***
Стол был убран, посуда вымыта, и ничто больше не могло отсрочить разговор, которого хозяин этого дома так старательно избегал. — Я готов, — Исенгрим смахнул со стола последние крошки, вымыл руки и уселся напротив Иорвета, тщательно вытирая каждый палец льняным полотенцем. — Уверен, что такой разговор лучше проводить с глазу на глаз. Он многозначительно посмотрел на меня. — Нет, ведьмачка останется, — отказал Иорвет. — По правде сказать, именно её миссия — найти тебя, а не моя. Яна, покажи розу. Я сняла с шеи кулон Аэлирэнн и подтолкнула его по столу к Исенгриму. Тот молча смотрел на него, потом протянул руку и взял розу. — Занятная безделушка… — Выслушай ведьмачку, — попросил Иорвет. — Эта безделушка — нечто большее, нежели то, чем кажется. Исенгрим кивнул, продолжая рассматривать розу на ладони, а я начала рассказ о том, как мы с Геральтом встретили в Шаэрраведде призрак Аэлирэнн. — Gwynbleidd? — переспросил Исенгрим. — Слышал об этом ведьмаке, что любит совать нос в чужие дела. Или это любят делать все ведьмаки? — Скорее чужие дела любят соваться к ведьмакам, — проворчала я. — Мы не заставляли Аэлирэнн петь в ту ночь. Я продолжила и процитировала последнюю просьбу Аэлирэнн. Исенгрим прикрыл глаза и так и сидел, когда я закончила рассказ. — Ты шёл сюда, брат, так далеко, чтобы отдать мне эту розу? — наконец, сказал он, с его пальцев соскользнула цепочка, и роза с тихим стуком упала на стол. Исенгрим посмотрел Иорвету в лицо: — Ты ошибся. — Я не верю, что ошибся, — возразил Иорвет. — «Возьми это и передай тому, кто так же, как и я, проклял себя. Проклял за то, что вёл за собой», — повторил Исенгрим. — Я не тот, кого она имела в виду. Я проклял многих, но мне не за что проклинать себя. — Грядёт битва, Исенгрим, — Иорвет нажал ладонями на стол. — Последняя битва за Дол Блатанна. Последний шанс эльфов вернуться на свою землю. Ты нужен нам. Об этом говорила Аэлирэнн, и нет никого другого, кого она могла бы иметь в виду. Исенгрим покачал головой. — Смирись, Иорвет, мы проиграли эту битву два столетия назад, и что бы ни напел призрак Аэлирэнн сейчас, это ничего не изменит. — Я думал так же до последнего времени, но сейчас всё изменилось… — Ты повторяешь слово «изменилось» слишком часто, — перебил Исенгрим. — Потому что это реальность. Прошу, услышь меня… — Иорвет требовательно взглянул на него и заговорил. Он говорил о Саскии, о Свободной Долине Понтара, о том, как туда стягиваются эльфы со всего Севера, и о том, что впервые за всю историю сотрудничества с другими расами эльфы не были преданы. — Я слышу в твоих словах себя из прошлого. Прекрасные мечты… — горько сказал Исенгрим. — Эльфы не были преданы в Вергене… Пока… Пока их можно использовать как военную силу. Возможно, дочь Борха не такая, как другие, возможно, что она не предаст вас, но её государство обречено. — Вас? — во взгляде Иорвета вспыхнул гнев. — Раз уж ты заговорил о нас и вас, я бы хотел знать, каким образом в ломбарде оказалось вот это! Он грохнул о стол ладонью. Исенгрим, криво улыбаясь, смотрел на кольцо с эльфийским бериллом. — Я в тебе никогда не сомневался, Иорвет, — тихо сказал он, не притрагиваясь к кольцу. — Ты смог отыскать даже его. — Почему ты отдал его, Исенгрим? Я не понимаю! Скажи мне, как ты мог отдать последнее в роду Фаоильтиарна кольцо, последнее, что связывает Aen Seidhe с теми, кто прибыл в этот мир на Белых Кораблях?! В комнате будто потемнело, и между эльфами, напряжённо сверлящими друг друга взглядами, казалось, пробегали грозовые разряды. Исенгрим заговорил: — Неужели ты до сих пор, как и Филавандрель, вглядываешься в небо в надежде увидеть Знак, Иорвет? Велунд ошибся, тебе пора признать это и забыть. Что касается кольца, Исенгрим Фаоильтиарна мёртв — таков мой ответ. Слова Исенгрима вонзались в Иорвета невидимыми ножами, и лицо его исказилось, как от боли. — Нет, твой ответ другой, Исенгрим. Ты отрёкся от эльфов — вот твой ответ. Ты предал нас точно так же, как нас предали dh’oine! Быть может, тебе всё же есть, за что проклясть себя? — Thaess aep! — почти крикнул Исенгрим, но совладал с собой и мрачно посмотрел на меня. — Оставь нас. — Нет, — непререкаемым тоном сказал Иорвет. — Я буду снаружи, — сказала я и поднялась. Эльфы сидели в молчании, пока я вылезала из-за стола.***
