Врата: Свет Великой Ойкумены.

Потом уходили. Тяжело, со стрельбой. Враг сообразил, что что-то не так у наших было и полез с новой силой. Советские солдаты покинули позицию, организованно отходя в сторону дворца. Первыми перебазировались пулемётчики и бронемашины. Они останавливались, прикрывали огнём уходящую пехоту и отступали снова. Как назло, враг начал обстреливать этот район артиллерией. Реактивные снаряды ухали то там, то здесь, подгоняя отступающих. На пути у них разворачивались две БРДМ-1, те самые. И БТР-66 Витька с Гиви тоже был там. Машины пытались как-то сманеврировать на узком пятачке, но первая БРДМ зарылась задним колесом в яму. Пока машина справлялась с ней, образовался небольшой затор, который и атаковал враг. Далее, как в замедленной съёмке, было видно, что на них ползут подвижные огневые точки, которые прикрывает пехота. А сзади них наступают уже бронеповозки потяжелее. Было даже не ясно, откуда они тут так быстро появились. Тяжёлые пулемёты били без устали, пока солдаты возились с тросом. И "Бардачки" тоже не останавливали огня, несмотря на своё незавидное положение. Так было, пока не прилетел снаряд. То был, судя по всему, термобарический, коим явно стреляли с тяжёлой машины. Он упал прямо между броневиками, излучив яркую вспышку, а грохот уже просто был не слышим тем, кто находился слишком близко. В том взрыве погибло два человека из отделения, а во взводе, в котором служил Ткаченко тогда же ещё нескольких серьёзно ранило. Главное - живы были его товарищи. Он сам сидел на том же месте, что и тогда и также апатеоны вились вокруг в своём брачном танце. По прошествии этого времени, уже другому виду подошло время искать пару и метать икринки. Не было у них других забот, да и опасностей, кроме пары-тройки хищников. Ткаченко же чувствовал себя подавленным. Вспоминал, как сразу после этого все бросились помогать пострадавшим, как пытались разобраться, живы или те, кто таковыми уже не были. Как другие занимали оборону, как врага стали накрывать миномётчики, как в дело, наконец, вмешалась пара тяжёлых Т-35, разметавшая самые защищённые цели. И как все ушли назад, к дворцу. Прошло три дня, и советские войска начали эвакуацию из под Карнунта. На всю эвакуацию ушло ещё три дня. Ушли организовано, не оставив ни техники, ни оружия, ни пленных, ни убитых. За это время, наши безвозвратные потери составили 204 человека. Согласно данным противника, он потерял 4923 бойца. Общая численность наших войск, участвовавших в боях, оценивается примерно в 6 тысяч человек, численность войск противника на ТВД - в 80 тысяч. Одним словом, если смотреть с тактической точки зрения, то, несмотря на стратегические просчёты, наши сработали настолько хорошо, насколько это было, вообще, возможно. Хотя сама операция полностью провалилась. Напоследок, чтобы не уходить, не попрощавшись, на стене дворца, по приказу командования, оставили следующую надпись... "Уважаемый стратег Ефимий Праксиан! Вы сражались храбро и умело, ваши солдаты проявили не меньшее умение, стойкость и самоотверженность. Мы также хотим поблагодарить вас и ваших солдат за соблюдение законов войны. Мы уходим, но вернёмся обязательно, поскольку мы никогда не сдаёмся и всегда доводим дело до конца, до победы. Для нас была честь сражаться с вами, так будет и впредь. Командующий тактической группой советских войск, генерал-лейтенант Т.Р. Дубнин." Только вот одного не учло наше командование, когда принимало решение об уходе. Не учло политических последствий. Для всей Великой Ойкумены, да и не только для неё, сие событие стало знаковым. Получалось, что пришельцев из иного мира можно победить. Да, может, победа была локальная, но победа же! И она настолько вдохновила всех антисоветски настроенных элементов, что по всем новым советским республиками вскоре началось брожение, которое было готово вылиться в беспорядки. Многие тогда решили, что раз, некогда казавшаяся непобедимой, советская мощь дала трещину, вооружённое восстание может привести к успеху. Скоро волна выступлений прокатится по новым республикам и желающие