Однажды в Бакленде

У дедушки Брендибака семеро по лавкам. И все шумные, большеглазые, голодные. И все норовят поотрывать дорогие пуговицы от нового сюртука заезжего родственника. У дедушки Брендибака в Бренди Холле душно и пахнет сыростью — то ли крыша прохудидась, то ли плесень завелась, — и Бильбо, не выдержав больше этого затхлого тяжёлого воздуха, сняв со своих коленей любопытных детишек, подстреленной из рогатки вороной бросился к выходу: «Покурить, старик, покурить…» Он опустился на лавочку на крыльце и прислонился затылком к тёплому дереву облицовки, наслаждаясь свежим воздухом и тишиной. И дракон бы побрал приехать в этот Бакленд снова! — Это ты хорошо… Это ты правильно сделал, что жениться надумал, кхе-кхе… — раздался над головой голос дедушки Горбадока Брендибака. — Мы-то уж думали, Бэггинс наш — чудак — никогда не женится, а ты вона как… Сюрприз, значит. Сюрприз. По правде говоря, Бильбо и сам не думал, что когда-нибудь изъявит желание обзавестись супругой, и даже сейчас до конца не верил, что решился-таки на это. Для многочисленных родственников и знакомых это стало очередным чудачеством старика Бэггинса, сто лет прожившего холостяком и вдруг нежданно негаданно начавшего строчить любовные письма с предложением брака или хотя бы сожительства овдовевшей миссис Лиззи Брендибак. Вот только всё это не от большой любви, а от съедающего в последнее время страха одиночества и страшной обречённости. Чувство это возникло в нём ни с того ни с сего год назад, а может, больше. Просто стены родного Бэг Энда в один момент начали сдавливать, свежепобеленные потолки — нависать тяжёлыми сводами, вот-вот готовыми обрушиться и пригвоздить к земле своей тяжестью, воздуха стало не хватать. По ночам Бильбо просыпался от кошмаров в холодном поту, и тогда хватался за единственный спасительный крючок — кольцо. Поглаживая его золотую гладкую поверхность, он думал: всё пройдёт через неделю, через месяц, через два… Но это продолжалось уже больше года. Сон, еда и табак не помогали, и он на какое-то время даже вовсе перестал спать, есть и курить. Два известных в округе лекаря поставили диагноз: острая меланхолия. Советовали питаться насильно и как можно лучше, прописали снотворное средство и посоветовали самое главное — избегать одиночества. А Бильбо и рад был следовать этому совету, но многолетняя привычка никак не позволяла впустить в свой ближний круг хоть кого-нибудь. Ему невыносимо было представлять, как кто-то будет выглядывать из-за плеча, пока он пишет свои мемуары. Поначалу он стал гостить у родни, сперва у самой ближайшей, а затем добрался и до седьмой воды на киселе. Потом переставил письменный стол к окну, выходящему в сад, чтобы щёлканье ножниц Жихаря за окном отвлекало от тоскливых мыслей. И, в конце концов, подумав о надвигающейся зиме, пришёл к выводу, что жить одному больше нельзя, иначе он сойдёт с ума окончательно. Тут как раз одна дальняя сводная родственница осталась без мужа, и Бильбо, знавший её в юности как прелестную барышню, подумал, что это вполне неплохой вариант, и принялся сочинять романтические письма про одинокие корабли, которых он никогда не видел, в бушующем море, которое он тоже никогда не видел. — Чудак ты, Бэггинс, чудак… — сказал старик Горбадок со всей свойственной ему прямотой. — Слушай, а сколько тебе лет? — Девяносто девять, — ответил Бильбо, глядя сквозь сизый дым на отцветающие сиреневые флоксы. Они с дедушкой Брендибаком или младшим Хранителем Холла, как его здесь все называли, курили на покосившемся крыльце восточной части Бренди Холла в Бакленде, куда Бильбо приехал за своей уже почти наречённой. Горбадок приходился Лиззи свёкром, и