Моя легенда

Айдан с волосами, как вороново крыло и глазами чернее ночи, которые видели истинную суть вещей, а не только их внешний облик, редко показывался смертным, еще реже приходил к ним гости. Но в этот раз отец велел ему узнать все о том земном юноше, что чудесно, по словам родича, играл на арфе – как будто был одним из них. Как будто тоже был дивным. Айдана радушно приняли в этом замке – вовсе не из-за имени, всего лишь из-за золота. Он лишь холодно и насмешливо улыбнулся. Знали бы эти глупые люди, что их доверчивость к богатому незнакомцу, который пришел при свете звезд и одним этим должен был вызвать смертельные подозрения, не говоря уже о том, что не имел тени, наутро обернется бедой – были бы внимательнее. Он, как положено, поклонился хозяину замка и еле сдержался от усмешки – толстый, неповоротливый, грузный, тот давно утратил навыки воина и полагался исключительно на власть своих денег. Звучали тихие голоса менестрелей, все еще перебиваемые здравицами во славу хозяина замка, да негромко лилась музыка арф и вистлов. Айдан равнодушно глотал кислый эль и ждал подходящего момента, когда можно будет исполнить приказ отца. Ближе к полуночи половина гостей либо спала под столами, либо медленно расходилась по всему замку в поисках подходящего места для ночлега. Айдан, встав, еще раз поклонился хозяину замка, не сводя с него черных глаз, медовым голосом сказал: - О доблестный воин и почтенный хозяин, прекрасны твои менестрели, что услаждают наш слух своим дивным пением. – Тот, глупец, радостно оскалился изысканной похвале. Айдан мог сказать еще и не так, но жаль было тратить слова на этого смертного, который ничего не понимает в искусстве. - Но слышал я, что есть у тебя столь же дивный музыкант, что выводит на простой арфе музыку, способную очаровать и свести с ума любого. Хозяин замка сначала сморщился, но Айдан как бы ненароком уронил на стол несколько золотых монет, и смертный расплылся в улыбке: - О, мой дорогой … - он на мгновение запнулся, когда сообразил, что не знает имени пришлеца. Айдан мило улыбнулся, наклонил голову, но так и не представился. Хозяин выкрутился: - … долгожданный гость, ты прав, есть такой. Упрямый, как любой ирландец, но изумительный музыкант. Через несколько минут слуги привели юношу с волосами цвета полуденного солнца. Он зябко поводил плечами, кутаясь в серый от пыли и плесени плащ, и щурился от света факелов и едкого дыма. - Диан, мальчик мой, сыграй нам что-нибудь для услады сердца, порадуй нас, - хозяин расплылся в улыбке, но Айдан видел, как он боится отказа. – Наш дорогой гость из далеких краев, - он обернулся к Айдану за подтверждением, и тот кивнул. Его мир, пусть и был расположен близко отсюда, мог считаться далеким краем. – Он еще никогда не слышал столь дивной музыки. Диан посмотрел на хозяина замка, презрительно скривил губы, перевел взгляд на знамя, что грязной тряпкой висело над головой хозяина замка, так что даже герба было не разобрать. Тяжело вздохнул, словно вспомнил то, что уже не вернуть. Глянул на Айдана – и молча кивнул ему, приветствуя, словно узнал в нем своего близкого друга и даже родича. - Я сыграю, но только на своей арфе, - негромко проговорил он наконец и замолчал, ожидая решения хозяина замка, безучастно смотря через оконные проемы на черное звездное небо. Хозяин тут же дернулся, не веря своим ушам, торопливо кивнул слугам, те мгновенно исчезли. Принесли арфу – и правда простую, почти не украшенную, но видно, что любовно сделанную. Диан потер запястья со следами, как рассмотрел Айдан, кандалов, отпил глоток эля из кубка, что протянул ему дивный, и тронул струны. Музыка сначала была почти незаметна, неслышима, едва ощутима. Она витала в воздухе подобно аромату только появившейся на деревьях листвы – столь желанная и прекрасная после долгой зимы. Но с каждый мгновением музыка крепла, наливалась силой – так с новым днем, новым часом весны зеленеют и