Хорошая девочка

Щёки горели, сердце так и норовило вырваться из груди, а тянущее чувство внизу живота всё не хотело проходить.       Чёртов Билл!       Мэйбл села на край кровати и стала шарить в рюкзаке в поисках чего-то, что могло отвлечь от глупой шутки организма. Свободная рука против воли потянулась к краю клетчатой юбки, приподняла его вверх, невесомо прикасаясь к бедру.       Она не будет этого делать!       Шумный выдох вырвался из груди. Мэйбл перестала рыться в портфеле и прикрыла глаза. Собственная рука скользнула выше, к самой кромке белья. В тот же миг перед глазами появился образ Билла, так беззастенчиво поглаживающего её бедро. Собственные прикосновения пустили разряд тока по телу. Мэйбл откинула голову и облизнула пересохшие губы. Вторая рука устремилась под свитер, очертила пупок, и кончиками пальцев вверх, к груди. Тихий стон повис в воздухе.       Что же ты со мной делаешь, Билл?       Комнаты в Хижине Чудес уже давно нет. Есть лишь собственные фантазии о его прикосновениях, холодных губах, которые сжигают, и свои руки, ласкающие, неуверенные. Дрожащие пальцы прошлись по влажному от возбуждения белью, затягивая узел желания сильнее, почти болезненно. Ещё один стон, тихий, мелодичный, и почти незаметное движение навстречу своим прикосновениям.       — Мэйбл, ты в комнате?       Мэйбл распахнула глаза и испуганно уставилась на потолок.       Чёрт!       Она резко встала, схватила сложенные на тумбе возле кровати полотенце и пижаму и, на ходу поправляя одежду, направилась к выходу.       Мэйбл дёрнула на себя двери столь резко, что Диппер испуганно отскочил. Молча она прошла мимо брата и устремилась в душ.       — Мэй?       Ей просто надо освежиться.       Холодный кафель слегка прояснил мысли. Мэйбл торопливо разделась, не задумываясь о том, что бы аккуратно сложить одежду, и быстро вошла в душ. Поворот вентиля — и на голову полились ледяные капли. Мэйбл прислонилась спиной к холодной кафельной стене и закрыла глаза, наслаждаясь тем, что вода остужала пожар бушевавший внутри.       Так больше не может продолжаться!       Когда Мэйбл всё же закрутила вентиль и вышла из душа, её всю трясло от холода. Губы приняли неприятный синюшный оттенок, пальцы на ногах и руках побледнели, но зато в голове было приятно пусто.       — Если я заболею, виноват в этом будешь ты, Билл, — засмеялась Мэйбл, надевая пижаму.       Нужно поговорить с ним на эту тему.

***

      Мэйбл опрокинула в себя бокал шампанского, которое осталось после Рождества, и устало вздохнула. Вновь наполнила бокал.       — Хочешь прийти к Биллу пьяной в стельку? — засмеялся Диппер и забрал у неё новую порцию алкоголя.       — А что, можно. Может, тогда смогу высказать всё, что думаю о нём и его шуточках, — произнесла Мэйбл, пытаясь отобрать у брата шампанское.       — Повздорили?       — Нет, конечно. Просто подвыпившей я буду куда говорливей и смогу рассказать ему о том, что я думаю об… Этом, — она сделала неопределённый жест рукой. — А ещё смогу объяснить ему какой он… Грр…       — Очень познавательно, — хохотнул Диппер. — Твоему красноречию позавидовал бы Аристотель.       — Иди к чёрту, — прошипела Мэйбл, бросив злобный взгляд на брата. — Билл, я к тебе.       Она вновь оказалась в Карманном измерении. Мэйбл ни секунды не раздумывая направилась к Биллу, привычно что-то изучающему, сидя на диване. Она знала, что он заметил её, что стоит ей оказаться в шаге от него, как он отодвинет в сторону все свои дела и окинет её в миг потеплевшим взглядом.       И она от этого взгляда сгорит.        Небольшое количество алкоголя в крови придавало смелости, которой так не хватало Мэйбл, чтобы начать разговор.       — Билл, нам нужно поговорить.       — И о чём же? — Билл говорил насмешливо, с фальшивым любопытством, будто бы заранее знал, что она скажет.       