Will the circle be unbroken By and by, by and by? Is a better home awaiting In the sky, in the sky?
There are loved ones in the glory Whose dear forms you often miss. When you close your earthly story, Will you join them in their bliss? Последний аккорд тягуче висит в воздухе, пока не затихает совсем. Сквозняк распахивает окно шире и рама с громким хлопком бьется о стену, заставляя Хиггса отложить гитару в сторону и закрыть окно. Он приподнимается с постели поправляя футболку и попутно оглядывает комнату в поисках телефона. На столе, точно же. Разминает затекшие трапециевидные мышцы, сжимая кожу меж пальцев пока подходит к окну. Закрывая окно, он тянется к телефону на столе и двойным щелчком пальца включает экран. На нем ярко высвечивается сообщение Дайхардмэна.19:47. Дайхардмэн. Придешь? Сегодня много народа. 20:54. Хиггс Монаган. Да, спущусь минут через 15 ;)
Монаган усмехается, печатая ответ. Кажется, совсем недавно он купил себе первую гитару и написал какую-то не то балладу, не то поэму. Вышло неплохо, но вспоминая текст сейчас – он бы хотел выстрелить себе в висок или не уметь писать вовсе. Но на школьном конкурсе талантов он получил похвальную бумажную грамоту и второе место. Первое – химики из параллельного, за свой дурацкий вулкан Бёттгера. Все заворожённо смотрели на разлагающийся дихромат аммония и горящий спирт; оксид хрома, вырывающийся серо-зелеными хлопьями вперемешку с огненно яркими искрами и полупрозрачным черным дымом. Позже из-за токсичности дихромата аммония старшие открыли окна и двери. Ну и возможно, из-за получившегося в ходе реакции химикатов – азота. Монаган точно не знает. Он не видел в этом представлении ничего интересного. Всё до ужаса просто, но судьи-учителя увидели в этих «химиках» будущих учёных и присудили первое место. Приз в виде экскурсии в научно-исследовательский корпус «Бриджес» красивым листом формата А4 красовался в руках победителей. Обидно, но не особо на самом деле. «Бриджес» помогает школе с финансированием, а школа помогает «Бриджес» с поставкой новых кадров. Когда видишь участие и влияние такой огромной корпорации в своей жизни начинаешь неосознанно ей доверять. Но Монаган был не из доверчивых. Чем больше «Бриджес» мусолил ему глаза, тем больше росло недоверие; или паранойя. Здесь он тоже пока не разобрался. Но бросать музыку он не стал. На носу был последний экзамен и началась подготовка к выпускному. Хиггс планировал устроить собственную небольшую революцию. Маленькое шоу в пять минут длинной. Ради чего собственно – непонятно. Но, сказано – сделано. На выпускном он устроил чертово шоу. Там и родились Homo Demens и их несравнимый солист в золотой маске. Хотя, фактически они родились чуть раньше, за неделю до выпускного. Одному лезть на сцену не хотелось, поэтому верным решением стало позвать пару знакомых из музыкального кружка. Аутсайдеров. Таких же, как и он сам. Уговаривать их долго не пришлось. Кто-то не хотел идти на выпускной, потому что «слишком тупо и никакого алкоголя», но в авантюру с выступлением впряглись все. Хиггс сделал все, чтобы стать неузнаваемым на время выступления. Предварительно просмотрев тысячу туториалов в интернете на тему: «как замаскировать брови», вооружившись клеем-карандашом и театральным гримом, который он благополучно стырил из комнаты театрального кружка, с пятого раза он смог закрасить брови. Чтобы лоб не был пустым, Монаган распечатал временную татуировку с формулами и аккуратно перенес на лоб. Нижняя часть скрыла погрешности в маскировке бровей и он был доволен как никогда. Надо было как-то скрыть и остальную часть лица, но все варианты были быстро отброшены. Балаклава, бандана, закрывающая рот и нос, маска, по типу больничной – всё мешало петь. С помощью них можно было лишь открывать рот, издавая искажённые малопонятные звуки. Вопрос решился само собой, когда Хиггс, в очередной раз