Свинец для Кёллеров

I love you anyhow And I don’t care If you don’t want me I’m yours right now You hear me I put a spell on you

— Всё запомнил? — спросил Велтон, подавая Райну защиту. — Да. — Повтори, — Райнхард закатил глаза — пятьсот раз уже прогоняли, мать твою. — Цель — Ренат Келлер, агент «Тига». С собой носит два пистолета и как запаска нож, — Райн затянул ремни на тонком бронежилете и надел рубашку. — Место: картинная галерея. Задача: устранить. Доволен? — Сжато, но по сути, — Велтон, напарник Райнхарда, проверил ещё раз поддельные документы. — Я надеюсь, у тебя не возникнет проблем. Катись ты к черту, Мюллер! — Проблем? — На почве прошлого, — выделил бета. — Не будь ты моим другом, вмазал бы. — Знаю. Но мне ещё перед Старшим отдуваться. Завалишь ты — завалят меня. — Никто тебя не завалит, Велтон. Ты единственный айтишник в «Кобре», который разбирается на чёрном рынке и имеет договорённость с поставщиками. Они не станут валить посредника. — Что-то я очень в этом сомневаюсь. Жопой чую, споётесь ведь. — Мюллер, не неси бред. Мы виделись последний раз в Париже, и он пытался воткнуть мне нож в глотку, — Райнхард перевернул треугольную бордовую запонку. В марте две тысячи десятого все словно с катушек сорвались, в «Тиге» решили сменить босса и заодно зачистить «Кобру». Полегли многие, но особо ничего не поменялось. Лувр, чёрные озера крови под картиной «Джоконда» и десятки трупов на паркете. — Не понимаю, зачем ты взялся за это дело. Если бы мне приказали убить Кристиана, я бы сам пустил себе пулю в лоб, — бета отдал Райнхарду наушник и прицепил микрофон под воротник рубашки. Райн фыркнул — это совсем разные вещи. — Уж лучше он погибнет от моей руки. Быстро и безболезненно. — Как только ты его грохнешь введи это в ногу, — Велтон открыл коробку, в которой лежал шприц. — Лекарство ослабит инстинкт, но у тебя десять минут. — Потом чары развеются? — на лице Райна появились ямочки. — Типо того… Шутки шутками, конечно, но ты недооцениваешь силу истинных. — Всё будет окей. Убить, лекарство и бабки. Хороший расчёт. Велтон выдохнул и потёр переносицу орлиного носа. Его аквамариновые глаза блеснули, когда на экране зазвонившего телефона появилось имя мужа. — Иди, дальше сам, — произнёс Райн. Штаб-квартира «Кобры» находилась за городом, под заправкой. Тридцать метров под землей. Семь этажей. Два для тренировок, один для парковки, три выделялось на проживания, один — на лабораторию. Райнхарда бесило одно — отсутствие окон. Из освещения — лампы с холодным светом, словно подопытные крысы в клетушках, честное слово. Убить Рената только звучало просто. Этот русский как, будучи парнишкой, засел в сердце, так и не покидал его. Райн откликнулся на задание спонтанно — случайно заметил досье на столе Велтона и вызвался помочь. У него не слушались пальцы, как он стрелять-то будет и будет ли?.. Райнхард допускал возможность, что убитым окажется вовсе не Ренат. Хрена с два он сможет спустить курок. Скажет, что сбежал. В общем, придумает что-нибудь. Хотелось обнять его до смерти, до сломанного позвоночника. Аккуратная метка жгла ключицу. Райн потрогал её сквозь ткань и плотный материал жилета. Внутренний альфа утробно рычал, дожидаясь встречи со своим омегой. Ренат фамилию не поменял — правильно сделал, убил бы. Это дарило надежду на воссоединение. А если и нет, то силой возьмёт. Гон сделает своё. В кармане лежали подавители, которые дал Велтон и которые надо «обязательно, ты меня понял, выпить». Райнхард облизнул обветренные губы и запустил пятерню в каштановые волосы. В этот раз он его не упустит. Ноги переломает, привяжет к стулу, если понадобится, затрахает до смерти, но не упустит. Тогда Ренату повезло — Райн был юн и слишком сильно любил омегу, поэтому терпел