Часть 1
7 апреля 2020 г. в 21:25
Социум невзлюбил Аманэ. Вот так вот выпали двенадцатигранные кости судьбы: мальчишка стал чертовым чучелом класса. Стал посмешищем и тварью для издевательств. Его можно бить, резать и, наверное, даже убить. Только пока к этому дело не дошло из-за страха преступления у одноклассников. Цучигомори не всегда способен остановить это. Хотя он и не в силе отказать в помощи юному мечтателю, коего так искушает космос. Собственно, тут и не поможешь. Это что-то вроде иерархии, точно у одичалых животных: есть низ, а есть верх. И, увы, Аманэ выпало невеселое место у ног остальных. Просто сказать «Нет, перестаньте» не получится. Хищники все равно настигнут раненную жертву.
Зато у мальчишки есть брат. Цукаса — вечное укрытие и спасение души Аманэ. Несмотря на то, что он младший из близнецов, желтоглазый обычно выступает в лидирующей роли. Братья готовы вечно сидеть в обнимку и тихо шептать друг другу: «Я чертовски люблю тебя». Они как нечто неразлучное: слабо верится, что огонь и дым вдруг разделятся. Отношения этих мальчишек, кажется, чуть большее, чем семейная любовь. Это можно представить в образе плотной красной нити, что постоянно укорачивается, пока их губы не сомкнуться в смущённом поцелуе.
Вот и сейчас старший Юги, пришедший со злосчастной школы, бессильно заваливается на кровать. Этот блядский класс его достал. Новые ссадины, новая боль, новые ядовито яркие воспоминания. Если бы только мог, только знал о спасении-наркотиках, то обязательно вмешал бы в свою кровь амфетамин или экстази. Однако столь порочные мысли даже и не приходят ему на ум. Нет. Где же твоя улыбка, мальчишка?
— Хей, Аманэ! — близнец с волнением и заинтересованностью пытается заглянуть в спрятанное в подушку лицо. — Они тебя опять избили? — Цукаса с тревожным интересом смотрит на недавние синяки и ушибы, засохшие разводы от кровоточащих ран и прозрачную сукровицу на них.
— Я принесу перекись и пластырь! — немного помолчав, добавляет тот. В его глубоких и до безумия выразительных глазах адским огнем вспыхивают новые искры и, с обыкновенной для себя непринужденностью, мальчик бежит к шкафу, где лежит что-то вроде домашней аптечки.
Аманэ всё молчит, что довольно неприятно для его брата. Поэтому тот и решает, что подобного рода действие поможет оживить Юги. По крайней мере, раньше это помогало. Прихватив с собой и марлевый бинт, Цукаса трусцой подбегает к кровати и пренебрежительно бросает вещи. Те лишь легко отпружинивают от матраса.
— Спасибо, — тихо бурчит старший. Садится на кровать и как-то стыдливо поворачивает голову в сторону.
Взгляд желтых глаз чистый. Чище, пожалуй, чем янтарь, искусно обработанный мастером. Там какое-то отчуждение и волнение. Собственные угрызения и смазанные понятия. Щеки медленно наливаются румянцем от необоснованного смущения перед братом. Глупец. Сам же представал в куда более раскрепощенных позах. А сейчас лишь факт того, что он выглядит жалко, вгоняет мальчишку в краску.
— Где нужно обработать? — уже открыв колпачок от перекиси водорода и присев на корточки, спрашивает Цукаса. Аманэ лишь смущённо протягивает обе руки вперёд и жмурится, хоть жёлтоглазый еще не начал обрабатывать.
Нежно взяв за кисть и слегка повернув руку, младший Юги тонкой струёй льет на ссадину жидкость. Вступая в реакцию с каталазой и гемоглобином, перекись начинает шипеть. Боль, пожалуй, даже более сильная, чем при нанесении этих же увечий, нервными импульсами проносится по всему телу. Холодные капли стекают по боковой стороне руки и капают на черные штаны брата. Аманэ напрягается, сжимает руку от болезненного жжения. Цукаса уверенно продолжает лить перекись водорода уже на другую рану, успокаивающе улыбаясь. Увидев, как чуть ли не перекосило лицо брата, мальчик начинает несильно дуть на обрабатываемую ссадину.
— И-и все, — довольно протягивает близнец и ставит баночку с пероксидом на неустойчивую поверхность кровати. Старший Юги лишь одергивается, ибо раны все еще горят какой-то глубокой болью.
