***
Ральф с облегчением сгрузил на стол классные журналы, индивидуальные карты наблюдений, ИПР-ки, учебные графики, расписания и списки. Все это канцелярское богатство необходимо было свести в стройные таблицы, квартальные и месячные отчёты, которые он ненавидел всей душой. А тут ещё собрался увольняться новый биолог, и если Акула его не уговорит остаться до конца года, то Ральфу корячится замещение. Ради интереса он заглянул в учебник. Размножение млекопитающих. Класс! Особенно на фоне новшеств в Доме и женского присутствия на мужском этаже. Он так и представил себе птичье разнообразие в чёрных тряпках и Папу на первой парте с ручкой и тетрадкой, а он за кафедрой с указкой и плакатом, вещающий о первичных и вторичных половых признаках. Не дай бог! А ведь потом ещё домашнее задание спрашивать. Образ Папы Птиц, ледяным тоном повествующий о коитусе и оплодотворении яйцеклетки, так и вертелся в воображении Р Первого. Пришлось заняться бумажной работой, чтобы вытеснить из сознания разухабистые картинки размножения человеческих особей. Наверное, на небе сегодня было какое-то весьма удачное расположение звёзд и планет, потому что отчётная ведомость заполнялась легко и непринуждённо. Ральф упорно гнал от себя мысль, что такая лёгкость стопроцентно гарантирует закравшуюся где-нибудь ошибку, которую он найдёт по пути в акулий кабинет и переделывать будет уже поздно. — Прошу прощения, у вас было открыто, — сухопарая фигура в чёрном угадывалась в дверях кабинета. Увлеченный сводными таблицами Р Первый и не заметил, как стемнело. — Можно войти? — Стервятник балансировал на пороге, соблюдая необходимую субординацию. — Что-то случилось? — Ральфу не хотелось сбиваться с рабочего настроя и запускать в свои хоромы Папу Птиц, который мог прилепиться здесь на стул с какой-нибудь чепухой, вроде беспокойного сна у Ангела или мух дрозофил из овощного погреба, которые портят ему цветы. — Какая-то проблема? — уточнил Ральф у переминающегося на пороге вожака. — Очень большая проблема, — кивнул Стервятник, выстукивая тремоло по косяку, — так я могу войти? Пришлось откладывать в сторону графики и смотреть, как Папа Птиц неторопливо шествует к его столу, отодвигает стул и садится, аккуратно подёрнув брюки на коленях. — Что случилось? — повторил свой вопрос Р Первый, внутренне уже напрягаясь. — У нас, как вы знаете, теперь можно приглашать девушек в гости, — Стервятник замер, глядя расфокусированным взглядом в тёмное окно. Ральф кивнул и тоже посмотрел в вечерние стёкла, где отражался стол, тёплый круг лампы и неясные тени. — Мне затруднительно участвовать в этом, — Хищная Птица дёрнула окольцованным пальцем на набалдашнике трости, — в этом поветрии. Понимаете? — Отчего же? — с опаской уточнил Ральф. Стервятник посмотрел на него, как на слабоумного: с жалостью и затаённой нежностью. — Общение с девушками требует определённых знаний, умений и навыков, — пояснил несмышлёнышу Папа Птиц, — которыми я не обладаю. Ральф содрогнулся. Вот оно, даже не надо ждать замещения: размножение человеческое пришло к нему само и теперь сидит напротив с прямой спиной, гордо вздёрнув горбатый нос. — И каких же знаний тебе не хватает? — Ральф зачем-то схватился за ежедневник и нервно пролистал его. — Научите меня целоваться, — снисходительно обронил Птица, не меняя позы и смотря в синюю даль. «Почему каждый раз в год выпуска начинается одно и то же, — мысленно вопил Р Первый, — и почему каждый раз они прутся с этими вопросами ко мне?! Не к Лосю, не к Щепке, не к Ящеру, а ко мне?! Я вот сам-то, когда последний