В рюкзаке не унесешь

– Выдвигаемся утром, – говорит Намджун будто в пустоту. Окидывает всех взглядом суровым, но ни на ком не задерживается. Спина прямая неестественно. На матрас в углу комнаты не поворачивается даже. – Но Тэхен не может идти… – А Тэхен никуда и не пойдет, Чимин, – обрывает Юнги. Руки в карманы быстрым движением – дрожащие пальцы видеть не должны. Чимин не замечает. У него глаза огромные и напуганные, в них неверие пополам с отчаянием. – Вы не сделаете этого… Это же Тэ! Еще не понятно ничего. Все обойтись может. Бывали же такие случаи. Кто, если не он особенным окажется? Правильно? Ребята… Старшие в глаза ему не смотрят и не отвечают ничего. Дают ему в своих же словах захлебнуться. Воспоминаниями подавиться. Джин-хен и Хосок-хен тоже особенными были, но вирус привилегии упраздняет. – Выдвигаемся утром, – повторяет Намджун. Разговор окончен значит. – Чонгук, скажи что-нибудь! Но Чонгук не говорит. Для Чонгука это вот все – приглушенные звуки из телевизора. Этот фильм он видел уже. Чонгук знает (вспоминает некстати), что у лидера колючий свитер Сокджина и ворох его же самодельных валентинок разных размеров на дне рюкзака. Чонгук знает (никогда не забудет), что Сокджина они тогда оставили. Тэхена оставят тоже, вот только улыбку странную и «Гуки лучше всех» в рюкзаке не унесешь. Из темного угла комнаты хриплый кашель доносится. – Вы не сделаете этого! – кричит Чимин. Чонгук из прошлого кричал бы тоже. Требовал и плакал – возможно, бросился с кулаками – точно. Но нынешний Чонгук достает только свою последнюю бутылку питьевой воды из рюкзака («Не дури, Чонгук, - бросает Юнги.») и идет к матрасу. На нем Тэхен в ворохе одеял. Его колотит, грудная клетка вздымается часто-часто, дыхание рваное и поверхностное кусками срывается с побелевших губ. Чонгук старается помочь, но пить Тэхен не может. Большая часть – мимо, остальное – с болезненным спазмом обратно. По его телу судорога проходит и отдается у Чонгука где-то под ребрами. Тэхен открывает глаза, медленно, с усилием явным – длинные ресницы подрагивают. Бледное лицо покрыто испариной, мокрые пряди прилипли ко лбу. Нужно убрать их, мешают же. Тэхен смотрит ласково так (говорить он уже не может), с беспокойством, будто это не ему, а Чонгуку помощь нужна. Будто это не он тут превращается в зомби на чертовом матрасе. – Хен, – говорит Чонгук тихо совсем, наклоняется ближе. Говорить сложно – в горле комом стоит умирающий Ким Тэхен. И Чонгук давится этим знанием проклятым, задыхается. Прислоняется к горячему лбу своим. – Я не хочу без тебя быть, ладно? Ладно, хен? В глубине комнаты Чимин всхлипывает задушено. – Я курить, – говорит Юнги. Хлопает дверь на кухню. Утром уходят трое.