели бы, чтобы Вэй Ин был счастлив. И… он счастлив. Итак, ребёнок позволяет себе забыть о прошлом и беспокоиться о настоящем. В это время Хун Хун-Эр сжимает верёвки и указывает вверх, где воздушный змей петляет и проваливается в небо. Мальчики запускают его большую часть дня. В какой-то момент каждый из них по очереди пытается сбить его с неба с помощью гальки, собранной с земли. Ни один из их бросков не достигает цели, но это нормально. Безуспешные попытки заставляют их смеяться друг над другом. Когда они устают, то плюхаются на мягкую траву и указывают на фигуры в облаках. Они такие маленькие. Это труднее, чем кажется на первый взгляд. — Это похоже на кролика! — говорит Вэй Ин. Хун Хун-Эр щурится, качает головой. — Это же свинья, — вполне серьёзно говорит мальчик в ответ. Оба обменяются взглядами, прежде чем разразиться смехом. Облако снова меняет форму, так что теперь это ни кролик, ни свинья. — Приходи ко мне на ужин! — внезапно предлагает Вэй Ин. Хун Хун-Эр моргает, слегка смеётся и отвечает: — Конечно. Они медленно встают. На этот раз Вэй Ин хватает спутника за руку и тащит в сторону дома. Когда они возвращаются, внутри горит свет, у двери уже стоит пара сапог. В груди Вэй Ина закипает возбуждение, потому что мальчик знает, кому они принадлежат. Отец! Дома! Вернулся после того, как закончил с делами Небесного двора. Вэй Ин не видел его уже несколько дней. Ботинок папы нет снаружи. По какой-то причине он до сих пор не дома, но скоро будет здесь — мальчик уверен! Он вбежал по ступенькам и выскочил за дверь, со всей силы вцепившись в ноги отца. Руки поднимают ребёнка и ободряюще хлопают по спине. — Отец! Ты вернулся! Я скучал по тебе! — У-у-ф… не спеши, А-Ин. Я старый человек. Ты знаешь, я не могу угнаться за вами — молодыми. Это ложь. Отцу, может быть, и больше девятисот лет, но он Бог. Так что он, конечно, может идти с ним в ногу. — А-ха-ха, извини! Но смотри, смотри! Я кое-кого встретил, и теперь мы друзья, так что…? — Ах…? Сань Лан… Что ты делаешь? Остальные слова Вэй Ина застревают в горле. Мальчик смотрит на своего друга. — Ах, — Хун Хун-Эр моргает. На его лице появляется ленивая усмешка, — Меня поймали. Гэ-гэ, я хотел, чтобы это продолжалось ещё немного. Но всё нормально. Это было весело. Щёки отца слегка краснеют. — Ох. Прости. Я и не догадывался… Подождите минутку. Взгляд Вэй Ина перемещается туда-сюда, от Хун Хун-Эра к отцу. Это… в этом нет никакого смысла. Отец называет «Сань Ланем» только папу, а папа «Гэ-гэ» — только отца… так зачем…? Разве что… Вэй Ин отворачивается и снова смотрит на Хун-Хун Эра. Тот всё ещё улыбается. Их глаза встречаются, голова Хун Хун-Эра наклоняется. Он ухмыляется и разбивается на сотни серебряных бабочек, таких ярких, ослепительных, что мальчику приходится закрыть глаза. Когда он, наконец, открывает их снова, сначала чуть-чуть, ему приходится вытянуть шею вверх, чтобы посмотреть в лицо своего папы. Тот весело улыбается, всё ещё заложив руки за голову. Он ничего не может сделать. У него отвисла челюсть. — Папа… ты… Хун Хун-Эр… всё это время… ты был…? — он заикается. Папа хихикает. Рядом с ним отец, до сих пор давится смехом, прикрыв рот рукой. — Но… Но… вчера ты… вчера ты сказал, что занят чем-то важным! — он возмущённо вскрикивает. Бровь папы приподнимается, он игриво высовывает язык. — Я не лгал. Разве игра с моим дорогим сыном не является чем-то важным? — Папа-а-а… — Вэй Ин легонько стучит кулаками по коленям своего папы, надувшись. Он не может в это поверить. Хун-Хун Эр с самого начала был его папой! Он чувствует себя таким преданным. Неудивительно, что они так похожи! Это один и тот же человек! На этот раз оба родителя смеются, но именно папа берёт его на руки и укачивает. — Ладно, ладно, — говорит отец и качает головой. В уголках его рта всё ещё играет улыбка. — Сань Лан, перестань дразнить А-Ина. А-Ин, успокойся. Пришло время поесть. Небо за окном начало окрашиваться в тёмно-синий цвет. На нём замигали звезды, яркие, как серебряные бабочки. Ветер мягко шелестит листьями, а на травянистом склоне холма лежит забытый воздушный змей, готовый к полету ещё одним ярким весенним днем. ЛЕТО — Помни, ты должен оставаться рядом с нами. Там будет много людей. Мы не хотим, чтобы ты заблудился или связался не с теми типами. Ты понимаешь, А-Сянь? — Да, да, да! Теперь мы можем идти? — Подожди ещё секунду, дорогой… — с последней поправкой красной ленты, вплетённой в пряди тёмных волос, и похлопыванием сына по макушке, Се Лянь отступает на шаг, любуется своей работой. Он улыбается, — Порядок. Мы готовы. Ну что, пойдём? — Да! — Сань Лан, если можно. — А тебе вообще нужно спрашивать? А-Сянь, Гэ-гэ, сюда. И они вступают в пределы Призрачного города. В красном свете алый цвет одеяния папы кажется ещё более глубоким. Ухмылка делает его зубы кровавыми. Вэй Усянь это обожает. Он любит призрачный город, с его сюрреалистичностью и сказочной атмосферой. Он любит этот город мёртвых, наполненный жизнью, его оживлённые улицы. Толпа роится вверх и вниз, море фигур, бесформенных голов. В сезон фестивалей это место заполнено больше, чем обычно. Посетители со всех концов света приходят сюда, чтобы отпраздновать. Отпраздновать что именно? Никто не знает. Да какая разница? Фонари, серпантины, ленты и другие декорации украшают здания, киоски. По улице разносится постоянный хор разговоров, прерываемый лавочниками, неземными воплями. Вокруг уличных артистов суетятся призраки и демоны. Обезьяны в лоскутных одеяниях разыгрывают пьесу на своих собственных, визжащих обезьяньих языках, публика ревёт со смеху. Гуль с длинными, гладкими волосами играет с теневыми марионетками пальцами рук и ног, слишком продолговатыми, узловатыми, чтобы когда-нибудь быть человеческими. Призрачный город — это особый вид ада. Вэй Усянь любит его. Осторожные руки отвлекают его от слишком долгого наблюдения и ложатся на спину, направляя вокруг толпы. Вэй Усянь