Пьяные в Венеции

— Но ведь я нашёл вас! Я не могу подвести Джорно! Его слов почти не было слышно, когда акула прогрызала его глотку, проникая внутрь. Лишь её массивный хвост дергался снаружи. Мальчишка рухнул на горячую, прожжённую венецианским солнцем, землю. — Джорно… Рука Наранчи судорожно тянулась к бессознательному телу Джованны и тут же была придавлена к асфальту. Акула исчезла в кровавом месиве, и Наранча чувствовал, как она плывет по его артериям. Он поднимает свои фиалковые глаза, полные ненависти и злобы, на победителей. — Ублюдки, я клянусь- Мальчишка получает глухой удар ногой в лицо и тут же отключается. Рыжеволосый итальянец, стискивая зубы, ударил его ещё раз. Ладони сжались в кулаки и ярость не позволяла ничего думать в этот момент, блокируя вход рациональности. Сквало мог почувствовать, как руки напарника схватились за его талию, оттаскивая от полумертвого врага. — Хватит, Сквало! У нас нет времени на это, уходим! Кровь закипала в жилах парня и он не слышал, что говорит Тициано. Он давно забыл, каково это получать такие травмы. Каково это — истекать кровью и задыхаться от нехватки кислорода. И банда Буччелатти должна поплатиться за столь противные пробудившиеся воспоминания. Куда они собирались уходить? Они ведь не закончили задание, не прервали дыхание Джорно Джованны и не получили восхищённый возглас от Доппио за хорошо выполненную работу. Они не могли так просто уйти, но Тициано думал иначе. Люди вокруг будто не замечали всего этого балагана. Они молча стояли, и, похоже, их не смущала кровь, текущая ручьём под их ногами. Стоя, как массовка, в их глазах была лишь пустота. Они привыкли к этому. Тициано заботливо взял Сквало на руки. Он не устал, в отличие от своего партнёра, который пострадал больше всего. Рыжий все ещё пытался заполучить свободу и вернуться обратно, чтобы закончить начатое, но мог только угрожающе рычать и махать ногами. — Отпусти меня! Отпусти немедленно! я порву его на куски! — Сквало, прекрати. Тебе нужна помощь, а планы Босса… К чёрту их. Сквало было труднее всего понять мотив блондина. Да он же сам рвётся к победе каждый раз, чего бы того не стоило! Так с какого перепугу они сейчас отступают, как трусы?! Сквало не давали покоя эти мысли и он злился ещё сильнее. Неужели его возлюбленного не волновало то, что подобный поступок приведёт к неминуемой опасности? Босс не простит такое, он посчитает это предательством и, самое главное, слабостью. Однажды они предложили свою дружбу Дьяволо, и тот принял её. Расторгать дружбу с Доном итальянской мафии — смертный грех. Тициано направлялся к их машине, которая была припаркована довольно далеко, ближе к литорали. Блондин за время пути уже сто раз пожалел, что решил припарковать её именно там, в глубине узких венецианских улочек. Сквало обмяк в его руках от слабости, раны кровоточили и он побледнел, что напугало Тициано и заставило двигаться как можно быстрее. Тициано сложно было поверить, что какой-то несовершеннолетний мальчуган сможет нанести урон его Сквало, такому сильному и бесстрашному бойцу. Это потаило в его душе тревогу, от которой он все время пытался избавиться. Вместе они были силой. Хотя, возможно они слишком самоуверенные. Наконец он дошёл до машины. Нащупав в кармане ключи и открыв дверцу, он аккуратно положил израненное тело рыжего на заднее сидение. Кровь стекала вниз по кожаному креслу, капая на пол салона. Тициано боялся прикасаться к запястью голубоглазого, боясь, что не нащупает пульс. Необдуманно поехать куда-то, даже в больницу, было бы глупым решением. Глаза и уши босса везде. А может, он