***
Сегодня Гарри не обращает внимания на то, насколько туманно на улице. Ему вообще безразличны погодные условия: дождь, солнце или град — без разницы. Он вынесет всё, да что там, он даже не заметит, что что-то случилось. Он так поглощён происходящим, что вылетел бы из дома в пижаме и тапочках — хорошо, что Джинни этого не допустит. Но сегодня Гарри это простительно. Сегодня Герой войны, глава Автомата и один из самых уважаемых людей в магической части Британии может позволить себе вести себя немного странно. Потому что у него есть причина. Нет, не так, ПРИЧИНА. Лили Луна едет в Хогвартс. Неужели он в первый раз взял её на руки одиннадцать лет назад? Неужели его малышка уже такая взрослая? Гарри не хочется верить в это. Время действительно летит так быстро? Жена смеётся и в последний раз поправляет заколку на дочкиных волосах. Лили притворно дуется — она же уже взрослая, сама может всё сделать! Рядом стоящие Джеймс и Альбус пытаются сдержать смех — старший похуже, младший получше. Гарри в шутку отчитывает их, но сам прерывается на середине фразы — в такой прекрасный день ему кажется просто кощунственным делать что-то занудное, слишком официальное. Ведь первое сентября для него праздник, счастье, тёплые воспоминания… Внутри Гарри как будто надувается большой воздушный шар, о который сломается даже самая прочная и острая игла. Когда они стоят перед той самой колонной, Гарри непроизвольно оглядывается в поисках Рона и Гермионы. Не находит. — Наверно, они уже на платформе, — пожимает плечами Джинни и через секунду исчезает вместе с Альбусом, за ней убегает Джеймс. Гарри остаётся наедине с Лили (если, конечно, можно остаться с кем-то наедине на вокзале). Он в первый раз за утро поднимает глаза к небу и улыбается: туман такой тонкий, что его почти что нет. А Гарри любит, когда тумана нет — ведь это почти наверняка значит, что светит солнце и всё на свете становится прекрасней. Он взъерошивает дочке волосы. — Волнуешься? Лили резко качает головой, отчего её рыжие волосы напоминают огненный вихрь. — Не-а! — Тогда вперёд! И они вместе бегут в колонну.***
— Тогда вперёд! — пространно улыбается мужчина. Его взгляд хоть и устремлён на стену, на новые настенные часы, но сразу становится понятно, что на самом деле молодой человек вообще не находится в этой реальности. Он немного покачивается на кровати и улыбается ещё шире. Слабыми пальцами пытается дотянуться до стоящих перед ним людей, но резко замирает на полпути. Рука ослабевает ещё сильнее и, наконец, падает на постель. Петунья прикусывает губу и спрашивает: — Есть какие-то изменения? — после стольких лет это абсолютно дежурная фраза, что-то вроде «прекрасная погода, не так ли?» Врач качает головой. — Ни положительных, ни отрицательных. Женщина вздыхает. — Мне жаль, миссис Дурсль. — При всём моем уважении, доктор Самюэльс, ваши сожаления что мёртвому припарка. Глаза врача почти незаметно сверкают за стеклом очков, но Петунья слишком долго знает его, чтобы не обратить на это внимания. Он недоволен. Петунья мысленно даёт себе пощёчину: иногда стоит придержать язык за зубами. Сделанного не воротишь, конечно, и самый лучший вариант сейчас… — Не проводите меня к выходу? Самюэльс медлит. — С превеликим удовольствием, мадам. Они идут к стойке регистрации. Молодой администратор уже автоматически открывает журнал посещений на нужной странице, а рука Петуньи также автоматически ставит подпись в нужной строке: Пациент — Гарри Джеймс Поттер. Дата рождения — 31 июля 1980 года. Дата поступления в стационар — 24 июня 1991 года. Дата выписки —..... Доктор Самюэльс терпеливо ждёт, чтобы подать женщине пальто. Когда Петунья повязывает шарф, то медленно прокручивает в голове все события двадцатипятилетней давности (она всегда так делает —сама уже не помнит, в дань памяти или же традиции): одиннадцатый день рождения сына, боа-констриктор, Дадли за стеклом, красное как плащ матадора лицо Вернона, нелепые оправдания Поттера… И то, как муж в приступе ярости спустил Гарри с лестницы. Врачи скорой помощи сказали, что сильно задет мозг. Они уже тогда отметили, что надежды на возвращение к нормальной жизнедеятельности минимальны, но Петунья всё равно глупо надеялась, что всё обойдётся. Не обошлось. И теперь семья Дурсль была прикована к пациенту одной из лучших клиник Лондона — благо, денег из сейфа Поттеров оказалось достаточно, чтобы оплатить содержание на годы вперёд. Сейф Поттеров… Единственное, чем помог своему герою (Петунья плевалась, когда услышала полную версию произошедшего на Хэллоуин восемьдесят первого) магический мир. Видимо, неизлечимо больной оказался не нужен волшебникам: не было никаких писем из Хогвартса, ни странных людей, ни чего-то ещё. Петунья встряхивает головой и сосредотачивается на настоящем. Она вежливо кивает врачу и работнику регистратуры, нащупывает в кармане телефон (надо не забыть позвонить Вернона, что она закончила) и, наконец, выходит из больницы. На улице туман. Такой сильный, что Петунья ненароком думает, что их ждёт повторение Лондонского смога. Она закутывается в пальто сильнее — на улице необыкновенно холодно для начала сентября, и пригнув голову, идёт на выход с территории. Ей кажется, что туман наблюдает за ней. Он скрывает её ото всех, оставляя наедине со своими мыслями и чувствами. Туман — это судья и психолог в одном флаконе.***
Тем временем, Гарри в палате грустно смотрит в окно. — Что не так, милый? — улыбается медсестра, принёсшая поесть. У Гарри печально изгибаются брови. — Нет солнца, — уныло протягивает он. — Так ещё появится! Гарри не меняется в лице. — Нет солнца…