***
— Заканчиваем. Всё, Джимми, оставь беднягу в покое. Он умер по собственному желанию и в такой роскоши, в какой никогда не жил. И, полагаю, был этим доволен, — Брайан стянул перчатки и бросил в лоток. — Ты что, стоял рядом, наливая виски, пока Джон Доу вскрывал себя от уха до уха? — укоризненно заморгал Джимми, похлопывая бездомного по плечу. — Он не Джон Доу, и рядом я не стоял. Перечитай протокол о вскрытии, который сам составил, и давай уже обрадуем муниципалитет, что он похоронит очередного бесполезного для него гражданина Соединённых Штатов за свой счёт. Джимми повертел головой, всё же соглашаясь. Уилл покачал папкой с потенциально закрытым делом Игена Палма, официального городского бездомного, который пробирался в оставленные владельцами на время отпусков дома, спал в их кроватях, принимал душ, угощался из баров, а в четвёртом по счёту доме перерезал себе горло хозяйским ножом, лёжа в постели. Там вернувшиеся домой его и нашли. Нож был в отпечатках обоих престарелых Гейджев и с характерными для хвата самоубийцы отпечатками самого Палма. Ни следов удержания, ни наркотиков, кроме виски, на и в Палме не было. Как не было на период его смерти в Балтиморе и стариков-хозяев, что подтвердили все их дети, внуки и соседи из Кантосвилля. — В самом деле, Джимми, пойдём на ланч, — кивнул Уилл. — У меня с собою. Я перекушу тут. Бев обещала, что в течение часа ещё двоих привезёт. Говорит, у них ёлки в сердцах. И даже лампочки на ветках ещё горят. — Узри рождественское чудо, — покорно склонился Брайан, подсовывая руку под локоть Уиллу. — Пойдём с тобою вдвоём, что ли? — Слушай, я бы тоже сразу на новеньких глянул, — не согласился Уилл. — Уилл, возможно, тебе этого никто не говорил, но они никуда не денутся. Они мёртвые. Обычно мы с Джимми находим их прямо вот тут, где оставляют коронёры. — Смешно, — улыбнулся Уилл. — Иди один. Брайан ушёл. Уилл остался на всякий случай. Просто чтобы быть уверенным. Он посмотрит на парочку, пронзённую ёлочными стволами (На самом деле не ёлочными, из питомников для праздников продавали лохматые туи.) и поймёт, что здесь потрудился просто сентиментальный психопат, с пунктиком на Рождестве и с недюжинной силой в руках. А не психопат его собственный, у которого айкью выше нормы вполовину, желающий сделать рождественский подарок для Мистера Декабрь. — У меня сэндвичей на двоих, здорово, что остался, Уилл, — Джимми обскакал Брайана и был доволен. — А сколько тех у меня. Ганнибал готовит… — Слышал. Как бог. Где же они, эти божественные сэндвичи? Уилл принёс. Джимми ел молча, изредка вытирая счастливую слезу. После второго наконец созрел: — Тебе повезло. — Вероятно. Ты о сэндвичах? — Ну хотя бы начать с них, — Джимми покрутил пальцами в воздухе и взялся за термос. Уилл кивнул сразу и на налить, и соглашаясь с Джимми. — Ты же знаешь, какой настал пиздец во всей модной ЛГБТ-тусовке Балтимора? Уилл долго вдохнул и выдохнул: — Ты о фэшн-челлендже, который многим существенно повредил мозг после представления коллекции Чио Ганнибалом Лектером? — Да. Я хочу напомнить, что быть натуралом, таким, как я, в современном мире уже едва ли не сложнее, чем вам, геям, приходилось в 70-е. — Нам, геям, — кивнул Уилл. — Ты понимаешь, что я имею в виду, уверен. Поэтому я держу руку на пульсе. Я в курсе большинства из того, что там творится в ваших тусовках. Подписан на некоторые аккаунты в «Инстаграме». Ну чтобы быть во всеоружии и не покатиться в ебеня. — Ненароком. — Ненароком. — Как я? Джимми жалостливо поджал губы. Уилл опустил взгляд и спрятал улыбку за бутербродом. — Все. Все геи хотят делать предложения своим возлюбленным в лейбле «Chiyo nation». Жалуются, что дом не даёт согласия на массовый пошив голубого, в гвоздиках, костюма, что был на Лектере. — Пусть не жалуются. Ганнибал вчера разрешил Чио снять лиметед эдишн с голубого костюма с гвоздиками. — За процент от продаж? — Думаю, да. — Говорю же, тебе повезло. — Хороший кофе, Джимми.***