А он знал. Сценарий каждого такого разговора, каждую мимолётную реакцию её тела. Знал, что сейчас она запнётся, щёки её покроются румянцем, и она начнёт нести околесицу. Так было всегда, стоило переступить черту: целовать её долго, наслаждаясь тихими стонами; прикасаться к ней, а после делать вид, что ничего такого не произошло, вслушиваясь в её участившееся сердцебиение, сбитое дыхание. Билла смешила эта реакция человеческого тела на близость объекта обожания.       Но на этот раз Мэйбл поступила крайне неожиданно — уселась ему на колени и поцеловала, глубоко, жарко. Билл ответил. Отбросил в сторону документы и притянул её ближе к себе, так, чтобы она соприкасалась с ним каждым сантиметром своего тела. Её губы были странными на вкус. К привычному клубничному блеску примешивалось ещё что-то.       Шампанское.       Мэйбл дрожащими пальцами принялась расстёгивать рубашку Билла, ни на миг не отрываясь от желанных губ. Пуговицы всё никак не хотели поддаваться, выскальзывали из её нетвердой хватки, и ей так хотелось оторвать их к чёртовой матери, чтобы они разлетелись по всей комнате.       Билл разорвал поцелуй слишком резко, слишком «не тогда», и отстранил от себя руки Мэйбл. Она едва не заныла от этого, а он только насмешливо вглядывался в поддёрнутые пеленой желания шоколадные глаза. Практически чёрные в приглушённом освещении комнаты. Биллу хотелось поиграть с ней ещё немного, насладиться этим спектаклем сполна.       — Так чего же Звёздочка хочет? — почти невинно спросил он, свободной рукой проводя вдоль её позвоночника.       Мэйбл смотрела на него с мольбой, с огромной жаждой продолжения и не меньшей похотью. Она то и дело облизывала зацелованные губы, подбирая слова.       — Хочу тебя, Билл, — бессвязно, моляще, желая вновь стать ближе.       — Хорошая девочка, — одной фразой выбросил остатки её самоконтроля и впился зубами в лебединую шею.       Билл мог бы с уверенностью сказать, что стоны Мэйбл были лучшим, из всего, что ему доводилось слышать. Он несильно потянул её за волосы, вынуждая отбросить голову назад, и стал покрывать шею засосами. Она горящими руками обводила его плечи, на ощупь изучала каждый миллиметр доступной ей кожи.       А её было так мало.       Мэйбл со всей силы дёрнула половины рубашки Билла в стороны, и пуговицы разлетелись по всей комнате. Пальцы скользнули вниз по его поджатому телу, ощущая, как напрягаются мышцы под ними.       — Любимая рубашка, — издал смешок Билл, в перерывах между укусами и грубыми поцелуями. Возможно, стоило бы быть нежнее, мягче, аккуратнее в своих ласках, но он так не мог. Ему нужна была она вся без остатка: душой, телом, мыслями. Да и как можно думать о том, что стоит, а что нет, когда с каждой секундой контролировать свои действия всё сложнее?       Билл потянул её футболку вверх, и Мэйбл незамедлительно подняла руки, помогая избавиться от одежды. Он схватил её за запястья и дёрнул в сторону, опрокидывая на диван, а сам навис над ней. Мэйбл не раздумывая приподнялась на локтях, целуя его в губы, после в скулу, за ухом, шею. Покрывала невесомыми поцелуями каждый сантиметр его кожи. От этих прикосновений не останется следов, в отличие от отметин-укусов Билла, но в этом было так много её, что он горел. Впервые так сильно, что впору было сгореть дотла.       Билл магией убрал с Мэйбл бюстгальтер, не желая возиться с застёжкой, и сжал небольшую, аккуратную грудь. Мэйбл выгнулась в спине, поддаваясь на встречу его прикосновениям, и издала полустон-полувсхлип, от которого крышу сносило напрочь. Откуда такая власть над его мыслями? Билл сжал горошину сосков, прокатил меж пальцев, слегка натянул, слыша, как её вздохи, эти чёртовы вздохи, становятся всё громче, переходят в стоны.       