***
Приятная мелодия громко звучит из больших чёрных колонок в углу комнаты, которая заглушает голоса и смех семерых мужчин. Двое, что полностью погружены в азарт, сейчас с энтузиазмом кидают на стол одну карту за другой в сопровождении улюлюканий трёх наблюдателей. Мужчина, лицо которого словно создано для картин художников, обрамляют ярко рубинового цвета локоны, вытаскивает из своей колоды карту и кидает поверх противника с язвительной ухмылкой. Длинные аристократичные пальцы, украшенные тонкими кольцами с большими камнями, касаются левого уха, прокручивая серьгу-полумесяц вокруг своей оси, глядя на то, как противник по игре слегка хмурит густые брови. Но в этих глазах напротив сверкают озорные огоньки, а на губах можно уловить еле заметную ухмылку, темноволосый бросает на стол последнюю карту. Сегодня он снова выиграл, достав в самый последний момент из неоткуда червовый туз. — Ты мухлевал! — красноволосый раздражительно откидывает оставшейся карты на стол, оскаливаясь. — Я не буду платить тебе! — Ох, Тэхён~и...чёртова ты алчная сука! — Сын Хён не скрывает победной улыбки, вальяжно откидываясь назад, упирается рукой о прохладный тёмный паркет, не сводя и взгляда с недовольного выражения лица своего друга–греха алчности. — Просто научись проигрывать мне, я же лучший, Тэхён~и! — Ты просто гордый мудозвон! Не надо тут себе цену набивать, понял?! — рычит и не унимается Ким, одним плавным движением пальцев смахивает длинную чёлку с глаз и поднимается на ноги, не забывая фыркнуть в сторону Гордыни. А светловолосый мужчина, чьи волнистые пряди торчат в разные стороны, являлся одним из наблюдателей этой захватывающей игры, ерзает сейчас задницей на диване от восторга, поглаживая большим пальцем вверх-вниз по острой линии скулы. Он поставил на T.O.P и не прогадал, выиграв сейчас неплохой приз - одно желание от младшего греха Уныния и от греха Зависти. — Молитесь Тёмному Повелителю, сучки. — Хосок наигранно и зловеще хохочет, звонко ударяя себя по ногам, обводя своим пристальным взглядом двоих мужчин. — Мои желания вам точно не понравятся. — Да вообще плевать, Хо, веришь? Что меня сейчас больше интересует, так это еда! Я. Хочу. Жрать. — бубнит себе под нос младший грех, хмуря свою кнопочку от болезненного журчания в животе. Чонгук пальцами трёт живот сквозь тёмную футболку, и лениво потягивается на диване, но ни черта не поднимается с места, лишь прикрывает глаза. — Вроде как грех Чревоугодия я, но жрёшь как свинья до отвала ты, Гугу. Розоволосый мужчина— Тэян, что стоит позади дивана, на котором расположился младший, слегка склоняется вперёд и хлопает по животу Чона, тихо посмеиваясь, видя, как тот хмурится и лениво чешет лоб у линии выкрашенных бледных розовых волос. Чонгук частенько проигрывает то Хосоку, то Тэяну, поэтому ещё полтора месяца назад его тёмные волосы сменили цвет на ярко розовый. Но со временем краска смылась, и теперь Чонгук ходил с бледно розовыми волосами с отросшими тёмными корнями, ведь ему было так лень вновь перекраситься, сходясь на мысли, что «и так сойдёт, и так прекрасен». — Скоро припрётся Астарот, парни. —подаёт голос темноволосый мужчина, стоя напротив прямоугольного зеркала, застёгивая последние две верхние пуговицы на чёрной сутане, а затем поправляет белую колоратку на воротнике, поглядывая в отражении на остальных 5-ти грехов, что находились в помещении. — А ты нахрена опять наряжаешься в священника, Сынри? — тяжело вздыхает Хо, осматривая темноволосого из-под ободка густых ресниц, от так пристального взгляда даже Зависть ёжится, и