морщит лоб, глядя на отца снизу вверх. — А где же папа? — Он пошёл вперёд, — легко отвечает отец и мягко оттаскивает мальчика в сторону от неуклюжей, скользкой твари, — Призраки немного разволновались, потому что давно его не видели. — О, хорошо. В конце концов они подходят к той части улицы, которая усеяна киосками, демонстрирующими всевозможные товары. Отец протягивает ему маленький мешочек с деньгами. — Если тебе что-то нужно, — говорит он с веселым взглядом и слегка подталкивает сына в сторону прилавка, где некто в красном проверяет товар… Папа… и улетает в сторону двух других. Вэй Ин бродит вокруг прилавка ещё мгновение, ненадолго останавливается и смотрит, что привлекло внимание папы, прежде чем решить, что это не его забота. Тот тихо смеётся и гладит сына по голове. Он уходит, и вот тогда-то слышит это: — Шаг вперёд, шаг вперёд! У нас есть по-настоящему прекрасный образец для вас, только сегодня! Прекрасные, прекрасные уроды и люди! Правильно! Бросьте вызов, если осмелитесь! Редкий перец-чили с юго-запада, достаточно острый, чтобы отправить вас в могилу во второй раз! Пусть он будет свежим, сушёным, жареным, маринованным с дыханием ребёнка, прямо изо рта самого ребёнка! Попробуйте, если осмелитесь! — хриплый крик разносчика прерывается трубными звуками, доносящимися с противоположной стороны улицы, и заставляет Вэй Усяня резко обернуться. Там, из украшенной ярко-красным и оранжевым цветами лавки, слоноголовый человек манит прохожих фестиваля руками и туловищем. Безголовый призрак с тремя руками работает у плиты с ослепительной скоростью, жонглируя ингредиентами, ножами и котелком в идеальной синхронизации. Разносчик трубит снова. Толпа начинает медленно формироваться, если не для покупки товаров, то для просмотра невероятного шоу-мастерства от призрака шеф-повара. Вэй Усянь поражён. От легкого дуновения ветра его глаза удивленно расширяются. Как же он раньше этого не заметил? Конечно, улица наверняка будет купаться в море различных запахов от огромного количества уличных торговцев едой. Но абсолютно божественный аромат специй настолько тяжёлый и густой, что мальчик мог бы ударить себя по голове за то, что не почувствовал его. Ну пожалуйста! Просто скормите его собакам! Какой он после этого любитель острой пищи? Он протискивается мимо неуклюжего, похожего на кустарник существа, и подходит к своему папе. Тот смотрит на уродливую статую в центре товарной экспозиции. Это… вроде как некрасиво. Может быть, если прищуриться, это похоже на отца. Тем не менее, он дёргает за край папиной одежды. Мужчина бросает на него косой взгляд. — В чем дело, А-Сянь? Он показывает пальцем. — Можно мне пойти туда? Сейчас там собирается толпа, он хочет выйти вперёд… Папа не совсем внимательно смотрит туда, куда он указал, прежде чем снова повернуться к статуе и критически взглянуть на неё. Похожий на жабу лавочник запасает товар в задней части ларька, явно стараясь выглядеть незаметным. Может быть, Вэй Усяню и мерещится, но он странно нервничает. Ну и ладно. — Иди спроси своего отца. Посмотрим, что он скажет, — говорит Хуа Чэн и, прищурившись, снова смотрит на скульптуру. — Но папа… — Иди. Что будет, если я отпущу тебя, а он будет против? Что же тогда, А-Сянь? Владелец магазина издаёт внезапный громкий крик, когда единственный чёрный глаз фиксируется на нём, сверля спину. — Хорошо… Вэй Ин испускает долгий вздох и перебирается через две палатки к месту, где его отец с большим энтузиазмом занимается молодым призраком. Тот, кажется, барахтается под безостановочной болтовнёй. Усянь понимает, почему. В этом ларьке представлен большой ассортимент оружия. Некоторые из них немного не впечатляют, другие настолько грандиозны, что излучают мощную ауру. Идеальное предложение для энтузиастов, таких как его отец, но плохое для владельца магазина. Он выглядит так, будто собирается умереть второй смертью. Мальчик ныряет под отвратительное копье, пододвигается к отцу и слегка тянет его за одежду. — …Вот почему ты должен быть осторожен в таких вещах — небольшой дисбаланс может полностью разрушить эффект! Как-то раз я встретил одного негодяя-культиватора… О, А-Сянь, вот ты где. Что такое? Его отец, немного рассеянно, кладёт на прилавок зловещего вида кинжал. Лавочник съёживается, до сих пор готовый растаять в лужу. Вэй Усянь снова указывает на противоположную сторону улицы. — Можно мне пойти туда? — спрашивает он. — Хм? — отец поворачивает голову туда, куда указывает сын, чуть щурится, а затем снова оборачивается обратно. — Иди спроси своего папу, А-Сянь. Если он считает это нормальным, тогда да. Он поднимает кинжал. — Но, Отец…! — Я уверен, он отпустит тебя, А-Сянь. Не беспокойся. Так вот, по сути… Погоди, я же говорил, насчет того культиватора… — Но… хорошо… Клянусь его отцом, это никуда не приведёт. Это не какая-то незнакомая ситуация. Вэй Ин застревал в таком цикле раньше, бегая между родителями в поисках ясного ответа, а в конце концов так и не получая его. Ну, сейчас на это нет времени. Если они рассердятся, мальчик извинится позже, перепишет сутру этики в епитимье, что угодно. Он возвращается обратно в лавку торговца жабами. Её хозяин пригвождён к месту нежным хлопаньем крыльев двух маленьких бабочек, парящих по бокам. Призрак выглядит так, словно готовится быть запертым в подземелье или что-то в этом роде. Зная папу, есть шанс, что это действительно произойдёт. Усянь огибает витрину, пододвигается к своему папе. Тот вытянул Эмин и очень осторожно приложил кончик к статуе. Красный глаз на рукояти поворачивается, злобно глядя на него, мужчина пожимает плечами в ответ. — Ты получил ответ, А-Сянь? Да. Отец сказал, что я должен спросить тебя! Так что, папа, я могу идти? Да, верно. — Он сказал, что все в порядке! — спокойно лжёт Вэй Усянь. Для пущего эффекта он надевает самую яркую улыбку, — Я уже ухожу! Раздается звук шнк, и длинный кусок материала, из которого сделана