расквитаться с ненавистной им Страной Советов возьмутся за оружие. Данные настроения подогревали, конечно же, пропагандисты АОНЦ, внутри коего само руководство утвердилось в вере в победу. Сам автор сего торжества, Ефимий Праксиан, писал об этом следующее. "Мне не верилось, но мы победили. Каждой контратакой я планировал измотать советов, заставить их завязнуть. Но они ушли, они уступили землю Данайского. Я помню, как сам взошёл на полуразрушенный дворец и увидел стену с надписью. Мысленно, я пожелал здравия Дубнину. Мне тогда очень захотелось пожать ему руку. Хотя бы за то, что советы не только сражались честно, но и отступили честно, не оставив после себя ни одной мины-сюрприза или чего-то подобного. На предупреждение о том, что красные солдаты вернутся, я обратил внимание, но радость от победы просто пересиливала меня. Мои измождённые солдаты ликовали и пели песни до самого утра. Им была выдана двойная норма апаксены, так что некоторые сильно напились. Меня поздравляли все. А Аквиллиан буквально завалил подарками и титулами. Признаю, некоторое головокружение от успехов у меня было. Но я понимал, что война не окончена, что она будет тяжёлой и что разгромить и выбить из Великой Ойкумены советские войска невозможно. В строю у меня находилось очень много воинов. Всего я мог рассчитывать почти на 350 тысяч активных штыков, как это говорили по другую сторону фронта. Из них реальной ударной силой были около 100 тысяч. Это значило, что моя армия, на тот момент, была близка к численности армии довоенной Кестерии после первой волны мобилизации. Их численность даже росла. Было это без учёта всех, кто находился в восточных землях под предводительством Ньордсона и приданных ему зимоспильцев. Именно тогда я уже начал планировать активные действия, которые могли бы играть изматывающую роль и приблизить нас к долгожданному миру. Я и тогда, как бы ни был счастлив, понимал, что ничего ещё не закончилось. Но остальные, включая правительство, прибывали в такой эйфории, что даже приняли решение вернуть жителей Карнунта и начать восстанавливать город, хотя восстанавливать там было практически нечего. Город стали отстраивать заново. Но я, всё же, настоял на том, чтобы укрепрайон продолжали усиливать, создавать новые ходы, бункеры и ДОТы. И ни в коем случае не оставлять без внимания план активных действий. Для этого у меня было всё. Была армия, потери которой я восполнил к концу недели. Был флот, который потерял всего 9 процентов надводных и подводных кораблей. Была нарождающаяся авиация. Всё это я должен был ввести в дело как можно скорее." Так думал он сам. И пока что аонцевцы праздновали. Полуразрушенный дворец украшали флаги Альянса и флаги Данайской Провинции. Данайский флаг собой представлял золотистое полотнище, у которого с левой стороны были изображены два расположенных горизонтально цветка розы, наклонённых в разные стороны. При империи, вверху в центре флага должна была быть ещё оранжевая императорская роза, но её убрали с падением Садеры. А флаг АОНЦ - золотое полотнище с эмблемой в виде заключённого в белое кольцо белого восьмиугольника, от которого к краям кольца расходилось восемь белых треугольных стрелочек, как на флаге чанкайшистского Китая. По краям полотнища шли вертикальные белые полосы, а по краям белых полос - маленькие красно-чёрные. Побитые огнём колонны и стены увили плющом, обвешали цветами и венками, военные жрецы возносили молитвы богам, пели гимны. А простые солдаты распевали что попроще. Всех богатырями родила нас мама, Из нас каждый здесь герой! Мы и оккупанту, так-то, скажем прямо - Не уступим город свой! Мы и оккупанту, так-то, скажем прямо - Не уступим город свой! Артиллерия! Придаёт нам рвения! Артиллерия - сила истребления! О-о-о-о!!! Гордый мой Данайский край! Пока они веселились, советские войска зализывали раны и готовились к переброске назад, на покорение восточных провинций. Планировалось, что они примут участие в прокладывании дороги через лес. Был вариант, что они даже проложат другой путь параллельно. Но первый вариант считался более