Бильбо, прежде чем заявиться к вдовушке в деревню Сток, решил остановиться в фамильной усадьбе Брендибаков. Вернее, в той её части, где проживала его родня. Заодно повидаться с обожающей его оравой внуков и племянников, ютящихся у старого Горбадока. Семеро по лавкам… — Да ладно, врёшь ведь! — усмехнулся Горбадок. — Я бы не дал тебе больше шестидесяти. — Нет, старик, мне и правда девяносто девять. Неужели ты не помнишь, что я родился ещё до переизбрания Старого Тука? — Да разве упомнишь вас всех… У Горбадока Брендибака двадцать детей и бесчисленное количество внуков и правнуков. В его большом доме ребятишек столько… Да-да, без малого семеро по лавкам, в числе которых и его собственные, ещё не выросшие дети от второй жены, и сбагренные уже взрослыми детьми на шею деда внуки и правнуки, и несчастные сироты, вроде Фродо. Бильбо, привыкший жить в своей усадьбе в одиночестве, даже представить не мог, как они все ютятся в этой, хоть и большой по хоббитским меркам, но всё же катастрофически скромной для такой оравы норе. Но ещё больше ему было невдомёк, как Брендибак их всех умудряется прокормить и оставаться при этом несъеденным. — О, чуешь? — спросил Горбадок, щёлкая вставной челюстью и принюхиваясь. — Глория уже приготовила грибной пирог, стало быть, сейчас ужинать позовёт. Надо будет ослабить ремень посильнее. Бильбо подумал, что с таким количеством голодных ртов ничего ослаблять не потребуется. — А ты похудел, — сказал дедушка Брендибак, похлопав собеседника по почти отсутствующему животу, — это непорядок: такой солидный хоббит, как ты, должен иметь брюшко. И жену. И детишек. Как я, например. Ну ничего, женишься вот, всё у тебя появится. Уж моя дорогая невестка тебя откормит. Детишек, конечно, не родит: возраст всё-таки, — но внучат её ты понянчишь. Бильбо ничего не ответил, зажмурился только от дыма, который старик ненароком выпустил ему в лицо. На улицу выбежала девчонка — последушек дедушки Горбадока (детей полон дом, а всё ему мало — двоих сделал на старости лет): личико раскрасневшееся, курчавые волосы спутанные, маленькие ножки грязные и платье порвано в двух местах. Сказала: — Матушка говорит, идите ужинать, а то все задницы тут просидите. И убежала. — Ах ты засранка, ну я тебе покажу! — крикнул вслед девчонке Брендибак. — Ишь что, задницы просидим… Говорил же Лоре, чтобы не выражалась при детях. В норе по-прежнему было сыро и душно (хоть бы окно кто открыл, в самом деле), дети и взрослые расселись за столом: кто на стульях, кто на лавках, кто и вовсе — под лавками. Бильбо, с трудом отлепив от себя набросившуюся детвору, пристроился в дальнем углу рядом с любимцем Фродо и обнял его ещё по-мальчишески худые плечи. Фродо держал на коленях чёрного котёнка, лупоглазого, тощего, с торчащей во все стороны шёрсткой. Чем-то этот котёнок был похож на своего хозяина. Фродо — доросток, у него длинные костлявые ноги — грязные, как и у всех воспитанников дедушки Брендибака, изгрызенные маленькие ногти и ссадина на носу, переходящая на лоб. — Это откуда? Подрался с кем-нибудь? — спросил Бильбо, откидывая мокрые от пота волосы со лба троюродного племянника. — Нет, дядя, — ответил Фродо, — это очень постыдная история. Меня за неё уже наказали. Два раза. — А почему же два? — Один раз дедушка и один раз — фермер Мэггот. — А он-то здесь причём? — Ладно, так и быть, расскажу тебе, только обещай не осуждать меня. Видишь ли, я очень люблю грибы… И Фродо, стыдливо краснея, поведал о том, как воровал грибы у фермера Мэггота, и как тот решил проучить его с помощью собак. — Ну, а ссадина-то откуда? — непонимающе спросил Бильбо. — А это, дядя, я, когда увидал, что на меня эти собачьи морды