статуя, падает на землю. Владелец ларька издает долгий, пронзительный крик, который внезапно обрывается. — Будь осторожен, А-Сянь. Просто дай знать, если мы тебе понадобимся. — Сделаю! С этими словами мальчик поспешно уходит. Он пересекает улицу, используя свой маленький рост, чтобы протиснуться сквозь толпу призраков, демонов и других отвратительных, живущих в ночи существ. Он встаёт впереди. Волосы и одежда только немного взъерошены. Хорошая позиция для наблюдения за представлением призрачного шеф-повара. Теперь, ближе, острый аромат специй становится густым и покалывающим. То, что блюдо ещё готовится, добавляет к его восхитительности ещё один слой. С рам ларька свисают связки перца чили, перевязанные золотыми лентами. У Вэй Ина слегка урчит живот, но он не обращает на это внимания. — Призрачный чили! Или, как его называют местные, Бхут Джолокия! Один чили пряностью в сто тысяч! Если вы ещё не умерли, один из них обязательно убьёт вас! Кто-нибудь осмелится попробовать? Лавочник прерывает своё смелое заявление трубным смехом. Толпа разражается ропотом, который затихает, стоит одному призраку, грубому и мускулистому на вид, выйди вперёд. — Это всего лишь один крошечный перчик, — надменно говорит он, — Конечно же, вы говорите несерьёзно. — А? — глаза лоточника расширяются, сверкают. Хобот скручивается. Вэй Усянь уже видел этот трюк раньше. В большинстве случаев это делал отец, когда у него кончались деньги и появлялась необходимость немного поиграть на публику. Первый шаг — провозгласить что-то возмутительное. Настолько непристойное, что люди не смогут не слушать. Тогда, докажи это. Что-то подсказывает ему, что бросивший вызов призрак собирается подавиться своими словами. — Тогда, если я правильно расслышал, — он шевелит большими слоновьими ушами. В толпе раздаётся приглушённый смех, — Мой добрый господин, вы собираетесь добровольно принять вызов? Ну вот и всё. — Я уже мёртв! Этот ничтожный чили ни за что не убьёт меня снова! Спорим! — призрак щёлкает зубами, а народ снова превращается в сумасбродную толпу. — Смелые слова, смелые слова, — с улыбкой потирает руки разносчик, — Я бы рекомендовал наш чили, жареный на курином вертеле. Он пряный, но чуть больше обычного! Или, — он слегка понижает голос, заметив неуверенный взгляд призрака, — Ты слишком труслив? Он подмигивает. Толпа 'охает'. Призрак на мгновение замирает, разинув рот. Затем ощетинивается: — Заткнись! — рычит он, — Курица или не курица, я смогу с ней справиться! Отдай! Разносчик громко трубит и жестикулирует повару. Тот делает ответный знак рукой и с головой погружается в работу, рубит и нарезает продукты с бешеной скоростью. Когда кусочки подлетают в воздух, одна рука призрака бросает шампур прямо через них, пронзая ингредиенты. Он продолжает лететь вперёд и останавливается только тогда, когда его ловит крепкий хобот лоточника. Под аплодисменты толпы, лавочник с поклоном вручает блюдо призраку. — Будь нашим гостем, — говорит он, лукаво улыбаясь. Весь шампур — это тревожный оттенок красного, сверху увенчанный жареным перцем. Аромат раскрывает специи, уникально острые и пряные. У Усяня снова урчит в животе. Призрак хватает шампур, усмехаясь. — Держу пари, всё не так уж и плохо, — говорит он, срывает содержимое шампура зубами и жуёт. Толпа смотрит, затаив дыхание. — Это даже не…! — начинает он, обрываясь на середине. — Это даже не что такое? — огрызается кто-то в толпе. Призрак не отвечает. Его бледное лицо, покрытое шрамами, начинает колебаться между красным и белым. Такого Вэй Усянь никогда раньше не видел. Существо коротко икнуло и повалилось на пол, не реагируя. Проходит удар, затем призрак завывает. — А-А-А! ЧЕМ ТЫ МЕНЯ, БЛЯДЬ, НАКОРМИЛ?! — он судорожно вздыхает и снова икает, — Я В ГРЁБАНОМ ОГНЕ! ЧТО ТЫ… ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! ВОДА… МНЕ НУЖНА… Лоточник довольно услужливо протягивает чашку, которую призрак осушает одним глотком. А после продолжает кричать ещё громче, перекрывая шум толпы. — Кстати, я забыл упомянуть, что вода делает ожог ещё хуже, — весело говорит разносчик, — Если раньше этого было недостаточно, то теперь точно всё! Из скопища вырывается новая волна рёва, наплыв призраков слегка толкает Вэй Усяня с места. Он оказывается ближе к призраку, который в данный момент рыдает и катается по земле, и смотрит на пострадавшего с ужасом и восхищением. Уровень специй… блин, этот парень слабак, или шампур действительно настолько острый? В любом случае, это заставляет захотеть попробовать его. Наверное, хорошо, что здесь нет родителей. Они бы никогда не позволили попробовать это, если бы увидели. — ЭТО ОТЛИЧНЫЙ СПОСОБ ПОМУЧИТЬ СВОИХ ВРАГОВ! НАСИЛЬНО НАКОРМИТЕ ИХ, И СМОТРИТЕ, КАК ТЕ СГОРАЮТ БЕЗ ЛИШНЕЙ СУЕТЫ! КУПИТЕ СЕЙЧАС, ПОКА ОНИ ЕЩЁ НА СКЛАДЕ! — разносчик ревёт над толпой. Этого достаточно, чтобы вперёд хлынули волны нечисти. Это хаос с деньгами, конечностями, и острыми предметами, которыми размахивают без разбора. Каждый пытается попасть в переднюю часть толпы. Вэй Усянь почти уверен, что бедняга, который сейчас умирал своей второй смертью, теперь был затоптан. Возобновившаяся толкотня народа выкидывает его прямо к стойлу. Мальчик моргает. Слоноголовый лавочник стоит прямо перед ним. — Эй, мистер, — говорит он достаточно громко, чтобы заглушить шум, — Я хочу купить один из шампуров, как у того парня. Эффект мгновенный. Призраки внезапно останавливаются. Разносчик резко поворачивает голову, чтобы недоверчиво посмотреть на него. — А ты хочешь? — он трубит неуверенно, — Послушай, малыш, я не думаю, что ты справишься. Я имею ввиду, ты видел, что случилось с другим парнем? — Ну да, — говорит Вэй Ин, — Всё будет хорошо. Можно мне взять одну? Я заплачу. Вот вам и решающий довод. Он ожидал такого исхода, но, к счастью, его папа богат, как ад. Мальчик достаёт из рукава золотую монету и оскаливает зубы в усмешке, когда толпа потрясённо вздрагивает. Глаза