Alles Gute zum Geburtstag Schwester

Тирпиц стоически-вежливо принимает поздравления, кивает в ответ и бредёт все дальше и дальше по бесконечным коридорам. Всё это кажется неуместным и бессмысленным, но она находит в себе силы на стылую благодарную улыбку. Это то, что от неё ожидают. Это то, что она вымученно делает, хотя ни желания, ни сил не хватает. Она принимает поздравления от Ойген, что-то насмешливо-игривое, отдающее приторным послевкусием. Тоже бессмысленное и ненужное, впрочем, хотя и приятное. Тирпиц благодарно кивает и идет еще дальше. Кварта Бисмарк в трех шагах за поворотом. Внутри все такое же, как три года назад- ни следа пыли, ни следа грязи(Тирпиц действительно хорошо заботится об этом), гора отчетов, бокал и бутылка игристого красного на рабочем столе(кварта больше походит на кабинет, рабочая зона да койка, и в этом столько Бисмарк и её стоического трудоголизма что у Тирпиц невольно дергаются уголки губ). Все буквально кричит о том, что Бисмарк просто вышла, подожди минуту- и она вернётся, снова засядет за опостылевшие документы, улыбнётся перед этим Тирпиц мягко, не свойственно, но одуряюще приятно; на выдохе скажет:"Schwester". Просидит ещё пару часом за работой, пока Тирпиц будет дремать на её койке, а после все же выскользнет из кожаного жёсткого кресла, достанет коллекционный "Kirschwasser" и коснется теплыми губами лба; нужно, отчаянно нужно скажет:"С днем рождения тебя, meine Liebe Königin". Они будут пить до тех пор, пока толстая броня Бисмарк не спадёт окончательно с тихим смехом, пока лед вокруг Тирпиц не растает хоть немного, хоть на пару часов, пока Тирпиц не уснёт на твердом, надежном плече. Бисмарк не придёт. Врут отчеты, врет игристое, врет кварта. Врет сама себе Тирпиц. Бисмарк не придёт ни через минуту, ни через час, ни через месяц. Никогда. Тирпиц третий год подряд пьёт в морозном одиночестве, вжимаясь в знакомую до боли форму. Ей бы отбросить стерильную чистоту кварты, пойти к шкикану и остальным, праздновать, выйти наконец из пустой тишины- да только ноги вязнут в сером металле пола не хуже чем в болотной тине. Тирпиц невесело спрашивает у форменной черной фуражки:" Когда она успела стать такой сентиментальной?". Ей никто не отвечает.