оборачивается к Чону. — В отличие от некоторых мне просто идёт этот костюмчик, бабы слюнки пускают, глядя на меня. — Зависть по нахватался от Гордыни? — усмехается Тэ, нагло скидывая ноги Гука с дивана и присаживается рядом с ним. — Нам надо с Вами решить до прихода Астарота кто первым попрётся грешную душеньку встречать. — Думаю, мы решим это спокойно, по-мужски. Да? — из неоткуда, в проёме двери появляется рыжеволосый худощавый парень, опирается плечом о косяк и с наглой ухмылкой на лице оглядывает шестерых смертных грехов. — Адские псы, мать моя Люцифер! — взвизгивает Тэян и подпрыгивает на месте, когда поднимает взгляд на рыжеволосого парня. — Запахни сутану, дебила кусок! — Скажи спасибо, что сегодня он вообще надел трусы, — на лице Хосока улавливается еле заметная усмешка, — в прошлый раз он своими причиндалами перед Астаротом сверкал, но после того, как получил отборных пиздюлей — прекратил быть нудистом. — Да чему вы удивляетесь? — Гук приоткрывает глаза и не спеша приподнимается на локтях, лениво оглядывая с ног до головы Джиёна, который нехотя скрывает своё стройное подтянутое тело под чёрной длинной тканью сутаны. — Это же Похоть, пора привыкнуть к его выкидонам за стони тысяч лет. Гордыня молча обводит шестерых мужчин взглядом и кивает, подзывает грехи к себе. Они на протяжение нескольких лет, как обжились в этой церкви, все спорные вопросы решают лишь одним верным способом, где никто не сможет смухлевать. Один за другим не спеша подтягиваются и становятся в небольшой круг, сжимая кулаки. — На счёт три, понятно? — спокойно молвит Т.О.Р, сжимая и разжимая кулак, не сводя взгляда с Тэхёна. Этот парнишка постоянно пытается мухлевать, ведь ему так лень идти и выслушать очередную нудную речь человека о его грехах. — Раз, два, три... Все семеро грехов дружно выкидываю жест в этой детской игре «суефа», и первым вылетает из неё счастливый Тэян, победно подпрыгнув на месте. Один за другим с радостными и победными возгласами покидают круг, рассаживаясь на свои места, с интересом наблюдая за последними двумя игроками — Чонгуком и Джиёном. — Да блять! — злобно шипит Джиён, ударяя кулаком о свою ладонь, при этом не забывает топнуть ногой в знак протеста. У Похоти были совершенно другие планы, но видимо, из-за его невезучести, приходится отложить посещение Ада. Дверь в помещение со скрипом открывается и в проёме появляется красивый мужчина невысокого роста, при виде которого все семь смертных грехов замирают на месте, и опускают голову в знак уважения. Астарот насмешливо усмехается, проходя внутрь небольшой комнатки, и одним движением руки выключает громко играющую музыку, присаживаясь на край маленького деревянного стола, за которым ещё несколько минут назад играли в покер грехи. Никто из семерых даже не смеет и начинать разговор первым, все выжидающе поглядывают из-под лба на мужчину, чья кожа бледна, словно сделана из фарфора, с голубоватым оттенком. Он пропускает сквозь тонкие длинные пальцы ярко-черные пряди, взъерошивая их, устраивая на голове полный творческий хаос из недавно аккуратно уложенных на левый бок волос. — Ну что, решили, кто пойдёт первым?