раз целовался, забыл давно, а тут еще учи кого-то». Ральф молча встал и, распахнув стеклянные дверцы книжного шкафа, начал рыться на полках. Где-то в глубине, за томами профессиональной литературы и методичками, у него лежала пикантная книжонка. Помнится, он изъял её из пользования у самого первого своего выпуска. И так и не выкинул. — «Поцелуи в миндальном саду», — лёгкая зыбь в стервячьих бровях сообщила Ральфу, что Птица испытывает некоторое затруднение. — Тут всё очень понятно написано, — забормотал он, собирая разваливающуюся на листы книжицу, — простой язык, доступные образы. — Послушайте, неужели вы думаете, что к восемнадцати годам мы не читали такой литературы? — Стервятник смотрел с презрением и лёгкой степенью брезгливости. — Что, по-вашему, я смогу почерпнуть из этой брошюры? Нефритовые жезлы, трепещущая плоть и влажные гроты наслаждений? Ральф обошёл стол и сел напротив невыносимой Птицы. — А почему бы тебе не отправиться с этими вопросами в Крысятник? — устало спросил он, чувствуя, как необходимый рабочий настрой медленно улетучивается. — Рыжий весьма увлекающаяся натура, я бы сказал, страстная, — покивал своим мыслям Стервятник. — Руки часто распускает, мне будет это неприятно. Волосы Р Первого слегка приподняло от нарисованных Папой картин; он старался не заморачиваться, как там проходят гормональные бури у вверенных ему подростков, для этого есть Пауки. — Ладно, — откашлялся воспитатель, принимая деловой тон Стервятника, — но можно кого и другого попросить. Лорда, например, красивый парень, и они с Рыжей постоянно сосу… э-э, то есть целуются. Он тебе, как своему товарищу по картам, всё объяснит. Стервятник отодвинул лампу, которая нагревала ему локоть, и с недовольной миной, скривив губы, сухо поинтересовался: каким образом он может целоваться с Лордом, если тот колясник, а у него самого колено болит и стоять на карачках, прошу прощение за подробности, он долго не может? — Или вы мне предлагаете сразу на него улечься? И вам бы не знать, что Лорд психически нестабилен, особенно после пребывания в Наружности. — Хорошо, а Валет? — Ральф проигнорировал вопросы о возможных комбинациях ходячих и колясников. — Послушайте, ни Лорд, ни Валет помочь мне не могут. Во-первых, это будет нарушение субординации, если хотите, во-вторых, мне нужен взвешенный, взрослый подход и никто из стай мне дать его не может. Ральф в который раз за сегодня мысленно взвыл: «Почему, блядь, я?» Стервятник, как будто слыша возмущенную бурю внутри воспитателя, легонько похлопал того по руке в перчатке. — Вы сдержанный, эмоционально зрелый человек, — говорила Птица, глядя не мигая, будто гипнотизировал, — имеющий в своём багаже разный опыт: как положительный, так и отрицательный, а также годы практики. Ральф чувствовал, как его очень профессионально, нежно и ласково загоняют в угол. — Я же предпочитаю учиться у лучших, — закончил свои льстивые побасенки глава Гнезда. — Только не сегодня, — пробормотал Ральф, вытаскивая руку из-под когтей Большой Птицы, — работа горит. Целую неделю Чёрный Ральф избегал своего кабинета. Он задерживался допоздна в воспитательской библиотеке, куда не было доступа детям Дома, играл в карты с Гомером и Ящером, смотрел футбол с Шерифом, двигал шкаф в спальне Овцы и вешал пасторальные картинки у Душеньки — всё что угодно, лишь бы вернуться в свою кровать за полночь. Долго, конечно, так продолжаться не могло, и неугомонный Стервятник всё-таки поймал его в кабинете, когда Ральф переодевался, чтобы опять свалить к Шерифу и отборочным матчам