***
Его — утро — спас только завтрак от заботливой хозяйки, которая, несмотря на свой возраст под шестьдесят, с большим удовольствием с пяти утра до восьми вечера готовила и на десять, и на пятнадцать персон. Сакура, уже давно не помнившая вкус настоящей домашней еды, не постеснялась попросить добавки и с большим удовлетворением смотрела на Саске, а он, в отличие от неё евший медленно и растянуто, ухмыльнулся, глядя на порозовевшие от чая щёки. — Как же это здорово, когда у девушки такой хороший аппетит, — проворковала женщина, ставя перед Сакурой ещё одну порцию риса. — Тебе, моя милая, пара килограммчиков бы даже не помешали. Ваш муж, я думаю, не был бы против. А, как вы считаете, молодой человек? Саске поднял глаза и совершенно спокойно, как бы и не задумываясь, сказал: — Да, пожалуй. Хозяйка, весело хихикнув, ушла. Но Сакура почему-то не трогала палочки и, отстраненно размышляя, смотрела в одну точку перед собой. Она ничего не говорила, и на губах у неё застыло неясное выражение. Саске, отвлекаясь от еды, взглянул на неё и спросил: — Что с тобой? Какое-то мгновение спустя, она, посмотрев ему в глаза, — губы её вскоре сложились в кроткую улыбку — подавшись вперёд, сказала на выдохе, как величайший секрет: — Саске-кун, ты — мой жених. А я — твоя невеста. В глазах у неё читался какой-то детский, в высшей степени искренний восторг, потому что то, о чём она говорила, в полной мере Сакура осознала только теперь, когда другой человек обратил на это внимание. Саске опять ухмыльнулся и воздержался от ответной шпильки в виде фразы "Доброе утро".***
— Сакура, где ты? — На третьем поясе седьмого круга ада. — Что? — Саске с непониманием открыл дверь в ванную, уяснив, откуда идёт голос. Сакура, сидя на бортике ванной, держала на коленях книгу и расчесывала спускавшиеся чуть ниже лопаток волосы. Саске узнал в потрепанной, аккуратно — видно, что женскими руками — склеенной книге "Божественную комедию", которую вместе с "Одиссеей" и "Илиадой" Сакура носила — он отказался от слова "таскала" — в походной сумке вместе с аптечкой, противоядиями и несколькими важными свитками. Читала урывками, когда успеется, но так же увлечённо, как если бы всё время проводила в библиотеке. — А, то есть, — сказала она, быстро подняв глаза. — Извини, увлеклась. Я сейчас. — Всё в порядке. Если ещё нужно время, я подожду. Сакура улыбнулась и потянулась за лежащей на краю раковины резинкой, наклонила голову и стала завязывать высокий хвост. — И всё-таки, это потрясающе, как Данте проходит через геенну огненную, чтобы очистить душу и иметь возможность взойти к звёздами и увидеть Беатриче, — сказала она, хотя понимала, что Саске, разумеется, и крупицы сюжета не знал. Всё то время, что она рассуждала, он заинтересованно смотрел на открытые благодаря шортам ноги, подтянутые икры, вычерченные чашечки колен, острые лодыжки и сухой плоский живот, тянувшийся внизу спортивного топа. Он и раньше невольно наблюдал за этим анатомическим Пантеоном, но с приходом поздней весны вид для него открывался куда более широкий. — Да, — согласился он и попытался нащупать на полке гигиеничку, которую она у него, кажется, попросила. — Потрясающе.***
Неотъемлемой частью их путешествия стали тренировки: как показывал личный опыт, упор нужно было делать именно на практику ближнего боя. Саске без всех своих клановых техник ощутимо проигрывал Сакуре с её превосходным контролем чакры, поэтому они сговорились использовать только физическую силу — никаких призывов или печатей, только разум и выносливость. Сакуре с её гимнастической гибкостью, ловкостью и быстрым, не уступающем Саске, умом, идея пришлась по вкусу. Недалеко от хостела нашлась заброшенная, по периметру обнесенная забором, площадка, похожая на футбольное поле. Зелень, судя по виду, уже не первый год обвивала ограду. Начинали всегда с разминки: разогревались каждый самостоятельно, и, если бы Сакуру спросили, она бы смело сказала, что это была её любимая часть. Приседая, она невольно подглядывала за тем, как Саске разминает шею; потягиваясь от носка одной ноги к другой, она мельком замечала, как сминается в лопатках на его вспотевшей спине футболка; о, и плечи, широкие плечи, на которые она уже не заглядывалась, а откровенно пялилась, зато с ещё большим энтузиазмом начинала поднимать пресс от земли к коленям. Мотивация была первоклассная. Иногда Сакура