лоточника расширяются. Он громко трубит, издаёт смешок. — Ну ладно, малыш, если ты так сильно этого хочешь, то получай! Что бы ни случилось дальше — это на твоей совести! Он берёт протянутую золотую монету, указывает на повара, и уже через минуту Вэй Усяню размытым движением вручают обжигающе красный вертел. От исходящего аромата у него слезятся глаза и текут слюнки. — Ну вот и всё, — громко объявляет мальчик и принимается за еду. Толпу накрывает мёртвая тишина. Поначалу острота не задевает Усяня. На самом деле вкус перца практически сладкий, и он хорошо сочетается с дымностью того, что, как он надеется, действительно курица. Это очень вкусно. А потом он горит. Издаёт короткий кашель, застигнутый врасплох. Ох, вау. Они реально не преувеличивали. Вэй Ин понимает, почему первый парень чувствовал себя подожжённым. Во рту одновременно немеет и жжёт, как будто, если бы он дышал, то выдохнул бы сгусток пламени. Пот начинает капать с висков, скапливаться в ладонях, но мальчик проглатывает кусочек, который держит во рту, затем берёт ещё один. У него слегка кружится голова, не то от боли, не то от эйфории, он не знает. Это… Это реально, реально вкусно. Одно из лучших блюд, которые он ел в своей жизни. Конечно, он пряный. На самом деле, пряный может быть даже преуменьшением. То, что он чувствует у себя во рту, может сравниться только с горой Тунлу. Но также это достаточно терпимо. Особенно для него, который в любое время справляется с готовкой своего отца и выливает на неё полбутылки тёртого перца чили. Внезапно Усянь осознаёт, что держит абсолютно пустую палку. В какой-то момент он прикончил вертел. — Ах, — говорит мальчик. У него начинает пульсировать во рту, — Я всё съел. На него устремляются всё новые и новые взгляды, в том числе и лавочника, который, откровенно говоря, выглядит изумлённым. — Ты… ты… ребёнок, ты закончил? — он заикается. Вэй Усянь пожимает плечами и облизывает губы. Вообще-то, он мог бы перейти к следующей. — А мне понравилось! — говорит он. Внезапно чьи-то руки хватают его сзади, за мантию, поднимают в воздух, а потом передают поверх толпы, которая смеётся и подбадривает. — Кто он такой, чёрт возьми? — Да какая разница! Ты это видел?! — Это было чертовски нереально! Он проглотил это, даже глазом не моргнув! — Погоди, тот парень был настолько слаб, что его смог победить ребенок? — Заткнись ты! Думаешь, он притворялся? Почему бы тебе не попробовать? Посмотрим, понравится ли! — Но серьёзно, кто этот ребенок? Мелькающие мимо ладони внезапно останавливаются, толпа уходит. Потеряв равновесие от внезапной остановки, Вэй Ин падает вниз. Чьи-то руки подхватывают его под мышки. Он опускается на землю. — Х-Хуа-Чэнчжу! Эй, парни, это же Господь Бог! И муж Господень! Вам лучше заткнуться и проявить немного уважения! — Ва! Так и есть! Так и есть! Добрый вечер, ваши светлости! Вы пропустили невероятное шоу! Этот ребёнок только что съел жареную курицу с адским перцем чили, как будто это ничего не стоило! Вы бы видели другого парня! Вэй Усянь смотрит на лица своих родителей, которые кажутся совершенно бесстрастными. Он нервно смеётся. Он мёртв, на этот раз точно. Папа выгибает бровь. — Это он? Толпа беснуется. — Да, да! Вы бы видели это, ваши светлости! Такого ещё никогда не было! Серьёзно, кто он такой, чёрт возьми? Выгнутая дугой бровь поднимается ещё выше. Отец подавляет смех свободной рукой. Другая сплетена с ладонью папы. Усянь не знает, что заставляет его сердце биться чаще — пряность или предвкушение. — Он мой сын, — говорит папа просто так, и толпа взрывается. — ЧЁРТ ВОЗЬМИ! СЫН ГОСПОДЕНЬ?! НИЧЕГО УДИВИТЕЛЬНОГО! ТОГДА ЭТОГО И СЛЕДОВАЛО ОЖИДАТЬ! СОВЕРШЕННО НЕВЕРОЯТНО! — Ладно, ладно! Успокойтесь, вы все, расходитесь! — ревёт папа сквозь шум толпы, и, после нескольких грубых жестов, призраки в конце концов убираются. Некоторые возвращаются обратно к просмотру улиц. Некоторые снова шумят над ларьком продавца специй. Похоже, сегодня у них будет хороший бизнес. — А-Сянь, ты же знаешь, с твоей стороны было не очень мило лгать нам, — говорит отец, осторожно протягивая руки, чтобы поправить его волосы и одежду. Как бы то ни было, он не кажется рассерженным… — Извини, — кротко отвечает Вэй Усянь, — Но, не сделай я этого, то не получил бы ответ ни от одного из вас. Отец вздыхает, нежно улыбается. — Неужели ты бы действительно умер, если бы подождал нас? — Ум… — Ну, я надеюсь, ты счастлив, мелочь, — говорит папа так же нежно, хотя его слова немного отличаются. Ну и ладно. Теперь мальчик знает, что папа имеет в виду. Было бы грустно, если бы он этого не сделал. Рука нежно гладит Вэй Ина по макушке. — Или ты кто-то другой, хах? — А кем ещё я мог быть, если бы не был? — дерзко отвечает мальчик и получает щипок за свои усилия. — Сопляком. — Папа! Вэй Усянь просовывает руки в ладони обоих родителей, проходя между, когда они идут вниз по улице. — В следующий раз просто подожди нас, хорошо, А-Сянь? Ты должен быть осторожен, покупая здесь еду — кто знает, где могли быть некоторые продукты? Ты же можешь отравиться. Вэй Усянь мельком вспоминает ярко-красный вертел и думает о завтрашнем дне. Надеется, что ему повезет. — Хорошо, отец, — бодро заявляет он. Отец издаёт довольный звук в ответ. — Вот и хорошо. А теперь давайте продолжим. Кажется, в прошлом году здесь были такие игры, где можно выиграть призы… Ночь ещё молода. Призрачный город, вопреки своему названию, тёплый, оживлённый весельем и празднеством. Произойдёт много событий, прежде чем луна снова начнёт погружаться в свой сон. Они идут дальше, взявшись за руки. Их смех присоединяется к остальным голосам, которые эхом разносятся по улицам, как знакомая песня.***