предпочтительным, поскольку генсек счёл нужным как можно скорее пробить надёжную дорогу на Дариславию, к союзникам. Будет таковая - будет вхождение братьев-славян в состав союза хоть сейчас. Но поедут они совершенно в другую сторону. Иллирийская ССР уже давно была не слишком-то спокойным регионом. Внешне, конечно, там было всё очень даже спокойно и мирно, но, именно что, внешне. Потому как к советской власти большинство населения было настроено враждебно. Советы, конечно, существовали, но они были прямым продолжением существовавшей ранее общинной демократии и ей же оставались, по сути. Спайка партии и советов отсутствовала - Иллирийская Коммунистическая Партия, возглавляемая томаренским учителем Прокопием Радиаром, была маленькой по численности и в неё даже карьеристы не шли. Как республика дошла до жизни такой? Начнём с того, что единой Иллирии не существовало уже лет эдак 500. Коммунисты собрали её вместе, когда захватили иллирийские государства и объединили в одно. Они, мало того, что друг друга-то терпеть не могли, так ещё и новые порядки с этим всем на них навалились. Рабовладельческие Томарен, Аморея и Мадван были не довольны, поскольку при новой власти отменили рабовладение и запретили торговать с враждебными полисами и провинциями. Взамен, конечно, советская власть обеспечила всех работой, но ввиду слабой механизации, было оно всё так себе. Почему не вышло с механизацией? Ну так для этого нужно образование. А создание системы такового население срывало раз за разом само. Как итог - вчерашний ремесленник был вынужден идти в чернорабочие, махать лопатой на прокладке насыпи. Та же проблема была у горожан в феодальном Эльбе, как и в других землях Иллирии. Для жителей села, в общем, всё было неплохо, но сельские общины были недовольны тем, что надо платить налоги, и, вообще, соблюдать какие-то там законы. В коллективизацию они не хотели и тоже срывали создание колхозов. А налог с единоличника, как мы знаем, был выше, чем с колхозника. Выступать против они, правда, боялись, зато, скрепившись круговой порукой, ловко саботировали все программы, спускаемые им сверху. Себе во вред, фактически. И вот, напряжение нарастало. Весть о том, что советские войска ушли из под Карнунта, как и незадолго до того из восточных лесов, настроила их на мысль о восстании. И для того, чтобы всё заполыхало, потребовалось одной искры... День на рыночной площади Томарена не предвещал ничего такого. Было там многолюдно и туда заявились супруги Сигитари. Жена пошла за покупками, а муж - нахерачиться копеечной апаксены. Приняв преизрядно и выйдя с территории рынка, он начал вести себя вызывающе. Этого не могла не заметить милиция, которая сделала алкоголику замечание. Тот, в ответ, быканул и был немедленно скручен. Жена нашла своего муженька, когда милиция уже грузила его в коляску "Урала". Баба немедленно подняла вой, набросилась на патрульных. Её не стали задерживать, просто отфутболили хорошим пенделем под жирное седалище. Тогда она бросилась к людям на рынке и принялась верещать, что её мужа, дескать, убили. Ну, или убивают и вот-вот убьют. Толпа сразу собралась и попыталась атаковать ППСников, но те быстро дали по газам. А что люди? Озлобленные Томарена увидели другой патруль и накинулись на него. Милиционеры не имели транспорта. По этой причине, они были вынуждены забежать в один из домов и спрятаться там. Но те, что были на мотоцикле, сообщили обо всём по рации и вскоре подкрепление пришло. Все милиционеры уже были одеты в доспехи и были вооружены щитами. Они освободили товарищей и встали на окраине рыночной площади. Успокаивать толпу вышел подполковник МВД Рахмонов. Он вышел к ним совершенно один и это было его фатальной ошибкой. Никак не способная угомониться Сигитариха призвала бить красных, после чего кинулась на подполковника. А следом и все остальные. Подчинённым еле-еле удалось вытащить смертельно раненого командира, который скончался по дороге в больницу. В его кобуре остался пистолет, причём все патроны были на месте. Он до последнего, хотя и отбивался некоторое время, не