Куклы и люди

Плетение запроса на перемещение было сухим и выверенным. Почти официальным. Никаких колокольчиков Сателле или запаха цветов в ночном саду, которые предпочитала Илиена. Просто, спокойно. Так, как нужно, чтобы не спровоцировать вспышку ярости, которые с Эвалом Рамманом в последнее время случались до противного часто. Илиена утверждала — он изменился. Эвал не спорил. Зачем отрицать очевидное? Белая полоса Врат открылась в отведенном для них углу — безопасность превыше всего. Следование правилам превыше всего. Разве можно ожидать иного? Барид Бел останется Баридом Белом до последнего вздоха. Правильным, если не сказать идеальным. Во всем. Всегда. Тьфу, пропасть! Идеальность раздражала. Быть может, дело в вине, которого за этот вечер выпито немало. Или в чем-то ином, недоступном одурманенному выпивкой мозгу. Что там вчера говорила Латра о потакании низменным страстям и нездоровом интересе ко временам упадка? Примитивизм? Он самый, но лучше так, чем… — Ты пьян, — не порицание, констатация факта. Барид и сам не дурак приложиться к бутылке. Как давно? Эвал Рамман не уточнял, хоть и догадывался, когда все могло начаться. Но какая к ишачьей матери разница? Маленькая трещинка на идеальном образе, о котором даже Илиена не подозревает. Достаточно, чтобы зацепиться. Чтобы не чувствовать себя ничтожеством на фоне представителя одной из лучших семей Севера. Свет, лившийся из окна, холодный, неживой. Древние называли такой призрачным. А вот затаившаяся в углах тень, словно живая: дышит на самой грани слышимости, замирает, стоит скосить на нее взгляд, питается — страхом, неуверенностью и болью. Которых в этом мире стало слишком много. — Есть такое, — Эвал отсолютовал другу бокалом. — Илиена отпустила проветриться? Да не стой ты столбом! Садись! Где что брать, помнить должен. Лицо Барида — словно высеченная изо льда маска. Совсем, как лунный свет, от которого Эвала начинало слегка подташнивать. Еще немного и он поверит в древние байки о призраках и прочих творениях ночи. Медаром сейчас только детей пугать. — Илиена беспокоится,- в ровном, лишенном эмоций голосе вспыхнула искорка неудовольствия, распознать которую только Эвал Рамман и в состоянии. Илиена беспокоится? А он еще гадал почему у Медара такой вид? Тяжело быть дураком. Особенно по уши влюбленным. — Как это мило с ее стороны, — Эвал не удержавшись, фыркнул. — Зачем ты это сделал? — бутылка лучшего из имевшихся у Эвала вин с глухим стуком встала у кресла, которое занял Барид. — Что именно? — все же не лишним будет уточнить, какая из его недавних забав вынудила Барида явиться для очередной воспитательной беседы. — История с Бахаром Седай, — ответил Медар. — Ты понимаешь, чем тебе это может грозить? — Отъединением, — смех вышел каркающим и неестественным. — Не в первый раз. — Сейчас все зашло слишком далеко, — Барид смотрел на него поверх сложенных домиком пальцев. Усталый взгляд. Больной. Почему никто кроме Эвала Раммана не замечал дерущей его боли?! — Одно дело, говорить и совсем другое — начинать драку с членом Высшего Совета. — Только не говори, что сам не хотел дать ему в рожу, — Эвал скривился. Подобные разговоры все равно что недозревшие сливы — мерзость несусветная. И бесполезная. — По глазам вижу: хотел. И Льюс Тэрин. И Илиена. Но вас держит воспитание. Все эти что прилично, а что нет. Обычаи, традиции, правила. Я сказал подлецу, что он подлец, только и всего. Разве, правда неприлична? А нарушение закона прилично? — Есть официальная процедура выдвижения обвинений, — Барид продолжал стоять