премьер-лиги. Папаша пришел в приподнятом настроении и каким-то лихорадочным блеском в глазах, держа в костистой лапке «миндальную рощу». — Ваше пособие оказалось не безынтересной вещицей, — сообщил ему Стервятник, возвращая книгу. — Что ж, теоретически я подготовлен, давайте сразу к практике. Ральф внутренне крякнул и зачем-то заправил футболку в джинсы — ну так, на всякий пожарный. Свой родной кабинет вдруг показался отвратительно маленьким и душным. Где тут практиковаться — не понятно. Диван опасное место, да и воспоминания у Птицы с этим предметом мебели не самые радужные; стол — рабочий и опошлять его вот совершенно не хочется; шкаф отпадает сам собой; у окна нельзя: еще увидит кто-нибудь, не дай бог. Ну не в спальню же его тащить?! — Может, свет выключим? — Стервятник смотрел на него, склонив голову к плечу. Погашенный свет совсем чуть-чуть скрасил предстоящее действо, потому как фонарь на улице светил исправно и ярко, не позволяя остаться в спасительной темноте. — Ну давай, — вздохнул Ральф, потоптавшись на ковре, — я твоя девушка, и у нас свидание. Хищная Птица сдёрнул пиджак, кинул его на диван, туда же отправилась трость и шляпа, и, памятуя наставления Рыжего, горбоносый вожак третьей спальни сразу приобнял Р Первого за пояс, закинув другую руку на шею. — Подожди-подожди, чего это так сразу, — возмутился Ральф, стряхивая цепкие ручонки, — ты мне сначала приятное что-нибудь скажи, комплимент сделай, а то по мордасам отхватишь и хрен тебе, а не поцелуи. Стервятник отступил на шаг и внимательно осмотрел свой «учебный экспонат». — Глаза у вас ничего, ноги тоже, и руки, — холодная лапа пожамкала его бицепс, — прекрасные, сильные руки. — Что значит ничего? — Ральф решил копнуть в глубину, уворачиваясь от жарких объятий. — Женщинам нужны детали, подробности, прилагательные, они же ушами любят. Так что не стесняйся, можешь про грудь мне что-нибудь сказать. Стервятник собрал губы в гузку и, как бы нехотя, огладил предоставленный орган. — Что я могу сказать про грудь, если она отсутствует? — хрипло скрипела Большая Птица. — Я даже степень волосатости оценить не могу, так как вы в одежде. — Шевелись, Рекс, где твоё красноречие? — Ральф вошел во вкус измывательств над страждущим поцелуев. — Что, кровь уже от мозгов отлила? — У вас, душа моя, глаза невероятной глубины и красоты, просто бездна, — выдал Стервятник с такой миной, будто его рыбий жир пить заставляют, — ноги от ушей и мой любимый размер груди. Нулевой. — Для первого раза сойдёт, но надо поработать над синонимами, — смилостивился Ральф, сгребая худого Стервятника в объятия. Птица, касаясь кончиком носа щеки Р Первого, напомнил о распределении гендерных ролей в этой обучающей игре с поцелуями. Ральф встал по стойке смирно, позволяя худым рукам ухватить его за талию и шею. — А где мы с тобой целуемся? — в самый последний момент спросил воспитатель, когда Птица уже закатил очи и вытянул губы в трубочку. Злые жёлтые глаза уставились на Ральфа. — Думай быстрее, — предупредил воспитатель, — а то нас скоро Крёстная пойдет по комнатам проверять. — На второй лестнице есть ниша у мусорки, очень удобная для двоих, нормально? Зная порядки Дома, Ральф вообще сомневался, что кто-то потребует от Птицы всех этих ритуальных песнопений и плясок с бубнами и трещотками, но ему надо было потянуть время, а теперь отступать было некуда — позади Москва. — Ну я так не могу, — всплеснул руками Стервятник, — девушки, что ли, всегда как деревянные стоят? Хотелось бы хоть капельку взаимности. Вздохнув, Чёрный Ральф сунул руки в задние