О том, как изменился мир

— Роузи, привет, — с нескрываемым удовольствием в голосе и лёгким замешательством просто сказал Скорпиус, быстро убирая руки с её плеч. Он как раз собирался уйти с библиотеки, но поворачивая в очередной книжный ряд он столкнулся с Роуз и слегка придержав её за плечи, помог удержать равновесие. Она была с одногруппниками, среди которых была девочка по имени Кэти, что вместе с ней жила, и туповатый школьный друг Джеймса Маклагген, который с первого раза не поступил в академию и теперь доучивался позже вместе с Роуз и Алом, а новым другом его сейчас был Хьюго Уизли. Этот Маклагген вообще-то часто крутился возле Роуз, Скорпиус отметил это ещё когда в самом начале года часто ожидал Ала после занятий, а с Роуз ещё и не общался вовсе. Ситуация, казалось бы, совершенно случайная и безобидная. На улице благоухало лето началом июня, доучиться им осталось всего две недели и здравствуй взрослая жизнь, на которую у Скорпиуса было сколько ожиданий. Он уже год живет сам, у него есть работа, где его уважают и на которой он может помогать другим людям, а главное девушка о которой он так давно мечтал. — Малфой, — только и смогла сказать она, а голос совсем чужой, с такой явной претензией в тоне. Роуз отреагировала молниеносно, резко отстранилась, как будто его невесомое прикосновение её ранило, она не посмотрела ему в глаза, быстро обошла и скрылась за очередным книжным рядом. Вот она, оглушающая реальность. Что произошло, Скорпиус понял сразу, она только что демонстративно отстранилась от него у всех на глазах, а это брошенное ею «Малфой» прозвучало как ругательство и всем давало понять её отношение к нему. Внутри была натянута до предела каждая струна его души, а потом резким «Малфой», как тончайшим лезвием всё в одну секунду оборвалось. Мир внутри него рухнул только что. Во рту он резко ощутил вкус непередаваемой горечи, он ничего не мог с собой поделать, лицо осунулось, дыхание сбилось, он уже давно покинул библиотеку и направлялся в неизвестном направлении. Внутреннюю пустоту потихоньку, шаг за шагом, по мере того как он стремительно удалялся подальше от библиотеки, начала заполнять ярость. Как же так могло случиться, как он мог позволить себе забыть о том, кто она, а кто он, почему не был готов к такому повороту, почему снова мечтам дал себя так жёстко обмануть, почему поверил, что всё может быть по-другому. Он понял, что нужно попытаться успокоиться и привести мысли в порядок. Остановившись, Скорпиус огляделся, он не мог точно понять где он, но рядом была открыта дверь в пустую большую аудиторию в форме амфитеатра, куда он и зашёл. Скорпиус был из того нечастого типа людей, которые в порывах злости или ярости никогда не будут кричать, сбивать кулаки в кровь или переворачивать всё вокруг себя. Вся борьба злости и ярости без малейших внешних проявлений велась у него внутри и смывала все другие чувства, как цунами. Сам же он опирался на колонну в пустом амфитеатре и очень часто и глубоко дышал. У него был предел, с которого начинается невозвратимость, в своём молчаливом спокойствии, доходя до граней своего нутра, Скорпиус был непоколебим и этим очень опасен. Роуз ощущала это каждой клеточкой своего тела, каждым самым тёмным закоулком своей души, и отчаянно боялась такого Скорпиуса, который даже не заметил, что она спешила за ним весь проделанный путь от библиотеки и звала его. — Скорпиус, я могу всё объяснить, — она быстро подошла к нему и взяла его за руку. Он не отстранился от неё и не стал выдергивать руку, но и не посмотрел на неё, а Роуз уже знала, что если он на неё не смотрит, значит, он очень зол и обижен. В глазах стояли слёзы, она попыталась продолжать: — Это всё из-за Маклаггена, он дружит с Хьюго, он вроде тупой, но на самом деле наблюдает за мной. Я испугалась, что он заподозрит что-то и расскажет Хьюго. Роуз переполняла опасная неопределённость, она не могла больше сдерживаться и слёзы начали тихо стекать по щекам. Скорпиус глубоко вдохнул и глухо сказал: — Я ещё переживал, что ты не хочешь оставаться со мной на ночь, представляешь какой дурак, мечтал, что мы будем просыпаться и завтракать вместе, — после его горьких слов повисла тишина, он дёргано и зло улыбнулся, — а оказалось ты мне даже