— наконец подаёт голос мужчина, обводят лисьим взглядом каждого из мужчин, с наглой ухмылкой на лице. — И да, Чонгук и Тэхён, не забывайте, что к концу дня, вам надо вернуться в Ад. — Я иду, я. — обиженно бубнит себе под нос Джиён, перебивая пальцами пуговички на чёрной сатуне, не решаясь поднять и взгляда на Астарота. Никто бы и не мог подумать, что грехи могу кого-то боятся, но именно при виде Астарота и Лицефера, Похоть пробирает неприятная дрожь по всему телу и страх пробуждается из неоткуда. — Мы помним, Юнги. — Тэхён делает глубокий вдох и поднимает взгляд, встречаясь с глубокими темными глазами черноволосого мужчины, которые всегда блестят дьявольским огоньком. — Да расслабьте булки, принцесски. — усмехается мужчина, кладя руку на плечо рядом сидящего Сынри, слегка сжимая мягкую бежевую ткань водолазки. — Намджун, кстати, должен скоро прийти, так что не забываем при нём ярко улыбаться и махать, ясно? Он сегодня не в настроении.***
Дверь в церковь распахивается и глухо ударяется о стену, и в пустынное помещение медленно вплывает лёгкой походкой высокий парень. Проходя мимо скамеек, что расположены по обе стороны, образуя проход к алтарю, он останавливается по середине, опираясь бедром о скамейку. Черноволосый тяжело вздыхает, кончиками пальцев убирая волнистые пряди челки на бок, ожидающее оглядываясь по сторонам. Сокджин тащился в эту церквушку с другого конца города, на машине, которая периодически глохла по пути, поэтому ему пришлось оставить машину на обочине и ловить попутку. А сейчас его тут даже никто и не удосужился встретить. Это откровенно и мягко говоря начинает подбешивать широкоплечего мужчину. — Эй! Мне тут самому себе свои грехи рассказывать что ли? — Ким начинает громко возмущаться,нервно постукивая пяткой о скамейку, пытаясь хоть как-то привлечь неведомо чьё внимание. — Чего разорался?! То есть, здравствуйте! — пропуская сквозь пальцы рыжие пряди волос, Джиён осматривает прибывшего грешника с ног до головы из-под ободка ресниц, а затем кивает в сторону исповедальни. А Сокджин лишь хмурит брови и следует за священником, который показался ему очень странным, но выбора сейчас у него особо не было, поэтому, войдя в деревянную кабинку, Ким поправляет воротник чёрной рубашки и присаживается на маленькую скамейку, что больше походила на какую-то обшарпанную табуретку, опирается локтём о выступ у решётчатого окна и тяжело вздыхает, подперев щёку кулаком. — Исповедуй мне свои грехи, сын мой. — почти зевая в кулак томно произносит Джиён, закидывая ноги на небольших размеров подоконник и откидывается на спинку стула, который он притащил сюда ранее для удобства, вальяжно запихивает руку под сутану, резинку чёрных боксёров и прикрывает глаза. — С чего там обычно начинают то? Типа "О, святой отец, я согрешил, дайте мне совета и волшебного отчищающего душонку пендаля"? — Начинай так, как велит тебе сердце, сын мой. — устало бормочет рыжеволосый, поправляя своё причинное место в узких боксёрах по удобнее. — Давай уже волю своему словесному пон...Начинай в общем. — Эм...мой отец мудила, он бросил нас с матерью ещё пять лет назад... — Ну и что? Ты думаешь единственный такой? Тоже мне проблема! — усмехается рыжеволосый мужчина, почёсывая своё причинное место. — Хуёвая из Вас поддержка, если честно.– Сокджин флегматично закатывает глаза и звонко цокает языком.— Я продолжу? — Угу, валяй. Слушаю. — Этот человек, именуемый моим отцом, сейчас гуляет в своё удовольствие! Меняет баб, живёт за их счёт, разводит на бабки и...