— Однажды мы доживём до того времени в наших отношениях, когда вот этого всего не будет, — Уилл хотел покрутить ладонью, очерчивая условные границы «вот этого всего», но рука была настолько обессилевшей, что только дрогнула в пальцах. Пришлось говорить: — Трепаться не затыкаясь, трахаться без продыху, хотеть быть рядом в одной комнате, радоваться гостям. — Это нормально для долгой семейной жизни, — отмахнулся Ганнибал. — Разве это не должно вызывать сожалений? Знание, что для большинства людей растущие холодность и отчуждение нормальны? — Для большинства нормальных. Ты уже начал сожалеть о недостатке того, чего у нас ещё в избытке? — Просто сейчас всё хорошо. Слишком хорошо. Так хорошо, как мне и нужно. — Я старался, спасибо, — Ганнибал потрепал Уилла по голой заднице, протянув руку под одеялом. — Могу предложить увеличить количество занятий сексом сейчас, если тебя огорчает потенциальная его нехватка годам к шестидесяти. — К твоим или моим? Но, боже, заткнись. Это… этого сейчас достаточно, — Уилл лёг лицом в подушку. — Уилл, привычка способна свести на нет все некогда сильные проявления чувств и эмоций. Ошибкой было бы думать, что, становясь нам привычным и доступным, человек со временем теряет всё, что изначально в нём притягивало и приводило в восторг. Но у меня очень хорошая память. Я буду помнить, чем ты так меня привлекал. Буду помнить, что это всё в тебе есть и никуда не ушло. — А твоя привычка, Ганнибал? Та, что не даёт тебе права зваться нормальным? — осторожно сказал из подушки Уилл. — Она не так безобидна, чтобы положить её в обувную коробку и задвинуть в самый пыльный угол на чердаке. Ганнибал не ответил. Он развернулся боком, уложил голову в локоть и дождался, пока Уилл, насторожённый молчанием, выберется из укрытия. — Ты помнишь другие варианты, объясняющие «почему он перестал убивать»? — Да. — Я по-прежнему утверждаю, что буду делать всё для того, что сохранит нашу семью в безопасности. Чтобы быть рядом. — Поэтому никто никого не найдёт. — Даю слово, я не буду нарочно искать повода и идти на поводу у своей привычки. Уилл перевернулся вверх лицом, блуждая взглядом по потолку. — Шультц. Сэм Шультц сказал мне: «Не я в плену у привычки, это привычка в плену у меня». — Я создал это утверждение для Сэма. Смена доминирующего акцента. Шаг в курсе его терапии. — Охотно верю, что он подцепил это от тебя. Но тебе всё же хочется убить, как Сэму хочется курить? — Временами — да. — Насколько сильно? — Получить тебя хотелось сильнее. Уилл фыркнул, ожидая вполне логичного «а сейчас так вообще хочется», но Ганнибал к нему не притронулся. Только смотрел. Тем самым чёрным взглядом, от которого продирало до ужаса. — Хочешь мне сказать, что я приоритетнее, нежели обнаглевший грубиян и его печёнка? — Хочу. — И хочешь сказать, что спустишь всё на тормозах, если столкнёшься с кем-то подобным, наступив на своё гротескно разросшееся чувство справедливости, только чтобы оставаться свободным и со мною? — Хочу. Если ты не столкнёшься с кем-то подобным. И сам не захочешь обратного. — Перекладываешь ответственность на меня? — неверяще двинул головою Уилл. — Наделяю полномочиями. Я сделаю то, чего захочешь ты. — Но прежде будешь влиять на меня по полной, если моё решение не будет тебе угодным, — Уилл ухватил Ганнибала рукой за плечо и толкнул назад. Тот послушно перевернулся, разрешая Уиллу усесться сверху. — Скажи мне, почему я так делаю. Что ты чувствуешь? — предложил Ганнибал. — Я тоже твоя привычка. — Хроническая. — И ты пытаешься поменять доминирующий акцент? Ганнибал улыбнулся, прикрывая глаза. Уилл ухватил его за волосы, заставил откинуться головой, прижался и агрессивно поцеловал. — О’кей, а что ещё чувствуешь? — улыбаясь теперь уже после поцелуя, спросил Ганнибал. — Я чувствую, что ты пошлый, — принял подачу Уилл, сдвигаясь ниже и шире коленями, — отвратительный и пошлый. — И… — Хорош во всём.