его закидоны. Они встретились двадцати летними глупыми юнцами, которые под смыслом жизни понимали долг, служение клану. Один «Кобре», другой «Тиге». Идиоты. Ренат был замужем не за Райном, а за работой. Его никогда не интересовала семья, дети, домик на берегу озера — он высмеивал установленные обществом правила, и Райнхарду оставалось лишь молчать. Принимать, поддерживать и молчать. Он был слабым альфой. Морально. Его чересчур баловали и любили в детстве, поэтому он вырос мягкотелым, податливым, удобным для витья верёвок. Но многое можно поменять. Характер выдрессировать, особенно когда на глазах умирают люди от пистолета в твоих руках. Взгляд на мир поменять, когда в сыром подвале пытаешь несчастного, умоляющего о смерти омегу. Можно многое, если захотеть. А Райнхард хотел Рената очень сильно. — Ты как? — Велтон оторвался от монитора и откинулся на спинку кожаного кресла. — Хорошо. — Знаешь, если решишь… что решишь, то сообщи мне первому. — Мюллер, я повторюсь, этого не будет. — Да-да… — бета снял очки в чёрной оправе и потёр уставшие глаза ладонями. Райн поднёс пистолет к лицу, встал в стойку, задержал дыхание и прицелился. Наводка едва заметно дрожала. — Долго я буду в четырёх стенах сидеть? Кабинет Велтона по сравнению с другими залами казался крохотным. Пару полок, прикрученных к стене, шкаф с договорами и рабочий стол. Мюллер скомкал лист бумаги и бросил в мусорное ведро. — Ещё час. Лучше не попадайся на глаза Старшему. — Почему? — Вдруг он к тебе новичков приставит, так сказать, провести мастер-класс. — Ну и пусть. Разве я не лучший в своём деле? — Ты выпил подавители? — Выпил-выпил. Райн листал глянцевые журналы, положив берцы на стеклянный столик. В дверь постучали. — Пора, — коротко сказал Велтон. — И удачи. — Она не понадобится. Мюллер задержал взгляд на Райне и вздёрнул уголок губ — верилось с трудом. В горле растекалась лава. Райн залпом осушил бутылку воды и закинул на заднее сиденье. — Ну, поехали. Машина плавно тронулась в сторону картинной галереи. Ехать было около полутора часа. Райнхард гнал по автомагистрали, выжимая из мерса двести сорок. Жар периодически давал о себе знать, мышцы спины перекатывались и напрягались. Как ему хотелось сжать округлые ягодицы Рената, почувствовать накаченные бёдра на своей талии, услышать своё имя, слетающее с изорванных до крови губ. Черт, что только потом делать с «Коброй», Велтоном. На телефон пришла смс. Лёгок на помине. Райн улыбнулся — два билета на самолёт и два поддельных удостоверения, он вновь убедил бету, что это излишне. Не доверял. А кому на такой работе можно доверять? В Берлине было дождливо. Райнхард встрял в пробку. — Дерьмо. Машины сигналили. Капли моросили по стеклу. Райн выдохнул, нервишки начинали шалить. Он подпер висок кулаком и постепенно двигался. Благо заранее выехал. Метка пылала огнём — чувствовала. Райнхард размял шею. Пальцы тарабанили по рулю. Дворники быстро стряхивали воду. В салоне пахло кожей и грозой. — Как обстановка? — послышался голос в наушнике. — В пробке торчу. — Оу. Сочувствую. — Очень искренне, — усмехнулся Райн. — Всегда пожалуйста. Отключился. Райнхард перестроился в другой ряд. Сердце стучало как бешеное. Он часто прокручивал воспоминания. Ничего не скажешь, им было хорошо вместе. Много общих интересов, никаких секретов, страстный секс. Любовь к старым, черно-белым фильмам и английскому юмору. Как это всё исчезло? Райн не мог найти причину разрыва или не хотел трезво оценивать ситуацию — боялся оказаться виноватым. Ренат был странным. Необщительным, замкнутым. Он никогда не говорил о том, что чувствует. А Райн не допытывался. Наверное, в этом и крылась проблема. Двигателем отношений был Райнхард, но он заливал дизель вместо бензина. Альфа ударился