расцветают леса. Все музыканты замолчали, в благоговении опустив свои инструменты. Менестрели, что все еще тихо напевали для гостей, тоже умолкли, не в силах найти достойную такой музыки песню. А Диан все играл, не видя ничего вокруг, словно он вот-вот уйдет из этого мира – и потому пытается оставить память о себе. Память - в дивной музыке. И музыка рассказала о его жизни. О том, как его отец, потеряв свою супругу, женился второй раз. И мачеха, будучи темной колдуньей, прокляла Диана. Убить она его не могла, но превратила его в кинжал и уронила в черный ручей. Но отец нашел его и принес домой, где Диан вернул свой истинный облик. Потом ведьма превратила его в волка и велела напасть на родную сестру, пообещав, что только ее кровь вернет его к человеческой жизни. Но вместо этого он напал на нее саму, уронив с коня и едва не разорвав на части. Чтобы не погибнуть от волчьих клыков, мачеха превратила его обратно, чтобы тут же наложить новое проклятье. Он должен был за год обойти всю Ирландию, воспевая ее красоты и собирая все песни о ней на своем пути – и никому не рассказывая о цели путешествия и своем проклятии. Диан перебирал струны арфы, которые то стучали, как копыта коня, то скрипели, как колеса повозки, то напоминали легкие шаги усталого путника. А мелодия, что выходила из-под его пальцев, превращалась в песни об Ирландии, которые он слышал на своем пути. После этой волшебной ночи они звучали в головах тех, кто слышал его арфу, еще долго, передавались из поселения в поселение, напевались, рождались заново в новых песнях и мелодиях, превращались в танец и легенду… Но вот в музыке Диана раздался призыв к бою, да такой, что все, кто сидел в зале, подскочили на ноги и выхватили оружие. А все потому, что музыка обвинила хозяина замка в том, что он схватил Диана в плен и удерживал его против воли у себя полгода. Музыка резко оборвалась, как будто лопнула струна. - Завтра будет ровно год, как мачеха наложила на меня проклятье, - прошептал Диан и последний раз провел пальцами по струнам. В зале заплакала женщина. Горестно, отчаянно, так, что все обернулись к ней – и отпрянули от нее подальше. Золотоволосая, как и Диан, бледная, она была в зеленом плаще, под которым виднелось белое платье. Или саван. Она рыдала, слезы катились по ее щекам, разбиваясь о каменный пол драгоценными каплями с искрами лунного света внутри, и в ее плаче слышался вой волка и завывание ветра иного мира. - Возьми мой меч, чтобы вернуть себе свободу, - Айдан протянул Диану свое оружие. Тот склонил голову, отдал арфу плакальщице – она легко коснулась ее щеки, благословляя на поединок, взял протянутый меч и пошел к хозяину замка, чтобы убить его. Но, прежде чем дошел до него, сразился с его слугами, вассалами и соседями. Впрочем, сражался он не один. Нашлись те, кто выступил против беззакония и несправедливости. Только для Диана было поздно. Айдан на руках вынес умирающего от ран и почти исполнившегося проклятья юношу из замка. Баньши шла за ним, прижимая к груди золотую даже в свете полной луной луны арфу и роняя на землю горючие слезы. Ее плач по-прежнему разливался по всей равнине, пугая смертных. Айдан вышел на зеленую поляну, на которой кругами росли белые цветы. Взглянул на гаснущие звезды и начавшее розоветь на востоке небо. Повернулся к плакальщице: - Сестра, подожди еще немного, не плачь так, я хочу позвать его с собой, пока не поздно. Он может уйти с нами, и тебе не придется так рыдать над ним. Баньши на мгновенье замолчала, положила арфу на землю и сняла с плеч плащ, кивнула на бледного Диана. Айдан уложил его на поляну, не входя в ведьмин круг. – Да, ты права, я должен спросить у него согласия. – Он коснулся золотых волос Диана. – Мы – не смертные, мы – дивные. Хочешь, мы пойдем к моему отцу, ты будешь играть для него на арфе и никогда не вернешься в этот мир? Диан открыл глаза, опять посмотрел в небо, на последние, едва видимые в лучах