привет при знакомых сказать не можешь. Роуз молча глотала слёзы. Он быстро бросил на неё короткий взгляд, не смотря в глаза. — Не плачь, прошу, не разбивай меня ещё больше, — сколько отчаяния было в его словах. Он уже хотел отстраниться от колонны и уйти, как Роуз сильно сжала его руку и дрожащим голосом пылко прошептала: — Ох, Скорпиус, прошу пойми меня, дай всё объяснить... — «Ох, Скорпиус» ты говоришь, ... теперь значит я не противный тебе «Малфой»? — сказал он резко, с надрывом. — Сколько раз ты соврала мне, Роуз, сколько, когда так часто шептала мне «ох, Скорпиус». Наверное, каждый раз, когда так говорила, это была ложь, да? И Роуз не выдержала, обида резанула её чувства и она в порыве злости рывком отпустила его руку и громко, в рыданиях, яростно бросила слова прямо ему в лицо: — Да неужели ты не видишь, что я вру целому миру и абсолютно каждому в нём каждый день лишь бы быть с тобой. Как я устала от этого вранья, ты был единственным с кем я была честной, а ты обвиняешь меня во лжи! — Я Малфой, всегда им был и буду, а ты ни как не можешь с этим смириться! — вот где была самая опасная его грань. — Лучше бы ты не возвращался никогда! — это было последнее, что сказала Роуз в истерике и убежала прочь, а слова её ещё долго и звонко звучали в кругах амфитеатра. *** Это случилось в пятницу, как раз перед выходными, которые они собирались провести вместе, она решилась и спланировала остаться у него на целых два дня. Роуз уже придумала себе историю, семье она сказала, что у них будет девичник, и она будет у Кэти, который сама и организовала, а Кэти в последний момент соврала, что прийти не сможет, потому что будет в Норе. Ни к Кэти, ни в Нору, ни тем более домой она пойти не могла, а оставшись в общежитии, она рисковала встретиться с Лили. Джеймс и вовсе куда-то пропал. Ей не было куда деться и она в последний момент решила пойти к дедушке и бабушке Грейнджер, при этом умоляя их не рассказывать маме, что проведёт у них выходные. Ложившись в тот день спать, Роуз осознавала, что скорее всего уже всё разрушила. Зачем вместо того что бы честно сказать ему о том, как сильно он ей нравится именно таким, какой он есть, будучи истинным Малфоем, она в порыве гнева сказала, что лучше бы он не возвращался никогда. Вот это была самая настоящая ложь. Ведь именно его возвращение подарило Роуз всё, о чем она так мечтала после Хогвардса, а именно возлюбленного. Она обнаружила то, что на самом деле давно уже подозревала, для неё он был идеальным. Спокойный и миролюбивый характер совмещался с внутренним сильным мужским стержнем. Он был простодушен в общении, но во всём ощущалось благородство и честь. У Скорпиуса было ярко выраженное чувство собственного достоинства, но при этом он не был гордецом. В нём присутствовала решительность, сила воли, блестящий ум и безграничная доброта. Иногда многим могло показаться, что Скорпиус труслив и нерешителен, но это только в глазах недалёких людей, которые не могли увидеть и оценить это уникальное чувство такта и деликатность, с которой он относился к окружающим. Да и что скрывать, он вернулся таким повзрослевшим и привлекательным. Высокий рост, крепкое молодое тело, платиновые, слегка вьющиеся волосы и внимательные серые глаза. Он никогда не был так надменно безупречен во внешнем виде и манерах, как его отец, но он умел быть всегда аккуратно собранным и культурным, делал это с невозмутимой лёгкой небрежностью. А как он на неё смотрел, с безграничной нежностью, а как прикасался, осторожно, но с такой страстью. Ещё он был Малфоем, а после всего, что она о них узнала, это привлекало её в нём ещё больше. Проблема была только одна, как признаться отцу и пережить всё презрение всех Уизли-Поттеров, например, когда вся семья соберётся на Рождество в Норе. Да и как его, такого аристократичного и благородного, всегда немножко сдержанного, выросшего в красивом родовом поместье повести в Нору, Роуз даже не представляла. Хотя, может и с этим так-то можно справиться, но вот отец и дедушка с бабушкой Уизли, учитывая потери, не простят и не примут их никогда. Но и отказаться от Скорпиуса она не могла. Она уже выбрала его. С того самого момента в раздевалке, когда в её голове неосознанно впервые возникла мысль о том, что