затылком о подголовник — чего ворошить прошлое — и сжал руль. Галерея показалась за поворотом. В ушах звенело. Райн припарковался недалеко от здания и перед тем, как войти внутрь, блуждал по округе, пряча лицо под матовым чёрным зонтом. Стерев отпечатки с рукоятки и выкинув зонт в ближайшую мусорку, Райнхард ловко взломал код и толкнул дверь, ведущую в подсобку. Тонкая полоска света пробивалась из основного зала. Альфа сосредоточился и принюхался, перебирая запахи. Ренат определённо был здесь, но какое-то время назад. Видимо, заранее исследовал обстановку. Очень на него похоже, чертов перфекционист. Райн нашёл укрытие за коробками, как раз запах краски и лака должны были хоть немного перебить собственный, и принялся ждать. — На каком ты этапе? — Я внутри. Его пока нет. — Странно. Ты же принял подавители? — Велтон, сука, принял я. — Не кипятись. О тебе же забочусь. — Угу, — Райн сбросил. На самом деле он не стал пичкать себя лекарствами не только по причине заманить истинного гоном, который мог и не начаться, а чтобы почувствовать его феромоны, если Ренат замаскирует запах, а он точно замаскирует. Из галереи донёсся гортанный смех. Зрачки Райнхарда вытянулись в щелку. Его ноздри раздулись, словно у дикого волка, а глаза вспыхнули как нагретое железо. Дверь в подсобку открылась. Райн учуял запах табака с примесью розового масла. Клюнул. Однако, на кой черт ты притащил с собой левого альфу? Райнхард не планировал жертв. — Андреас, позволь я, гости не выдержа-ат… без… тебя, — от картавого русского акцента прошибло насквозь. Ренат. — Всё в порядке? — обеспокоенно спросил альфа, прикоснувшись к плечу Кёллера. Жар раскалёнными нитями спускался к паху. Твою мать. Райнхард видел пока лишь профиль — черт! Он стал ещё красивее. Отросшая серебристая челка касалась мочки уха. Пухлые земляничные губы растянулись в улыбке, и Ренат аккуратно спровадил Андреаса. Райн вытащил наушник, сжал воротник двумя дрожащими пальцами, сломав микрофон. — Твоим запахом… провоняли картины. Райнхард усмехнулся. Каким был, таким и остался. Альфа расстегнул верхние пуговицы на рубашке, чтобы немного остыть. Верхние клыки удлинились и царапали нижнюю губу. — Зачем ты пришёл? Райнхард не спешил отвечать — втянул ноздрями запах грейпфрута и розы, ощущая как нервные окончания рикошетят от одного к другому. Мозг поплыл конкретно. — Райн… хард, — его стальной голос вибрировал в ушах. — Сука… — Феромоны начали коррозию. Альфа поднялся. — Давно не виделись, — глаза Рената — два светящихся опала — забегали по телу Райна. Он выдохнул. Давай, Ренат, продолжай, сопротивляйся. Надолго ли тебя хватит? Райнхард ощущал, как сущность скалится, заставляет перестать медлить, возобновить метку, но альфа держал внутреннего зверя на привязи. Не время, мальчик, не время. Ренат снял ствол с предохранителя — этот звук Райнхард узнал бы везде — и направил дуло на него. — Какого черта ты тут забыл? — Давай, стреляй. Ренат наклонил голову и прищурил глаза. — Да тебя хрен убьешь, псина живучая. Райн тихо посмеялся. Русские. — Давай. Даю тебе вторую попытку. Омега спустил курок. Щелчок. И никакой боли. Пусто. Не заряжен. Ренат смачно выругался. — Стефан, ты скоро? — побеспокоился Андреас, дёрнув ручку двери. Омега отозвался: — Иду. Озоновый воздух напитался влагой и лёг каплями на лепестки чайной розы. Райн преодолел расстояние до истинного в два прыжка — бесшумно — и выставил руку перед ним, загородив проход. Шелковистые волосы, пахнущие сочным грейпфрутом, щекотали кончик носа. Альфа положил лоб на затылок Рената и потерся. Десна изнывали. Райнхард тяжело дышал, чувствуя как разряженный воздух припекает легкие в грудной клетке. Омега вытянулся по струнке, словно в позвоночник вколотили сваю. — Ренат, ты, черт