ОСЕНЬ Не секрет, что горы с лесами, окружающие храм Пу Цзы и соседнюю деревню, сверкают осенью, а клёны пестрят цветами огня. Также не секрет, что у деревни есть свой собственный бог-покровитель — молодой человек в белом. Каждые несколько дней, между сбором мусора, он проходит мимо, чтобы удовлетворить просьбы и принять подношения. Постороннему может показаться, что это простой культиватор с необычным хобби, но сельчане знают лучше. Он — бог отбросов и мусора, сломанных и потерянных вещей, но всё же Бог. Они приходят в маленькое святилище на окраине деревни со своими просьбами. Если желание находится в пределах разумного, то исполняется в меру способностей божества. Смиренный Бог. Он принимает маленькие милости, подношения в качестве платы, и живёт в грубой святыне, которую называет домом и делит со своей семьёй. В такие дни совсем не редки случаи, когда по дороге спускаются молодой человек и подросток, один одетый во всё белое, а другой — в красное и чёрное. Когда двое прогуливаются под палящим солнцем, пушистая лиса обвивает их лодыжки. Они смеются, идут вперёд. Тогда юноша подносит к губам флейту и играет весёлую песенку, которая колышется в такт падающим кленовым листьям. Человек в белом улыбается, поднимает лису и кружится в полу-танце. Зверь облизывает лицо мужчины, он хихикает. Мелодия замолкает. Юноша ухмыляется, а затем продолжает играть, пока они идут к деревенской площади. Песня собирает детей. Те хлопают в ладоши и присоединяются к её ритму, танцуя от восторга. Ребята не обращают внимания на лиса, который, несомненно, может считаться угрозой для деревенских кур. Они уже привыкли к виду зверька и культиватора. Человек не отличался ничем, кроме уважительного отношения к местным жителям, а лиса — хорошим поведением. Мелодия заканчивается яркой трелью. Многие дети визжат от восторга. — Это же Сянь-гэ-гэ! Сыграй ещё одну песню, Сянь-гэ-гэ! Ты опять пришёл поиграть с нами, Сянь-гэ-гэ? Юноша, Вэй Усянь, смеётся и качает головой. Кончик его хвоста покачивается. — Извините, но не сегодня, детки! Я помогаю отцу кое с чем в деревне! — он снова хихикает над разочарованными вздохами детей, — Эй, не расстраивайтесь! Как насчёт такого? Я приду и сыграю вам песню, после того, как закончу с делами. Хорошо? А история? Может быть, вы хотите услышать историю? Как насчет одной из четырёх знаменитых сказок? — Ура! — Ладно, ладно, успокойтесь… Это сцена вызывает улыбку на лице Се Ляня. Лиса на руках утыкается носом в его подбородок. Мужчина опускает взгляд вниз, издавая смешок, и оставляет на кончике её носа поцелуй. — Он хороший мальчик, — говорит одна из старых деревенских тётушек. На её лице появляется нежное выражение, — Вы должны гордиться собой. — Да, — говорит Се Лянь, всё ещё улыбаясь. Тётушка, о которой идет речь, знает его с тех пор, как сама была маленькой девочкой. Женщина живёт в деревне уже много лет. Прошло уже почти десять. Десять лет с того давнего рокового дня, когда, на улицах Илина, грязный оборванный ребёнок врезался ему прямо в ноги, прежде чем с криком спрятаться за незнакомцем. Пара бродячих собак выбежала из переулка, преследуя мальчика по горячим следам. Се Лянь даже не думал: просто смёл их прочь, тем самым заставив прекратить преследовать ребёнка. Маленький мальчик, одетый в лохмотья, широко раскрытыми глазами смотрел на своего спасителя. Как можно было не забрать его? Се Лянь — Бог забытых, сломанных вещей. Он находит их и чинит. Он даёт им новую цель. Он — Бог недолюбленных вещей и вещей, которые должны быть любимы снова. Этот ребёнок не является исключением. — А как тебя зовут? — мягко спросил он. — Это… Вэй. Вэй Ин… — неуверенно ответил мальчик. Это только начало. Теперь, десять лет спустя, дикий ребёнок с улицы вырос в свободного молодого человека, счастливого и довольного, а главное, любимого. Лис в его руках слегка извивается. Се Лянь ослабляет хватку и позволяет ему спрыгнуть вниз. С серией визгов он прыгает к своему сыну и детям, вызывая ещё один раунд восторженных визгов. — Он прекрасный парень. Да, будь я помоложе, то вцепилась бы в него руками и ногами! — шутит тетушка. Обветренная рука похлопывает Се Ляня по плечу. Мужчина улыбается, качая головой: — Пожалуйста, перестань шутить, тётя. Ты хочешь, чтобы я с чем-то помог? Какие-то проблемы с огородом? Тётушка снова хохочет и успокаивается. — Да, это так, — говорит она, — По какой-то причине редис, который мы выращиваем… — на женском лице появляется неприятное выражение, — Они кровоточат, когда я пытаюсь их вытащить. Это правда серьёзная проблема. Не могли бы вы уделить немного времени и исправить это? — Конечно, — дружелюбно отвечает Се Лянь, а затем немного повышает голос, — А-Сянь! Вы закончили играть? Иди сюда, мы поможем тётушке кое с чем. — Хорошо, отец! Я уже иду! Вэй Усянь отряхивает пыль с одежды и бежит трусцой. Лисица спешит за ним по пятам. Юноша останавливается рядом с отцом, лучезарно улыбаясь тётушке. Та пристально смотрит, потом начинает смеяться. Се Лянь вздыхает. — Пожалуйста, перестаньте смеяться, тётушка. Это совсем не смешно. — Твой сын выше тебя ростом! Ему сколько, пятнадцать? А сколько тебе? Девятьсот? Тысяча? — она хрипит, — И ты не стал выше с тех пор, как вознёсся? — Тётушка, пожалуйста. — Хорошо, хорошо~! Следуйте за мной. Сын похлопывает отца по плечу, хотя и его глаза тоже сверкают весельем. — Не беспокойся об этом, отец. По крайней мере, рядом с тобой стоял не А-Ба¹. — Эй! Лисица бьёт головой по ноге Вэй Усяня и скачет впереди них. Она щёлкает ухом, и Вэй Усянь слегка надувает губы. — Вы двое ещё идёте? Мы почти… ах. Внезапную смену тона от энергичного до плоского замечает как Се Лянь, так и у Вэй Усянь. Последний вытягивает шею, чтобы оглядеть тётушку. Она потирает переносицу. — Ах… мои добрые господа, — начинает она с лёгкой болью в голосе, — Это… не должно было случиться. — В чём дело, тетушка? Она вздыхает и показывает пальцем. Там, на кончике, явно виднеется сад. Её, если это вообще возможно. Но Се Лянь точно уверен, что огород не предназначен для… — Почему твой сад покрыт талисманами? И кто этот парень? — выпаливает Вэй Усянь. Действительно. В тётушкином