откинувшись на стуле в раздумьях, не уткнулся взглядом в череп, лежащий на одной из полок его шкафа. Череп был вроде искусственный из какого-то довольно прочного пластика. На части не разберешь, о поверхность не сломаешь. Монаган долго и упорно отпиливал глазницы, лобную и теменную кости, а височная откололась в процессе, порезав ему пальцы левой руки. Старая ручная пила отца на удивление прекрасно справлялась. После, конечно, раскрошившейся височной кости, Хиггс подумал, что оставшиеся части тоже могут превратиться в груду пластика, но Вселенная была на его стороне и этого не произошло. Оставалось самое важное. Выпилить нижнюю челюсть так, чтобы её можно было потом прикрутить, и она могла двигаться в такт его челюсти. Это было довольно рискованно, учитывая, что выпиливать надо было и линию между верхними и нижними зубами. Всё прошло хорошо и спустя пару часов Хиггс стоял напротив зеркала и корчил рожи, смотря как держится «вторая» челюсть. Идеально. Как родная. Осталось только покрасить в золотой, краской из баллончика, который завалялся в гараже со времен ремонта. Он помнит, как одна девушка из театрального постоянно рисовала длинные черные стрелки на веках. До ужаса красивые и навязчивой мыслью засевшие у него в голове. Поэтому он стоял в чертовом косметическом магазине, выбирая самую стойкую подводку. Глаза просто разбегались. Гелевая, как фломастер, какая-то жидкая. Вообще было не ясно по какому принципу их выбирать. Решил, что выглядит понятнее, то и брать. По итогу, Хиггс учился несколько блядских дней выводить ровные линии на веках под одинаковым углом, но в день Х руки тряслись неистово и с криком «блять», и с тринадцатого раза он что-то нарисовал, и почти удовлетворённый своей работой, бросил подводку-фломастер в стол. Как можно очаровать толпу? Выглядеть таинственно, добавить харизмы, понизить голос до удушающей хрипотцы. Добавить пару бессмысленных строк, что застрянут в голове. Такую же заедающую мелодию в припеве. Чтоб наверняка. Упасть на колени в середине песни, играя соло-партию. Зачесать мешающие волосы назад идеальным взмахом кисти. Кинуть томный, слегка дерзкий взгляд на девушек в центре. Никто так и не понял, что это был Монаган и его »аутсайдерская шайка», учителя думали, что это спланировано учениками, а сами ученики, что это идея организаторов. Разговоров, конечно, потом много посыпалось. Хиггс, то и дело слышал с разных сторон мол «кто они, откуда взялись и как зовут того симпатичного солиста, что значат буквы на его лбу и почему у него нет бровей?» Ему льстило такое внимание. Тогда его поспешное решение бросить музыку совсем исчезло. Монаган продолжил работать над Homo Demens. Он был никем. Призраком в механизме. Сновал по коридорам школы в одиночестве, сидел на последних партах в кабинетах и постоянно мечтал о чем-то большем. Возможно о тех самых пяти минутах забвения, пока пальцы касаются гитары, а голос сливается с мелодией в нечто единое, целое, чего так не хватало. Когда на тебя смотрит пара десятков глаз и впитывают каждое твое слово, каждый звук, каждое движение. Его плавно выталкивает из воспоминаний гудок проезжающей под окнами машины, заставляя резко выдохнуть, вернуться в реальность и начать собираться в бар. Любимый бар, над которым он живет вот уже два года. Хиггс кидает в рюкзак косметичку, полотенце, сменную футболку и сверху аккуратно кладёт ту самую золотую маску. Ту самую, с которой все началось.***