параноик? Чёртов Сквало, надо было прислушаться к своему напарнику. Тициано садится за руль и нажимает на газ. На этот раз они не будут ночевать в своём родном и уютном доме. *** Сквало пробудила жгучая боль, отдающаяся мелкими иголочками по всему телу. Сонные глаза широко распахнулись и видели перед собой очень слабо освещенную комнату, больше похожую на какую-то мастерскую. — Il amore mio, ты в порядке? Тициано волновался больше всего сейчас за самочувствие своего бойфренда, нежели за то, в какую задницу они попали. Он заправил за уши выпавшие из хвоста прядки, чтобы они не падали на раненую кожу. Движения его рук были не настолько точными, как хотелось бы, но его старания делали швы надёжными. Сквало взвизгнул, когда игла проникла под кожу снова. — Я выгляжу так, будто у меня все в порядке, mio caro? Он усмехнулся, но ухмылку на его лице сразу же сняло новой волной боли. — Ты говорил, что у тебя все в порядке, когда пуля задела висок, так что мало-ли. Тициано наложил последний шов и закончил с этим, отстраняясь и как бы оценивая свою работу со стороны. На веснушчатой коже уже были старые шрамы, напоминавшие о их первых миссиях (с горем пополам удачных), но Сквало стыдился их, скрывал и не любил, когда к ним кто-то прикасался кроме Тициано. Ему вообще не нравилось, когда к нему кто-то прикасается кроме его мужчины. Блондин достаёт бинты и спирт из старой аптечки, и принимается за дальнейшую обработку травм, невзирая на недовольные мычания рыжего. — Почему ты увёл меня оттуда? Или ты думаешь- Ай! И-или ты думаешь, что нам это сойдёт с рук? — Я ничего не думаю. Может быть, Тициано боялся думать об этом всём и не хотел осознавать глупость своих действий? Может, логика покинула его, когда он увидел Сквало, еле держащегося на ногах? Он — мозг их дуэта, но желание обезопасить своего возлюбленного заставило его действовать на импульсе? Как же сложно контролировать себя, держать холод, дистанцию, когда bestia dai capelli rossi начинает не слушаться тебя и всё идёт совсем не по плану. Боль ушла и Сквало наконец мог спокойно вдохнуть чистый прохладный воздух, так сладко наполнявший его лёгкие. Пока истекаешь кровью и за тобой охотится вертолёт, улавливающий частоты углекислого газа, нормально не подышишь. Слегка привстав с кровати, он оборачивается в сторону тумбочки, где стояла красивая бутылка вина, похожая на марку Бруннело ди Монтальчино. Сквало не пылал страстью к этому сорту, но надо было чем-то прополоскать горло. Он легонько потянул руку к ней и сразу же получил по ней тяжёлый хлопок ладонью. — Эй, какого хера?! — Не заслужил. Тот застыл в чистом недоумении, на его лице отразилась чуть ли не детская обида. Почему это не заслужил? Раны были получены, а лицо Гирги — разбито. Так или иначе, половина дела уже была сделана, поэтому Сквало считал бокал вина своей заслуженной долей. Да и вообще, для чего тогда такая дорогая бутылка стоит тут без дела? Или перед тем, как браться за иглу, Тициано решил выпить для пущей уверенности? — Слушай, я бы мог вернуться и покончить с ними, если бы не ты! Так что отдай бутылку! Не уж то он хотел, чтоб его рыбка померла без воды? Итальянец схватил бутылку и спрятал за спину, когда ручонки напарника вновь жадно потянулись к ней. Это была хорошая винная марка и за свой поступок Сквало даже не вздохнёт её дивный аромат. Бруннело он достал из ящичка со старыми художественными принадлежностями, который уже давным давно запылился, спустя уже как два года запустения Тициано как художника. Когда вдохновение исчезает, некоторые творцы предпочитают раздвинуть простор воображению