Цукаса без лишней суеты, столь привычной для него, берет бинт и начинает аккуратно, но довольно умело обматывать руку. На небольшой ушиб на лице мальчишка наклеивает пластырь. Увы, ему часто приходится обрабатывать раны парнишки, так что опыт позволяет чуть более профессионально обращаться со средствами первой помощи. Почему-то для него это кажется чертовски мило: какая-то подсознательная тяга к насилию и доминированию позволяет младшему Юги взглянуть на это под другим, неправильным и довольно-таки жестоким углом.
— Люблю тебя! — улыбка Цукасы невольно завораживает и где-то глубоко внутри отталкивает. Брата она безумно привлекает, в какой-то степени будоражит и, как магия какой-нибудь красотки, пленяет. Младший близнец садится на корточки, опираясь коленками на пол и нарочно тянется к старшему брату.
— Я тебя тоже люблю, — наконец на лице Аманэ расцветает девственными одуванчиками улыбка. Глаза прикрыты но, о черт, даже сквозь веки виден тот мерцающий огонь, что источает по-детски живой взор. Цукаса же, обычно, вглядывается осколками от разбитой бутылки вина, холодными и режущими.
Младший брат сползает в полулежачее положение. Масса тела перенесена на ноги, руки расслаблено лежат на матрасе, на кои он и положил голову. Смотрит исподлобья, точно манит к себе. Близнецы тонут в трансе их собственных глаз. Они не замечают, как стены комнаты причудливыми психоделическими разводами расползаются. Взор устремлён исключительно в глаза и во все те чувства, что томятся там. Аманэ, однажды, вот так и влюбился: случайно засмотрелся и растаял, точно белый шоколад в тонких пальцах. И Цукаса это знает. Он, ничуть не стыдясь, знает, что братик впервые испытал эти чувства именно к нему. И он безумно рад — благо это взаимно.
Но младший из близнецов слишком падок на своего брата. Хотя, честно говоря, тот ничего против и не имеет. Он отдается целиком и полностью, прыгает в кишащий бесами омут с головой. Наблюдали бы родители за столь близкой связью между близнецами, точно посчитали эти взаимоотношения ненормальными. Разве юные мальчишки могут себя так вести? Однако их, к счастью, никто не тревожил и не трогал, быть может, из-за того, что они часто остаются дома одни.
— Хочешь, я убью их? — склоняя голову набок, спрашивает Цукаса. Он считает это естественным и нормальным, посему какого-либо сомнения или усмешки в голосе нет. Вновь взгляд режет осокой-травой, на лице простодушная улыбка и полная серьезность в словах.
Аманэ издаёт что-то вроде неуверенного и затяжного «ну-у». Мальчик знает, что он не шутит. Всегда воспринимал такие гордые речи всерьез: научился этому, когда несколько раз самолично наблюдал за кровавым пиршеством Цукасы. Почему-то внутри все колется, режется, сжимается. Хочется, безумно хочется выкрикнуть: «Да! Да, да, убей их! Я хочу видеть их трупы!» Но разве всё настолько плохо? Неужели Аманэ превратился в беспринципного психопата, что готов проливать кровь? Пусть они обидчики. Но разве не представители того же вида, что и он сам? Это неправильно, определённо неправильно! Однако запретный плод чертовски сладок.
Желтоглазый не отвечает. Лишь, едва нагнувшись, обнимает брата. Сжимает крепко, специально сминая рубашку тонкими пальцами рук. Цукаса, правда, ничуть не удивлен. Медленно привстает с сидячего положения, пытаясь не разорвать эту священную клятву вечной связи мальчишек. Младший Юги, приняв чуть более удобную позу, в ответ на позыв брата крепко обнимает того. Для них, кажется, это представляется какой-то легендарной сценой из фильма: весь потрёпанный, полуживой и невероятным образом выживший герой, наконец, встречает и окутывает любовью свою возлюбленную. Но это лишь несбыточная мечта, к счастью.
— Прости... — что же ты сделал, Аманэ? Перед кем так прискорбно просишь прощение? Мальчишка и сам не понимает к кому эта мольба. Однако, всё-таки, он так и не ответил на вопрос брата.
— Ничего, — завораживающе-спокойным голос отвечает Юги. Точно дьявол, ликует. Вся эта ситуация приведет к прекрасному эпилогу, ради которого Цукаса, собственно, и начал все это. Но как-то неправильно говорить, что это не обоюдное согласие. Нет. Старший близнец тоже никогда не был против. А сейчас, кажется, может сломать собственную стеклянную грань и стать инициатором.
