Очень долгое путешествие, или Инь и Ян

      Наутро с рассветом мы заняли наше место на рынке. Не то вчера вечером Эскель провел отличную маркетинговую работу, не то товары ведьмаков были дефицитом, но у нашего прилавка постоянно толпились покупатели и зеваки. К моему удивлению, первыми ушли четыре железы гнильцов, на которые мы выставили цену в пятьдесят каэдвенских марок, причём расхватали их женщины.       — Зачем они им? — недоумённо спрашивала я Эскеля.       Тот смеялся и пожимал плечами. Местная травница скупила внутренности туманников, мозги утопцев и сушёные эмбрионы эндриаг. Бронники и оружейники брали шкуры и когти чудовищ и масла для клинков. Охотники — мази для заживления ран и эликсиры Белый мёд и Кошку. Женщины к Белому мёду покупали Слёзы жен, с помощью которого можно было мгновенно снять опьянение. Других эликсиров мы не продавали — для обычных людей они были слишком токсичны. Даже Кошку и Слёзы жён нужно было использовать только вместе с Белым мёдом, не то отравления не избежать.       Я аккуратно заносила поступления в тетрадь и чувствовала себя в своей стихии. Эскель в виде живой рекламы расхаживал по ту сторону прилавка и объяснял покупателям свойства товаров, я же заворачивала, отсчитывала и записывала.       По ходу дела мне пришлось разобраться с курсом валют, так как народ расплачивался, чем придётся. К концу дня у нас было 3960 каэдвенских марок, 2500 оренов. Сейчас орен, валюта Темерии, примерно равнялся по стоимости марке, но его курс постоянно снижался, так как в Темерии продолжалось безвластие. Вдобавок мы заработали 580 нильфгаардских флоренов и 1090 новиградских крон. По сегодняшнему курсу в марках мы выручили немногим больше двадцати тысяч — огромные деньги по местным меркам, учитывая, что за сотню новиградских крон (или семьсот марок) можно было купить отличного коня, а пуд муки стоил всего марок двадцать. Кожаный мешок, куда мы складывали выручку, был тяжёл, как гиря.       — Ничего, будем закупаться, избавимся от марок и оренов, и кошель полегчает. Давай его сюда, положу в безопасное место, — Эскель запихал мешок в заплечную сумку.       Мы продали за десять флоренов все остатки скопом ушлому торговцу, дожидавшегося своей очереди, и принялись собирать пустые мешки. Тут я заметила, что к нам направляется пожилой мужчина, который уже некоторое время нерешительно переминался с ноги на ногу недалеко от нашего лотка.       — Милсдарь ведьмак, позвольте побеспокоить!       Эскель пожал его руку.       — Приветствую, Юлиуш, — сказал он. — Неужто у самого старосты дело к ведьмаку?       — Был бы рад, чтобы не было, милсдарь, да меня спросить забыли, — староста огладил бороду и почесал затылок. — Тут, значится, вот какое дело… А пойдёмте до корчмы, и девушку вашу берите, я дело и объясню.       Мы с охотой поддержали его предложение. Расположились за столом в углу, и вчерашний официант тут же наметал полный стол снеди — сказывалось присутствие старосты. Тот важно кивнул и повернулся к нам.       — Так вот, праздник сейчас у нас. Вчера хороводы водили, сегодня свахи по избам пойдут. Радостное время. Да вот такая незадача, что пропала девушка у нас одна. Бабка ейная вчера приходила. Голосила, как блажная, обеспокоила общественность… Бетка-то сирота, с бабкой и живёт, а тут ушла в лес и исчезла. А старуха нам спуску не даст, дурной глаз у ней, попортит свадьбы. Вот я, значит, и послал пару охотников, да вернулись они ни с чем. Найдите, милсдарь, Бетку, в накладе не останусь. А то жена моя и говорит, ссориться начали молодые-то, вчера ещё танцевали, а сегодня видеть друг друга не хотят. Думает она, бабкин это сглаз.       — Возьмусь, отчего нет, мне бы только с покупками успеть.       — Так завтрева ярмарка ещё открыта, да и протекцию вам осуществлю, списочек-то оставьте, что надобно. Лучшую цену организую.       