Лучшая ученица

«Встань ровнее! Не хнычь! Горб не может мешать тебе стоять на двух ногах». «Ты даже не стараешься, Свинка! Хочешь закончить занятие — произнеси заклинание правильно. Иначе останешься здесь до утра». «Хватит мямлить! Говори четче». «Я не желаю слышать отговорок, это лишь твоя слабость». «Ты ничему не научишься! Никогда». Тиссая лепила из Йеннифэр свою лучшую ученицу. Кропотливо, последовательно, беспощадно. Она не жалела унижений и оскорблений, была щедра в отношении презрительных взглядов и ухмылок, а потом… Когда Йеннифэр поверила в свою слабость, ректоресса начала давать надежду. Сладкую, как свежий мед прямиком из сот, жидкий и терпкий, дурманящий. За каждую каплю она требовала плату. — Достала цветок, — Тиссая легонько прокрутила стебелек между пальцев. — Хорошо. — Зачем он нужен тебе, — Йеннифэр с грустью вспоминала теплые прикосновения Истреда в пещере. Как его нежные руки касались обнаженного тела, как он голубыми глазами преданно смотрел на неё, не видя недостатков, в которые Тиссая тыкала юную магичку день за днем. — Не для чего, — ректоресса бросила цветок словно безделушку. — Я хотела посмотреть, сможешь ли ты, и ты смогла. Тиссая даже не смотрела на Йеннифэр, но причиняла ей страшную муку. Боль разбитого сердца. «Не для чего» — обе они теперь знали, что это была проверка. Сможет ли Йеннифэр предать свою любовь ради «хорошо» от холодного архимагистра? Смогла. Она выпросила показать Истреда цветы и тайком вытащила один. «Хорошо». Йеннифэр хочется заплакать от презрения к себе самой, но нельзя было показать эмоций Тиссае. Не секрет, что она сказала бы — «Слабость». — Я достойна возвышения? — и только это способно сохранить шаткое равновесие юной предательницы своих чувств. — Ты услышишь стук, Йеннифэр. И ради «Йеннифэр» она отринула столь хрупкое доверие между двумя влюблёнными сердцами. За каждую каплю мёда Тиссая требовала плату — покорность и смирение. После унижений, и сладкой надежды, настало время другой горькой пилюли, но манящей вдвойне. Тиссая воспитывала свою лучшую ученицу. Тиссая де Врие прекрасно известным ей за годы пребывания в Аретузе заклинанием превратила учениц в угрей, не торопясь, по порядку, одну за другой, предварительно введя всех троих девушек в транс. Девушек. Не чародеек. Она знала, что Йеннифэр смотрит на процесс сквозь узкую прорезь, она же сама привела её сюда стуком. — Подтолкни подругу к воде. — Нет! — Да. Так умерла совесть. Йеннифэр предала Истреда, настало время перешагнуть через Анику, милую девушку, что поддерживала её в первые годы, ту, что покорно сносила все колкости ректорессы и помогала выдерживать их подруге. Милую девушку, не чародейку. И Йеннифэр не долго мучилась выбором, ведь она стояла сверху. Будучи достойной решала судьбу недостойных. И это пьянило. Ей была оказана великая честь, обошедшая всех прочих учениц, даже идеальную Сабрину. Честь особенная, уникальная. Как и сама Йеннифэр в этот момент. Легкая улыбка одобрения Тиссаи, после стольких оскорблений и издевательств, заставляет столкнуть подругу и считать подобный жест вещью обыкновенной и полезной. В конце концов, превращение девушек обеспечивает ей возвышение. А она его хочет достичь. Потому что Тиссая требует его желать. Дальше — больше. Теперь ректоресса учила вершить судьбу мира. Показывала, как управлять чужими мыслями, и за секунду подчинить чужую волю, взывала к осторожности и аккуратности в проворачивании дел, неугодных королям. Она учила править и управлять, стараясь не потерять собственные поводья. А Йеннифэр… Что же Йеннифэр? Ей было слаще прочих — Тиссая спросила, куда та желает отправиться. Никому не было оказано такой чести. Это пьянит. Это заставляет быть благодарной. И Йеннифэр уже представляла, как будет командовать королем. Нет, служить она не была намерена. Разве что, Тиссае де Врие? Что за мысль? Откуда она и почему так справедлива? Но, по правде, у Йеннифер не было никого кроме стальной ректорессы. Родителям она была не нужна, даже мать не сильно боролась за свою старшую дочь, что да тех, среди кого она находится в Аретузе? Амбиции застилали глаза других молодых чародеек, заставляют видеть в окружающих врагов, а Аника… Анику она пожертвовала во имя своего возвышения, чтобы повелевать королями. Истред мыслил слишком