бегут, пустился наутёк, споткнулся и как шарахнулся о камень лобешником! Фродо стукнул себя по лбу. Спустить здоровенных собак на мальчишку — да чем этот Мэггот только думал! Да, воровство — вещь весьма и весьма поганая, но надо понимать, в каких условиях его маленькому однофамильцу приходилось жить: здесь, в доме Горбадока, то ли будут кормить, то ли нет, то ли успеешь к ужину, а то ли без тебя всё съедят. — Солнце моё, они тебя не покусали? — подозревая худшее, беспокойно спросил Бильбо. — Нет… Только шли за мной до парома, провожали, вроде как. А мне, дядя, всё равно страшно было… До сих пор с дрожью вспоминаю, — Фродо передёрнул плечами. — А потом, когда я вернулся, дедушка спросил, почему лоб разбит, и пришлось рассказать, что я грибы воровал. Вот он мне и всыпал. — Что же ты, не мог сочинить чего-нибудь, а? — Мог, конечно, — Фродо проказливо улыбнулся и тут же поспешил улыбку скрыть. — Вот только я, когда вру, заикаться начинаю, и сразу всё понятно становится. А за враньё дедушка бы ещё добавил. — Эх, горе ты моё… Бильбо крепче прижал племянника к себе. Большим количеством несытной еды набить живот предсказуемо не удалось. Бильбо свою часть пирога отдал Фродо, когда заметил, с каким зверским аппетитом мальчишка набросился на еду. Запечённая тыква не годилась, чтобы насытиться. Спасали разве что маринованный лук и картошка. После богатого обеда, ужин выдался скромным, что неудивительно, а вот пиво к столу подали отменное: светлое, но крепкое, изготовленное по фирменному рецепту Брендибаков. Бильбо уже давно не пил такого пива. Хотя, по правде, он уже давно не пил никакого пива вообще. — Мистер Бэггинс, вам где постелить? — спросила Глория, когда пора уже было укладываться. — Здесь или наверху? — Знаешь, Лора, лучше, как в прошлый раз, во времянке. — Да вы что, холодно же! — Авось, не замёрзну. Накроюсь двумя одеялами и порядок. Тут встрял маленький Годрик Брендибак: — А я буду спать с дядей Бильбо! — сказал он, повисая на руке Бэггинса. — Нет, я буду, — отозвалась его сестра Биди. — Нет, я, — сказал ещё один вылезший из ниоткуда крошечный хоббитёнок, имени которого Бильбо даже не знал. — Так, никто с мистером Бильбо спать не будет! — строго сказала Глория Брендибак. — А ну быстро все по кроватям! Детишки все разом запротестовали, крепче прижимаясь к Бильбо и наперебой крича: «Нет! Не хотим спать! Хотим слушать дядю Бильбо!» — Ох, вы сейчас доиграетесь у меня! — прикрикнула Глория и принялась оттаскивать детей от мистера Бэггинса. — Если не послушаетесь, всё деду расскажу, вот он вам всем всыпет… Фродо, ну чего стоишь? Брось ты этого кота драного! Помогай давай: зря, что ли, кормим тебя? Отведи их наверх и уложи. И смотри, чтобы шеи перед сном вымыли! Бильбо от таких слов в адрес Фродо сделалось дурно. Оставалось только гадать, каково стало доростку после того, как его в лицо назвали нахлебником. Да, конечно, Бильбо рос тепличным мальчишкой, у него всегда было предостаточно еды и имелась собственная комната, и ему повезло никогда не слышать в свой адрес упрёков из разряда «зря кормим», а потому слова Глории казались такими неприятными. Эх, Фродо, Фродо… Вот не повезло же парню остаться сиротой. А ведь носит такую благородную фамилию! Конечно, жители Бренди Холла, хоть и были беднее своих однофамильцев, выселившихся из усадьбы в большой мир, вовсе не слыли такими уж бедняками, но здесь, в восточной части, или Малой, в последнее время наблюдалась тенденция к обнищанию. Может, земля была не столь плодородной, а может, слишком здешние обитатели расплодились. А может ещё что… Хотя спеси жителям Бренди Холла было не занимать: они ведь живут на исконных землях их предков — Олдбаков! Выбравшись из норы, Бильбо отправился во времянку. Там противно пахло овощным варевом, которым кормили кур и свиней, и летала жирная муха. Но это всё можно было терпеть, в отличие от препираний родственничков. Не раздеваясь, он прилёг на набитый соломой жёсткий матрас и с головой накрылся овечьим одеялом. Ночь действительно выдалась холодная. Через тонкие стёкла маленького окошка, в котором щели были толщиной с палец, отчётливо слышались разговоры с улицы. Говорили дедушка Горбадок и его племянник Боззи. — Ума не приложу, как наша Лиз согласилась выйти замуж за этого дурня, — жаловался противным голоском Боззи. Бильбо сразу догадался, что речь шла о нём. — Зато он богатый, — отвечал Горбадок. — Ты даже умишком своим представить не можешь, насколько богатый. Мне тамошние хоббиты много чего сказывали: и про золото гномье, и про побрякушки всякие, которым цены нет… — Золото, это, конечно, хорошо, но ведь он чудак чудаком. Как она с ним жить-то будет? — Э, нет… Был бы ты так же богат, как Бэггинс, поверь, мог бы себе позволить ещё и не так чудить, и всё бы тебе было простительно. Даже я бы за такого замуж пошёл, что уж о снохе говорить, — усмехнулся Горбадок. — Ох и шуточки у тебя, дядюшка! Нет, Бильбо было вовсе не обидно: он отлично знал, что думают о нём другие хоббиты. Особенно, находящиеся с владельцем Бэг Энда в каком-никаком родстве (не будем показывать пальцем на Саквилль-Бэггинсов). Этим только дай повод, все косточки перемыть готовы. Голоса на улице стихли. Спать не хотелось, и Бильбо достал из кармана кольцо, которое теперь всегда носил с собой как лекарство от паршивого настроения и способ спрятаться от неугодных знакомых. Он стал покручивать его в пальцах, наслаждаясь прохладой благородного металла — это приносило облегчение и помогало отвлечься от ненужных мыслей. Вот уже много лет Бильбо не засыпал, не подержав кольцо в руке хотя бы минуту. Послышался дверной скрип и чьи-то осторожные шаги. Бильбо поспешно спрятал кольцо в карман. — Дядя Бильбо, — раздался тихий голос Фродо, — я принёс тебе второе одеяло. — Спасибо тебе, солнце моё, спасибо… — с улыбкой ответил Бильбо. — Одеяло очень кстати. И передай спасибо Глории за то, что всё-таки отыскала его для меня. — Нет, дядя, она не отыскала. Это я тебе своё принёс. В ясных глазах Фродо читалась любовь и безоговорочная преданность до самоотверженности. И смотрел он на Бильбо так восхищённо, с такой нежностью, будто не было у него никого значимей и роднее какого-то дальнего чудаковатого родственника. А может, и правда не было? — А чем же ты будешь накрываться? — Ничем, мне не нужно. У нас там тепло, это ты здесь замёрзнуть можешь. И всё же Бильбо не мог принять это подношение и лишить любимого племянника комфорта. — Не надо, Фродо. Оставь себе, мне не холодно. — Ладно, как скажешь, — нехотя согласился Фродо. Он уже собрался уйти, как вдруг застопорился и сказал: — Дядя, разреши остаться с тобой. Там все после пива храпят, и я заснуть не могу. — А ты разве не в детской спишь? — Уже давно нет. Бильбо уступил немного места на кровати для Фродо. В конце концов, кровать не такая уж тесная и мальчишка не помешает. А с ним, может, и от кошмаров просыпаться не так страшно. — Дядя, а почему ты решил жениться так поздно? — неожиданно спросил Фродо. — Намекаешь, что я уже старый? — усмехнулся Бильбо. — Нет, ты совсем не выглядишь старым… Но все говорят, что тебе и правда много лет. — Да, мне и правда много лет, — задумчиво повторил Бильбо. — А почему я в свои много лет решил жениться? — он задумался, соображая, что сказать мальчишке, чтобы не соврать и одновременно избежать ненужных объяснений. — Наверное, не