Мэйбл горела. Сгорала от его агрессивных прикосновений и грубых ласк. Она знала, что Билл просто не может быть нежным, но и подумать не могла, что ей, такой милой-милой Мэйбл, подобное будет приносить удовольствие гораздо большее, чем когда с ней обращались, словно с фарфоровой куклой. Ей казалось, что впору оказаться на грани от одних лишь его ласк. Так сильно подходящих ей.       Мэйбл водила руками по груди Билла, по подтянутому животу, возвращалась назад и очерчивала плечи, злясь, что проклятая рубашка всё ещё на нём.       — С… Сни… Ми… Её, — выдохнула Мэйбл.       Дважды повторять не пришлось. Рубашка исчезла стоило просьбе сорваться с губ, и Мэйбл принялась изучать его спину, слегка царапая её, от переполняющих чувств. Но этого всё равно было недостаточно. Хотелось больше ощущений, больше Билла. Хотелось ощутить его в себе.       — Хочу… Тебя… — сквозь стоны прошептала Мэйбл. — Во мне…       Билл хитро улыбнулся на эту реплику и, торопливыми поцелуями покрывая каждый участок кожи на своём пути, спустился к её груди, очертил языком ореалы сосков, наблюдая за её реакцией. И Мэйбл не подводила, выгибаясь в спине так, что казалось: ещё немного и послышится хруст позвоночника. Она зарылась рукой в его волосы, натягивая, сжимая — то ли от желания оттолкнуть, то ли притянуть ближе.       Билл огладил её ребра, талию, бёдра, чувствуя, как она дрожит от этих прикосновений. Рука сместилась на внутреннюю сторону её бедра, и Мэйбл развела колени в стороны, открываясь, показывая как сильно она жаждет его прикосновений. Было бы кощунством не выполнить немую просьбу. Пришлось отстраниться от её кожи и принять вертикальное положение, а после дёрнуть Мэйбл на себя, с силой сжимая её бедра. Наверное, останутся синяки. Молния на клетчатой юбке разошлась в мгновение ока. Он стянул мешающую деталь одежды и отшвырнул куда-то в сторону.       Мэйбл задрожала, когда Билл, сквозь ткань нижнего белья, провёл рукой по набухшим половым губам. Едва ощутимое нажатие на них, и она что-то бессвязно лепечет, инстинктивно поддаваясь на встречу его прикосновениям — умелым, властным, подчиняющим. Наверное, это был какой-то новый, крайне извращённый вид пыток. Так в его стиле.       Последняя деталь одежды отправилась к остальным частям её гардероба. Мэйбл лежала перед ним нагая, распахнутая, поверженная, и изучала его полным желания взглядом из-под полуопущенных длинных ресниц. Билл скользнул пальцем в неё, такую мокрую, только для него, из-за него. Добавил второй, слыша, как учащается её дыхание и стоны становятся немного громче. Она дрожала, сильно, так, что он ощущал тремор каждой её мышцы. Пыталась ухватиться руками за что-то, но пальцы только скользили по обивке дивана.       — Боже… Билл, — лепетала Мэйбл сквозь стоны.       — Демон, — поправил её Билл и слегка, словно не специально, задел большим пальцем клитор.       Тело Мэйбл прошибло током. Ей казалось, что ещё немного и она достигнет края только от его пальцев, которыми он с мастерством пианиста играл на её чувственных точках. Мэйбл ощущала себя марионеткой в руках умелого кукловода, ведь тело давно уже не подчинялось ей, а мыслей в голове нет от слова совсем, лишь желание, всепоглощающее, обжигающее.       Билл чувствовал, что с каждым её вздохом, с каждым стоном, каждый раз, когда из её уст срывалось его имя, самоконтроль так и норовил отправиться в Тартарары. И так странно, что от собственного желания не противно, что не хотелось биться лбом о стену лишь от того, что он решил заняться сексом ради удовольствия. Что это, оказывается, не только способ размножения и добычи информации. И, возможно, он на время отпустит себя, уступит этому желанию, не думая о причинах и следствиях.       Кажется, в последнее время он слишком часто уступает.       