побери, никуда не уйдёшь. Ладони забрались под атласную рубашку и прижались к нежной, вельветовой коже. Ренат дёрнулся, гордо взметнул острый подбородок и произнёс с ледяной решительностью: — Меня ждут. Ты срываешь мне задание. Райнхард усмехнулся, обдав чувствительную шею раскаленным дыханием. Голос резонировал в ушах. За-да-ни-е. Снова работа. Конечно, она превыше всего. — Плевать я хотел на твоё задание, — губы потянулись к метке, клыки царапнули ткань. — Помнишь, что было в Париже? Хочешь повторить? — Ренат стойко держался, укреплял стену между ними титановыми пластами. — В Париже было весело, — руки огладили крепкие мышцы живота. Райнхард прикусил кожу под ушком. — Ты такой вредный из-за недотраха? — вопрос был риторический.  — Заткнись, — процедил Ренат. — Это ты, блять, вино… — В этом мы схожи, — омега застыл. Его тело так же откликалось на прикосновения, как десять лет назад, — легким тремором. — Не дави на жалость. Я тебе не верю. — Как всегда. Ткань в районе паха натянулась. Райнхарда ломало изнутри — давай, возьми его. Забери то, что по праву принадлежит тебе. Дыхание Рената было ровным. Выдрессированным. Если бы не густой запах розы, Райн бы подумал, что крышу срывает только у него. Альфа собственнически — ва-банк пошёл — обнял Рената за талию и впечатал в себя. Его бёдра с глухим шлепком ударились о попку. Чуть заметный поворот головы — злится. — Отойди. Клыки сами потянулись к шее с выступающими позвонками. Губы легли на кожу, отодвинув воротник рубашки. Райнхарда понесло, вмазало, как последнего наркомана, получившего чистый наркотик. Серые стены плыли перед глазами, и только идеальная линия лебединой шеи оставалась четкой. Ренат впился твёрдыми, словно свинцовые пули, пальцами в руку Райнхарду, предупреждая. Не перестанешь — тебе пиздец. Зубы оставляли красные полосы. Сквозь плотную багряную пелену возбуждения Райн слышал, как Андреас, тот самый недоносок, который с какого-то хера трогал его Рената, начал звать омегу. Кёллер дернулся, упёрся носком кроссовка в дверь. Альфа усмехнулся — опять сбегаешь, рывком развернул к себе беловолосого и положил грубую ладонь на шею. Не надавливая — ничего. Протри, блять, глаза, чертов ты эгоист! Холодный взгляд прошёл навылет, но Райн не останавливался — холостая. — Опять сбежишь. — Да. За этим «да» торчали, как острые ножи, горы недосказанности. — Зачем? Райнхард смотрел в пылающие синие глаза и пытался понять, что его останавливает! Что его постоянно останавливает, мать твою! Каждый раз одно и то же! — Я ждал. Долго, — Ренат фыркнул. — Терпеливо. Предоставил тебе свободу, не ограничивал. — Близко. Касаясь губ. Рыча. — Но меня достали твои выебоны. Эта, — большая ладонь смяла ягодицу, — задница принадлежит мне. Это, — он положил указательный палец на грудь. Сердце. Все четыре ебанные камеры. Дыхание Рената стало глубже, — принадлежит мне. И это, — он надавил на нижнюю губу омеги, царапая влажную кожу раскалёнными клыками, — тоже принадлежит мне. И хер ты мне что-то скажешь. Это моё. Было моим и будет моим. Омега захлопал. — Вах, зрелище потрясающее. Какая харизма. Альфа, — в его голосе тонна брезгливости. Ренат охуеть как хорошо себя контролирует. Это охуеть как бесит. Райнхард кипятился, его трясло. Альфа потянулся к губам, но Ренат среагировал быстрее. Кончик лезвия вдавливался в бок, но Райн не останавливался. Хочешь — вспори живот, выпотроши, прокрути через мясорубку — делай всё, блять, что угодно, только позволь себя целовать. Позволь просто себя. Райнхард фоном ощущал боль, губы — сладкие, манящие, — контузили. Он ворвался в горячий рот языком и глухо простонал. Оголенные нервы, наэлектризованные нейроны, чувствительные рецепторы — на шероховатых губах, на сосочках языка, а