— Скажи мне, Аманэ, — продолжает свою речь мальчишка, — не хочешь... — продолжает, но закончить не может. Перебивают.
— Я буду рад, — кратко и быстро отвечает брат.
Он и сам понимает, что вечер этого дня только такого и требует. Аманэ улыбается. Чисто, солнечно и безумно вдохновляюще. В желтых глазах – млечный путь, хоть за окном солнце лишь падает за линию горизонта, опрыскивая своей кровью улицу и противоположную стену в комнате. Кажется, вид внутренностей светила явно приободряет мальчика. Вскакивает с кровати и хохочет, точно цветочное поле в летний зной: прозрачно, страстно и без капли стеснения.
— Аманэ! — по привычке Цукаса прыгает на своего близнеца и валит того на кровать. Твердый матрас легко отталкивает их, отчего (хотя совершенно не из-за этого) близнецы вновь смеются.
Старший Юги оказывается внизу, свободно раскинув конечности. Взгляд глаз насыщенного золотистого цвета смотрит прямо в точно такие же глаза. Единственное отличие — более суженные зрачки, кои увеличивают площадь прекрасного цвета радужки глаза. Братья ни разу не поднимали тему о моральности сие поступка. Не задумывались, какое это богохульство. Хотя, смысл? Им абсолютно посрать на это.
Цукаса, опираясь на колени и руки, медленно переносит центр тяжести вперёд. Горячие губы нежно касаются покусанных губ брата. Каждый мимолётный след от укуса — загнанность в угол и неприязнь. Так что, в лестном поцелуе, близнец может узнать о всех переживаниях близкого себе человека. Он будет безумно волноваться до того момента, пока сам не убедится в безопасности парнишки посредством смерти обидчиков. Однако соприкосновения их губ недолгие, сладкие, отдающие горьковатой черешней. Аманэ прищуривается в улыбке, смотрит снизу-вверх и чувствует себя раскрепощенно.
— Черт, Цукаса, не медли. — и всё-таки мальчик возбужден. Эйфорийное чувство приятно тянется по кровеносной системе. Нет, однако именно из-за этого брат и не знает о наркотиках. Его пассия дарит гораздо больше удовольствия, нежели психоактивные вещества.
Эти слова — стартовый пистолет для Юги. Он всегда готов, точно дикий зверь, дитя преисподней, кинуться к своей заветной цели. А сейчас единственное, чего жаждет Цукаса — это прекрасная задница брата. Мальчишка не находит причин как-то медлить. Неаккуратно от собственного возбуждения брат расстёгивает пуговицу и ширинку на своих уличных штанах, спешно стягивает их и бросает на пол. Тонкими пальцами обхватывает штаны мальчишки и также небрежно кидает их куда-то. Белые трусы на узких бёдрах Аманэ явно выдают его стоящий и возбужденных член. Это еще сильнее побуждает Юги-младшего к действиям.
Его близнец привстает и, протягивая руку вперёд, крепко прижимает к себе, целуя Цукасу в губы. Щеки наливаются кровью, от чего по цвету своему напоминают слащавую розу. Старший брат, все еще находясь в прострации от долгого поцелуя, свободной от объятий рукой пытается стянуть с того трусы. Лёгким движением спускает их до колен, на которые желтоглазый и опирался. Парниша разрывает поцелуй, общая сладкая слюна тянется нитью с их губ. Смотрит на Аманэ, явно цинично и самоуверенно. Снимает с того нижнее белье. Старший Юги податливо переворачивается на живот. Сам не понимая из-за чего, он безумно смущен. Чувствует, как на лбу едва начинает появляться пот. Хоть сексом с братом он занимается не в первой, обжигающие чувства возникают вновь и вновь. Бесспорно, Цукаса тоже ощущает в себе какое-то смущение, хоть старательно пытается скрыть это. Щеки отдают румянцем больше из-за возбуждения.
Аманэ опирается на локти и приподнимает зад, словно преподносит его для близнеца. Сердце дико бьётся, точно ударяется об ребра. Вместо крови — шампанское и весна, пора летающей любви и открытых эмоций. Младший Юги лишь тихо хохочет, смотрит на безумно красивые ягодицы лежащего. Мысли тучным роем витают вокруг него: осознание того, что мальчишка целиком и полностью будет принадлежать ему, как и все стоны и вздохи, вырывающиеся из горячего нутра. Цукаса двигается вперёд и без всякой растяжки и другой, как считают братья, мелочи входит в близнеца. Презервативы, безопасный секс, смазка — об этом ребята никогда не задумывались, пожалуй, в силу возраста.