Чтобы убить время, я решила обойти дом. Деревья за ним смыкались плотной тяжёлой хвоей и не пускали дальше. Я продралась сквозь запутанные ветки и вышла к уступу, на который выходило окно моей комнаты. Легко шумел ветер, а из ущелья монотонным гулом отзывалась река. Я не до конца понимала замысел Иорвета, зачем ему так сильно нужен был Исенгрим. Пока мы путешествовали, я не лезла к нему с этим вопросом, потому что шанс успеха всегда был призрачным, и не было смысла переливать из пустого в порожнее. Однако мы это сделали, мы нашли Исенгрима. И насколько за прошедшие месяцы я узнала Иорвета, настолько же крепка была моя уверенность в том, что помимо политической рокировки, которую он задумал, поиск и возвращение Исенгрима были для него чем-то большим, чем-то лично важным. Может быть, не только он стал Исенгриму сыном, но и тот стал ему отцом? Вторым отцом, покинувшим его… На самом краю уступа под сосной я заметила в редкой траве гриб, похожий на подосиновик. Уселась около него на землю. К развесистой кирпично-коричневой шляпке прилипли хвойные иглы, травинка оставила поперёк неё длинный тонкий след. Гриб был старым, и хотя крепко стоял на высокой ноге, но развалился у меня в руках, когда я прикоснулась к нему, а шляпка была изъедена червями. За спиной громыхнула дверь. Через секунду Иорвет стоял рядом, тяжело дыша. Лицо покрывали красные пятна. Сжав кулаки, он заметался по краю обрыва. Я ждала. — Расскажи, — наконец, тихо попросила я. Иорвет остановился, зубы были стиснуты, на челюстях выступили желваки. — Исенгрима Фаоильтиарны — Железного Волка, легенды скоя’таэлей, имперского полковника Врихедд, последнего наследника эльфийской короны больше нет, Яна, — процедил он сквозь зубы. — Он сказал, что теперь он просто Вольф Исенгрим — никому не известный охотник с Драконовых Гор. Иорвет опять зашагал туда-сюда. — Он сдался, понимаешь, сдался! Гораздо лучше, когда герои заканчивают свой путь на плахе, как Аэлирэнн, а не так — сбегая и предавая свой народ, — с горечью добавил он. — Во всяком случае с её именем на устах эльфы продолжают бороться. Всё было зря! — Не зря, — помолчав, возразила я. — «Нет» — это лучше, чем неизвестность. — Все, кто мне дорог, рано или поздно предают меня! Отворачиваются. Уходят… — на последнем слове голос Иорвета едва заметно дрогнул. — Ты знаешь, что это неправда, Иорвет. Киаран не предавал тебя и никогда не предаст. Саския. Скоя'таэли в Вергене, которые ждут тебя, а не Исенгрима. Они не предадут и никуда не уйдут, — сказала я и добавила тихо: — И я… не предам. Иорвет яростно потёр обеими ладонями лицо, выдохнул, сел рядом на землю. — Впервые у меня нет никакого плана, — потерянно сказал он. — Я не знаю, что делать… Я оглянулась на дом. В окне виднелся силуэт Исенгрима, который смотрел в нашу сторону. Я вздохнула. — Ведьмачий способ, по-другому никак. — Подумать завтра? — он глянул на меня и слегка улыбнулся. — Подумать завтра, — подтвердила я. Иорвет достал трубку и неспешно набил. Потом он молча курил и смотрел, как в ущелье река бежит по порогам, а я была рядом. На тропе внизу между деревьев показалась тень, и через некоторое время Борх поднялся к нам. Против обыкновения он молчал, лицо было хмурым. Он подошёл к краю уступа и, как и Иорвет до него, зашагал туда-сюда, заложив руки за спину и вперившись глазами в землю. Потом остановился и стал разглядывать нас. — Я беседовал с Веструмом, и она сказала мне то же самое, что и вы, — наконец, смурным голосом сообщил он. — А кто это, Веструм? — спросила я. — Проводник. Страж. Та, кто говорит с Сердцем Мира, — ответил Борх. — И заодно основательница и ректор школы Хранительниц. Я пожала плечами. — Тебе так не нравится этот вариант? — Нет, не нравится. Я поругался с