применил оружия по гражданским. Рахмонова, героя ещё обороны Севастополя, сослуживцы очень любили и весть о его гибели милицию буквально взбесила. В набегающие наглые морды тыкали сапёрными лопатками, причём били не плашмя. А уж в тех, кто кидал камни, либо выбегал из дома с копьём, ждавшим своего часа под кроватью, просто стреляли, не церемонились. Опосля нескольких раненых и убитых, толпа схлынула, оставив их на опустевшей рыночной площади. Среди прочих, были и тупорылая зачинщица сего действа, задавленная толпой. Но ведь не в ней одной дело. Не будь такого отношения к представителям власти, за ней бы не пошли. А так, с одного призыва, нахлынули всем скопом. Тихо было ещё три дня, но вести о случившемся расползлись по всей Иллирии, кланы срочно принялись сговариваться. И на четвертый день во всех иллирийских городах, включая Аморею и Проптор, началось. Сперва к зданиям горсоветов и отделений милиции выходили толпы детей и женщин с плакатами и лозунгами за немедленное расследование и наказание милиционеров, открывших огонь. А пока они так кричали, мужское население возводило баррикады и готовило позиции. Милицейским патрулям пришлось занять оборону в частях и охраняемых объектах. Что же до стражников, использовавшихся в роли вспомогательных сил, то большинство из них просто переметнулось на сторону восставших. И никто не мог ничего с этим сделать. Спешно поднимали в ружьё всех, кого только удавалось. Пока что с ситуацией удалось хоть как-то справиться лишь в Томарене, где было достаточно войск. В Эльбе, небольшом городе, администрация и милиция расположены были на окраине и их просто оттеснили за город. Они эвакуировались в расположение ближайшей воинской части. В Ладере, милиция и партийная ячейка просто занимали одно здание и их было слишком мало. Из города они тоже свалили, направившись к границе, где, собственно, пограничники взяли их под защиту. В Альгуне всё было весьма оригинально. Там, видя что дело пахнет керосином, наши просто перебрались в порт, где закрепились и, перегрузив на суда всё ценное, включая автомобили, покинули мятежный город. Из Мадвана всех вывез кестерийский военный флот. Аморейские были вынуждены уйти на другой конец острова, где закрепились в двух близлежащих рыбацких посёлках. В Шпатире всё вышло довольно трагично. Там была убита партийная ячейка, милиция же держала оборону целых два дня. Когда подкрепление из ближайшей воинской части смогло пробиться, большая часть милиционеров погибла, задохнувшись в дыму. Дело в том, что к тому времени здание очень серьёзно обкидали зажигательной смесью. Никто не подумал выйти и сдаться. Подкрепление прорвало блокаду, погрузило на технику всех милиционеров, погрузило тела убитых, взяло на буксир автомобили и сложило в них всё имущество, которое не должно было достаться противнику. С этим, они покинули город. Город Тубет, за счёт близости к Кестерии, был быстро взят под контроль армией, у которой на дороге никто не создавал завалов, как это было по в Иллирии, где этим занимались примкнувшие к повстанцам сельские жители. Так что Тубет, в крепости которого также сидел серьёзный гарнизон, быстро взяли под контроль. В Пропторе ситуация получилась следующая. В городе уже полтыщи лет стояла огромная кестерийская база ВМФ, с соответствующих размеров крепостью, куда эвакуировали всех, кого надо. Правда, из флота там уже мало чего рабочего осталось - либо лёгкие патрульные суда, либо что-то списанное и нерабочее. Гарнизон был смешанным советско-кестерийским и очень небольшим. И часть базы противнику удалось захватить. Следующей стала Эльдарийская ССР, где эльфийские националисты тоже устроили беспорядки в Тоангноре и Тамири. По всей Кестерии головы подняли недовольные, диабовцы активизировались в западных землях. И такое творилось не только в Великой Ойкумене. В недавно вошедших в состав Югославии и Болгарии тоже стало неспокойно. Албанцы-косовары, боснийцы и хорваты начинали барагозить по всему краю. Со стороны Болгарии начались акции националистов из Македонии. Ситуация стала уже совсем непростой.