вот он, перед ней, тот самый, к которому хочется прикасаться, которому хочется отдаться, который никогда не воспримет тебя как данность или как победу, который окружит заботой и будет переживать, причиняя такую необходимую боль, а потом исправит всё безграничной нежностью, она решила, что именно его ждала всё это время. И Роуз не ошиблась. Первые два раза, когда Скорпиус решился позвать её к себе домой, он даже не притронулся к ней. Сначала, он познакомил её с домовым эльфом Филли, который очень любил его и дружил с детства, и они просто поужинали вместе. На второй раз они прятались от непогоды, сидели на полу и грелись возле камина, смеялись, целовались, даже сыграли в шахматы. Роуз провоцировала его, чувствовала его желание, но он не переступил грани приличия ни в одном жесте. Роуз была одержима этой идеей, он нравился ей и очень привлекал, а она умела добиваться своего. Она придумала купить много новой детской одежды для Филли и его семьи, Скорпиус ей рассказал, что иногда покупает для эльфов что-то в детских отделах. Так они снова пришли к нему, а Роуз, вручив вещи эльфу, предложила сразу пойти и поделиться с остальными его сородичами, Филли был в не себя от радости и Скорпиусу пришлось спокойно его отпустить. Точно также, как когда они впервые поцеловались, Скорпиус почувствовал, что Роуз уже приняла решение и ждёт, когда же он сделает первый шаг. И он сделал его, осторожно прикасаясь к ней, пробуя её и внимательно наблюдая за каждой её реакцией на свои действия. Когда он понял, что она отвечает и ей приятно, он позволил своей страсти и возбуждению захватить его с головой. Роуз не могла не заметь, как уверенно он держался, умело лаская её тело. Внутри что-то неприятно зашевелилось, это была ревность ко всем, кто у него был до неё. В голове зароились абсолютно неуместные мысли, может это и была та самая Софи, о которой говорила Лилс. Скорпиус почувствовал, что Роуз отвлеклась, и остановился. Он всё не правильно понял, нежно обнял и тихо начал спрашивать, точно ли она уверенна. А она, заглянув в его глаза, поняла, что неважно кто был раньше, ведь теперь она будет с ним в будущем. Роуз требовательно поцеловала его, и они переместились в постель, где всё и случилось. Она пыталась свыкнуться с новыми ощущениями, но видела, что Скорпиус был на грани и долго не протянет, слишком желанной она для него была. После, он нежно покрывал её лицо поцелуями и в смущении прятал свои глаза у неё за ушком. Он обнимал её сзади лёжа на боку, прижимал к себе и тяжело дышал, а Роуз никак не могла перебороть неловкость, он ведь явно всё понял. Они лежали некоторое время когда Роуз почувствовала, что боль начала её покидать, а Скорпиус тихо шептал ей на ушко нежные слова, он спросил, доверяет ли она ему и сможет ли сейчас расслабиться. Роуз развернулась к нему лицом и посмотрела прямо в глаза. Он так нежно и чувственно её поцеловал. Снова начал осторожно прикасаться и ласкать. Волна возбуждения, которая накрыла Роуз во второй раз, смыла боль, дискомфорт и неловкость, и он доставил ей наслаждение и удовлетворение нежными касаниями пальцев и своих губ. Тогда и было первое «ох, Скорпиус» которое она, загорая от смущения, так искренне шептала ему. А он хриплым голосом тихо пообещал ей, что каждый следующий раз они будут начинать именно с её удовольствия. Так, постепенно, осторожными, внимательными касаниями он приручал её к себе и с каждым новым разом она всё больше привыкала к нему, ей становилось приятно и интересно. Роуз не знала, когда поняла, что влюбилась в Скорпиуса окончательно и бесповоротно, ей казалось, что она любила его всегда. И эти чувства пугали, особенно в моменты, после их близости. Она терялась, чувствовала себя неуверенно из-за своих чувств и всегда уходила. Постепенно начиная осознавать, что без него она уже не сможет, но и признаться отцу было просто невозможным. Да и маме. Как им объяснить, что её делает счастливой сын их давнишнего врага. Остальные подумают, вот она, паршивая овца в клане Поттеров-Уизли, дочь героев войны с сыном Пожирателя смерти. А ещё, Роуз не могла не заметить, как относится Скорпиус к своему отцу. Он любит его, уважает, доверяет, привязан к нему. И к бабушке, и родному Малфой-Мэнору. У него