В баре сегодня многолюдно и шумно. Слышны обрывки разговоров, звон бокалов, яркий смех и громкие возгласы. Столики почти все заняты, осталось лишь пара пустых мест за стойкой, где смешивает уже какой по счету коктейль Фрэджайл. Сегодня на сцене Амелия в ярко-красном ослепляющем платье с идеально уложенными светлыми волосами. Она замечает Монагана среди посетителей и изящно вскидывает руку в приветственном жесте. Хиггс растягивает губы в притворной улыбке и театрально машет в ответ. Затем отворачиваясь, кривит лицо и идет вдоль барной стойки до Фрэджайл, облокотившись на столешницу радостно произносит: — Привет, Фрэджайл, — улыбается, — скучала? —Терпеть тебя не могу, ты же знаешь, — она строит недовольную гримасу на лице и берет новый бокал для коктейля. — Дайхардмен в комнате отдыха, а твой ненаглядный еще не приходил. — Она прячет смех за кашлем и смотрит на него из-под опущенных ресниц. —Ты словно язва… в моем желудке, Фрэджайл, — он тянет гласные слишком по-киношному, словно крёстный отец, качает головой, хватается одной рукой за живот, слегка отталкиваясь от стойки. — И никакой он мне не ненаглядный, — бормочет в ответ. — Да-да. Ты просто посвящаешь ему одну и ту же песню вот уже два месяца, — она закатывает глаза и бросив полотенце идет принимать очередной заказ. Монаган хотел было ей возразить, но девушка была слишком далеко, чтобы услышать его. Взглянув на время он поспешил в комнату отдыха, которая служила еще и гримеркой для выступающих. Она была небольшая: диван, обтянутый черной искусственной кожей, такое же кресло, простенькая ширма, за которой стоит туалетный столик с маленькими круглыми лампочками по краям зеркала, и еще куча не особо нужной мебели для наполнения помещения, пара картин французских пейзажей и древний, но уж очень красивый торшер, который подарила сестра Локни на открытие. — Ты не сказал, что тут Амелия, — Монаган ставит рюкзак на стол и начинает раскладывать вещи. — А надо было? — Дайхардмен удивленно поднимает брови, смотря на Хиггса. — Да. Я бы тогда пришел после её ухода. — Он вскидывает руки и выглядывает из-за ширмы, глядя на Дайхардмена. Тот смеётся и кивает головой. — Я понял. Она не знает про Сэма и всё ещё хочет выступать с тобой дуэтом на сцене? — он оглядывает помещение, останавливая взгляд на собеседнике. — Кстати… кхм… про Сэма. Это что, так заметно? Хиггс сидит за ширмой, но из-за освещения, Дайхардмен видит как тот сгорбился и опустил голову. — Ты посвящаешь песню «одному человеку« в те дни, когда приходит Сэм. В разговоре с ним ты краснеешь как помидор и начинаешь вести себя как придурок, а ещё… — Да и... тот случай... с его рубашкой… — Монаган перебивает его, бормоча что-то неразборчиво и мужчина слышит лишь обрывки фразы. Дайхардмен переводит дыхание и продолжает. — Если он с тобой всё ещё говорит и продолжает приходить сюда, то это победа. Я бы даже по этой улице не ходил, не то, что в бар заходить. Так что купи ему выпить и поговори. Найди с ним общий язык. — Он поднимается с дивана и подходит к двери. — Ладно, готовься, выход через пять минут. Твои ребята у Локни, проверяют оборудование. — Спасибо за заботу… папочка. — Хиггс язвит и выглядывая из-за ширмы, притворно широко улыбается уходящему Дайхардмену. После тихого хлопка двери, парень смотрит на себя в зеркало, роняет голову в ладони, шепча смущенное: — Дурак. Боже, какой я дурак.***
— Хиггс! Почему не сказал, что выступаешь? — внезапно раздавшийся голос девушки заставляет его поднять голову. Амелия заходит в комнату нарочито громко стуча каблуками и не снимая туфель падает на диван. — Не знал, смогу ли сегодня прийти. — Он машинально пожимает плечами, надевая маску на лицо. Приглаживает взъерошенные волосы и слегка размазывает черную подводку по нижнему веку. — Жаль, мы могли бы выступить вместе. Публике бы точно понравилось. — Она вздыхает и, судя по скрипу кожи дивана и приближающемуся звуку её голоса, направляется в его сторону. — Ну, может как-нибудь в другой раз? — Монаган откровенно лжет, поворачиваясь к ней лицом, кивая головой. — Конечно. Амелия отвечает ему снимая с вешалки пальто и оборачивая вокруг шеи шарф. Она едва заметно вздрагивает, поднимает глаза на него, видя преображение. — Ох, она… пугает, — девушка намекает на маску на его лице. — Значит, — Хиггс хищно клацает