Зоуи, то есть с Веструмом, что само по себе немыслимо, — сказал он и опять заходил по краю, — я не ругался с ней ни разу за всю мою жизнь, а она знает меня с тех пор, как я был не больше ящерицы! Этот мир сошёл с ума! Я уткнулась подбородком в скрещенные на коленях руки. Иорвет тонкой струйкой выпустил из губ дым и мрачно смотрел вдаль. — Вижу, что и ваш разговор не принёс желаемого результата, — тихо сказал Борх и тут же воскликнул, глядя нам за спины: — А! Вот и ты, дорогуша! Присоединяйся к нашей компании, зашедшей в основательный тупик. — Уверен, что настало правильное время, чтобы открыть вино, отложенное на крайний случай, — раздался глубокий голос Исенгрима. Я оглянулась. Эльф неслышно подошёл к нам, держа в одной руке бутылку, а в другой скрещенные бокалы. — Южный склон горы Моран в Восточных горах. На глине получаются мощные, закалённые вина, склонные к выдержке, — сказал он, разливая вино. — Гравий накапливает тепло… — Выдержка будет как нельзя кстати! — перебил Борх и потянулся за бокалом. — Мы тут маленько в ошеломлении. Я приняла из рук Борха вино, и Иорвет, помедлив, тоже взял свой бокал с таким видом, точно внутри был яд. Не чокаясь, молча, как на поминках, все отпили. — Я потребовал у Веструма, чтобы она провела меня к Сердцу Мира. Я хочу задать свой вопрос ему, — сказал Борх, крутя в руках бокал. — Ты рассказывал об этом ритуале… Можно ли нам пойти с тобой? — тихо спросил Исенгрим, неотрывно следя за отвернувшимся Иорветом. — Мне кажется, Зоуи не отказала бы мне в этой просьбе. У нас тоже есть вопрос, переданный из потустороннего мира, который невозможно разрешить никому из смертных. Борх не ответил и долго смотрел на Исенгрима, потом перевел взгляд на лицо Иорвета, потом настала моя очередь. Когда я смотрела в его тёмные глаза, то впервые заметила в них что-то, что не принадлежало жизнелюбивому ловеласу средних лет — что-то древнее, выворачивающее нутро наружу, как карман, вместе со всеми секретами. Помедлив, он кивнул. Исенгрим прикоснулся к плечу Иорвета. — Ты не поверил мне, брат, что я не тот, кого ты ищешь, — сказал он. — Поверишь ли ты, если это скажет тебе само Мироздание? — Как ты собираешься спрашивать Мироздание? — усмехнулся Иорвет. — Позовёшь пустынных шаманов? — Нет, нам не нужны посредники, — ответил Борх. — Мы спросим напрямую у Сердца Мира. У Драйк Кина.***
Борх грохотал кулаком в деревянные ворота школы Юнтай. Приоткрылось квадратное смотровое оконце, с той стороны раздался смех, который тут же оборвался от строгого девичьего голоса, лязгнул засов, и створки поползли в стороны. За порогом нас встретили четыре девочки в рыжих штанах и рубашках наподобие тех, что Борх добыл нам для вылазки во дворец. Две младшие, лет семи-восьми, с восторгом глазели на Борха, а старшие, лет шестнадцати, со всей серьёзностью уважительно склонили головы, и одна из них повела нас через двор. По правую руку расстилался выходивший на обрыв плац, на котором утром я видела тренирующихся девочек. Слева между парой бревенчатых сараев под сенью единственного на весь двор пожелтевшего дуба стояли длинные деревянные столы, и за ними группками сидели юные Хранительницы. Все, как одна, побросали настольные игры, книги и чернильницы и повернули головы в сторону Борха. Наша провожатая гордо вскинула подбородок и толкнула дверь в замок. Мы вошли в зал с высокими каменными колоннами и теряющимися в вышине арочными сводами, и от запаха вощёного дерева и старых книг, от пыльного косого света из узких окон, от звуков, наполняющих пространство, затянуло где-то в груди — сам дух этого места до боли напоминал Каэр Морхен. Только вместо гулкого одинокого эха ведьмачьей крепости вибрировала, отражаясь от здешних стен, мелодия из возгласов, смеха, далёкого топота невидимых нам детей. Скоро показались и они — справа за колоннами было оборудовано нечто вроде лектория, и из-за парт, захлопывая книги и со скрежетом двигая лавки, выбирались ученицы. Две уже мутузили друг друга, и проходящие мимо со смехом отвешивали им