восходящего солнца звезды. - Я хочу увидеть рассвет. - Если ты его увидишь, то умрешь. Чтобы жить, тебе нужно уйти со мной в Холмы до того, как солнце взойдет. - Сестра, моя сестра, она… - Ты сможешь выходить на землю, но никогда не сможешь остаться на ней навсегда. Выбирай. Или ты уходишь со мной, в мой мир – или умираешь здесь. Баньши положила арфу на грудь Диану и стала укрывать его своим плащом, роняя светлые слезы ему на лицо. - Решай скорее, пока солнце еще… - Я пойду с тобой. Айдан легко поставил его на ноги и потянул к ведьминым кругам из белых погребальных цветов. Оглянувшись в последний раз, Диан не поверил глазам – его баньши, которая только что горько плакала над ним, теперь светло улыбалась. * * * Через три года они опять были на земле смертных. А все потому, что Диану привиделся его отец и баньши в окровавленном платье. Дивные качали головами, говорили, что этого не может быть, но Диан хотел проведать родной дом. Айдан вызывался его проводить. При входе в замок они незамеченными присоединились к большой, но удивительно тихой компании. Айдан, помня о страхах Диана, спросил у одного из их случайных попутчиков, почему они так молчаливы. - Ты, видать, не местный, иначе бы тоже хранил молчание в память об этом удивительном человеке. Хозяин этого замка, славный Гаор, сегодня вечером скончался. Диан опустил капюшон и скорбно наклонил голову. Значит, баньши не привиделась. Значит, правда. Значит, не зря пришел. Что ж, отце прожил долгую достойную жизнь, пусть легким будет его путь во тьме иного мира к новому свету. А он должен позаботиться о сестре. - Он погиб в бою? Его похитила тяжелая болезнь? Или годы сломили столь славного человека? - Айдан оттеснил друга в сторону, чтобы не привлекал лишнего внимания, так ненужного им сейчас. - Никто не знает, как он ушел из этого мира, а его супруга, Тиреса, так и вовсе говорит, что он жив, просто захворал. - Но вы ей не верите? - Не верим. Мы все слышали плач о нем. И все видели призрачную золотоволосую деву, точь-в-точь, как его мать в молодости. Мы идем узнать, что с ним и почему Тиреса лжет нам. Диан повернулся к Айдану, одними губами прошептав: «Сестра». Дивный кивнул и спросил: - Скажите, добрые путники и верные друзья Гаора, а что говорят его дети? - Кто знает, может, они никогда ничего и не скажут, все трое. – Диан вздрогнул. - Старший сын пропал, вот уже три года как никто его не видел. Его сестра, Миранн, утверждала еще до его исчезновения, после его ухода из дома, что Тиреса – ведьма и хочет извести его. Только мы тогда ей не поверили, посчитали простой семейной неурядицей, мало кто из детей любит свою мачеху, к тому же сам Гаор отпустил сына в долгий путь, как тот просил. Только, похоже, зря не поверили. Миранн никто сегодня не видел. Да и баньши-то… - на говорившего зашикали, и тот исправился: - дева-то не будет просто так плакать. - А третий? – Диан не выдержал, спросил. Неужели сын мачехи? Получается, совсем еще ребенок. - А третий – мальчик, сын самой Тиресы и Гаора. Отец в нем души не чаял, а она его ненавидела, наверное, потому, что в отца пошел – такой же светлый. Они вошли в замок, где было темно и жутко. По пустым коридорам носился ветер, рассыпая опадающую листву. - Странно, слуги всегда встречали гостей. Если даже не по приказу Тиресы, то по своей воле, да и Миранн всегда заботилась о путниках. Значит, с Миранн и правда могло случиться что-то плохое. - Луигерн, спрячь меч, ты не можешь просто так прийти и убить хозяйку. То, что она отказала тебе и не выдала за тебя замуж дочь… - Я не собираюсь убивать Тиресу, я хочу защитить Миранн. Диан поднял голову и посмотрел на говорившего. Узнал его. Сестра еще пять лет назад, даже не войдя в пору девичества, мечтала о том, что он позовет ее в жены, плела и вышивала свое приданое – для него одного. Диан хотел познакомиться с ним поближе, но не вышло. Вмешалась темная волшба мачехи. - Надо сначала ее