Он не успел

— Вам веселую песню или грустную? — Грустную. — Хорошо, но предупреждаю, я разобью вам сердце. — Уже разбито. Томас прикрыл глаза, отпил ирландский виски и как наяву учуял мягкий запах свежевыпеченного хлеба и ванили. Она пахла свежевыпеченным хлебом и ванилью, потому что по утрам помогала отцу в пекарне, затем юрко хватала булку с этой чертовой ванилью и убегала к нему. К Томасу Шелби. Она отрывала печенное тесто и отдавала ему самую большую часть. Томас до сих пор помнит как горячая масса нежно таяла на языке, а ваниль придавала этому вязкую сладость, которую тут же хотелось запить. Виски, например. У Томаса всегда была фляжка на этот случай с собой. Но ваниль была ничем, по сравнению с ее губами. Эти шелковистые губы с трещинками в уголках Томас Шелби хотел целовать всю свою чёртову вечность. Все что у него есть — он отдал бы за поцелуй ее губ. Дарин Картер была светлой частью Томаса Шелби. Дарин обещала не ввязываться в войну, не идти за Томасом. Она бы так и не пошла, если бы не были нужны дополнительные мед. сестры. Картер не имела навыков лечения, боялась крови и не желала иметь чего либо общего ни с медициной, ни с войной. Но выбора ей не дали. А еще Дарин была юркой и способной, быстро запоминающей информацию девушкой, таких брали быстро, без вопросов и шанса на отказ. Картер уехала на учебу в Лондон, а оттуда через пару месяцев до Франции. Они увиделись всего раз в Вердене, когда у Дарин была сотня солдатов с оторванными конечностями, при смерти, орущие во всю глотку. Они ревут, каждый просит увидеть лицо своей матери, жены, ребенка. Морфина уже не хватало на всех и главный врач орал им, что использовать его нужно только в крайних случаях. Картер смотрела на девчонок и видела в глазах каждой животный страх. Томас не видел, чтобы Дарин боялась, срывая с мужиков формы и залатывая ранения, из которых кровь хлестала как из фонтана, подобно тому в центральном парке Лондона, вспоминая, как раньше девчушка ревела в припадке от маленькой капельки крови. Это была их последняя поездка в столицу Великобритании перед тем как Шелби уехал на фронт. Томас Шелби курил последнюю в его запасе сигарету, ведь оставшиеся обменял на шоколад для Дарин, покоящийся в кармане мундира Шелби, и больше не видел быстро несущуюся к нему с ванильной булкой и солнечной улыбкой до ушей маленькую девочку. Дарин Картер стала женщиной, которую Томас Шелби обязательно возьмет в жены, когда война закончится и они вернутся домой, в Бирмингем. Он шептал ей о их будущей семейной жизни, когда все более или менее стихло, только пару мужиков у костра опустошают последние запасы французского сладкого до одури джина. Они делят плитку шоколада, даря этот горьковатый вкус друг другу сквозь рваные поцелуи, Дарин слабо постанывает от жадных горячих рук Шелби, которые, как казалось Дарин, были везде. Томас шептал ей, как подобное они будут делать уже на мягкой кровати в их спальне, в их доме. Как Артур будет крепко, до хруста в костях, обнимать их, как Джон подарит им свою кривую ухмылку, а Полли гадать по чаинкам о их счастливом браке. Они будут вместе. Они будут нерушимой семьей Шелби. А Бирмингем преклоняться перед ними. И главное — Дарин Картер будет рядом с ним, Томасом Шелби. А фамилию носить Шелби. Томас не успел. На границе Парижа, когда девчонок медсестер должны были отправить назад, домой, их накрыло бомбардировкой. Никто не выжил. Их грузовик взорвался мгновенно. Томас узнаёт об этом, когда уже сжимает купленное Артуром кольцо и первым делом бежит к Дарин. В пекарню ее отца. Ее больше н е т. А вместе с ней и светлой части Томаса Шелби.