хочу, чтобы после моей смерти всё досталось Саквилль-Бэггинсам. — А ты что — собрался умирать? — Не знаю, мой мальчик, не знаю… В последнее время мне что-то нехорошо… — Бильбо потрогал кольцо в кармане. — А впрочем, лучше не буду тебя грузить этим, у тебя ещё вся жизнь впереди. Долгая счастливая жизнь. Они помолчали. Через какое-то время Фродо снова заговорил: — Знаешь, дядя, иногда мне кажется, что здесь мне жизни не будет. Бильбо готов был с этим согласиться. Насколько же плохо здесь живётся, раз непоседливый доросток сам это понял? — Я бы хотел… — продолжил Фродо. — Я бы только хотел приехать к тебе в гости, как тогда, семь лет назад, помнишь? Хоть на пару денёчков, отдохнуть от этих кузенов, дядьёв, племянников… Знаешь, как мне эти Брендибаки надоели? Сил уже никаких нет! Нет, я всегда хотел большую семью и братьев, но здесь как-то всё не так. Не так, как я себе представлял, когда был маленьким. Бильбо разулыбался. — Ну конечно, конечно, приезжай. Только попозже, когда мы с миссис Лиззи обживёмся после свадьбы. Может, зимой или в начале весны. Что скажешь? Фродо ничего не ответил, лишь с благодарностью обнял дядю и поцеловал в щёку. Так они ночевали вдвоём. А утром, после первого завтрака, ближе ко второму, Бильбо взял под узцы пони, которого одолжил в Хоббитоне у фермеров Толстобрюхов, чтобы перевезти вещи миссис Лиззи, и отправился за своей невестой в деревню Сток. Благо, идти туда было не больше двадцати минут. Ожидание встречи было волнительным. Они с Лиззи не виделись уже больше шестидесяти лет и общались только в письмах. На бумаге она была более чем любезна, и Бильбо надеялся, что в жизни его не ждёт разочарование. Всё-таки судьба, подумал Бильбо: в юности он был какое-то время страстно влюблён в Лиззи будущую Брендибак, которая тогда Брендибак совсем не была и даже не намеревалась стать. И она отвечала ему взаимностью. Ах, как они целовались на скамейке в саду, в сени любимого матушкиного винограда, который тогда ещё выращивался в Бэг Энде! А матушка ненароком увидала это и долго потом ходила с хитрой улыбкой, спрашивая: «Ну что, когда свадьба-то?» Да и сверстники частенько дразнили их женихом и невестой. Казалось бы, всё шло к тому самому, но… их чувствам суждено было остыть. Лиззи сошлась с другим и уехала в Бакленд, а Бильбо остался вечным холостяком, так больше и не коснувшись ни одной женщины. Не сказать, что он страдал от этого. Его всё вполне устраивало до недавнего времени. И всё-таки это судьба: спустя столько лет им всё же предначертано было быть вместе. Вот уже из-за холма показался дом с красной крышей. Бильбо знал, это её дом. Он пристроил пони возле сарая и постучал в дверь. Ему открыл толстенький моложавый хоббит. Он уставился на гостя круглыми удивленными глазами и спросил: — Здравствуйте, господин, а вы кто? — чем поверг Бильбо в недоумение. — Здравствуйте, я мистер Бильбо Бэггинс, — несколько растерянно сообщил он, — я приехал к миссис Лиззи… — А, дядя Бильбо, это вы? Я Малик — сын Лиззи Брендибак. Простите, я и не знал, что вы так молоды… Мать, кажется, говорила, вы с ней ровесники. — Так и есть, просто я хорошо сохранился, — натянуто улыбнулся Бэггинс, внутри начиная выходить из себя от того, как часто его возраст вызывает путаницу и удивление. Малик скорее поспешил впустить Бильбо внутрь. Лиззи встретила его не менее удивлённо, но более чем радостно, и мгновенно стушевалась. Чтобы скрыть навернувшиеся слёзы, стала подавать чай с черничным пирогом. Бильбо изучал её. Маленькая, толстенькая, скукоженная, сутулая. Волосы поседели и выбивались из высокой причёски тоненькими серебристыми паутинками. Морщинистыми руками она перебирала