остальное — нож — похуй. К черту. К дьяволу. Совсем не важно. Сейчас не важно, когда есть Ренат, пусть блядское сопротивление Рената, но Ренат. Ренат — главное, а звуки сирен, шум гостей, запах масла — экспозиция, ненужный шорох. Боль — никчемная песчинка. — Идиот, — сквозь голодный поцелуй прошептал омега. Холодное лезвие заменились на холодные пальцы, ощупывающие рану. И снова хриплое: — Идиот. Райнхард спустился поцелуями к шее, упиваясь мягкой, словно листья водяной лилии, кожей. Он тяжело дышал. Это нереально. Это чертова галлюцинация. Господи, как он по нему соскучился. Клыки ныли в альвеолах. Райн носом отодвинул шелковую ткань, углубив вырез, и уткнулся в поджарые грудные мышцы. Он языком провёл от солнышка по кадыку, подбородку, губам… вылизывая, оставляя свой запах на мягкой коже. Член упирался в ширинку, пульсировал. На головке выступили капли, натянувшаяся кожа оголила уздечку. Райнхард упал на плечо омеги и выдохнул, рыча. — Больно? — Райн и забыл, что у него порез на животе. Он усмехнулся: — Ты сводишь с ума, — оставив вопрос без ответа. — Очень. Сводишь. С ума. В дверь постучали. — Стефа-а-ан, приехал гость из Италии, про которого вы спрашивали. Фонари Райнхарда смотрели прямо в васильковые кристаллы. — Только рискни, Ренат, — в плечо, рыком, жарко. Его руки поневоле с силой сжали талию омеги, наученные — сбежит. — Да, хорошо, я скоро приду, — омега сглотнул. — И тебя, и меня найдут. И ты, и я — трупы. — Ты слишком пессимистичен, — низким гортанным смехом. — Я реалист. Райнхард втянул носом запах своего омеги. Гон бил по мозгам, как язык в колокол. — Меня и так вальнут. Вопрос времени, — промурлыкал альфа в ложбинку шеи. Он вырисовывал языком морозные узоры. — С хера ли? — на выдохе. Полустоном. — Ты моё задание. Глаза Рената опасно блеснули. Руки толкнули могучую грудь. — Ты кретин! Мы обещали друг другу, сука!. Какого черта ты наделал?! Что непонятного в «отказываться от заданий, связанных друг с другом», Райн! Ты конченный идиот. Райн. И, казалось, не было времени порознь. Снова юные, снова мальчишки, снова влюблённые. — Почему у немцев так мало мозгов, мать твою! Ты же знаешь херов закон! Блять! — его щеки всё ещё были персиковыми от возбуждения, губы — влажными после поцелуев, глаза — в дымке. Ладони Райна гладили рёбра. Ему, честно, поебать, что случится в ближайшее время. Если есть секунда с Ренатом — прекрасно, охуенно прекрасно. — Ты в курсах, что я тоже умру? Истинные, не? Забыл о таком? Придурок… Ренат выправил рубашку. — Что ты делаешь? — фокусируя взгляд на серебряном пистолете с глушителем, спросил альфа. — Спасаю свою шкуру и твою немецкую задницу. Биттешон, гандон! Дверь в подсобку с грохотом открылась. Ренат выкинул напряженную руку и без колебаний пустил пулю. Агент ФБР упал замертво с дыркой промеж глаз. — Чего расселся? — кивнул альфе Ренат. — В сумме тридцать два патрона, а их как крыс в Вторую мировую. Райнхард достал дымовуху из-за пазухи. — То есть без выебонов нельзя? — фыркнул белобрысый. Херов любитель пострелять. — Как ты любишь, Ренат. Всё для тебя, — альфа дёрнул кольцо и схватил Рената за руку, унося ноги. Омега рванул руку на себя — никогда не умел работать в команде. — Через другую дверь, — крикнул омега. За репликой картины «Поцелуй» находился еще один чёрный выход. Райн пропустил Кёллера вперёд и вернул картину в прежнее положение. Послышался топот массивных ботинок и возгласы копов. Три. Два. Один. Граната сработала. Они мчались по коридору. Райнхард тряхнул головой, прогоняя звон в ушах. — Жаль, мне нравилась та картина, — пыхтя произнёс альфа. — Ты про «Поцелуй»? Сентиментальщина. — Засранец. Ренат хмыкнул, толкнул железную дверь, которая вела к парковке. Хватка окрепла на рукоятке пистолета, а