карманы джинсов Стервятника, прижимая того к себе уж совсем неприлично близко. Дальше пошло вкривь и вкось. Стервятник прижался губами к губам Р Первого и замер. — Ну? — требовательно промычал Папаша, не разрывая целомудренного поцелуя. И тут Ральф совершил роковую ошибку, ответив на вопрос прибауткой про баранки. Но откуда он мог знать, как бы он мог заподозрить, что гнусный Стервятник подловит его в этот момент, чтобы запустить свой ехидный язык ему в рот. Сейчас, ощущая, как возбуждающе тёплый и неожиданно проворный птичий язык ласкает его собственный, Ральф понял, что его самым подлым образом обманули. Не может так целоваться человек, который делает это первый раз в жизни! Поцелуй перешел все рамки приличия для первого раза, и, остатками благоразумия понимая, что надо прекращать, Ральф дёрнул головой — Стервятник недовольно замычал, облизываясь. — Очень плохо? — невинным тоном осведомился Папа Птиц у своей экспериментальной девушки. Чёрный Ральф буквально по одному разжимал пальцы на тощем заду светловолосого вожака Птиц, думая о том, что такое безобразие в его практике за все три выпуска впервые. Нет, было, конечно, всякое и, прямо скажем, на грани дозволенного. Его подопечные в определенный этап своей жизни не упускали случая проверить своего воспитателя на прочность, моральную устойчивость и железное очко. Но сейчас беспардонный Стервятник развел его на поцелуй, как…. как… как девчонку! — Неплохо, — вынужден был признать Р Первый, всё еще ощущая терпкий вкус слюны Стервятника, — но некоторые нюансы надо отшлифовать. То, что Папаша готов шлифовать и выглаживать технические моменты прямо сейчас и до посинения, было понятно по мечтательному флёру на горбоносой моське. — Всё, мне пора, а то воспиталки в Клетку посадят, — Ральф наконец выдрал свои руки из карманов Большой Птицы. — Но мы же продолжим? — уточнил Стервятник, поглаживая свой любимый размер с самым серьёзным лицом. — Все так быстро и головокружительно, что я половину не запомнил. Ральф прожужжал что-то про бешеную нагрузку и, вообще, уроки, осмотры, дежурство по этажу — одним словом, в этом месяце он страшно занят. Стервятник кивал, даже сочувствовал, пока Р Первый уверенно вёл его к выходу и отпирал дверь, которую точно сегодня не запирал. Продолжать работу стало невозможно, да и уснуть после такого семинара стало затруднительно: пришлось лезть в душ. Приведя мысли и тело в порядок, Ральф решил освежить в памяти запретные плоды миндального сада, открыв книгу наугад. «…тёплый ветер, вызвавший целый дождь из лепестков миндаля, не мог остудить разгорячённую плоть Джозе, и ему пришлось самому ласкать себя до полного изнеможения, потому что безобразник Марко, раздразнив поцелуями, сбежал, как только заслышал голоса служанок на центральной аллее...» Книги и учебники полетели с полок, распахивая переплёты и шелестя страницами, падали на пол с грохотом. «Откуда это в моём шкафу?! — Ральф яростно копался в пыльных полках, выгружая учёные труды. — Что за сияние, твою-душу-мать, голубой радуги! Я же точно помню, что там какой-то то ли сад, то ли цветок». Он остановился, чтобы подтащить стул и заняться верхней полкой, где с незапамятных времен стояли ни разу никем не открытые труды основателей марксизма-ленинизма и их последователей. Вот же она — «Вишнёвый цвет», он её читал и там — зуб даю — крамольнее «страстного дыхания и жарких объятий» ничего не было: никаких озорных, неудовлетворённых членов и тёмноглазых юношей с телами аполлонов! Обложки были похожи, если не сказать почти идентичны: оформление, шрифт