подол зелёного платья в мелкий розовый цветочек. Бильбо неторопливо пил чай. Царило неловкое молчание. — Прости, Бильбо… — заговорила Лиззи. Голос её был звонким, совсем как в молодости. — Теперь я вижу, что мы с тобой не можем быть вместе. Бильбо это заявление без малого огорошило. — Почему? — спросил он. — Но ты ведь так молодо выглядишь. Ты такой красавец, совсем как тогда, много лет назад. А я? Ты подумай, что скажут другие хоббиты: ты ведь выглядишь совсем как мой сын! — Ну и что? — Бильбо решительно не понимал, в чём кроется проблема. — Разве не всё равно, что подумают? Мне вот, например, совершенно безразлично, как выглядим мы со стороны. — А мне не всё равно, — возразила Лиззи. — Я старая. — Я тоже! — Я некрасивая. — Ну что ты? Ты очень привлекательна для своего возраста. — Ой, не говори ерунды, Бильбо Бэггинс! Лучше найди себе кого-нибудь помоложе, а мне на старости лет позориться нечего. Итак, ему отказали, из-за чего Бильбо порядком расстроился. Он уже подготовился к свадьбе: заказал новый костюм, договорился насчёт угощений, прибрался в доме, попрятав все личные записи и трофеи, — и вот он по-прежнему один. — Ну разреши хоть на ночь остаться? — умолял он несостоявшуюся невесту. — Мы же так давно не… — А ты представляешь, что подумают соседи? У вдовы Брендибак ночует какой-то молодой хоббит! — Эх, ладно уж… Бильбо махнул рукой и после обеда отправился обратно в Бренди Холл. Там его встретили десятка полтора детишек разных возрастов с вопросом: «А где же невеста?» — бросившийся обниматься Фродо и озадаченный дедушка Брендибак с трубкой в зубах, интересующийся тем же самым. — Отказала, — сообщил Бильбо, пытаясь всеми силами скрыть досаду. — Сказала, я для неё слишком молодо выгляжу. Дети, разочарованные тем, что свадьбы не будет, загудели и стали разбегаться. Фродо крепче сжал дядину руку. Дедушка Брендибак недовольно задвигал губами и произнёс с нескрываемым раздражением: — Вот дура, а! Такого… упустила… Отвернулся и ушёл в дом. Бильбо и Фродо остались вдвоём. — Дядь, ты не переживай, — попытался успокоить племянник, поглаживая его по карману жилета. — Найдёшь себе ещё невесту. — Да пошли бы они все к троллям, невесты эти! — в сердцах выругался Бильбо и потянулся за курительной трубкой. Фродо опустил голову, не зная, чем помочь. А помочь ему, по-видимому, очень хотелось. Бильбо стал гладить мальчишку по голове. И в этот момент стало понятно как никогда: оба они одиноки, несмотря на кучу родственников. Оба они сироты, как ни крути. — Послушай, Фродо… А переезжай-ка ты отсюда ко мне в Бэг Энд, мой мальчик, — сказал Бильбо, озарённый внезапно пришедшей идеей. — Хватит с тебя этого Бренди Холла! — Когда? — спросил Фродо, не веря своим ушам. — Да прямо сейчас! Нужно было видеть лицо мальчишки. Бильбо многое бы отдал, лишь бы почаще смотреть на это лицо, озарённое улыбкой от уха до уха. — Тогда… я побегу собирать вещи? — Беги, конечно! Фродо побежал, но на полпути остановился. — Дядя, а можно взять с собой Цап-Царапку? — Кого-кого? — Сейчас увидишь, — крикнул Фродо и понёсся в нору, сверкая пятками. Бильбо закурил трубку и присел на свежеспиленное бревно во дворе. Сердце настоящего столетнего хоббита, в отличие от в противовес юной внешности, отчего-то неприятно покалывало. Нужно было принять настойку валерианы, чтобы успокоить разбушевавшуюся кровь. Фродо выбежал из дома, приведя за собой толпу провожающих братьев и сестёр. В одной руке он держал узелок с вещами, а в другой маленького чёрного котёнка. — Это Цап-Царапка, — заявил он, протягивая котёнка Бильбо. — Возьмём его, а? Бильбо взял на руки Цап-Царапку и улыбнулся. За долгие месяцы ему впервые стало легче.