пыталась проследить, не смотрит ли на неё Саске, но — как же скучно и грустно было это признавать! — он всегда был занят собой, сконцентрирован и, в отличие от Сакуры, не отвлекался. И она пыталась за ним повторять. Но в этот раз она была весь день отвлечена не покидающими её мыслями о помолвке. Сакура представляла себя с гербом клана на спине, в большом доме с фамильными ценностями, себя — дыхание, как если бы она упала в воду, перехватило — как госпожу Учиха. Но для того, чтобы быть хорошей женой, недостаточно быть лучшей куноичи своего поколения, и очень жаль, что эти понятия не синонимичны. Сакура вспомнила про свои кулинарные способности, прикинула, каким большим может быть особняк именитого клана и каких усилий будет стоить любая его уборка, и поняла, что считаться профессиональным медиком ещё никогда не было так просто. — Сакура? — раздался голос сзади. Девушка поняла, что опять затянула время и без лишних слов поднялась. — Ты слишком много витаешь в облаках, — констатировал Саске. Сакура посчитала упрек странным, ведь ему это только на руку играло. Осознав, что она сама предоставляет Саске карт-бланш, Сакура попыталась собрать мысли в кучу и сфокусироваться на тренировке. — Проигрывает тот, кто первым окажется на земле, — как можно более беспристрастно продиктовала куноичи правила игры и почувствовала какое-то самодостаточное удовлетворение. Сакура отошла на три шага назад, выпрямила спину, наладила дыхание и выставила, подогнув колени, одну ногу вперёд. — Поехали. Саске как бы по умолчанию позволял Сакуре нападать первой и время от времени это бесило. Нечто вроде поблажки, снисхождения. Девушка не стала медлить, и, быстро преодолев расстояние, ударила ногой. Было слишком очевидно, что Саске применит захват, попытавшись её дезориентировать, но Сакура именно поэтому направила всю свою силу в ноги, сохраняя железную стойку. Куноичи прыгнула и перевернулась, освободив одну ногу и стараясь задеть противника второй, но Саске, совершенно готовый, уклонился и поддался вперёд. Их снова разделяли три шага, и Сакура заметила за собой лёгкую одышку. Каков — ещё даже мышцей не повёл, а она уже начала выматываться. Нет, энергия в их случае слишком дорогой ресурс, чтобы тратить её на метод проб и ошибок. Сакура решила использовать отвлекающий манёвр. Удар кулаком — он уклоняется — подсечка. Саске устоял на ногах и решил опять использовать захват, но Сакура ударила его локтем в сгиб руки, и они снова оказались на расстоянии. Назревал план, и девушка, стараясь не терять времени, в чём её сегодня уже не раз упрекнули, попыталась привести его в действие. Они с Саске медленно направлялись в центр, осматривались, как дворовые кошки, которые щетинятся и шипят при виде друг друга. По сосредоточенному взгляду мужчины куноичи поняла, что у него есть туз в рукаве и что единственный шанс остаться победительницей — действовать быстрее. Хотя бы на секунду. И, как дирижер, шаг за шагом, движение за движением: раз — несильный удар в солнечное сплетение, не столько с целью причинить урон, сколько нарушить равновесие, два — захват и бросок через себя. Но в какой-то момент Саске выскользнул, подобно змее, и оттолкнулся руками от пола, делая кривой неумелый фляк. — Только учишься, да? — кисло улыбнулась Сакура. — Извини уж, до твоей пластичности мне далеко, — передразнил вспотевший Саске. Он неожиданно перетянул инициативу на себя: начал с подножки и намеренно перехватил за спиной женские руки с очевидным желанием самолично приложить Сакуру подбородком к асфальту, но куноичи дернулась и, ненароком подавшись вперёд, уперлась ладонями в землю. Пришлось навалиться, отвести одну руку и сделать колесо — Сакура увидела, как грубо она задела краем подошвы подбородок Саске. — А вот так? — спросила она. Воздух между ними как будто закипал от взаимно разделяемого стремления самоутвердиться, а напряжение, поощряемое духом соперничества, наливалось и застывало, как янтарная смола. Раньше такого не было, подумала Сакура. Нет, это какое-то другое напряжение, не из желания насолить другому и показать свою силу — это сексуальное напряжение. Как никогда острая потребность прикоснуться, пройтись рукой по коже, ощутить давление со стороны чужого тела, подразнить, спровоцировать, привлечь больше внимания — только теперь девушка осознала исток и значение всех этих действий. И — она не