и цветущее дерево. Отчего-то хотелось громко выругаться и заржать во всё горло. Ральф открыл миндальные кущи и принялся читать с самого начала. Рыжий, измаявшись от ожидания, сгонял в птичник за косячком и в Кофейник за стаканчиком хвойного и теперь с комфортом ждал возвращения Папы Птиц. Характерное пришаркивание и стук палки были слышны издали; Рыжий свистнул, обозначая свое присутствие. — Как прошло? — крысиный вожак уже находился на пути к абсолютному единению с космосом и вяло шевелился, лежа на полу, созерцая творчество Леопарда. Стервятник отобрал остатки косячка и задумчиво молчал, наматывая прядь волос на палец. — Кто-нибудь из летунов уходит на днях? — Папаша потряс Рыжего, возвращая того на грешную землю из блужданий в дурман-траве на пару с грустным быком. — Не знаю, надо спрашивать. А что? — Мне нужен миндаль, — огорошил Крысу Стервятник. — Орехи, что ли? — Цветущий миндаль, Рыженький, но и орешки тоже.Часть 1
1 апреля 2020 г. в 14:47
После того как Сфинкс оценил все прелести установления в Доме Нового закона, запретил Длинной Габи появляться в четвёртой и перестал подкарауливать Рыжего в коридорах с целью дать тому в ухо с ноги, Большой Крыс ощущал себя суперзвездой.
Да и вторая на какое-то время превратилась в справочное бюро для всего Дома по вопросам взаимоотношений с противоположным полом. И если простые члены стай могли консультироваться у рядовых голохвостых, то вожакам спрашивать о таком у кого ни попадя было не по окладу.
Рыжий чувствовал себя кумом королю, сватом министру, когда сердечно приветствовал поселенцев четвёртой спальни. Контингент был уже подогрет видом девушек, щебечущих в их коридорах, осталось только освоить любовную науку и можно идти на штурм загадочных девичьих сердец.
Рыжий танцующей походкой тореро, собирающей восхищённые взгляды публики, сделал кружок по комнате и плюхнулся на кровать, где уже сидел прямой, как палка, Стервятник.
— Что ж, котики мои мартовские, — пропел Большой Крыс и легонько щипнул Папу за бедро, — и ты, наш горный орёл, начнём урок.
Табаки заквохтал, подбираясь к краю общего лежбища, стягивая плед с забившегося в угол Курильщика и опрокидывая пепельницу на колени Лорда.
— Хотелось бы уточнить, — возбужденно подхихикивал Шакал, — вроде во второй девушек тоже не водится, откуда же столь недюжинные познания в половом вопросе?
Рыжий отмахнулся и ещё раз осмотрел всех присутствующих.
— Предлагаю пропустить стадию пушения перьев и перейти сразу к основному, к поцелуям.
Табаки закатил глаза в притворном экстазе и повалился на ноги Лорда, стеная и всхлипывая, при этом он успел напомнить Курильщику конспектировать лекцию, а не сидеть с глазами-блюдцами, вцепившись в альбом.
— Пиши с иллюстрациями, — поддержал Сфинкс, — потом Чёрному дашь почитать, а то он там в Могильнике всё пропускает.
Рыжий, схватив со спинки стула куртку Лэри и встряхнув ею, как матадор мулетой, описал ещё один круг по спальне и застыл у окна в горделивой позе.
— Отставить конспекты, — пророкотал крысиный предводитель, — практика, практика и ещё раз практика! Разбиваемся на пары и начинаем.
Слепой стёк с подоконника и безошибочно уселся напротив Сфинкса, Табаки хищным взором уставился на Лорда, а тот раздражённо спихивал несносного колясника со своих ног и спрашивал, чистил ли Шакал с утра зубы или только пополоскал чаем в столовой?
Горбач, повздыхав, свернул палаточный лагерь на своей верхотуре и слез к веснушчатому Македонскому, предварительно посадив Нанетту в клетку, чтобы ворону не обуревали приступы беспочвенной ревности.