появилось то, чего она никогда не замечала за ним в школе, он гордился, что он Малфой, это ощущалось и придавало ему уверенности. Это и был самый опасный и бесповоротный его предел, который Роуз совершенно случайно сегодня зацепила. Она не знала, спала ли в ту ночь или нет. Переполнена печальными раздумьями и сомнениями Роуз провела выходные у дедушки с бабушкой Грейнджер, совершенно забыв о том, что этот дом тщательно охранялся от магического мира и не было ни единого способа доставить сюда какие либо магические послания. Она реагировала на каждый шорох за окном, в надежде увидеть знакомого филина, но каждый раз отчаянно вздрагивала от понимания, что он так ей и не написал. Неужели это конец? Тем временем Скорпиуса волновал тот же вопрос. Почему он не послушал отца, ведь он предупреждал его, не давить и спокойно ждать. Почему так резко отреагировал, почему не сдержался и сказал ей такие обидные слова? Скорпиус понял, что готов ждать или даже довольствоваться теми отношениями, что у них есть сразу в пятницу вечером. Он был в тот вечер и у Кэти, и у Роуз в общежитии и даже нашёл причину заявиться в Нору, под предлогом поисков Альбуса, но её нигде не было. Пойти к ней домой он, конечно же, не посмел. Ещё он подумал, что она может прятаться у Джеймса, но куда тот подевался, не знали даже Альбус и Лили. Он не мог уснуть всю ночь, на рассвете он отправил с совой первое письмо, в котором написал о том, как он был не прав, и просил встречи. К обеду его письмо вернулось непрочитанным. Решив, что она не хочет брать письма от его филина, он побежал в публичную совятню больницы святого Мунго и отправил сразу две разных совы с аналогичными посланиями, но и эти вернулись непрочитанными утром воскресенья. Вот тогда-то Скорпиус и отдался с головой своему отчаянию. В голове постоянно звучали слова, отдаваясь эхом, как в амфитеатре: «Лучше бы ты не возвращался никогда!». Скорпиус понял, что хотела сказать ему Роуз, он услышал её откровение о том, что она устала всем врать. И возможно, его обвинения по поводу того, что она обманывала его чувства, были и правда неоправданными, ведь он сам себя обманул. Но вот то, что она не может смириться с тем, что он Малфой, было чистой правдой. Он понял это по её реакции, он почувствовал её страх и подумал, может для неё и правда было бы лучше, чтобы он и вовсе не возвращался? У него был целый день горьких раздумий. Вечером Скорпиус уже пришёл к другому выводу, а именно, что все их отношения с её стороны были лишь последствием случившегося в раздевалке, когда он спас её от Вуда. Он понял, что Роуз дала ему шанс лишь в знак благодарности или в состоянии эффекта после случившегося. Скорее всего, ей было с ним приятно, интересно, что-то новое, но не больше. Она попробовала и решила, что если никому не разглашать, то можно ещё поиграть в эту игру. Только это объясняло её быстрые уходы и не желание оставаться просто, что бы побыть рядом. Она гуляла с ним по улицам, ходила в парки и рестораны, приходила к нему на обед, была с ним физически, но не более. В самые сокровенные моменты, о которых так мечтал Скорпиус, оставаться рядом после близости, обниматься, засыпать вместе, ощущать присутствие друг друга, она всегда уходила, а значит, у неё не было таких порывов и такой потребности, а Скорпиус опять сам себя обманул и придумал взаимность, которой возможно и нет. Это был его полный крах. Как результат, призрачные отношения, которые он сам придумал, не выдержали первой ссоры. То, что решил для себя в тот вечер Скорпиус, было результатом его горького опыта. Он всегда подсознательно ожидал от неё обмана, хотя даже не осознавал этого. Слишком ярко на всю жизнь он запомнил, как она согласилась пойти с ним на Рождественский бал, а потом просто не пришла. Чувство ненужности, пережитое в тот вечер, и понимание того, как им легко пренебрегли, трансформировались в опыт, который постоянно подсказывал, что в итоге ничего не будет. И ему бы уже пора это понять и снова смириться. Понимание, что он такое уже раз пережил, что он сам себя опять обманул, что виноват только он сам, и что где-то внутри он предполагал, что будущего у них нет, придало ему сил подняться в понедельник утром и пойти в больницу святого Мунго на работу.