высококлассными итальянскими винами, если у них, конечно, есть деньги. — И даже не думай об этом. *** — Ты не уснёшь этой ночью, Тиц… Мужчина берет полупустую бутылку Бруннело и наливает последний бокал. Янтарные глаза помутнели от ударившего в голову алкоголя, но он не смел терять бдительности, вслушиваясь в каждое слово Сквало. Голос рыжего стал более тёплым и как бы подразнивающим, что заставило Тициано приподнять одну бровь. Он преподносит край бокала к губам и делает маленький глоток, все ещё не спуская глаз с мужчины, так странно смотревшего на него. Сквало облизывает подсохшие губы, когда капля вина неряшливо падает на колени темнокожего. Они установили зрительный контакт, следя за каждым движением и вздохом друг друга, не осмеливаясь прервать его. — С чего ты взял? — Я просто знаю, когда ты выпиваешь много и тебя что-то беспокоит, ты и глазу не сомкнёшь. — Что ещё ты знаешь обо мне, чего я не знаю, ха? Сквало прикусывает губу и Тициано снова делает глоток, получив вполне ожидаемый ответ. Пенистое вино шипело в горле. На краешке бокала остался отпечаток алой помады. — Ты всё ещё сердишься на меня, не так ли?.. Рыжий виновато опускает голову, но делает это не из искреннего чувства стыда. Тициано не любит, когда его ослушиваются и его грандиозный, чётко выверенный целиком и полностью план рушится к чертям. И Сквало знал о том, что последует за такую неповинность, но сейчас ему хотелось использовать это в своих целях. Длинноволосый молча наблюдал, когда его бокал был почти опустошён. Он мог чувствовать ложь Сквало за километр, а сейчас этот подлец даже не старается выглядеть сожалеющим. Смехотворность данной картины вызвало улыбку у Тициано. — Si. В слабом зеленоватом свете было трудно разглядеть, двигается ли блондин вообще или застыл, готовясь вот-вот напасть. Как хорошо бы Сквало не знал своего любовника, от него можно было ожидать что угодно. Всё, что он делал, интриговало и будоражило фантазию, но рыжему невозможно более терпеть безразличие в янтарных глазах. Без совести он тянется к чужим губам, совершенно не боясь, что может получить оплеуху. — Тоже не заслужил. Тициано холодно отстраняется. На его прекрасном лице красовалось полное отсутствие эмоций, от чего у Сквало стало тяжело на душе. Бледные пальцы коснулись медной кожи, но были так небрежно убраны в сторону. Если Тициано не посчитал нужным наказать Сквало сзади, то ничем не хуже был его излюбленный способ «Не прикасайся». Бездействие всегда причиняет больше боли, особенно хорошо это влияло на чувствительную натуру рыжего. В его голубых глазах читалось «за что ты так со мной?». Осознание своей ошибки было целым испытанием для Сквало. — Мне жаль, что я не обратил внимание на твои слова тогда. Холодно. — Я подверг опасности нас обоих. Уже тепло. — Из-за своего самолюбия… я заставил тебя унизительно отступить. Теплее. — Я виноват в том, что Босс будет считать тебя, самого приближённого к нему, предателем… Прости. Горячо. Сквало стыдливо опускает взгляд куда-то в себя и Тициано роняет бокал из усталых рук. Стекло тут же разбивается вдребезги, а последние капли вина растекаются по деревянному полу, как кровь под ногами тех прохожих. Это то, что он хотел услышать. Тициано приближается к юноше и приподнимает его лицо за подбородок. В голубых глазах сверкало пьяное раскаяние и желание прильнуть к своему любовнику как можно ближе. Но пока ему не разрешили, он внемлет каждому действию Тициана, ища хоть какой-то намёк в его действиях, даже самый маленький, который бы послужил пуском для старта. Его грудь вздымалась под тяжестью бинтов, а тонкие