Курильщик с ужасом смотрел на бледного Стервятника, который чуть скосил глаз в его сторону и опять вернулся к позе оскорбленного графа на собрании плебеев.
— Что сидим? — Рыжий упёр руки в бока напротив кислого Папы. — Кого ждём?
— Я не уверен, что мне надо в этом участвовать, — проскрипела большая Птица.
Четвёртая дружно вздохнула, а Рыжий весело хлопнул в ладоши и напомнил коллеге, что в каждом деле нужна сноровка, и если Стервятник не забыл, то Чёрный Ральф не склонен обучать кого-либо чему-либо: ему подавай результат.
— Не скажи, я после того, как Р Первый у нас математику замещал, даже во сне биквадратные уравнения решать могу, — не согласился Горбач с отсутствием педагогического дара у их воспитателя.
— Точно, — поддержал Слепой, — меня разбуди — и я скажу, как дискриминант найти.
— Умирать буду — не забуду, — вступился за Чёрного Ральфа Сфинкс.
— А литература? — напомнил Лорд.
Все опять дружно завздыхали, предаваясь сладким воспоминаниям о месяце замещения уроков литературы, родной речи и языка. Стихами, сочинениями, критическими статьями и чтением по ролям Чёрный Ральф доводил их до полного изнеможения.
— У нас Лэри даже заикаться перестал, а ты говоришь! — Шакал был похож на воинственную сурикату, вставшую в столбик у края кровати.
— А у меня Слон и Гупи писаться по ночам начали, — разрушил тёплые ностальгические воспоминания Стервятник, но отчего-то с мечтательной улыбкой на губах.
Рыжий примирительно поднял руки и приглашающим жестом попросил Папу пересесть в пару к Курильщику. Бывший член стаи Фазанов неосознанно вжимался в угол, пока хромоногая Птица ковыляла до него, обозначая каждый свой шаг стуком трости.
— Значит так, рыбоньки мои вуалехвостые, — завел ласковую песнь Рыжий, опять хватая куртку Лэри и страстно потряхивая ею перед собой, — поцелуй должен быть свежим, как утренняя роса, нежным, как лебединый пух, и многообещающим, как запах котлет из столовой. Обхватываем даму рукой за пояс, — Рыжий приобнял воображаемую леди в чёрной рокерской коже, — вторую кладём на плечо, помним, что первый раз мы не можем позволить себе ничего лишнего, иначе дичь сбежит, оставив нам рожки да ножки.
Препод сдвинул на нос стрекозиную оптику и оглядел учащихся: не нужна ли кому помощь, но все с первым (подготовительным) этапом справились самостоятельно. Только Стервятник, презрительно фыркнув, положил вялые руки Курильщика куда следует.
— Нежно и ласково прижимаем партнершу к себе, — выпевал крысиный вожак, укладывая себе на грудь скользкие рукава логовской куртки, — и легко целуем без всяких пока усугублений.
Стервятник посмотрел на Курильщика. Курильщик не сводил застывший взгляд с тонких губ птичьего вожака. Папа вздохнул и чмокнул фазанёнка в лоб, легким дуновением, как и требовал преподаватель поцелуйной науки.
— Табаки, ты чем слушал? — Рыжий тыкнул увлеченного уроком Шакала под ребро. — Я сказал нежно, а душу, как вантуз, из Лорда высасывать не нужно. Это следующий этап. Хорошо, хорошо, — кивал учитель, обходя практикующиеся пары. — Что за халтура? — Рыжий осуждающе смотрел на скорбного Стервятника и полуобморочного Курильщика.
— Где страсть, пыл, согласное биение сердец и прилив крови?
— Я, пожалуй, пойду, — Стервятник поднялся и слегка поклонился остающимся. — Прилью кровью в другом месте.
После того как Глава Гнездовища покинул четвёртую, Рыжий вытащил полуобморочного Курильщика на середину комнаты, объявив того демонстрационной моделью, и занятие продолжилось для последнего куда с большим рвением и пылом.