***
— Мы же хотели идти в город! — пропыхтела обиженно Мона, ввалившись в комнату с подносом в руках. — Завтрак уже остыл! Она выкладывала на стол крохотные пирожки, похожие на спаржу стебли и плошки с творожным соусом. — Взяла на нас двоих, — сказала она. — Почему ты не открывала? — Крепко спала, — ответила я. Проследила за взглядом Моны и увидела, что на столике у окна лежит забытое Иорветом рыже-чёрное с белыми пестринами перо красного коршуна. В горах, по дороге сюда, их была тьма. — Спала, как же, — буркнула Мона. — Это была официальная версия, — быстро поправилась я. — Вы играете с огнём! — воскликнула она. — Как обычно, — усмехнулась я под нос… Площадь, которая навсегда отпечаталась в мозгу страхом, отчаянием, волнующейся толпой, была пустынна. На белый с голубоватыми прожилками мрамор ложилась тень дворца, под синим небом безмятежно шумели водопады. Группками навстречу шли скоя'таэли, и вдруг оказалось, что их взгляды не проходят сквозь меня, словно я невидимка, как это было с эльфами во дворце — мне дружески махали, трепали по плечу, благодарили. — Последний день дебатов обещает быть жарким, — сказала Мона между приветствиями. — Они идут поддержать Иорвета и Торувьель. Особенно Торувьель. — Почему именно Торувьель? — заинтересовалась я. — Она сегодня выступает с речью. Очень важно, чтобы за Иорвета высказался кто-то из наших, но не из его отряда. — Какое совпадение… — задумчиво проговорила я. Вскинув брови, Мона подхватила меня под руку и направила в сторону кипарисов у канала. — Говори! — потребовала она. — Вчера я видела, как Яевинн сорвал для кого-то розу памяти. Уверена, что для Торувьель, — ответила я, решив, что не обязана хранить тайны Яевинна. — Может быть, это была взятка, а не признание в любви? — Ах вот в чём дело, — протянула Мона, и теперь уже я умирала от любопытства. — Теперь всё понятно! Она подвела меня к самой кромке канала. Под водой, словно зелёные волосы, волновались по течению прилепившиеся к каменным стенкам длинные нити водорослей. Оглядевшись по сторонам, Мона убедилась, что вокруг пустынно. Предосторожность была излишней — сквозь шум воды, срывающейся из-под арок, едва можно было расслышать собеседника в шаге от себя. — Утром Торувьель вдрызг разругалась с Яевинном, — пояснила Мона. — Я как раз была на кухне, брала нам с тобой завтрак и слышала кое-что. Представляешь, она крикнула ему, что пока он умирал, он нравился ей больше! — Похоже, он выбрал не самый удачный момент, чтобы дарить розу, — усмехнулась я. — И всё-таки я её не понимаю, — вздохнула Мона, и мы направились к мосту. — Они знакомы давным-давно, они друзья, и он умрёт за неё, я знаю точно. Мы вышли на мост, и перипетии романтических отношений Яевинна и Торувьель отошли на второй план, потому что внутренности скрутило смесью паники и восторга, как бывает на аттракционах, на какой-нибудь центрифуге или катапульте высотой с небоскрёб, когда тебя пристёгивают, и ты понимаешь, что пути назад нет. Было полное ощущение, что шли мы по каменной радуге. Опоры узкого моста, по которому едва смогла бы проехать конная повозка, терялись в тумане над водой, отчего казалось, что этот изогнутый виадук соединял два парящих над облаками острова. Мона остановилась у края моста, махнула рукой на белые дома по ту сторону реки. — Если бы не Яевинн, вместо трёх десятков жертв было бы три сотни. Мы попали в засаду — нильфгаардцы ждали нас, оставив лишь немного людей в казармах, чтобы имитировать жизнь, — Мона оперлась на низкий парапет, и, превозмогая слабость в коленях, я подошла к ней. — Они ударили на рассвете с тыла. Отступать было некуда — горели баррикады из повозок, которые мы сами же подожгли. Я вспомнила дым, что валил в городе. Теперь о бое не напоминало ничего — небо сливалось с разлившейся рекой, белокаменный город, утопающий в осенних красках, живописно, как на открытках, сбегал с гор к воде. — Яевинн собрал всех командиров полусотен и добровольцев в отряд смертников, приказав остальным прятаться по домам у пирса. Где можно было — по крышам, а потом напролом мы пробились к нильфгаардским офицерам, потеряв половину отряда. Яевинн захватил командира и поставил ультиматум — или он перережет дхойне горло, или нильфы снимут оцепление