прицел выровнялся на уровень васильковых глаз, горевших азартом. Они присели, перебежали к ближайшей машине. Райнхард залез в карман и вытащил подавители, всухую съев их. — А то есть раньше, сука, нельзя было это сделать? — Тш-ш, — усмехнулся Райнхард, выглянул из-за фары и пальнул. В яблочко. — Сколько из там? — Около пятнадцати. Ренат высунулся. Ряд выстрелов раздался на парковке. — Около семи, — поправил омега. — Недурно. — Может, потом сходим в наш любимый ресторан? Занят вечером? — альфа перебежал к убитому агенту и забрал пушку. — Пошёл нахер, Райнхард! Омега встал в полный рост и убил ещё троих. — Они как ебучая гидра. Отрубаешь башку — вырастает две. — Так что там насчёт ресторана? — Райн незаметно пробрался в машину, отмычкой открыв дверь. — Твоё любимое Кьянти… — Я полюбил виски. — Удивительно, что не самогон, — Ренат перезарядил магазин и чертыхнулся. Вот придурок! — Жизнь такое дерьмо без меня? Подавители возвращали ясность ума и колкость языка. Среди звуков выстрелов слова еле долетали. — Пошёл нахуй, Райнхард! — Ренат выстрелил в окно тачки, в которой сидел альфа. — Не трать зря патроны, лапушка! На лице Райна красовалась довольная улыбка. Он чиркнул провода друг о друга — движок загудел. Альфа свистнул, и Ренат молниеносно оказался в машине. Райнхард переставил на R и сдал назад на полной скорости. — Типо думаешь они не заблокировали выезд? — язвительно заметил белобрысый. — Есть идеи получше? Ну вот и славно. Когда ты молчишь, просто прекрасен. — Когда ты хочешь меня, просто душка, — Ренат замер… — То есть всегда? И промазал. Зато слова альфы точно прилетели в солнечное. Ренат дернул головой — что это за «тудум» к чертовой матери. Райнхард снес выдвижную пластмассовую дверь, от чего Ренат грудью прилетел в бардачок. — Аккуратнее, придурок! — Прости. — Не прощу, сука, — Ренат посмотрел в боковое зеркало. За ними тянулся хвост. — Вижу, — опередил его альфа. — Мог ещё похуже развалюху выбрать… Райнхард лишь усмехнулся: — Ты всегда меня недооценивал. Его пальцы умело забегали по панели, вызвав подозрительный взгляд омеги, и переключили рычаг. — Да это твоя тачка! — догадался белобрысый. — Ах ты чёрт! Чего ключи не взял? — К тебе спешил. Мигалки отдалялись в зеркале заднего вида. Машина помчалась как бешеная. Двигатель ревел, задние колёса поднимали пыль. Райн маневрировал между автомобилями и, наконец, выехал на трассу без ограничений, дав своей малышке свободу. Вертолеты кружили над ними. Ренат пригнулся и сказал: — Вот дерьмо! — Всё в порядке. Эта детка не видна на радарах. Они оказались в туннеле. Жёлтые пятна прыгали по салону. Райнхард держался крайней стороны, а затем начал посматривать направо — в стену. — Ты чё собрался делать?! Райн? Райн, блять! — альфа свернул в туннеле в темный проезд, сбивая дорожные знаки. Тишина повисла в машине. — Чё? — Белобрысый закрутился на месте. — Мы где? Райнхард постучал по виску и цокнул языком: — Говорил же — недооцениваешь. — Ты сколько это планировал? — Ренат прищурился от дневного света. Скалистые горы окружал серпантин, высокие деревья нависали, скрывая беглецов от властей; солнце продиралось сквозь зелёную листву, целуя кончик носа омеги. — Достаточно, — довольно. Отвоевал. — Нихера ж себе! — сказал беловолосый, оглядывая сверху донизу дом. Его ноги неуверенно ступали по деревянным ступеням, пальцы гладили отполированные перила, а глаза то и дело возвращались к истинному. Блестящие. Голубые-голубые. Райнхард прибавил шагу и положил руку омеге на талию, нежно шепча на ушко: — Что-то вроде медового месяца, Кёллер, — собственная фамилия заиграла в новых красках — пастельных, любимых… Внутри пахло прямо как у них дома. Давным-давно. На полках стояли такие редкие, но такие ценные совместные