саду, ухоженном и порядочном, теперь на каждое надземное растение наклеен бумажный талисман. Потревоженная почва выглядит так, будто некоторые из овощей вырвали и пересадили, притом не очень хорошо. В настоящее время в центре сада сидит человек, который приклеивает ещё больше бумажек на шпалеры. Тётушка что-то бормочет себе под нос. Се Лянь думает, нечто о «бесполезном муже», «говорила ему не делать», «почему он идёт и делает?». Честно говоря, он просто рад, что у него нет таких же проблем. Женщина делает долгий выдох. — Пожалуйста, вы двое, не обращайте на это внимания. На днях я сказала о проблеме с урожаем мужу. Этот человек подслушал и предложил обо всём позаботиться. Я уже знала, что могу рассчитывать на вас, но муж немного слабоволен, а этот человек оказался настойчив, так что, кажется… — она бросает короткий взгляд в сторону. Человек до сих пор творит что-то неизвестное с какими-то талисманами и ничего не замечает, — В конце концов он позволил этому случиться. Честно говоря, если вы хотите что-то сделать, сделайте это сами… Она замолкает в очередном витке непонятного бормотания. Мужчина, несколько неловко, останавливается, чтобы подойти к своему сыну. Сын, о котором шла речь, подошёл к грядке и присел на корточки между пучками дынь. Се Лянь с размаху срывает с толстой дыни один из талисманов большим и указательным пальцами, изучая его. Слегка хмурится. Он ниже ростом, чем муж и сын, но всё ещё достаточно высокий, чтобы находиться под неудобным для изучения талисмана углом, поэтому слегка наклоняется, чтобы лучше видеть. Не успел он этого сделать, как почувствовал на своей спине чей-то подозрительный взгляд. Тётушка решительно зашагала прочь, направляясь к мужчине в другом конце сада, так что это не могла быть она. Вполне возможно… Се Лянь бросает взгляд в сторону. Лиса невинно сидит там, обвив хвостом лапы. Она поднимает одну, чтобы быстро лизнуть, но делает паузу, когда ловит взгляд Се Ляня, после чего беспечно продолжает. Мужчина прищуривается, глядя на него. Лис отводит уши назад. Эта лиса…! Ох, не обращай внимания. Он снова поворачивается к талисману, но в тот же миг бумажка исчезает из виду. Вэй Усянь издаёт возмущенный вопль и вскакивает. Оказалось, в это время прикрепивший талисман человек пробрался через сад. — Не трогай! — он щёлкает зубами, а затем начинает беспорядочно лепить бумагу на ползучую лозу, — Ты мог испортить весь процесс! О боже. Се Лянь уже чувствует надвигающуюся головную боль. Это… это не незнакомая ситуация. В прошлом, сколько бы веков он ни прожил, всегда случались времена, когда приходилось иметь дело с высокомерными людьми. Такие личности слишком высокого мнения о себе, чтобы принять свою неправоту. Ему грустно говорить, что он был одним из них, хотя и очень давно. Хорошо, да, он может выглядеть совсем не впечатляюще. Конечно, это повод для сомнений, но опыт что-то да значит, и он у него есть. Вэй Усянь открывает рот, чтобы возразить, но Се Лянь быстро жестикулирует. Сын так же быстро закрывает рот. Он довольствуется тем, что бросает на человека уничтожающий взгляд. — Наши извинения, товарищ культиватор, — говорит он как можно дипломатичнее и пытается изобразить то, что, как он надеется, выглядит убедительной улыбкой, — Мы не хотели беспокоить вас и ваш… процесс. Можно. Можно ли это вообще так называть? Неужели он не мог придумать никакого другого, более эффективного способа вызвать духа, кроме как с помощью груза талисманов? Это то, чему секты культивирования обучают своих учеников в наши дни? Он качает головой. — Меня называют Се Лянем. Здесь так же мой друг, — он добавляет последнее слово с особым акцентом, бросив многозначительный взгляд на сына, который пожимает плечами. — Вэй Усянь. Могу я спросить, кто вы такой? Мужчина принюхивается. — Вы можете называть меня Жао Вэньсюй, — единственное, что он коротко отвечает, скрестив руки на груди. — Ах… — Се Лянь складывает руки вместе и медленно считает до пяти. Думает о том, как мило выглядит его муж, когда улыбается. После продолжает, — Мы приехали от имени тётушки, из храма, который находится за городом. Вы здесь проездом? Обычно они просят нас заняться подобными вопросами… Жао Вэньсюй пыхтит. — Так и есть. Я не знал, что здесь есть другие заклинатели, которые могут справиться с проблемой. Ничего не поделаешь. Я уже всё уладил. Ты можешь просто вернуться к тому, что делал раньше… — паузу заполняет низкий рык. Мужчина презрительно смотрит на лису, которая уселась перед Се Лянем. — … И возьми с собой это паршивое существо, — он замолкает и отворачивается. Рычание становится громче. В поле зрения порхают две маленькие бабочки. Се Лянь кладет руку на спину лисы. Рычание прекращается. Зверь смотрит на него снизу-вверх, мужчина мягко качает головой. Бабочки улетают прочь. — Очень мило с твоей стороны помочь тётушке, но я не думаю, что ты сделаешь многое, — Вэй Усянь, с очередным талисманом в руке, вдруг замолкает. Все оборачиваются и смотрят на него. Он вертит бумагу между пальцами. — Что ты имеешь ввиду? — выплевывает Жао Вэньсюй, уже шагая вперёд. Вэй Усянь пожимает плечами и бросает талисман Се Ляню. Тот инстинктивно ловит его. — Я имею ввиду, они нарисованы правильно, балл для тебя. Однако эти талисманы предотвращают зло. Не будет большой пользы, если зло уже здесь, понимаешь? Се Лянь бросает взгляд на бумажку в своей руке. Вэй Усянь прав. Они нужны, чтобы держать зло на расстоянии, и вполне неплохие. Но это не то, что стоило бы использовать в данной ситуации. Се Лянь складывает талисман и прячет в рукав. Жао Вэньсюй резко останавливается перед мужчиной, бешено переводя взгляд с него на подростка. — На твоём месте я бы начал с каких-нибудь зловещих талисманов, просто чтобы оценить силу этой штуки, — продолжает Вэй Усянь и срывает ещё одну бумажку с дыни, — Самые упрямые из них не пострадают, так что это — когда пробуешь что-то другое. Он тихо присвистнул, не