на своем. — Ты напал на человека. Пусть он хоть тысячу раз виновен, ты не имеешь права… Барид замолчал на полуслове. Маска бесстрастного Айз Седай, наконец, дала трещину, из-под которой выглянула рвущая на части бездна. Губы Медара побелели, пальцы сжались в кулаки, пытаясь скрыть дрожь. Эвал глотнул побольше, вино разлилось по телу волной возвращавшего к жизни тепла. Все это он видел и не раз, искренне переживал, но пусть так, чем «любоваться» идеальным фасадом. — Закон, неотвратимость наказания… Правильно, но долго. Слишком. Древний принцип «око за око». Разве это не стоит всего? Даже отъединения. Эвал вновь бил по больному. Десять лет назад, Барид подавил беспорядки, вспыхнувшие в его родной Джаланде, совсем не даром убеждения и просьбами разойтись. Те убийства, в конце концов, сошли ему с рук. Не без помощи Льюса Тэрина, конечно. Сейчас о них все, казалось, забыли. Вот только сам Барид так и не смог. Эвал устало выдохнул, откидываясь на спинку кресла. — У Илиены когда-то был кукольный домик, — последняя капля упала на язык, в бутылке вина больше не осталось. Встать, чтобы принести новую, не было ни сил, ни желания.- Ты должен помнить. Все эти платьица, шкафчики, статуэточки. Куклы, что ходят друг к другу в гости на чай. Ты не задумывался, что наш мир очень похож на них? Все красиво и благообразно. Мы идем туда-то, делаем то и вот это. Идеальные дома, идеальные парки. Джокары и все остальное. Куклы живут в своем мирке. Но все это лишь игра. Видимость. Несколько крашеных досок да кусков ткани. Настоящее не там, оно здесь. И оно другое. Без лоска и прилизанности. Но если бы куклам сказали, что их жизнь — ложь, как они, по-твоему, среагировали? Вот! И мы поступаем так же, когда наши представления сталкивается с реальностью. Мы не хотим меняться, подстраиваться под мир за забором. Мы хотим остаться здесь. И думать не хотим. Потому что больно. Но рано или поздно, придется. Хоть ты не закрывай глаза на очевидное, Медар. — Ты призываешь к хаосу, — Барид смотрел внимательно. Даже слишком. Так смотрят на жертву дикие кошки из южных лесов. — Я ни к чему не призываю, — Эвал чихнул. Получилось глупо, зато естественно. Он же не кукла, а человек. — Прости. Так вот, я ни к чему не призываю, всего лишь говорю, что нужно смотреть по сторонам и думать своей головой. И действовать, если обстоятельства требуют. Даже когда так называемые правила говорят иное. Совесть и мозги нам все же для чего-то даны. — Отъединение — глупый способ самоубийства. Так ты ничего не добьешься. — Кто сказал, что я хочу умереть? — Эвал улыбнулся, обнажая клыки. — Я всего лишь хочу немного справедливости. Барид потер висок правой рукой, болезненно поморщился. Ему этот разговор удовольствия тоже не приносил. — Завтра, как протрезвеешь, неси, что удалось собрать на Бахара. Я посмотрю. У тебя же что-то есть? Достаточное, чтоб его прижать. В Зале и не только. — В общем и целом. — Эвал кивнул. — Только не говори, что поверил в брехню о карточном долге. — С тебя станется, — упоминание закона и Зала вернуло на лицо Барида маску ледяной бесстрастности. Даже нарушив закон, Медар продолжал цепляться за него, искать в нем точку опоры. Идеал, в который можно глядеться, словно в зеркало. Как долго это продлится, Эвал не представлял. Но когда-нибудь дойдет даже до твердолобого северянина. Когда-нибудь Барид перестанет сдерживать себя. Поймет, что мир не черный и не белый — он серый. Совсем как ночь, что стирает с мира все краски. Обнажает, манит, сводит с ума. Но это будет уже совсем другая история.