— протяжённый вздох разносится в небольшом помещение и Ким устало трёт переносицу подушечками пальцев. — Я тупо хочу так же! Какого это чёрта ему всё дозволено, а я должен ограничивать себя?! Да чтобы он сдох от сифилиса, блять. — Вот это экземпляр пришёл, Гордыня бы сейчас потешился. — почти бесшумно движет губами рыжеволосый грех Похоти, и на его тонких губах проскакивает еле заметная ухмылка. — Продолжай, сын мой... — Ну я и подумал что почему бы и мне так не загулять? — взвинченный воспоминаниями об отце, Джин всплёскивает руками и звонко ударяет ладошками о деревянную поверхность подоконника. — Поэтому я нашёл себе девушку, при деньгах, жил и ни в чём себе не отказывал, до вчерашней ночи.... — Узнала о твоей алчности и бросила? Зависть и алчность-два греха за твоими широкими плечами уже есть, что ты ещё натворил? — Пошёл, значит, я вчера в клуб бухать. — усмешка слетает с пухлых губ черноволосого и он упирается спиной о деревянной поверхность стены, прикрывая свои карие бездонные глаза.– Бухал, много бухал...друг предложил мне наркотики. Ну я разве дебил, чтобы отказываться?! Я же пошёл отдыхать! И...ближе к ночи снял себе пару баб, в общем...Ха, потрахался я от души. Джиён удивленно изгибает брови и опускает ноги на пол, наклоняясь ближе к окошку, не скрывая своего восхищения с этого человека. Нагрешить за одну ночь по 4 грехам-зависть, алчность, чревоугодие и похоть-это что-то. Грех, конечно, встречал уже таких людишек, но именно этот...Похоть без промедления набирает смс-сообщения остальным грехам, чтобы те пришли послушать этого грешника, с язвительной ухмылкой на лице. А те и не медлят, пулей один за другим выбегают из небольшой комнатки и на цыпочках, словно крадущиеся коты к своей жертве, приближаются к исповедальне и приоткрывают дверь со стороны Джиёна, просовывая свои макушки в небольшой проём. — Ну и решил, что хочу продолжения, а клуб уже закрываться начал. — парень делает глубокий вздох, потирая костяшками пальцев вспотевший лоб. — Вот и снял другую ужратую бабу в клубе и потащил к себе домой, забыв, что там меня ждёт моя пассия! Ну и устроила эта овца скандал, начала орать на весь дом, что я ублюдок, вышвырнула за волосы эту бабу. А там уж понесло и меня, я разозлился не на шутку буквально за несколько секунд... Хосок игриво двигает бровями, расплываясь в самодовольной улыбке, энергично хлопая Тэяна по плечу. А Сынри хмурит нос и пихает Чона в бок локтём несколько раз, не забыв шикнуть, чтобы тот уже угомонил свой пыл и стоял смирно. Шестеро мужчин буквально навалились друг на друга, заглядывая в исповедальню, слушая рассказ мужчины. — И? — Ну...эм...— Джин немного мнётся, заводя худые пальцы в чёрные, словно уголь, волнистые волосы и слегка сжимает пряди, не решаясь продолжать исповедь.– Да схватил я эту суку, не хило так избил и в конце концов ёбнул её головой об стену. — Убил?! — широко распахнув глаза, непроизвольно восклицает Чонгук, переступая с ноги на ногу. — Святой отец! Вы там не один что ли?! — Ким подскакивает на ноги, сводя брови к переносице. Очередная вспышка гнева от такой нахальности окутывает его с ног до головы и он со всей дури толкает хиленькую дверь, выскакивая из исповедальни.— Серьёзно?! — Вы продолжайте, святые отцы должны были просто это услышать...— ухмыляется Джиён, складывая руки на груди и выходя вперёд к пылающему от злости Сокджину, а вот Хо только радуется, чувствуя, как от грешника веет гневом. Его грехом. — Консилиум, блять?! Ладно...— вновь устало вздыхает Джин, закатывая глаза.—Убил, конечно! И перед тем как свалить с места преступления, я забрал все деньги, что нашёл у неё....Так что, вы отпустите мне мои грехи, не? Отчистите мне мою сранную душонку и пойду я дальше тусить! Иначе нахрен я сюда припёрся?! Все семеро грехов синхронно переглядываются несколько секунд и затем по очерёдно кивают в знак согласия в своих немых переговорах. — Оу...это будет очень сложно, тебе надо поговорить со старшим — нашим коадъютором. Тэхён, сгоняй за Намджуном....