обращая внимания на быстро краснеющее лицо Жао Вэньсюя. — Этот монстр пустил свои корни довольно глубоко, не так ли, Дао~чжан? — он подмигивает отцу. Тот равнодушно оглядывается на сына. Се Лянь приседает на корточки, смахивает след земли на свой палец. Он пробует его на вкус и игнорирует кажущийся разочарованным взгляд, исходящий от лисы, и полный отвращения — от Жао Вэньсюя. — Судя по вкусу почвы, это, вероятно, дух гнили среднего или высокого уровня, — говорит он рассеянно, — Вам, вероятно, придётся выкопать весь сад, заменить почву и пересадить всё, чтобы избавиться от него. Такие существа немного похожи на бездонные омуты. Жао Вэньсюй открывает рот, чтобы заговорить. Прежде, чем он успевает это сделать, Вэй Усянь усмехается и подбегает к Се Ляню. Он скрещивает руки на груди, используя свой рост, чтобы опереться на плечо. — У кого есть на это время? Какая потеря! Нет, нет, нет, — он качает головой, — Давай просто сделаем это быстро, хорошо? Юноша вытаскивает из-за пояса флейту. Он не успевает начать играть, как его запястье сжимает железная хватка. — Эй ты, сопляк… Откуда ты только вылез, чтобы просто прийти сюда, критикуя меня и мои методы?! Кто тебя вырастил?! Разве они не учили тебя уважать старших?! Я вполне способен… — возмущается Жао Вэньсюй. Се Лянь пытается вмешаться. Прежде, чем он успевает это сделать, Вэй Усянь закатывает глаза и выдёргивает запястье из чужой хватки. — Ты когда-нибудь пытался думать, прежде чем говорить? Нет? Ну, может быть, попробуешь как-нибудь. А теперь успокойся. Отец, я рассчитываю на тебя. И, не обращая внимания на сморщенное лицо Жао Вэньсюя, подросток подносит флейту к губам и начинает играть. Честное слово, этот ребенок! Где же он ошибся, воспитывая его? Ну что ж, он не может лгать самому себе. Нарушителем спокойствия или нет, Се Лянь всё ещё любит своего сына всем сердцем и больше. Это факт. Эффект от флейты почти мгновенный. Из-под земли выворачиваются пучки тёмной энергии. Это заставляет Се Ляня нервничать, но дискомфорт незначителен, поэтому он переносит его так хорошо, как может. Вэй Усянь играет дальше. Клочья темнеют, затвердевают. — Это… это неправильно. Что… как… ты не можешь этого сделать…! Краем глаза Се Лянь видит, что испуганный Жао Вэньсюй начинает двигаться. Его взгляд не сужается, пока другой культиватор не пытается выхватить меч. — О нет, мы не можем этого допустить, — Се Лянь что-то бормочет себе под нос и щёлкает пальцами. Жоэ повинуется его воле, выскальзывает в мгновение ока. Через несколько секунд она плотно обхватывает Жао Вэньсюя, раскачивая его в воздухе. Глаза культиватора расширяются. — Эй…! Жоэ закрывает ему рот, и Се Лянь с облегчением вздыхает. — Гораздо лучше. Лиса у его ног весело тявкает. Се Лянь тратит минуту, чтобы фыркнуть мягким смехом. К этому времени призрачная мелодия флейты уже вызвала в центр сада слипшуюся массу тёмной энергии. Песня замолкает. Вэй Усянь убирает флейту от губ, пряча её обратно за пояс. Он прищуривается и смотрит на этот сгусток. — Выходи, почему нет? Мы ждем~! Затем призрак начинает смещаться. Над поверхностью клубятся волны энергии, щупальца тьмы вырываются наружу, выглядя, как увядшие виноградные лозы. На них распускаются тёмные очертания сгнивших плодов. Чернильные брызги капают на землю внизу. Вэй Усянь цокает языком, обнажая зубы в широкой ухмылке. — Какой красивый парень! Давай не будем заставлять его ждать! Отец! — Да, да, А-Сянь. Этот старик всё ещё может угнаться за тобой! Они оба обмениваются взглядами. В этот момент из их ножен вырываются два меча, мерцающие духовной энергией. Не проходит и мгновения, как они устремляются к духу гнили, разрезая его на части в виде буквы Х. Он издаёт нечестивый вопль, чёрные клочья разрывают сами себя, когда мечи прорезают монстра насквозь. Однако существо вырывается из сети духовной энергии, поднимаясь вверх, мерцая, подобно мрачному пламени. Он мчится к неподвижному Жао Вэньсюю. Сердце Се Ляна замирает. Он жестикулирует Фансиню, чтобы тот погнался за ним, но меч не успевает… Размытое оранжево-белое пятно перехватывает его на половине пути. Лиса приземляется на четвереньки, хлеща хвостом. Огонёк оказывается зажатым в его челюстях. И, со злобным рычанием, челюсти зверя сжимаются. Пламя с дребезжащим криком растворяется в чёрном дыму. Се Лянь вздыхает с облегчением. Он призывает свой меч и Жоэ обратно, позволяя Жао Вэньсюю неуклюже упасть на землю. Лис рысью возвращается назад, виляя хвостом. Он цепляется лапами за край одежды Се Ляня. Тот пыхтит, но всё равно поднимает его. Зверёк удобно устраивается в его руках, прижавшись лицом к груди и облизывая открытый треугольник кожи. Мужчина бросает вниз строгий взгляд, но всё, что делает лиса — это снова лижет и выжидающе смотрит на него. — Только не сейчас, — тихо говорит Се Лянь, почесывая её за ухом.— Напрашиваешься на комплименты? Ну и ладно. Ты проделал отличную работу. Воистину, самый сильный, самый храбрый, самый быстрый из всех. Этот кронпринц склоняется перед твоей мощью. Лис в восторге шевелится. Вэй Усянь, с довольной улыбкой на лице, неторопливо подходит к родителям. — Ты не думаешь, дорогой отец, что это была неплохая работа? — Просто будь осторожен, когда занимаешься этим, А-Сянь. Если что-то пойдёт не так… — Всё нормально! А-Ба остановил бы меня, если бы возникли какие-то проблемы. Лиса одобрительно тявкает. Вэй Усянь смеётся. — Ты… вы двое… Что ты такое? Да ты, возможно, даже не… человек! А. Точно. Они совершенно забыли о Жао Вэньсюе, который теперь смотрит на них, бледнолицый и опирающийся на меч для поддержки. Он также покрыт грязью, но проблема не в этом. Вэй Усянь поворачивается к нему, подмигивает и высовывает язык. — Я? Нет, я такой же человек, как и они! Отец, с другой стороны… — он облокачивается на плечо Се Ляня, который не делает никаких попыток оттолкнуть его, за исключением возмущённого взгляда. — Интересно, ты веришь в