зубами, — выполняет свою работу. Он смеётся и встает со стула, хватая кожаную куртку с вешалки. — Мне пора, увидимся. — Монаган исчезает за дверью, ведущую на сцену. «Или нет« — остаётся сказанным только в его голове. Через пару секунд Амелия слышит аплодисменты, выкрики и Хиггса рассыпающегося в благодарностях. Спасибо. Спасибо, что пришли. Я очень рад. Амелия была очень привлекательной, великолепно пела, знала, как подать себя публике. У неё были постоянные слушатели, люди часто просили у неё автограф или совместную фотографию, но такой отдачи и энергии от зала как Хиггс, она не получала. Может быть шутка про «частицу Бога« была вовсе не шуткой. Девушка надевает пальто на выходе из комнаты отдыха. Перед уходом она всегда прощается с Фрэджайл и Дайхардменом, но в этот раз она видит, сидящего за барной стойкой брата и направляется прямиком к нему. — Ты обещал в этот раз не опоздать, Сэм, — она недовольно скрещивает руки на груди. — Прости, Амелия, просто… ты знаешь, как в «Бриджес« много работы… — он уставше поворачивает на нее голову, поджимая губы. — Ладно. В следующий раз? — она тоже устала и ей не хочется конфронтации с братом. Сэм отпивает из бокала, согласно кивая сестре. Амелия машет рукой Фрэджайл, пока та не произносит «пока« шевеля губами. В шуме публики не слышно закрывающейся за певицей двери. — Да, Амелия, конечно, я опоздал из-за большого количества работы, а не из-за того, что променял сестру на солиста Homo Demens, — Фрэджайл саркастично пародирует разговор Сэма и Амелии. Сэм смеётся в ответ. — Соврёшь, что нет, перестану делать скидку на алкоголь, — она оглядывается по сторонам и наклоняется ближе к нему, чтобы говорить тише. Не обязательно всем об этом знать. — Туше, — он признаёт поражение, поднимая руки вверх, — или я просто не хочу терять скидку. Фрэджайл закатывает глаза, краем глаза замечая гостя, который крутит пустой бокал, облокотившись на стойку. — Секунду. — бросает она Сэму и идёт принимать заказ. Сэм кивнув, поворачивается к сцене, где Монаган успел поблагодарить всех за то, что пришли, спросить как дела и как настроение и оповестить о новой песне. Он держится на сцене уверенно, балансирует на крае и сверкает своей золотой маской-челюстью. Хиггс выдыхается под конец песни, заставляя свой голос хрипеть на бридже перед припевом и с легкого броска гитары в его сторону, завершает песню соло-партией. Сэм ловит каждое его движение, подмечая детали. Тонкие пальцы, цепко зажимающие струны, перебрасывание медиатора меж пальцев как монетки. Приоткрытый рот, виднеющийся из-под маски. Лоб, покрывшийся испариной, поблескивает в свете ярких прожекторов. Фрэджайл постоянно поглядывает на Сэма, наблюдая за тем, как друг изучает Хиггса. Она скромно улыбается опустив голову. Смотреть на этих двоих очень увлекательно. Перед тем, как исполнить последнюю песню, он говорит о том, как она значима. Что найдёт отклик в каждом человеке находящемся здесь. Монаган садится на высокий барный стул, который принес помощник, ставит микрофон на стойку, продолжая говорить. Сэм заинтересованно вслушивается в речь солиста. — Знаете, я написал первоначальный вариант этой песни, сидя в своей комнате, слушая старую, всеми забытую пластинку, которую выменял на свой скейт, когда мне было шестнадцать. Недавно я вспомнил о ней и, когда поставил… меня унесло, — Хиггс сипло смеётся, опустив голову, — нет, правда. Я испытал такой диапазон эмоций, даже не верилось. Музыка пробудила во мне старые воспоминания, смешалась с новыми и я изменил текст. Потому что знал, это будет правильно. Так я чувствую сейчас. — Он раскидывает руки в стороны, прожекторы гаснут, оставляя лишь один, направленный на него. Закрывая глаза, обхватывает стойку и слегка касаясь губами микрофона, начинает петь.And the sound fills my soul Like the sun shining through my window. Let it flow through my veins This is My Religion.