Эскель попросил у корчмаря лист и перо и выписал для старосты добрую половину из нашего перечня припасов. Юлиуш спрятал бумагу за пазуху лёгкого тулупа.       — Мне понадобится поговорить с бабушкой Бетки, чтобы начать поиски, — сказал Эскель.       — Так по главной улице идите, крайний дом слева.       Мы рассчитались за обед, закинули пустые мешки в комнату и направились на поиски дома старушки. Я радовалась и волновалась одновременно — первый раз на ведьмачьем заказе! Эскель был спокоен, но мрачен.       — Не нравятся мне истории с пропавшими девушками. Чаще всего они очень плохо заканчиваются, — пояснил он и постучал в дверь указанного дома.       Хата была маленькой, но опрятной. На стук дверь распахнулась, и на нас обрушился поток брани. Грузная старуха упёрла руки в боки и сообщала всему миру о том, что думает о тех, кто тревожит её, особенно если он мутант или мутантова девка. Эскель поморщился, незаметно сложил пальцами Аксий.       — Добро, бабушка, нас прислал староста, чтобы найти твою внучку. Расскажи нам всё, что знаешь.       Старуха пару раз открыла и закрыла рот, как рыба, выброшенная на берег, потом посторонилась и пригласила войти. Эскелю пришлось пригнуться, и я шагнула за ним в тёмную комнату. Мы сели на лавку под окном.       — Бетка моя пропала, — старуха подслеповато моргнула и вытерла передником покрасневшие, вдруг набрякшие слезами глаза. — И так не от мира сего была, ходила вся в думах, мечтала… Но работница была хоть куда, и слова поперёк я от неё ни разу не слышала.       Я подумала о том, что это неудивительно, учитывая бабушкин боевой характер.       — Когда вы в последний раз её видели?       — Дак в четверг, когда парни ходят и на хоровод зовут девок, кто им приглянулся. Так моя дурёха целый день дома сидела, Марека ждала.       — А это кто? — уточнил ведьмак.       — Да чего уж тут, самый видный парень в Износках. На свирели дудит, из семьи богатой — дом ихний у рынка, с резными наличниками. Половина девок по нему изводится, вот и Бетка моя туда же. Ждала его до вечера, а потом сказала, что хворосту принесёт. Пошла в лес да и сгинула, — она опять промокнула глаза передником.       — Мне нужно что-то из её вещей, то, что она часто носила, — попросил Эскель.       С вешалки у двери старуха вытянула вязаный платок.       — Вот, ушла не покрывшись, а вечерами уж холодно.       Даже я почувствовала слабый хвойный аромат, когда Эскель взял платок в руки.       — Пихта, сосна, толика кедра, — задумчиво перечислил он, — она использовала эфирные масла?       — Да, любила запах хвои, все свои сбережения извела на пузырёк той весной, я уж её ругала-ругала, — старуха опять начала всхлипывать. — Найдите Бетку, живую или мёртвую, милсдарь ведьмак!       Эскель кивнул. А действие Аксия бабульку явно отпускало.       — А чегой-то за девушка с вами? Мечи, ножики, не годно это, а глаза-то обычные.       — Моя ученица, — ровно ответил ведьмак.       Мы вышли на воздух. Меня распирало от гордости. Эскель усмехнулся.       — Ладно, давай за работу. Это хвойное масло нам здорово поможет.       Он сосредоточился, замер, поводя носом, как ищейка.       — Туда, — махнул рукой к выходу из деревни.       Мы направились к лесу. У опушки послышалась мелодия, и навстречу выпорхнула стайка юношей и девушек. Впереди, играя на свирели, шёл Марек — именно его я видела вчера у костров, статный и красивый. А рядом с ним, легко касаясь ногами в белых сапожках земли, ступала та самая прекрасная Маренка. Марек пританцовывал, увивался вокруг неё, и было видно, что играет он лишь для неё одной.       Мы разминулись, и я поделилась с Эскелем вчерашними наблюдениями на хороводе.       — Это нехорошо. Очень нехорошо, — проворчал он. — Что-то с этой девушкой не так, я тоже заметил. Но ты говоришь, что твоё видение из медитации помогло снять наваждение?       — Да. Правда, не понимаю, зачем я ей кланялась, но тогда это казалось единственно верным решением.       — Возможно, оно и было верным. Но главное, что ты можешь обращаться за помощью к силе, которую открыли в тебе камни. Используй это.       Мы сошли с тропы. Эскель опять погрузился в себя, и, ведомые его ведьмачьим чутьём, мы следовали за слабым запахом хвойного масла в глубь леса, уходящего вверх по склону горы. Из опавшей листвы выглядывали массивные белые камни, и чем выше мы забирались, тем больше их всплывало из-под земли. Было сухо, листья шуршали под ногами, но тонко пахло осенней грибной сыростью и мхом.       Путь вывел к обрыву. Из расщелины высоко вверху хлестала струя воды, падала, разбиваясь о скальные выступы, и весёлым ручейком устремлялась на встречу с Гвинлехом.       — След обрывается, — констатировал Эскель, посмотрел вниз в расщелину и выругался.       Мы сделали крюк и спустились к ручью. Прошли вверх по течению до водопада, где струя низвергалась в круглый каменный бассейн, откуда брал начало ручей. На камнях лежало на боку тело девушки. Голова лицом вниз свешивалась в воду, руки и ноги были вывернуты под неестественными углами. Казалось, ещё миг, и она подтянет руку, оправит юбку, задравшуюся на плечи, распрямит ноги в грубых шерстяных чулках. Чем-то нереальным, безотчётно тревожным и жутким веяло от её неподвижности. Тонкая муравьиная дорожка пересекала белую бескровную ладонь и по рукаву рубахи утекала под мышку.       — Бери за ноги, — скомандовал Эскель и приподнял Бетку за плечи.       Я взялась за твёрдые, раздувшиеся над туго затянутыми башмаками щиколотки, и мы отнесли девушку подальше от воды. Эскель перевернул её на спину. Я расправила на ней юбку, стараясь не смотреть на мертвенно-белое лицо и зияющую на месте лба вмятину.       — Привыкай, это наша работа, — сказал Эскель, глянув на меня. Помолчал, отвёдя в сторону волосы со лба девушки: — Кровь вымыла вода. Что же, боюсь, мы принесём плохие вести про Бетку. Но меня больше интересует другое…       Поднявшись с корточек, он обошёл водный поток, лившийся сверху. За ним в скале скрывался низкий грот, и у дальней стены виднелось нечто похожее на алтарь: плоский камень, посередине которого была установлена деревянная фигура. Очертания фигуры едва угадывались, так как дерево расслоилось от постоянного воздействия воды, но это явно была статуя женщины. У её ног стояла грубо выдолбленная из камня чаша в однозначно узнаваемой форме черепа.       — Нехорошо, — опять повторил Эскель и провёл пальцем по плоскому камню. — Сюда попали брызги крови Бетки. Плюс вся та кровь в бассейне…       Он глубоко задумался. Потом попросил ещё раз рассказать о вчерашней девушке. Помолчал.       — И староста обмолвился, что молодые люди начали ссориться. Всё сходится. Пойдём назад.       Я сгорала от любопытства. По дороге Эскель всё-таки заговорил.       — Это древний алтарь, его не использовали больше сотни лет. Он принадлежит Маре, богине зимы и смерти.       — Маренка! — ахнула я.       Эскель кивнул.       — Лишь только у неё была чаша из человеческого черепа. Кровь Бетки помогла ей воплотиться, и теперь Мара желает жить. И у неё это получится, как минимум до весны.       — А чем это грозит?       — Может быть и ничем, да вот только сомневаюсь, что юноши из деревни захотят смотреть на других девушек. По легенде, Мара жаждет испытать человеческие чувства, которых она лишена. Любовь. Вряд ли это ей удастся, конечно, но кто знает, сколько ещё будет таких вот самоубийц. Если уж даже на тебя подействовали её чары, что говорить о парнях.       — И что же делать?! — воскликнула я.       — Покупать сани, — ответил Эскель и не проронил до деревни больше ни слова.