Мальчишку накрывает страстью, по телу потом проходит удовольствие. Аманэ выгибает спину и сжимает простынь. Безумно, безумно, безумно приятно. Брат двигает бёдрами назад, практически полностью доставая пенис, и движением вперёд вновь входит в возбужденного парнишку. Плавно и постепенно ускоряя темп. С горячих губ пассивного брата срывается первый стон.
Для Цукасы вид того, как скромный мальчик ведёт себя так непристойно и откровенно, как выгибается и стонет, пока он трахает его, действует явной мотивацией. Его забавит, что Аманэ, слишком добрый и честный по своей натуре, с радостью готов заняться сексом с братом. По сути, это должно нарушать все его принципы и моральные устои. Как же так: в свои-то 13 лет, да еще и с парнем, а тот является ему и близнецом. Отличный гомосексуальный твинцест получается. Или всё-таки тот экстаз и эмоции, что желтоглазый ловит во время интимного сближения, все затмевают? Младший Юги лишь ускоряется, наблюдая за покрытым сверкающим потом и изгибающимся, точно только что убитая змея, братом.
Под натиском возбуждения, что сводит все органы и мышцы, Аманэ начинает двигать бедрами навстречу близнецу. Отлично зная его, он сразу попадает в ритм движений. Цукаса паучьими пальцами обхватывает стройную талию, с большей отдачей и неаккуратностью вставляет и практически полностью вынимает член. Внутри рождается чувство блаженного удовольствия. Ощущает, как нечто приятное начинает сводить пах, предвещая оргазм. Раскрасневшимися щеками дотрагивается до спины брата. Оставляет поцелуй и ведет языком вдоль выступающего позвоночника, чувствуя каждое ребро. На языке остаётся соленый пот их страсти и любви. Аманэ покрывается мурашками, еще сильнее краснеет и возбужденно стонет.
«Помню, где-то слышал, что у мужчин при смерти из-за асфиксии случается эрекция, — ни с того, ни с сего приходит в голову к Цукасе. — Мне приходилось видеть стояк у еще теплого трупа лишь один раз. Тогда я испугался и очень удивился», — однако, младший Юги действительно не понимает, какого черта он вспомнил про это именно сейчас. Так отлично занимаясь сексом, зачем отвлекается на такие (не)интересные факты? Мальчик лишь усмехается.
И всё-таки его разум слишком извращённый, дабы обойти это стороной. Пока Аманэ ловит экстаз от его быстрых и устремленных движений, Цукасе представляется вид трупа своего братика. Со стоящим членом, красивым ободком синяков на месте соприкосновения с веревкой. Так он выглядит куда беспомощнее и милее. Или, быть может, это иллюзорно? Младший Юги не сможет увидеть, как он предоставляет невыносимое удовольствие мальчику, трахая того. Ничего не скажет и будет повиноваться любой прихоти. Развратные содеяния в голове парнишки совсем отрывают его от реальности: даже собственное тело контролировать не может. Очередной толчок вперёд оказался слишком резким. Аманэ выгибает спину и двигается вперёд, рефлекторно пытаясь избавиться от члена в заднице. Стон громкий, с призвуком беспокойства. Ему даже трудно сказать: было ли это чувство болью или всё-таки чем-то более приятным? Активный близнец, понимая свою оплошность, резко останавливается.
— Цукаса... — с влажных от собственной слюны губ горячим выдохом стонет мальчик. Поворачивает голову. — Н-не, останавливайся, — еле связывает слова. Вот-вот, и они вдвоем дойдут до оргазма. Нельзя прекращать. Да и Аманэ нехотя начинает понимать, что грубость во время секса лишь сильнее возбуждает, ему это нравится. Будь сейчас другое состояние, он явно бы поразмышлял об этом. Однако слова не способны выстроиться в предложения, мысли нечёткие и туманные. Блаженство дурман-травой опьяняет без возможности как-либо думать.
Что за дикость. Цукаса и не думал останавливаться. Наоборот. Мгновенно возвращается в прежний темп. Головка члена касается набухшей простаты. Брату нравится, как Аманэ не полностью расслабляется, все это лёгкое напряжение, теснящая чувствительный член плоть. В голове младшего из близнецов заражаются мысли, несуразные и угловатые, которые быстро умирают в новой волне удовольствия.