Ощущение его прикосновений внутри исчезло слишком неожиданно, от чего Мэйбл озадаченно посмотрела на Билла. Поймав её взгляд, он похабно улыбнулся и поднёс к губам влажные от её возбуждения пальцы. Во рту стало сухо. Мэйбл неотрывно смотрела на то, как он облизывает эти свои проклятые пальцы, и впитывала в себя это незамысловатое движение. Она дёрнулась, когда он наклонился к ней и требовательно впился в её губы: кусая, посасывая, зализывая укусы. У поцелуя был вкус клубники, дешёвого шампанского, её, Мэйбл, желания и крови из прокушенной губы, а ещё, одной на двоих жажды быть всем друг для друга. На короткий миг, но быть.       — Звёздочке не кажется, — зашептал Билл, опаляя её губы своим дыханием, — что не честно… — он прервался на ещё один поцелуй. — Что всё удовольствие лишь ей?       — Кажется, — Мэйбл слегка толкнула его в плечи, вынуждая вновь принять вертикальное положение, и поднялась вслед за ним. Она наклонилась к его шее, слизывая бисеринки пота, а после оставляла в том месте засос. Дрожащими руками она растегнула пряжку на ремне, после ширинку и тихо приказала: «Снимай», — впервые обращаясь к нему таким тоном. И он подчинился. Издал короткий смешок, укусил её за мочку и отправил брюки с боксерами куда-то в сторону, туда же, куда и другую одежду.       Мэйбл тонкими пальчиками очерчивала каждую мышцу, изучала, запоминала, чтобы после в точности воспроизвести всё происходящее в памяти. Она смотрела в его единственный глаз, поглощённая океаном чистого золота, что плескался в нём, продолжая касаться его, гладить. Пальцы скользнули по низу живота, мышцы на котором тут же напряглись. Руки задрожали. Неуверенно спустилась ниже, после ещё. Дрожащими пальцами провела по основанию возбуждённого члена, невесомо зацепила уздечку и очертила головку, растирая смазку.       Мэйбл вздрогнула, когда Билл издал приглушённый рык, уткнувшись лбом ей в плечо. Она и подумать не могла, что его реакция так её обрадует. Ей нужно было его одобрение, необходимо, как воздух. Она обхватила рукой основание, едва ощутимо сжимая, и сделала поступательное движение. Вверх. Вниз. Снова. Глухой, гортанный стон был ей и благодарностью, и похвалой.       Боже.       Мэйбл ускорила движения рукой. Вниз. Вверх. Снова. То едва касаясь, то аккуратно сжимая, усиливая трение, то ускоряясь, то замедляясь, запоминая реакцию Билла на каждое своё действие. Приглушённое рычание и глухие стоны у самого уха делали всё происходящее нереальным, эфемерным. Мэйбл решила бы, что это какой-то эротический сон, навеянный алкоголем, если бы не лёгкое покалывание в прокушенной губе, дарующее понимание — всё реально.       — Хва… тит… — Билл перехватил её руку и отстранил от себя. — Уже… Прелюдий…       Он опрокинул Мэйбл обратно на диван и поднял её руки ей над головой, до хруста вдавливая хрупкие запястья в обивку. Свободной рукой провёл по внутренней стороне бедра: одного, после второго, требуя развести ноги, открыться. И она выполняла, понимая без слов, лишь по прикосновениям.       Билл вошёл резко, без предупреждения, срывая с губ Мэйбл тихий вскрик. Она попыталась высвободить руки из его хватки и ухватиться ими хоть за что-то, но он только сильнее сжал их. До боли. На её запястьях точно появятся синяки.       Билл двигался грубо, жёстко вбивался в девичьи бёдра. И Мэйбл это нравилось. До дрожи, до натянутых в струну нервов, до забытия. И это было так странно, так не вязалось с ней обычной, но от того было лишь необходимей. И с каждым её тихим стоном, с его глухим рычанием; с каждой каплей пота, выступившей на пылающей коже; с каждым засосом, оставленным его губами, и новым, грубым толчком, Мэйбл сильнее осознавала, что всё происходящее более чем правильно. Возможно, остаться с ним после всего пережитого, после всей той боли, что они друг другу причинили, — самое верное в её жизни.       