найти,- удержал он воина за плащ. Тот пожал его руку, по-доброму улыбнулся: - Я найду. Сердце подскажет. Диан согласился. Он еще помнил, на что способно живое человеческое любящее сердце. Хотя сам, похоже, разучился любить так, как это умеют смертные. В громадном зале на высоком кресле сидела Тиреса. Ее черные волосы укутывали ее фигуру призрачным плащом. Голос ее, когда она заговорила, напомнил карканье вороны: - Зачем пожаловали, гости незваные? - Кто зачем, - Айдан вышел вперед. – Кто свататься, а кто и хоронить. - И кого же? - Айдан потянул за собой Луигерна. Тиреса скривилась и спустилась к ним со своего трона: - Опять ты. Я не выдам за тебя свою… Она осеклась, услышав дивную музыку, попятилась назад, в испуге закрывая лицо руками и мотая головой. Диан, скинув плащ с капюшоном, открыв лицо, играл на арфе музыку своего рода, под которую отец шел в бой, под которую женился в первый раз, - и под которую его люди теперь, оплакивая, прощались с ним. - Нет, не надо, - Тиреса завывала, отчаянно рвала на себе волосы. – Не надо, прекрати играть! Да, я убила его, убила твоего отца! Он узнал, что я прокляла тебя, погубила тебя, что хотела извести и твою сестру! Пришлось его убить. Я давно хотела его убить! Он был такой светлый, он обжигал меня, ослеплял, рядом с ним я умирала! - Как тень умирает под светом солнца. - Да! – она корчилась, пытаясь спрятаться от людских глаз и обвинений, от музыки и света. Диан посмотрел на мачеху, как на пустое место, и повернулся к людям, которые встали перед ним на колени, готовые принести ему клятву верности как наследнику Гаора. Но он покачал головой, отказываясь от такой чести: - Я уже не хозяин замка – и не буду им никогда. Я выдам свою сестру за Луигерна, если он выполнит три условия. - Я слушаю, - Луигерн склонил голову в вежливом поклоне – как равный перед равным. - Первое - найди ее в этом замке и освободи. Если твое сердце и правда любит, то это будет легко. Луигерн скоро вернулся, неся на руках маленького ребенка и ведя под руку бледную Миранн, чьи волосы блистали, как утреннее солнце. Увидев брата, она кинулась к нему в объятия, но он жестом остановил ее: - Не надо, Миранн, я там же, где и отец. Не трогай меня, тебе еще жить. Она отошла от него на шаг, по-прежнему не спуская с него глаз и не веря его словам. Потом услышала отчаянные стоны мачехи, увидела ее, корчившуюся на полу у стены, спрятала себе за спину младшего брата, который доверчиво к ней прижимался. Диан тепло, как при жизни, улыбнулся ей: - Весь в отца? Она улыбнулась в ответ: - Совсем как ты. - Вот и хорошо. – Диан повернулся к Айдану, тот коротко кивнул. Мальчик живой и светлый, нет в нем темной силы матери. Диан обернулся к сестре, что прижималась к Луигерну, который стоял как скала во время шторма – надежный и сильный. И без слов было понятно, что они любят друг друга. – Тогда, Луигерн, оставшиеся условия. Второе – позаботься о мальчике, воспитай его настоящим воином и достойным человеком. - Даю слово. - Третье – ты вернешь его сюда через десять лет. Он возглавит этот замок и мой род. - Я сделаю так, брат. Я сдержу слово. Он склонил голову и обнял свою семью. - А теперь уходите. Замок нужно очистить от темной силы Тиресы. Диан тронул струны арфы, и они завыли подобно баньши. Взметнулись, послушные музыке, языки пламени, охватывая каждый камень, пожирая мебель, пищу и драпировки. Лишь полотнище с гербом рода, что висело в центре зала, осталось целым. Луигерн и остальные мужчины выводили из строения людей, пока там не остались только Диан, Айдан и Тиреса. На прощание Диан сказал новому брату: - Береги ее. Она тебя любит. А потом замок исчез в очищающем ярком пламени. * * * Через десять лет Луигерн привез своего воспитанника домой. Замок ждал своего хозяина, наполненный ароматами леса и моря. Пустой, но чистый, готовый опять наполниться жизнью. А под знаменем рода, в свете солнца, сияла золотыми струнами волшебная арфа.