изящные пальцы, поддразнивая, скользили вверх и вниз, задевая тугие швы. Каждое касание отдавалось мелкой дрожью. Тициано обхватывает холодными руками лицо Сквало, греясь об горячие щёки. — Хороший мальчик. Понадобилось меньше минуты, чтобы рыжеволосый едва ли не умолял всем своим видом перестать играть в дразнилки. Не было ничего хуже, когда Тициано так смотрел на него и издевающееся улыбался, заставляя сердце пропустить удар. В прохладную мастерскую проникали лунные лучи и играли на влажной от пота коже. Сквало сжимал в кулаках окровавленную простынь и отчаянно хватал ртом воздух, когда руки Тициано нежно схватили его за горло. Перед глазами маячили мушки и пульс отдавался в висках, хотелось глубоко вдохнуть… пьянящий аромат Тициано снова. Наказание. Пока светловолосый неторопливо отпускал шею юноши, оглаживая пальцами красноватые последствия, руки последнего уже скользили по скульптурной спине, преодолев ткань комбинезона. Ещё недавно молочно-белый трикотаж теперь был запачкан кровью Сквало. Как романтично. Его губы впитали вкус Бруннело, и Сквало недостаточно насладился им, когда бутылка была ещё полна. Возможно от нетрезвости ему сложнее держать контроль над собой, чтобы не вцепиться в них, но парень понимал — пока нельзя, рано. Откинув голову назад, он ощутил как губы соприкасаются с кожей, целуя её, пачкая помадой, и оставляя ярко-красные отметины от ключиц до плеч, и ниже. А что там с Боссом и проваленной миссией?.. Они уже ничего не помнили. Тициано отстраняется и у Сквало перебирает дух. Помутневший рассудок не давал сосредоточиться и взять ситуацию в свои руки. Одно было ясно — разрешение он получил, действуй. Не теряя зря времени, юноша вцепился в шею другому, покусывая каждый сантиметр кожи. Из разомкнувшихся уст Тица послышался протяжный выдох. Сквало не оттолкнули, не дали пощёчину, значит — делает всё правильно. Руки обвиваются вокруг талии, прижимая к своему телу и обнажая бархатную кожу. Укус за укусом — и на шее не остаётся живого места. Конечно, это не такие укусы как у его акулы, но более деликатные, трепетные. Сквало снимает заколку с волос Тициано, и волной они падают на точёные плечи. Пряди скрыли золотистые глаза, что распахнулись в изумлении. Страшно. Казалось, в этот миг он позволил себе слишком много и сейчас любимые руки вновь схватят его за шею, но только на этот раз его лёгкие более не наполнятся ночной свежестью воздуха и сладкими духами. Ещё одно? Тихие стоны заполнили мастерскую, когда Тициано ласкал бёдра Сквало, раздвигая их, поглаживая, заставляя покачиваться в такт своим движениям. Прохлада в помещении не спасала от жарящей духоты и стекающего ручьём пота по лицу. Над оголенной кожей рыжего, казалось, выступит пар, а тело Тициано оставалось холодным, в независимости от температуры. Хотелось вскричать «Хватит дразнить! Трахни меня!», но за несдержанность и язык его ожидает порка. А рука у Тица тяжёлая. Внутреннюю сторону бёдер покрывали поцелуи. Его раненное тело было исцеловано, но легче не становилось. Наоборот, каждая отметка, как язык пламени, сжигала до основания. — Пожалуйста… Ногти вонзаются в спину, когда мольба была услышана. Тициано крепко держит веснушчатую задницу и облизывает свои пальцы, затем вставляя внутрь с особой любовью. Итальянец был вне себя от предвкушения, сладкое вино не отпускало из своих объятий. От нетерпения на простыни появились маленькие дырочки, а на ладонях — маленькие ранки. Его ноги от возбуждения дрожали, раздвигались шире. Он готов принять в себя. Тициано ни минутой больше не мучил своего покорного любовника. Вознаграждение.