узко, мечтая бесконечно копаться в земле и за одно её таскать по всему свету. Такого она допустить не могла. Ей суждено было вершить судьбу мира. Йеннифэр страшилась своих несовершенств, уродств, за которые терпела оскорбления годами, в том числе и от Тиссаи. «Даже если бы ты была красива, тебя бы никто не любил». А она даже не красива. Любовь Истреда Йеннифер давно уже воспринимала, как должное. Пусть те слова были произнесены давно, но рана от них не зажила окончательно, как и страх не покинул её. Все что было в её силах — стать совершенной. Цена не важна. Йеннифэр стояла перед зеркалом, крепко прижимая к себе серое платье, подчеркивающее значимость, без лишней вычурностью, самое то для Аэдирна. Внутри неё всё ещё гудели сомнения. Воображаемый идеал всё не складывался в полную картину, оставаясь лишь отдельными крупицами. Сзади тихо подошла Тиссая, обыкновенно спокойная и сдержанная, статичная, как камень. — Представь как выглядит самая могущественная женщина в мире, её глаза, волосы, — для ректорессы не секрет мучения ученицы, она давно покопалась в её мыслях, и теперь без спроса лезла в голову, — Представь, как она стоит, её величественную позу, да. Йеннифэр открыла глаза и наткнулась на довольную улыбку наставницы. «Мы можем перекраивать себя, как хотим» — сама Тиссая не слишком тянулась к совершенству, может даже такой родилась, но от своих учениц требовала изменений за определенную плату. И это не обсуждалось. Йеннифэр же не понимала, зачем устраивать дискуссии. Так надо. Тиссая так сказала. «Самая могущественная женщина в мире» — описание, что дала архимагистр юной ученице, не имеющей связей и влияния, союзников и друзей. Горькая, но пьянящая, пилюля — власть, и Йеннифэр её проглотила, не запивая. Как же иначе, Тиссая воспитывала свою лучшую ученицу. Йеннифэр не хотела признавать свою привязанность к Тиссае, к этой спокойной, закрытой, и точно расчетливой чародейке. Однажды, когда Истред ласково прижимал её к себе, Йеннифэр вспомнила о ректорессе и ехидно отметила, что Тиссая, наверное, и в постели-то не раздевается, так и остаётся в своем простом платье. Подумала и расстроилась, потому что никогда не смогла бы ни подтвердить, ни опровергнуть свою шутку-догадку. А ведь Тиссая для неё значила незаслуженно многое. Она её наставница, учитель, человек, что разглядел в ней талант, возвысил. Йеннифэр бы с радостью отозвалась Тиссае на дружбу, всегда отвечала на её редкие улыбки, значащие больше миллиона чужих, но Тиссая оставалась Тиссаей, холодной, немногословной, жадной на комплименты и одобрения ректорессой. А у Йеннифер не было никого другого, от того и было так больно день за днем наблюдать за её движениями и жестами, знать, что человек — для тебя — весь мир, а ты для него — лишь тарелка в дорогом сервизе, разбить жалко, но по сути — совсем не важна. Позже Тиссая доказала свое безразличие, не отвоевав Йеннифэр место в Аэдирне, тем самым предоставив молодой чародейке с завышенными амбициями самостоятельно выбивать обещанное. Тиссая де Врие согласилась отправить Йеннифэр на родину, но стоило ветру измениться, как корабль с обещанием причалил к берегу Нильфгаарда. Но она отвоевала заслуженное. Рисковала ли Йеннифер из Венгерберга отбив у Фрингильи короля прямо на балу, пожалуй да, но сие действие полностью сошло ей с рук, и всем была безразлично чертова четверть эльфийской крови у неё в венах. Значит, и Тиссая, всесильная ректоресса, могла бы проявить больше энтузиазма. Могла и не стала. Тарелка упала на пол, разлетевшись на тысячи острых осколков, а у Тиссаи остался ещё целый сервиз. «Ну, и к черту старую дрянь». Иного Йеннифэр выбрать не могла, да и разве важны все прошлые связи и привязанности, когда она будет повелевать королями. Но горькая пилюля оказалась пустой внутри. Король не желал подчиняться и требовал повиновения от неё. Просил прятать любовниц от жены, варить противозачаточные зелья для случайных связей, отвары для зачатия для законной жены. Политические игры даже не были интересными, только грязными и до банальности простыми. Магия, от которой зависело возвышение, оказалось бесполезной и не нужной среди подданных, которые не хотели видеть и намека на её превосходство. Отрадой стала любовь. Страсть женатых баронов и князей к её лицу и телу, добытых кровавой жертвой. Быть желанной было приятно, но она всё же была одинока среди холодных, бесконечных коридоров. Потом был мертвый ребенок, девочка, чьего имени она не запомнила. Была боль и тоска по собственным мечтам. По обещаниям Тиссаи де Врие. Боль переросла в обиду. Обида в злобу и ненависть. Тиссая не забыла про свою ученицу. Находила её не раз в самых отдаленных концах света, отыскивала и просила вернуться, будто бы было куда и к кому возвращаться.  — Йеннифэр, ты станешь незначительной, если останешься здесь, — Тиссая смотрела прямо в фиалковые глаза своей повзрослевшей ученицы. — А в капитуле я буду иметь огромный вес, ах как же, не смеши, ректоресса.  — Подумай от чего ты отказываешься, и главное — зачем? Пожалеешь потом. — Это вряд ли, — Йеннифэр слегка ухмыльнулась на слова бывшей наставницы, припоминая придворных псов, лающих на неё в Аэдирне, и не слишком отличающихся членов Капитула. — Ты сможешь вернуться, я все устрою так, никто тебе и слова не скажет, — Тиссая словно и не слышала ответных замечаний. Продолжала давить. — Аретуза… — Мне все равно на Аретузу, — резко остановила её Йеннифэр. — Если больше нечего сказать, оставь меня.  — Йеннифэр, я предлагаю хорошую сделку. Возвращайся пока не поздно исправить ошибки. — Ты называешь мои решения — ошибками, ректоресса, — Тиссая не заслуживала упоминания её имени в разговоре. — Я же называю их выбором, и при том правильным. Что я получу присоединившись к тебе, мне известно. Я не хочу жить одной Аретузой, как делаешь это ты. И в прочем, о целях твоего визита я тоже догадываюсь, хочешь спасти меня, ректоресса, чтобы я была благодарна. Только вот у меня все замечательно. Тиссая несколько секунд постояла напротив Йеннифэр и молча исчезла в портале. Йеннифэр из Венгерберга осталась посреди комнаты, вновь совершенно одна. Склока с Тиссаей приятно будоражила кровь, хотя саму встречу трудно было назвать приятной, она определенно вносила разнообразие. И горечь. Очередное напоминание о несбывшихся надеждах заставило её предаться воспоминаниям, а затем отринуть их. Тиссая искала её, преследуя свои интересы, вновь обещала горы, там где стоял лишь холм, но она хотя бы искала и просила вернуться. Йеннифэр презирала Тиссаю. Или думала, что презирает. Тиссая принесла в её жизнь только обман, заставив жаждать того, чего сама не хотела и что, как оказалось много позже, цены не имело. Славу придворной чародейки ей сыскать не удалось, да и на редкость неприятное это было занятие. Внешность не подарила желанной любви, не то что придворных, но и простых конников и знахарей. Подругу она предала ещё давно, а новые связи заиметь не сумела среди глупых людей, не видящих дальше одного метра в удалении от себя. Истред оставался единственным любившим её человеком, но она безжалостно выкинула его и жизни. И только Тиссая искала её. Странным образом пришло желание родить ребенка — неожиданно и нелогично. Йеннифэр вынужденно смотрела на общение матерей с детьми среди простых людей. Среди знати дети рассматривались в качестве продолжателей рода — вещью необходимой для каждого человека, но и обузой, которую непременно надо скинуть на нянь. Были и исключения, но тогда Йеннифэр считала людей, посвятивших себя семье, глупцам. А в крохотном городишке ей открылась совершенно иная жизнь. Магию просили чаще всего ради детей. Когда малыш болел родители готовы были отдать последние, и с годами это не менялось, потому что матери приходили к ней, умоляя сохранить жизнь сыновей на войне. Просили и плакали. Они любили своих детей так, как Йеннифэр всегда мечтала любить. Забота о своем ребенке представлялась ей отныне смыслом жизни, потому что во всем ином сыскать она его не смогла. И что же? Способность рожать она отдала за красоту, за возвышение, которые принесли одни лишь разочарования и боль. Но откуда ей было знать, что все это окажется бесполезным и пустым, тогда, в Аретузе, где все без исключения мечтали стать великими? Никто и не подумал ей рассказать о других возможностях, показать ей, что Йеннифэр теряет на самом деле. Она видела, как дети обнимали своих матерей, и чувствовала себя обманутой. Тиссаей де Врие. Знакомство с ведьмаком принесло не больше радости. Сначала всё складывалось неплохо, весьма даже удачно, но правда вылезла наружу. Он