шлепки. Молодая женщина с татуировкой вокруг глаз, как у Хранительниц, прикрикнула на драчуний, и они тут же отцепились друг от друга. Борх заговорил с учительницей по-зеррикански, та отвечала, глядя на него влюблёнными глазами. — Удивительно это всё же, — пробормотал Иорвет, наблюдая за разговором. — В Хранительницы идут по зову сердца, драконы для каждой из них — самое важное в жизни, — тихо пояснил Исенгрим и приветственно склонил голову в сторону учительницы. — Веструм ждёт нас, — Борх повёл через зал. На полустёршейся фреске на стене слева свирепая зерриканка с толстой косой смотрела свысока, закинув на плечо саблю, вокруг неё кольцом обвивался хвост дракона, расправившего крылья. — Моя первая Хранительница, Дэа, — прокомментировал Борх и открыл дверь. Звуки стихли в коридорах, мы шли по облысевшей ковровой дорожке. Борх свернул на башенную лестницу, точно так же, как в Каэр Морхене, поднимавшуюся спиралью по стене. На вершине башни он остановился, откашлялся и отворил дверь. Медальон задрожал.***
В тёмной комнате ярко светился квадрат распахнутого балкона. На его фоне виднелся стол, а за столом, лицом к свету, сидела женщина в чёрном. Узкая спина её была прямой, будто она проглотила палку, седые волосы так же, как у Хранительниц, были собраны в высокий хвост. Борх, казалось, оробел, кашлянул ещё раз и шагнул в её сторону. Вокруг было много книг в высоких шкафах по стенам, книги громоздились и на столах вместе с развёрнутыми картами, углы которых прижимали куски минералов и отполированные кости. Все окна, кроме балкона, и все стены между шкафов были занавешены плотной бархатной тканью, и оттого казалось, что мы попали за кулисы театра. Женщина отложила перо и поднялась из-за стола. Гордой посадкой головы и прямой осанкой она напоминала пожилую и очень строгую преподавательницу балета. На её бледном лице не было татуировок, тонкие губы были крепко сжаты. Мой медальон точно взбесился, прыгая на шее, и мысленно я попыталась успокоить его, как успокаивала на изнанке волка, и неожиданно это сработало. — Вольф Исенгрим! — женщина улыбнулась, и вмиг её лицо потеряло весь налёт строгости. Будто не замечая Борха, она прошла мимо и взяла обе руки Исенгрима в свои. — Ты давно не появлялся, а наша шахматная партия ждёт тебя. Белая узкая ладонь взлетела точным и стремительным движением, и Веструм указала в сторону, где на столике на шахматной доске были расставлены фигуры. — Я ходил в горы, Зоуи, и только вчера вернулся, — Исенгрим тоже улыбнулся ей, и на мой взгляд гораздо приветливее, чем того требовало взаимовыгодное сотрудничество. Веструм развернулась к Борху и сурово посмотрела на него, как на нашкодившего проказника. Тот насупился, но воинственно выпятил грудь. — Ты всё-таки настаиваешь на разговоре с Драйк Кином, — констатировала она и шагнула к Борху. Веструм была босиком, а то, что я приняла за длинную чёрную юбку в складку, оказалось брюками с широченными штанинами. Борх отступил. — По правде сказать, я прошу не столько ради себя, сколько ради моих друзей, — он кивнул на нас. — Так же, как и я, они попали в чрезвычайно сложную жизненную ситуацию… — Такой большой мальчик, а всё хитришь, — укоризненно сказала она и обернулась на нас. — Но я смогу провести лишь одного из них. Взгляд Веструма задержался на Иорвете, своей балетной походкой она подошла к нему и, протянув тонкую руку, отчего широкий рукав чёрной рубашки задрался по локоть, взяла Иорвета за подбородок. Слегка наклонила его лицо к себе. Потом подошла ко мне, заглянула в глаза. — Однако лишь только одному и нужен проводник, — сказала она. — Что же, я исполню ваши просьбы. Присаживайтесь, до заката у нас есть немного времени. Мы направились к креслам, расставленным у портьеры у стены, а Веструм вышла на балкон и неожиданно зычным для её хрупкой фигуры голосом скомандовала что-то по-зеррикански. Снизу ответили. Вернувшись, она потребовала, чтобы Борх представил нас с Иорветом. — Зоуи, зовите меня просто Зоуи, — сказала она, пожимая нам руки. — Веструм — это для учениц. Сегодня утром Вилли рассказал мне, какую значительную роль вы сыграли в его судьбе. Хранительницы искали его, и даже они не смогли бы сработать лучше. Но ещё большее уважение и благодарность вызвало во мне то, что вы не вмешались в судьбу дитя. Она с осуждением посмотрела на Борха. — Вы все сговорились против меня, — с обидой в голосе сказал тот, откидываясь в кресле. — До сих пор не могу поверить, Зоуи, что ты знала тайну Хатун Мелике и все эти годы скрывала от меня. — Тайна перестаёт быть тайной, если её раскрывают, не так ли, Вилли? Веструм школы Мадрахатун просила меня хранить секрет, на то были и до сих пор есть свои причины. Есть только два прохода к Сердцу Мира и два Стража — ты сам мог был догадаться, кем является Хатун, и она, в свою очередь, делала попытки к сближению… — Как же, делала, — язвительно произнёс Борх. — Например, наняла наёмников, которые отыскали меня на Севере и как животное на потеху публике провезли через полстраны прежде, чем мне удалось сбежать. Если бы я раньше знал… — Мы с Веструмом Хлои не занимаемся случками золотых драконов, как бы это ни было необходимо для поддержания Баланса, — холодно прервала его Зоуи. — Свой путь каждый должен найти сам. — Да-да, я помню, а потом ещё и нести ответственность за выбор, — с досадой сказал Борх. — Вот видишь, ты всё знаешь, — улыбнулась она. — Но Хлои ничего не сказала о рождении дитя, видимо желая потянуть время, и новость, которую ты сообщил мне — радостное открытие. Родился мальчик, а это значит, что, когда он повзрослеет, он будет под моей опекой, а не под её. Ты должен был рассказать мне об этом раньше. — Последние годы, как ты понимаешь, я был занят, — пробурчал Борх. Зоуи подошла к стене и отодвинула в сторону половину портьеры. На крашенной чёрным гладкой поверхности золотом было нарисовано генеалогическое древо. — Ты знаешь эту картину, Вилли, — сказала она Борху. — Но есть и другая. Она отдёрнула вторую половину шторы, за которой открылось ещё одно золотое генеалогическое древо. И у первого, и у второго на верхнем ярусе кроны осталось по одному листу. — Древние роды соединились, — торжественно сказала она, — это будет особенный ребёнок. — Я знаю, что он особенный, потому что это мой ребёнок, — проворчал Борх. — Ты упрям, как мул, — ответила Зоуи, присела с прямой спиной на край кресла и с любопытством посмотрела на Исенгрима. — Какое же дело ведёт тебя к Сердцу Мира, Вольф Исенгрим? Эльф тяжко вздохнул и глянул на нахмурившегося молчаливого Иорвета. — Мой брат зовёт меня обратно на Север, — сказал он. — Он говорит, что всё изменилось. Вот только… — Вот только ты не можешь измениться? — продолжила она. — Я не хочу, — твёрдо ответил Исенгрим, глядя в её блестящие чёрные глаза. Веструм тихонько рассмеялась и прикрыла веки. — Молодость — слабая и гибкая, старость — крепкая и чёрствая, — заговорила она, будто цитировала что-то по памяти. — Росток нежен и податлив, старое дерево — сухое и ломкое. Тот, кто негибок и твёрд, идёт дорогой смерти. Дерево, высокое и крепкое, найдёт свой топор. — Я уже нашёл свой топор, — тихо сказал Исенгрим. Иорвет вскочил с кресла и ушёл на другую сторону комнаты к шахматному столику. На полу недалеко от него на мощной деревянной ноге стоял объёмный, странно выглядящий глобус. Иорвет задумчиво рассматривал его и вдруг, заинтересовавшись, протянул к нему руку. Зоуи благосклонно посмотрела на Иорвета, как учительница смотрит на ученика, внезапно проявившего интерес к её предмету. — Пойдём, — она встала и поманила меня за собой. — Вам двоим будет небезынтересно узнать об устройстве мира, в который вы мельком заглядывали. Подойдя ближе, я поняла, почему глобус выглядел странно — он состоял из уменьшающихся полусфер, разрезанных по меридианам и насаженных на единую ось. Верхнюю, самую большую полусферу занимала детальная карта, в центре которой я узнала очертания Зеррикании, Северных королевств и Нильфгаарда. Зоуи заговорила таким тоном, будто перед ней была аудитория, полная