И всё-таки факт того, что они братья, играет важную роль. Отлично чувствуя друг друга, будто имея общие нейроны и импульсы, им всегда удается красиво кончить вместе. Вот и сейчас, оргазм, точно флюиды, распространяется на каждую клетку, заставляет кровь течь быстрее, с хрипом вырывает из гортани стоны. Машинально сжимает талию желтоглазого крепче. Так, что под ногтями остаются частицы кожи. Вскидывает голову назад и кончает, оставаясь внутри задницы близнеца. Аманэ вскрикивает громко — и весь мир тонет в пучине бездны, ему все равно. Оргазм тысячами игл пронзает эрогенные зоны. Буквально с опозданием в несколько секунд, сперма брызгает на кровать, белую простынь. Их дыхание тяжёлое, горячее. Бледные тела покрыты потом.
Цукаса присаживается, доставая член. С ануса тянется тонкая нить спермы. Аманэ обмякло встаёт и, разворачиваясь, одним движением падает в объятия брата. Губы по привычке тянутся к губам мальчишки за поцелуем и, в итоге, получают его. Получают в стократном размере. Пальцы младшего Юги касаются головы, нежно перебирают пряди, отчётливо видные из-за пота после хорошего секса, — солнце в волосах запуталось. Близнец кладёт голову на плечо и двигается ближе, дабы каждым сантиметром кожи соприкасаться с братом. Тот в ответ лишь усмехается и целует в макушку — воистину солнца прикосновения.
— Я чертовски люблю тебя, — шепчет Аманэ в худую шею брата.
— И я тебя, — дьяволом улыбается Цукаса, продолжая, словно котёнок, играть с его волосами.
«К чему это все?» — щурит глаза младший. Бесспорно, вся их любовь явственна. Однако все ли мотивы настолько прозрачны? Всё это породилось семенем, что проросло сквозь аорту. Но кто спрятал его внутри мальчишки и какие факторы пробудили дурман-траву расти, омывая листья кровью? Черт, это не даёт брату покоя. — «Ты, точно блядская рыба. Говоришь на своём языке, глупо открывая рот. Я хочу услышать твою правду, но в ответ ты шепчешь тишиной».
Однако братья лишь обнимаются в безмолвии действительности. Слышен стук сердца, скрежет кровеносных систем и далёкий крик солнца, что едва хватается своей макушкой за горизонт. В комнате безумно душно: стены давят на плоть, тишина разрезает ушные перепонки. Больше невыносимо сидеть в столь тяжёлой обстановке.
— Пойду помоюсь, — вставая, улыбается Аманэ. Детским полубегом двигается к шкафу и достает махровое полотенце с домашней одеждой. Без жалости мнет вещи и добегает по ванной, оставляя Цукасу одного.
Близнец залазит в ванну и включает душ, попутно регулируя теплоту воды. Быстро находит нужную температуру и становится под струйки из душевой лейки. Смывает с себя все следы любви и гной из душевных ран; становится бесцветным, чтобы его опять покрыли черным. Капли скатываются по бледной коже, оставляя после себя мурашки. Под успокаивающий звук воды тяжёлые мысли, что выжидали своего момента, вспыхивают в голове. Это что ни на есть самый лучший момент для раздумий. И, всё-таки, может стоит принять собственные догадки? Аманэ один раз узрел свою правду — секс является лишь способом снять стресс, полученный из-за травли в школе. Однако, это оказалось слишком шокирующим фактом, мальчишка не верил самому себе, утерял доверие к мыслям. Нет-нет, разве он так может? Пришел момент принять себя.
И время остановилось, и сердце перестало биться, и бесформенные мысли застыли в причудливых позах. Аманэ нужно собраться и в подробностях рассмотреть то, что предстало пред ним. «Черт», — только и может повторять. Нет, он всецело любит брата! Но эта любовь не довела бы никогда до постели. Он лишь выключает кран, оставляя стекать разводы томных мыслей с оставшейся водой в сток. Выключает в ванной свет.
— Цукаса! — смеётся брат, вытирая волосы полотенцем.
Ему нужно, дабы оставалось всё по-прежнему. Изменения сломают тонкие стебли травы. Златоглазый замечает, что его брат уже успел поменять испачканную простынь. Кровать Юги-старшего останется холодной и пустой. Аманэ будет лишь обнимать Цукасу, прячась под одним белым одеялом в его постели, разделяя сердце, чувства и нервную систему на двоих. Сольются в эфирном сне, точно одно тело. Все проблемы станут ничтожными, реальность исказиться, правда оскалит лживые клыки.
Сегодня умерло солнце в кровавом закате — умерла одна звезда.