заставил её чувствовать то, чего Йеннифэр не испытывала на самом деле. До боли знакомая картина обмана, а Тиссая тем временем совсем перестала навещать её. У каждого человека внутри есть голос, корящий за неудачи пуще недоброжелателей. В голове Йеннифэр он всегда звучал в точности как у Тиссаи в первые года обучения в Аретузе. «Не смогла воспроизвести заклинание с первого раза. — Никто ничего от тебя и не ждал, Свинка». «Ошиблась в любви. — Ты и того, что было не заслужила». Тиссая де Врие — главный кошмар Йеннифэр и главная печаль. Потому что никого другого у неё просто не было. Йеннифэр медленно раскачивается по волнам в небольшой лодке, набитой чародеями, как рыбой в сетях. Ей с трудом верится в то, что она действительно тут. Не разобравшись в ситуации, безрассудно, магичка слепо бросилась на смерть за одно «Пожалуйста» от Тиссаи. А та, даже не искала её, даже не звала, как-то произнесла, что Йеннифэр её лучшая ученица, да и то не факт. Если спросить Тиссаю прямо, она не затруднит себя ответом. Так что же? На совете ректорессу не поддержали, как она того ожидала, и архимагист молниеносно начала искать другую помощь. До Йеннифэр можно было легко дотянуться рукой. «Ты была права тогда. Аретуза — все, что у меня есть. Не хочешь сделать это ради Континента, сделай ради меня. Пожалуйста» Сколько в этих словах правды, Йеннифэр могла бы гадать вечность. Но не стала. Потому что Тиссая давно уже вылепила из неё свою лучшую ученицу. «Пожалуйста» — и годы унижений, пустых обещаний, обмана прощены и забыты. Тиссая попросила. Тиссая считает верным спасать Континент. Даже не Континент, а свой образ жизни, который она устраивала столетиями. Тиссая продолжит бороться за то, что сама создала. Удивительно. Йеннифэр смешно и страшно, от того, что она все же качалась в лодке, сформированной тщеславием одной женщины. Содден. Грязь. Кровь. Шум. «Тиссая, ты нужна мне» — но она не отвечает, Йеннифэр вновь остается совершенно одна среди хаотично несущейся толпы. Рана мерно пульсирует, но со временем перестает. Йеннифэр понимает, что уже слишком устала, настолько, что перестает чувствовать боль. Вот бы кто-нибудь её обнял. Ещё свежа в памяти несчастная Коралл, пригвождённая к дереву. Скоро и её ждет нечто не менее жестокое. — Тиссая, — знакомый силует как глоток воды в пустыне. Но Тиссая ей не поможет. Запачканное лицо, кровь из носа, она без сил падает на землю, и только теперь Йеннифэр понимает, почему рана не болит. — Тиссая, ты спасла меня, — ей не верится, что все годы она была не просто тарелкой в сервизе. — Йеннифер, спаси всех этих людей, — она не отступится от изначальной цели, даже если цена — потеря её лучшей ученицы и она сама. — Хаос, что ты копила в себе годами. Позволь ему взорваться. К черту бутылку. Йеннифэр знает, что Тиссая приготовилась к смерти, потому что у неё больше нет сил бороться. Но она не намерена убивать ректорессу. Шаг за шагом. Она движется на возвышение, что бы было удобней ударить. Ещё минуту назад у неё едва хватало сил, чтобы переставлять ноги. Но Тиссая верит в свою ученицу, а, значит, она сможет. Йеннифэр последний раз смотрит вниз на Тиссаю. На свой главный кошмар и главную печаль. Все такая же холодная и сдержанная посреди хаоса перед лицом смерти. Кажется, она мечтает увидеть могущество Йеннифэр, которым сама не обладает. Даже в последний раз. Отступать бессмысленно. Всё уже решено. Йеннифэр спасет этих людей, потому что глубоко внутри чувствует, что ступает на верный путь. И потому что Тиссая так сказала. У Йенниэр нет семьи, нет настоящих друзей, она никогда не испытывала настоящего счастья. Только разочарования и обиды жили в ней десятилетиями. «Бутылку вверх» — «К черту бутылку». Йеннифэр всегда старалась точно исполнять приказы Тиссаи. На сколько ей хватало сил, умений и терпения. Теперь опыта у неё предостаточно. Удар. Огонь. Боль. Усталость. Пламя все же обошло Тиссаю, не затронув даже краешек платья. Йеннифэр могла бы увидеть в конце Тиссаю, смотрящую с чувством выполненного долга на возвышение, где только что стояла разочаровавшаяся в жизни чародейка. Все было не зря, все года привели Йеннифэр на этот холм, чтобы она оставила свое наследие, забыть которое Тиссая не позволит. Грусть перемешивается с гордостью. Так и должно было случиться.