Билл отпустил её руки, и она тут же уцепилась ими в его плечи, царапая. И он был не против, совершенно, ведь прикосновения стали так необходимы. До зуда под ногтями. Хотелось снова и снова проводить по её коже, усыпанной его отметинами, ощущать нежный бархат под пальцами. Биллу было почти жаль, что царапины на спине, засосы, которыми она сейчас покрывала его шею, вскоре исчезнут. Впервые хотелось быть запятнанным кем-то, ощущать чужое клеймо на себе, принадлежать кому-то.       Почему проигрывать тебе так сладко?       — Хорошая девочка, — горячий шёпот у самого уха обжёг, бросил Мэйбл за черту.       В один момент все ощущения, чувства и эмоции испытываемые ею усилились во множество раз, завертелись сумасшедшим водоворотом, утягивая её в свои пучины. И Мэйбл, не сопротивляясь, окунулась в их омут с головой. Она не помнила ничего, даже своего имени, а в голове одна только мысль, единственная, занимающая собой всё её естество: «Я люблю тебя». Кажется, она говорила это в слух. Лепетала, смаргивая навернувшиеся на глаза слёзы, и притягивала Билла ближе к себе, сжав его волосы столь сильно, что он издал болезненное шипение. Ей просто нужен он — так близко, как только возможно.       Кажется, этот фейерверк внутри его уничтожил. Стёр с лица Мультивселенной, вместе с последними, неосторожными толчками. Биллу оставалось только впиться зубами в плечо Мэйбл, сдерживая рвущийся наружу… Стон? Рык? Крик? Какой-то звук, вибрирующий на кончике языка, желающий оказаться на свободе, повиснуть в насквозь пропитанном похотью воздухе тёмной комнаты. Звук неподдающийся описанию или контролю, кажется, описывающий весь шторм внутри бушующий. И оргазм впервые уничтожал, вынуждал бессмысленно пытаться ухватиться за остатки собственного контроля.       Сердце гулко билось о рёбра, так, что каждый удар отдавался в ушах. Билл приподнялся на подрагивающих руках и заглянул Мэйбл в глаза: сверкающие в блеклом освещении, слегка влажные от слёз и такие счастливые. Она пробежала рассеянным взглядом по его лицу, будто выискивая что-то, и остановила его на единственном глазу Билла, таком человечном, с этим расширенным кошачьим зрачком. И впервые золотая радужка так напоминала солнце.       — Красивый, — выдохнула Мэйбл, опаляя сбившимся дыханием губы Билла.       Он улыбнулся на эту реплику одними глазами, так, что в их уголках появились морщинки-лучики. И вправду, солнце. Мэйбл не оставалось ничего, кроме как улыбнуться в ответ: широко-широко и так сияюще, что впору ослепнуть.       Билл прочертил несколько символов на диване, и Мэйбл ощутила, что кожаная обивка сменилась на шёлковую простынь, а под головой появилась подушка. В один миг, под воздействием магии, диван превратился в двухспальную кровать.       Билл выскользнул из Мэйбл и перекатился на другой край постели.       — Звёздочке ведь хочется спать, — объяснил он и накрыл её одеялом.       Мэйбл придвинулась к Биллу и обняла, положив голову ему на плечо и укрыв частью своего одеяла.       — Лежи теперь, — хихикнула она, закрывая глаза и прижимаясь к нему сильнее.       И он лежал. Смотрел в потолок, слушал её, постепенно приходящее в норму дыхание, и думал над тем, сколько же власти над ним было в этом, с виду хрупком, теле, что сейчас так сильно прижималось к нему, словно боясь, что он исчезнет. А он мог. Мог взять и бросить всё это в любую секунду. Просто пока не было смысла отказываться от этого. Но если понадобится — он откажется. Да, незамедлительно уйдёт…       А пока переплёл свои пальцы с её и слегка повернул голову, опираясь подбородком о её макушку.       Разумеется, он легко сможет бросить всё это, ведь иначе быть не может. Именно так.       — Ты же меня не бросишь? — спросила Мэйбл сквозь сон.       И в тот момент Билл осознал всю необъятность собственного краха, потому что «Никогда» сорвалось с губ так легко, словно было единственным известным ему словом.