Изоляция

Если бы Шуру Би-2 спросили, что может быть лучше, чем просыпаться в тёплой постели ранним утром выходного дня, он, не задумываясь, ответил бы: просыпаться в обнимку с Бортником. А конкретно под Бортником. Лёва тёпло дышал ему в шею, обвив руками за грудь. Ему непременно надо было спать сверху, придавив всем весом. Наверное, компенсировал рост. Ноги же не длинные, зато стройные, замечательные такие ноги, особенно когда он запутывался ими в Шуриных. Короче, встать, не разбудив, не получилось бы. Но Шура и не спешил. Слишком дорогое и редкое удовольствие — успеть полюбоваться спящим любовником в эти неспешные утренние минуты. Тем более что виды тут ого-го… Он осторожно приподнял голову с подушки, скосил глаза вниз. Лёва по привычке спал голым, словно показывая: вот он я, бери целиком. Шура как раз переходил от поясницы к округлым ягодицам, когда поймал на себе сонный и насмешливый взгляд. — Экспозиция сегодня платная, — ухмыльнулся Лёва, потягиваясь на нём, как на тренажёре — ладонями упёрся в плечи и блаженно прогнулся в спине. — Вы рано, мистер Уман. Шура провёл руками по его рёбрам, спустился ниже, обхватив за пояс. — У меня абонемент. И очень, очень… доброе утро. Лёва издал довольный звук, позволив повалить себя на спину и вжать в постель. Растрёпанный, улыбающийся — Шурик любил его таким, в их общие, тайные пробуждения, когда всё вокруг на время становилось простым, искренним и каким-то очень настоящим. А ещё ему нравилось доводить Лёвчика щекоткой, пока тот не начинал задыхаться от смеха и умолять о пощаде. Сегодня он был настроен получить что-то посерьёзнее жалобных писков. Лёва с готовностью прикрыл глаза, расслабляясь под его настойчивыми прикосновениями, потом приподнялся на локтях, обхватил за шею, притягивая ближе. Шура отвечал на поцелуй, вплетя пальцы в лохматые волосы, и в конце концов игра превратилась в нежный массаж, от которого Лёва чуть ли не урчал. Разнеженный, он принялся медленно потираться бёдрами, между которыми уже потеплело и стало твёрдо. Этого ему явно не хватило. В конце концов Шурика опрокинули на кровать, и Лёва снова оказался сверху. — Так вы любите искусство? — Я люблю художников. Шура удержал его за бёдра, побуждая наклониться ближе. Чужое дыхание защекотало губы. — А музыкантов? — игриво прошептал Лёва, упёршись руками в подушку. Медленно двинулся ниже, оставляя за собой след из поцелуев на вздымающейся шее, груди. Остановился у впадинки пупка, выжидающе поднял глаза. Шура дышал тяжело и ему, честно говоря, уже было наплевать на высокие творения, музейные экспонаты и прочую гламурную лабуду, которой так увлекался Бортник. Он-то всегда увлекался только Бортником. Лёва смотрел на него томно и слегка заносчиво. Знал, чем зацепить. У Шуры в паху затянуло так, что подрагивали колени. — Лёв, блять, если ты сейчас ещё что-нибудь… я тогда… а потом… да-а, глубже, ещё… Вздохи, скрипы, чистая механика. И вот когда это «ещё» почти случилось, из мокрой блаженной прострации Шуру внезапно вырвал скрип ключа от входной двери. На контрасте ощущений его сначала бросило в горячий пот, а потом в лихорадочную колкую дрожь. Глаза у Лёвы стали совершенно круглыми. — Ты же говорил, что мы два дня будем совершенно одни! — шёпотом взвизгнул он, чуть ли не подпрыгнув на кровати. В коридоре щёлкнула ручка, хлопнула тяжёлая дверь. — Это Лизка! Наверное, решила вернуться раньше… Пиздец! — Сам ты пиздец! Что делать, а?! Они замерли, испуганно таращась друг на друга. А затем Шура одним махом опрокинул Лёву на пол и, не дав ему шансов возмутиться, затолкал под кровать. И тут же осознал, что толку от этого мало, потому что от суровой мужской любви всё стояло в режиме боевой готовности и даже дёргалось. Из меня самого сейчас омлет приготовят! В каком-то хулиганском отчаянии он рванул на себя простынь, стискивая зубы от напряжения. В следующую секунду дверь открылась, и в спальню впорхнула подозрительно весёлая Лиза. — А, ты ещё в кровати, соня? На улице такая теплынь! Я пока Катю провожала на вокзал, вся взмокла. Шур, а ты чего… — она запнулась, рассматривая творящийся вокруг бардак, — опять до шкафа не смог дойти? На полу у кровати валялись вперемешку их с Лёвой вещи. Шура мысленно возблагодарил всех богов стиля и моды за то, что шмотки они носили похожие. — Да-а… я играл вчера и устал. Жутко. — Так это на тебя соседи жаловались? Говорят, шум дикий полночи был, они уже думали в полицию звонить. Лиза сощурилась. Шура сглотнул. — Это я альбом новый крутил. А потом мне приснился сон. Под кроватью что-то заворочалось. — Они слышали крики! — Страшный сон. Про любовь. Лиза приподняла брови. А несчастная простыня вдруг своенравно поползла из пальцев куда-то вниз. Шура с оханьем придавил её ногой. Хренов пидорастичный шутник, я тебя целиком в голубой раскрашу! И изо всех сил продолжил изображать невинность. Если выживу. — Что-то ты не форме, — он перевёл дыхание, когда Лиза открыла окно и направилась к выходу из комнаты. — Не выспался что ли? Ладно, мне в душ нужно. Приготовишь завтрак, хорошо? Её голос стих в коридоре. Шура чертыхнулся, отбросил простыню и свесил голову вниз. Под кроватью было пусто. Не успел он вспотеть во второй раз, как по ягодицам прилетел звонкий и болезненный шлепок. Лёва невозмутимо перегнулся через кровать, раскрасневшийся и слегка помятый. — Совсем дурак? — зашипел Шура и дёрнул его на себя, подальше от открытого проёма двери. — Смерти моей хочешь? В ответ Лёва глупо захихикал, превращая смертельный номер в уморительный фарс. Долго дуться на него Шурик просто не смог — засмеялся тоже, качая головой и прикрыв глаза ладонью. — Помнишь, — зашептал ему на ухо любовник, косясь на дверь, — как я тебя притащил домой, думая, что родители уехали с ночёвкой на дачу? — А они вернулись в самый интересный момент? Куда ты тогда меня спрятал… в шкаф? — От тебя потом ещё неделю воняло нафталином и апельсиновыми корками. Лёва вновь прыснул, уткнувшись лбом ему в плечо. Скользнул ладонями по спине и ниже, к пояснице, и Шура почувствовал, как его скручивает по новой. — Лёв, Лёвчик, подожди, — попробовал он, но его уже нагло повалили на кровать и порывались закончить начатое. — Ты… твою Австралию… совсем отбитый? — Предлагаешь пойти в шкаф? — Лёва, облизнув скользкие губы, насмешливо скосил глаза на массивный дубовый шифоньер. — Или может ты и там прячешь голого мужика с гитарой? Хотя в вашем, мистер Уман, тяжёлом случае и мужик не обязателен… Теперь по заднице прилетело уже ему — ощутимо так, весомо. — Пойдем к тебе, — хмыкнул ему на ухо Шура. — Лизке скажу, что ты там умираешь от голода. И тоски по мне.