студентов: — Внешний уровень мира — слой Порядка. Это реальность — то, что вы видите вокруг. Мир материи в пространстве и во времени, которое движется в одном направлении и с постоянной скоростью. Конечно, магия, как проявление Хаоса, добирается и сюда — всё же наш мир, хоть и напоминает слоистую луковицу, но един. Зоуи повернула верхнюю полусферу, и под ней открылась другая карта, повторяющая предыдущую, но все контуры которой были выведены белым по чёрному. — Пограничный уровень, где материальное и магическое проникают друг в друга, а Порядок и Хаос сосуществуют на равных. Материя и её формы — пространство и время начинают терять свои свойства и становятся изменчивыми. Вы попадали сюда, но дальше без поддержки Проводника вас не пускают ваши тела. Она повернула сегмент с картой изнанки, и под ним, на полусфере меньшего диаметра было нарисовано нечто вроде абстрактной картины из хаотических ярких цветных пятен на чёрном фоне. — Уровень Хаоса. Чем дальше мы уходим за пограничный слой, тем сильнее влияние субстанции — именно она порождает магию. Этих слоёв, вложенных друг в друга, — она притронулись к полусферам, — бесчисленное множество. И чем глубже, тем больше изменчивость материи, превращающейся в субстанцию, и тем меньше пространство и время отличаются друг от друга. Сегодня мы дойдём до этого уровня, но не дальше. Она отвернула третий цветной сектор, и последним открылся небольшой чёрный шар. — Это ядро, порождающее и поглощающее все остальные слои. Предельная точка, Сердце Мира, где пространство и время полностью теряют тот смысл, что мы придаём им в нашем мире, становятся непознаваемыми. Туда уходят навсегда, чтобы потом из этой точки родился новый юниверс, — сказала она. — Это бесконечно малый и одновременно бесконечно большой мир. Драйк Кин. Она лукаво посмотрела на наши явно ошарашенные от открывшейся информации лица. — Драйк Кин в переводе с мёртвого языка этой земли значит Дракон. Логично, не правда ли? — с каким-то восторгом сказала она и рассмеялась. — Но мы, конечно, не пойдём до самого ядра, нам же надо вернуться. Мы встретимся с отражением Драйк Кина в слое Хаоса. Иорвет повернул полусферы обратно, потом выдвинул карту изнанки. — Почему ты рассказываешь нам это? — спросил он. — Даже лучшие чародеи Севера не знакомы с таким устройством мира. Зоуи улыбнулась ему, как будто он задал по-детски наивный вопрос. — Теорий о строении мира столько, что ваше мнение ни на что не повлияет. Да вы и не будете рассказывать, как не будете рассказывать о запутанных семейных делах драконов. Я знаю это. Кроме того, те, кто не знаком с этой моделью мира, не поверят вам, как не верили в пророчества Знающей из твоего народа — Итлины. А те, кто поверят, знают и так. — Так легенда о Белом Хладе — правда? — спросил Иорвет. — Белый Хлад существует, это несомненно. Миры — такие же обитатели Вселенной, как и мы с вами на этой земле, и, как и среди любых существ, у них есть те, кто не прочь сожрать собрата. Белый Драйк Кин из таких. Однако текст пророчества Итлины, как и другие тексты этой прорицательницы, подвергся изменениям в процессе пересказов и переписывания, и текущий вариант несколько далёк от истины. — Миры, пожирающие друг друга… — заворожённо прошептала я себе под нос и тоже покрутила полусферы. — Боюсь, я утомила вас, — доброжелательно сказала Зоуи и, взяв Иорвета и меня под руки, увлекла обратно к креслам. Борх поднялся. — Солнце зашло, — сказал он. Я удивлённо огляделась — комната и вправду погрузилась в сумеречный мрак, хотя минуту назад света хватало, чтобы в подробностях рассмотреть все детали карт на глобусе. — Ты прав, нам пора, — сказала Зоуи и наклонилась к моему уху: — Оставь медальон здесь, волк не выдержит перехода. Почти растворившись в своей чёрной одежде в темноте, она прошла к занавешенной стене между шкафами и отдёрнула шторы, за которыми скрывалась дверь. Зоуи отворила её. Я положила боязливо подрагивающий медальон на кресло и вслед за моими спутниками направилась в чёрный дверной провал.