то чтобы знала, но чувствовала — это было взаимно. Она совсем по-другому взглянула на Саске с его налипающими на лоб влажными прядями волос, которые он заводил за ухо, на выпирающие ключицы, мокрую горловину майки. Ноги ненароком задрожали. Куноичи посмотрела в чужие глаза — тёмные и томные. Вверх, по спине, до последнего шейного позвонка, пробежали мурашки. — Ты, — сказал он, нахмурившись. — Опять овец считаешь? Как будто обижался, что от него отвлеклись. Сакура предсказуемо попятилась. — Я просто поняла, что если смогу тебя победить, — отвечала она. — То наш счет будет 5:7 в мою пользу. Саске ощерился. Времени прошло, наверное, много, может быть, больше, чем они предполагали провести здесь, потому что солнечное тепло уже не грело, а обжигало, перекатываясь по голым плечам и скулам. Сакура была на пределе сил, но Саске нравилось — он начинал заново и заново, заставляя куноичи снова и снова находить в себе силы сопротивляться. Это был его туз — извести её и потом, как стервятник, ожидать момента, когда девушка сама будет валиться с ног. И Сакура, подумав о себе, как о жертве, вдруг сильно обозлилась, почувствовала, как заклокотал внутри неё адреналин и как кровь подступила к лицу. Саске в это время стоял позади, и оставалось всего несколько секунд, прежде чем он нападёт. Сакура закрыла глаза и сосредоточилась — она слышала его дыхание, и ей казалось, что оно такое громкое и пылкое, что достигает её шеи. В ушах зажужжало. Но сквозь звон до неё донесся скрип подошвы. Сейчас. Сакура качнулась с пяток на носок, подпрыгнула, выставив в развороте левую ногу. Она попала Саске точно в грудь, но не оттолкнулась, а наоборот навалилась; он, как ни пытался удержаться, хотя бы на руках, всё-таки упал, потому что сверху на него приземлилась Сакура. Он, держа руки за головой, чтобы не приложиться затылком, зашипел: ей сначала показалось, что он просто больно ударился лопатками о землю. — Сакура, — пробормотал он. И она поняла, что ударила его коленом по носу, и, ахнув, сдвинулась назад. Кровь тихонько побежала вниз. Скоро она коснулась выемки над верхней губой. Сакура потянулась стереть её, но Саске как-то хрипло выдавил: — Не стоит. Как нелепо, подумала Сакура. Любимый мужчина лежал перед ней, уязвимый и раненый по её же вине, а она наблюдала сверху, и ей это зрелище бесконечно нравилось. Куноичи ухмыльнулась, наклонилась поближе: она поняла, что Саске наслаждается видом — её ногами, выпирающими тазобедренными косточками, обнаженной талией, стянутой топиком грудью, руками со вспухшими венками. Не каждый же день она его седлала. Саске склонил голову к плечу, не даваясь, как всё тот же вредный кот. И всё-таки Сакура осторожно поднесла руку к его лицу и стала стирать кровь, а потом подняла ладонь к солнцу: на красном безымянном пальце блестело рубиновое кольцо, и было в этом символизме что-то завораживающее. Терпко пахло потом, было жарко, в высокой траве шумел ветер. А они застыли, наслаждаясь моментом, и всё, чего хотелось Сакуре, остывшей от ярости и снова поддавшейся вожделению, это чтобы Саске сейчас не стесняясь схватил её под бедра. Но нежность и долг пересилили, и она, хотя и отговаривала себя, сначала погладив его по щеке, отвела руку — перед ней возникала зеленая сфера, расточая тепло. Саске перехватил девушку за запястье. — Сказал же — не нужно. Сакура склонилась перед ним. Её выпавшие из хвоста розовые пряди щекотали ему щёки. — Не знала, что ты мазохист, Саске-кун. Саске улыбнулся: — Раздражаешь. — И, — она сглотнула, осмелев. — Тебя это возбуждает, правда? Непокорность, своеволие. Когда все не по-твоему. А ты и рад. Он приподнялся. Ближе, к уху. Прошептал наигранно громко: — Пять-семь, я не ошибся? Сакура от возмущения толкнула его в плечи, и его лопатки снова столкнулась с асфальтом. — Саске-кун! Он вздохнул. — Пойдём сегодня на горячие источники? — предложил он. — Не знаю как тебе, а мне перспектива перекатываться грязным по холодному асфальту не очень нравится. И, подумав, добавил: — Я знаю, что ты хочешь услышать. Да, ты меня возбуждаешь. Вот такая, а не в красивом платье, с укладкой или макияжем. Вот такая — и чертовски сильно. Сакура довольно улыбнулась. Она услышала не всё, потому что опять ушла в себя. Секса на горячих источниках у неё ещё никогда не было. А праведные мысли по поводу счастливой семейной жизни можно отложить и на потом.