богов? — сладко спрашивает он. Жао Вэньсюй некоторое время молчит, потом отворачивается и бормочет что-то вроде заикающихся извинений. Он отшатывается, и Вэй Усянь разражается хохотом. — Ты же знаешь, он вернётся и распространит об этом слухи, — мягко упрекает сына Се Лянь, но его слова легки. Вэй Усянь небрежно машет рукой. — Ему никто не поверит. Всё нормально. — А-Сянь. — Да? — Ты сегодня хорошо поработал. Я рад, что ты поехал со мной, ведь завтра ты уезжаешь. — А почему ты думал, что я не поеду? Я ведь должен сделать так, чтобы наши совместные воспоминания имели значение, не так ли? — О, А-Сянь… — Уже закончили? — они резко оборачиваются, чтобы посмотреть в ту сторону, откуда вернулась тётушка. За ней плёлся человек с мышиным лицом, — А где же второй парень? — Он ушёл, — просто отвечает Се Лянь, пробираясь к ней, — И да, мы закончили. Он мгновение роется в своих рукавах и передаёт женщине маленький мешочек. — Я рекомендую отложить сбор урожая по крайней мере на несколько дней и погрузить эти травы в любую воду, которую вы используете для полива. Это поможет очистить последние остатки. Она отрывисто смеётся, поворачиваясь к человеку позади. — Видишь ли, я знала, что мы можем на них рассчитывать, но нет. Ты просто должен был впустить сюда того мужчину. Посмотри, какой бардак он устроил! — Я просто не мог ему отказать! — слабо протестует её муж. Тетушка пренебрежительно машет рукой. — Конечно, конечно. Ты всегда так говоришь, и кто в конечном итоге платит за всё это? Ах… Это… — В любом случае, тётушка, нам пора уходить. Приходите в храм позже, если хотите, — торопливо говорит Се Лянь, собираясь, — А-Сянь, пойдём. — Э? Что… А! Жоэ обвивается вокруг запястья его сына, и Се Лянь тащит подростка прочь, обратно по тропинке в деревню. Они едва переступают порог, как Вэй Усяня окружают дети. Они толпятся вокруг него, самые высокие только достают до колен. — Сянь-гэ-гэ вернулся! Где твоя флейта, Сянь-гэ-гэ? Ты снова сыграешь для нас? Ты расскажешь нам историю? — Ай-я, какие энергичные дети! Может, вы сначала дадите бедному Сянь-гэ-гэ немного отдохнуть? Ха! Ну и пусть! Нет ничего, что я бы не смог сделать для вас! Я сказал, что расскажу историю? А как насчёт сказки о кронпринце, который угодил Богу? Се Лянь наблюдает за развернувшейся сценой с мягким взглядом. Тяжесть в его руках внезапно исчезает, но другие руки заключают его в объятия. — Он ведь вырос хорошим, правда? — возле уха звучит тёплый голос. Се Лянь кивает, положив свои руки поверх тех, что лежали на его талии. Он на мгновение закрывает глаза, а затем снова открывает их. — Я думаю, что мы неплохо справились, — тихо отвечает он, — Я буду беспокоиться о нём, конечно, но… Его муж хихикает и нежно целует кончик его уха. — Это вполне естественно, Гэ-гэ, но ты должен больше доверять ему. Он больше не тот испуганный маленький мальчик. Се Лянь вздыхает. — Я знаю это… Честно говоря, он ожидал, что этот день в конце концов наступит. Всегда наступал день, когда дети вдруг становились уже не детьми, а ищущими свою судьбу взрослыми. Возможно, он понимает, что чувствовали его собственные родители, когда он уезжал на учёбу. Гордость. Печаль. Радость. Тревога. Любовь. Их сын, их А-Ин, подрастал. Уже повзрослел. Он пришёл к ним однажды ночью, не так давно, с блестящими как звёзды глазами и подергивающимися пальцами, и в этот момент Се Лянь понял, что узнал всё, что нужно было знать. Он смог узнать от него всё, и был готов перейти к более важным вещам. Вещам, которые он должен узнать сам. И вот, Се Лянь дарует своё благословение одной половине своего сердца, а вторая дарует собственное — другому. Их сын готов покинуть гнездо и лететь самостоятельно. Он встанет завтра, когда солнце будет в зените, и уйдёт на самую высокую точку. После этого всё будет по-другому. Се Лянь и Хуа Чэн всегда были вместе. Просто в последнее время там был кто-то ещё, и это не обязательно плохо. Но сейчас, всего лишь в этот осенний день, когда кленовые листья падают на них дождём, а ветер доносит смех детей, на сердце у Се Ляня легко. Это свет, освещённый солнцем, которое появилось десять лет назад совершенно случайно. Оно будет продолжать светить ещё долгое время. — Я люблю тебя, ты знаешь? — говорит он вслух и получает в ответ смех, — Я люблю вас обоих, очень, очень сильно. — Я знаю. Се Лянь закрывает глаза и улыбается, сияя ярким солнцем.***
Эпилог. Времена юности. — Дорогой отец, Его Высочество наследный принц Сянь Лэ, покровитель сборщиков мусора и сломанных вещей… — Ах, как раз вовремя! Что ты сегодня делал, А-Сянь? — Что он говорит, Гэ-гэ? — Он… ох. — Гэ-гэ? — Ну, это определенно что-то новенькое. Ну-ка, посмотрим… — Что такое? — Отец, А-Ба, кажется, я влюбился. Умираю. Пришлите помощь. — Похоже, Сань Лан, наш дорогой А-Сянь переживает чудеса первой любви. — А? Ну, это, конечно, что-то новенькое. — А разве нет? Вот, подойди и послушай. — Я буквально не шучу, когда говорю это. Возможно, я встретил самого красивого парня в мире. Это не всё. Ещё он такой добрый, грациозный, и, ну, на самом деле, немного скучноватый, но это по-своему очаровательно, и в любом случае… Хах? Цзян Чэн? Что ты имеешь ввиду, что я делаю? Я посылаю важное сообщение своим родителям… Молюсь? Ну да, но как еще отец может меня услышать? Что? Нет, они не мертвы! Ну, А-Ба да, но это не имеет значения… В любом случае… Вы… Вернётесь позже! Я же занят! И нет, я не странный, ты просто ведёшь себя как идиот! — Так или иначе, на чём я остановился… Ах да. Кстати, его зовут Лань Чжань. Я всячески старался, чтобы он заметил меня, но… я чувствую, что просто раздражаю его? Он просто слишком милый! Когда его дразнят, кончики его ушей становятся розовыми! Так мило! Но я не знаю, если… Аргх! — Пожалуйста, помогите. Как мне заставить его полюбить меня в ответ? — Хех. Лучше предоставь это мне, Гэ-гэ. Я до сих пор помню, сколько времени тебе понадобилось, чтобы понять… — Сань Лан!