фотографии. Кружевные шторы прикрывали чудесные вид на природу. Одни против всего мира. Друг для друга. — Мы можем побыть здесь до тех пор, пока всё не утихнет. Месяц-два… Ренат остановился. — Ты чертов засранец! Кьянти! Кьянти! А у самого вискарь на столе! Да ещё и мой любимый! Омега развернулся с искрящимися ласковой злостью глазами. Райнхард припал к его губам, затыкая болтливый рот языком. Ренат прошипел: — Пошёл к черту, Кёллер. — С радостью, Кёллер. Клыки впились в плечо, ставя ещё одну метку. Ренат прижал альфу к себе за затылок и наклонил голову, позволяя искусать себя всего — наставить столько меток, сколько хочется. Белобрысый больше не сдерживался — сил не было. Его дырочка сжималась и истекала пахнувшими розовым маслом соками, побеждая лекарства в крови, посылая их на откровенное «нахуй». Райнхард оставлял кусачие, быстрые поцелуи на подтянутом животе с кубиками и по-лютому тащился от спортивного тела омежки и от того, как тонкие пальцы зарывались в его волосы. Ему хотелось большего. Сейчас. Он поднял Рената за бёдра и впечатал в ближайшую стену, не прекращая поцелуи, не разрывая контакт оголенных рецепторов. Гон истреблял подавитель — жалкий подавитель против запаха его Рената, и феромоны альфы просачивались под кожу истинному. Белые волосы ниспадали на искусанные плечи прекрасными светящимися нитями. Райн сгрёб их на макушке и резко потянул на себя, подбородок вздернулся, и земляничные губы Рената распахнулись. Альфа языком провёл по линии подбородка и губами захватил мочку уха, посасывая. Ренат выгнулся, хрипло простонав. Пальцы Райнхарда с лёгкостью проникли в горячее тело, томившееся в ожидании. Его мысли быстро собирали пазл — дрочил, а довольная ухмылка растягивалась на лице. — Может, тебя прямо сейчас насадить? До упора, м? Что скажешь? Голос Рената был похож на рык: — Рискни, — глаза бросали вызов. Райнхард надавил на плечи омеги, ставя его на колени. — Давай, Ренат, порадуй меня. Тонкие пальцы расстегнули ремень. Длинный язычок облизал уздечку. Ренат вобрал член полностью. Райнхард задрал голову к потолку и зашипел сквозь клыки. Ему срывало крышу от уверенности его омеги. Он коснулся мягкого нёба и утробно зарычал. Не, нахуй, если он сейчас его не трахнет, то взорвется к чертям собачьим. Райн подтолкнул истинного к столешнице, испытывая нереальное наслаждение от вида его искусанной спины, уложил его грудью на стол и ногой раздвинул ноги Рената. Он смял в руках ягодицы и втянул ноздрями аромат. — Райнхард, мать твою, хватит пялиться — работай. Одним толчком — во всю длину. Без предупреждения. Хотел — получи. Сполна. Ренат забился в конвульсиях, перебирая русские ругательства. Райн рыча посмеялся и отвесил смачный удар по упругой заднице. — Нравится, Ренни? Знаю, что нравится. Омега выгнулся, закатил глаза и облизал верхнюю губу на очередном толчке. На его спине от вибраций удовольствия перекатывались мышцы. Райнхард был близок к разрядке. Он обхватил член омеги и стал надрачивать, приближая к оргазму. Рената колотило: он не выносил наслаждение и внутри, и снаружи. Казалось, он вот-вот взорвётся, детонатор — сердце — не выдержит. — Райн!.. Райн!.. Райн!.. — лепетал омега, гуляя по грани экстаза, как по лезвию ножа всю жизнь. Райнхард взял его за ягодицы и насадил до хлопка. Ренат замер, сжался, чувствуя, как тянет мышцы в коленных чашечках и бедрах и выламывает тазовые кости, и содрогнулся всем телом, разбившись о скалистое, острое наслаждение. Райн вышел из истинного и излился на поясницу с двумя милыми ямочками. А затем потянулся за салфетками и стал бережно вытирать спинку. — Я был уверен, что ты кончишь внутрь… — мурлычущее, ласкающее слух. — Что? — Что? Заливистый смех Рената предзнаменовал счастливое будущее Кёллеров.