Хоть на край света

Чувство любви ударило Цуну в двадцать один. Он, если бы кто его об этом спросил, честно, то есть картинно положа руку на сердце и приподняв подбородок, ответил бы, что уже заждался. Но, во-первых: в мафии не принято задавать личных (то есть лишних) вопросов (урок этикета номер четыре); во-вторых: осознание пришло … его можно было бы сравнить с внезапно найденной кнопкой от света в тёмной комнате. Включил — и маленький личный мир изменился полностью. И плутать среди предметов в потёмках больше не хочется. Особняк Вонголы во время церемонии наследования блестел, как начищенная жемчужина. Цуне, глядя на залитые солнцем мрамор, позолоту, шампанское в пирамидах из бокалов и бесконечные букеты белых роз (как будто свадьба или похороны, честно слово), хотелось расплакаться. Не от страха или нервов, разумеется, а потому что глаза неумолимо текли от белизны и яркости. Он пообещал себе больше никогда не доверять планирование банкетов ЦЕДЕФ; торжество, на его вкус, выглядело скорее помпезно, чем солидно. По крайнее мере, можно было бы обойтись без приглашенной балетной труппы, а грегорианский хор — ладно. Даже Примо без него не обошёлся. В конце концов, мафиозный абсолютизм и идеализация Небесного Пламени стоит не на честном слове. В последние годы мода на шефов с носителями оранжевого Пламени падала. Все больше людей приходило к выводу, что Атрибуты хранят связь между собой, а не с конкретным централизующим элементом, (потому что такового нет). Цуна был с этой теорией глубоко согласен. Мукуро и Хибари отказывались находиться друг с другом в одной и той же стране. Гокудера ревновал своего начальника к Ямамото. Хром пряталась от насилия. Рёхей не убивал. Ламбо … Ламбо рос юным, но хорошим оперативником. И хотя Хранители мельтешили по особняку в подобранных костюмах, Цуна улыбался им немного натянуто. Кто останется рядом с ним после церемонии? Гомосексуальный Гокудера? Да, разумеется. Хибари? Исключено. Его сердце, душа, история семьи и кровь поколений тесно связана с Намимори, маленьким, никому не нужным городком; Кёя слишком много той земле отдал. Да, в будущем-которого-больше-не-будет он работал на Вонголу. Но тратить две жизни на второстепенное? Цуна его отпустил. Реборн был глубоко против. Иемицу был глубоко против. Пришлось подраться с обоими, хоть и в разное время. Занзас прислал из особняка Варии почтовую открытку, которую, кажется, рисовал сам: на ней был косолапо изображён человечек-мафиози с большущей головой, малюсеньким телом, шишками и синяком под глазом. В противовес низкокачественному изображению было каллиграфически выведено: «дэдди сакс». Цуна чистосердечно проникся. Хибари, конечно, приехал на церемонию инаугурации нового босса Вонголы — всё-таки образ, как и марку, надо было держать, но он едва ли даже оставался на ночь. Мукуро слонялся по мафиозному миру вольнонаёмным ночным кошмаром; однако, этот самый ночной кошмар предан был только Цуне: что пугало, льстило и обнадёживало одновременно. Рокудо словно играл дракона при феодальном замке. Такеши собирался остаться. И отца планировал перевести вместе с бизнесом во Флоренцию. Рёхей … пока не был готов. Он мог остаться дозревать до конца своих дней. Если бы Цуна женился на его сестре, тогда был бы другой разговор. Но Цуне надо было жениться на итальянке. Или на состоявшейся представительнице теневого мира, могущественной и респектабельной. Деньги, пауэрплэй, секс по обязательству. Цуна слонялся по саду между огромных белоснежных букетов, старательно прячась от слуг и гостей, когда ему опустилась рука на плечо. — Разрази меня гром! — воскликнула Скалл. — Да на тебе лица нет! На ней лицо, наоборот, было. Молодое, красивое, накрашенное осторожно и мягко. Вроде не виделись всего год с чем-то, а Цуна бы не узнал её. Скалл выглядела… чарующе женственно. Её угловатость успела куда-то растаять. — Донна Каркасса, — кивнул он, стараясь сообразить на лице вежливую улыбку и деловой вид. Она его на этом подловила, разумеется. Покачала головой с сочувствием: — Сразу видно, что тебе не наливали. И очень быстро обменялась с ним бокалами. Скалл пила, судя по всему, красное сухое с фамильного виноградника потомков Пятого Вонголы. Он пил гранатовый сок. Разница в цвете не ощущалась абсолютно. Цуна, растерявшись, попытался вручить бокал обратно: — Д-донна Скалл! Мне нельзя, честно! До церемонии ни глотка, иначе Реборн меня- — Нахер его пошли, — серьезно посоветовала Скалл. — Моя инаугурация прошла три года назад, я знаю, что советую. Все подвыпивают, чтобы от нервов не откинуться. И хватит пихать бокал мне в декольте, мы еще не ведём переговоры! Пей, ешь и не унывай. И марихуану не кури. И предохраняйся. Чао! И пропала в толпе, мелькнув шлейфом лилового платья. Цуна вдруг вспомнил, как год назад они сбежали вместе с очень скучного и очень опасного собрания на её Харлее Дэвидсон, а потом, не переодев очень дорогих шмоток, поехали есть ведро острых крылышек по акции в KFC. Причём Реборн после этого даже не сделал ему выговор, просто хлопнул по плечу и как-то понимающе усмехнулся. Мол, бывают же такие женщины, с которыми можно всё бросить и пойти делать то, что хочется. Скалл в этом плане не могла не вызывать восхищения. Ходячий драйв. Уже-почти-Десятый сделал внушительный глоток вина, и Интуиция двинула ему кулаком в живот. Он чуть не поперхнулся. В голове возник образ Скалл на его шёлковых простынях с весьма беременной фигурой и блаженным взглядом после хорошего секса. «И что я должен с этим сделать» — не без паники и визга мысленно крикнул Цуна. «Да уж хотя бы что-нибудь» — съязвила Интуиция. Цуна нервно сглотнул и стал быстро выискивать лиловое платье среди толпы гостей. Он думал, что может выдавить из себя достаточно харизмы, чтобы Мукуро и Хром его прикрыли после церемонии. Осталось только договориться и никак себя не выдать перед Реборном, отцом и всеми остальными. — Скалл, — подплыл он к ней походкой по всем правилам этикета. Щёки розовели от смущения и вина. — Поедешь со мной после церемонии в Бургер Кинг за двойными чизбургерами? Она осклабилась, кокетливо наклонив голову вбок: — Ну разумеется.