— Он выглядит как безнадежный романтик, а ты как влюбленная пятиклассница. — между делом подмечает Фрэджайл, мешая очередной коктейль. — Возьми ему выпить, спроси про новую песню, похвали выступление. Сделай что-нибудь. — А с чего ты взяла, что я хочу это делать? — Сэм ухмыляется смотря прямо на девушку. — В прошлый раз вы очень мило болтали и… — Фрэджайл обрывает фразу. — Да у тебя глазные яблоки чуть из орбит не выпали, как ты пялился на него весь этот вечер. Он понравился тебе, я знаю. — Она старается говорить резко, но тихо, чтобы не мешать гостям наслаждаться выступлением Монагана. — Возможно, ты и права. И я ненавижу, когда ты «возможно права«, — цедит он сквозь зубы. Фрэджайл пожимает плечами, мысленно говоря «ну что поделать». Хиггс заканчивает петь и зал взрывается аплодисментами и криками. Парень смущенно кланяется, снова рассыпается в благодарностях и желает всем спокойной ночи, быстро юркнув в комнату отдыха. Рухнув на диван и стянув с себя маску, он не может отдышаться. За несколько лет, это было лучшее выступление в его жизни. В глубине души он надеется, что Сэм видел это, потому что повторить такой успех, Хиггс больше не сможет. — Парень, да ты сегодня зажег, я никогда не слышал таких аплодисментов в этом баре. — Дайхардмен громогласно врывается в комнату. — Я сам от себя такого не ожидал. — Хиггс удивленно смотрит на Дайхардмена. — Уверен на все сто процентов, что Сэма ты покорил. — Боже, замолчи. — Монаган тянется за подушкой, скрывая за ней покрасневшее лицо. — Приведи себя в порядок и пойдем, надо отметить такой успех. — Мужчина исчезает также внезапно, как и появился. Отдохнуть в компании друзей, после закрытия бара Хиггс очень даже не против. Хиггс пересаживается с дивана ближе к зеркалу, берет упаковку влажных салфеток, чтобы стереть грим с лица и превращается из солиста Homo Demens в Хиггса Монагана. Переодевает мокрую футболку на чистую и сухую, складывает все свои вещи в рюкзак, бросая его рядом с диваном и выходит из комнаты отдыха. В зале Дайхардмен спорит с Сэмом, за чем пристально следят Локни и Фрэджайл. Хиггс оглядывается и не видит больше людей, лишь редкий мусор и беспорядочно стоящие стулья. — А где все? — Монаган удивлён пустоте. — Мы сегодня закрылись раньше, почти сразу после твоего выступления. Завтра не работаем, — отвлеклась на его вопрос Фрэджайл. Хиггс понимающее мычит и занимает место рядом с Сэмом. — Привет, рад видеть, — он кивает Сэму. — Привет, отличное выступление. Монаган кричит внутри себя по двум причинам. Во-первых, его выступление похвалили, во-вторых, это сделал Сэм. — Будешь что-нибудь? — Могу я взять тебе выпить? Они спрашивают друг друга одновременно и Хиггс не может сдержать улыбки. — Да, думаю виски был бы кстати.