с пирса и дадут скоя'таэлям спокойно уйти. О нас речь, конечно, не шла, мы знали, что живыми не выберемся. Видела бы ты, как радостно тряслись подбородки у этого дхойне, когда он понял, что не только останется жив, но и сможет триумфально предъявить Францеске пару десятков схваченных скоя’таэлей, — Мона рассмеялась так, будто бы ценой этой сделки не была её собственная жизнь. Словно прочитав мои мысли, она добавила: — Почти семь сотен скоя’таэлей смогли уйти в лодках по воде. Это того стоило. Я обняла Мону, она улыбнулась. — Не принимай близко к сердцу отношение Яевинна к тебе. Такими нас сделала война. — Я всё понимаю, — вздохнула я. — Мне совершенно не нужно, чтобы все эльфы меня любили. Тебя достаточно. — Ой ли? — рассмеялась она и повела дальше по мосту. — Похоже, что Торувьель тоже не нужно, чтобы Яевинн её любил. А жаль. Любовь меняет, и он бы изменился. Мост вывел на площадь, и если бы не высокие дворцы, можно было бы решить, что мы попали в квартал скоя’таэлей в Вергене. В широко распахнутые двери дома с колоннами вносили ящики, оружие, закатывали бочонки. Вдоль улицы стояли длинной вереницей, фыркая и переступая копытами по брусчатке, лошади. Было шумно, витало приподнятое, почти праздничное настроение, как на новоселье. — Лина! — Мона окликнула эльфийку, которая отстёгивала ремни седельной сумки. — Ты не видела Роэля? Высоченная эльфийка развернулась, её большой рот расплылся в улыбке. — Я же сказала, что ведьмаки по чудовищам! — она обхватила длинными руками меня и Мону сразу, да так, что мы стукнулись головами. — Ты же слышала, как я говорила, что она пойдёт во дворец? Я была права! — Ну говорила, говорила, — проворчала Мона, выворачиваясь из рук. — А Роэль где? — Там! — Лина махнула рукой дальше по улице. — Погоди, ведьмачка, я мигом, одна нога здесь, другая там. Мы кое-что приготовили для тебя… Она понеслась через площадь к дому с колоннами. Мона загадочно улыбнулась. — Я же сказала, что по эту сторону реки всё иначе. Через минуту вернулась Лина с корзиной в руках. — Уверена, что о ведьмачке, которая передала Францеске розу Аэлирэнн, когда-нибудь сложат балладу, — сказала она, вручая мне корзину. — А пока вот, от нас, от всего сердца! — Спасибо, — смутилась я, приоткрыла полотенце и увидела цветы, какие-то свёртки, сложенные листы бумаги. — Правда же, что Францеску шарахнуло её собственным заклинанием? — спросила Лина с детским любопытством. — Нам же уже десять раз это рассказывали! — Мона потянула меня дальше. — Мне так жаль, что я этого не видела, что я готова послушать ещё десять раз! — жизнерадостно сообщила Лина. — Ну правда же? — Правда, — засмеялась я. Дома вдоль улицы ожили — видимо этот район полностью отдали под временное жильё белкам. Мы шли от лошади к лошади, пытаясь опознать свои сумки. Мона задержалась поболтать с одним из скоя'таэлей, а я, заметив вдалеке знакомое смуглое лицо, перешла улицу и направилась к дому, дверь которого охраняли двое из Свободных Эльфов. Перед домом была высажена аллея гинкго, и их нежно-жёлтые листья, похожие на округлые миниатюрные веера, усыпали светлую брусчатку. На скамейке между деревьев сидел Иолар. Он был погружён в свои мысли, и сначала мне показалось, что не заметил, когда я присела рядом. Но через миг что-то изменилось в его непроницаемом лице, и мне стало тепло, будто знакомы мы были миллион лет и были того редкого рода старыми друзьями, с которыми не надо непрестанно обмениваться новостями, а можно молчать и просто быть рядом. Иолар проследил за жёлтым самолётиком листа гинкго, заходящего на посадку неторопливыми виражами. — Спасибо, — тихо произнесла я. Он улыбнулся одними глазами и слегка кивнул. — В горах зима. Нас давно ждут. — Завтра праздник, — сказала я. — Рагнар тоже уговаривал остаться, чтобы уйти вместе после коронации, но… — он помолчал. — Я хотел уйти раньше. Секунду я сомневалась, стоит ли мне задавать не слишком тактичный вопрос, но в итоге решилась: — Из-за Торувьель? — Она выбрала другого, — просто ответил Иолар. — Она не выбрала, — осторожно сказала я, чувствуя себя сплетницей и свахой с одной стороны, а с другой уверенная, что Иолар должен знать. — Она не приняла от Яевинна розу памяти. Иолар долго следил за следующим листом, потом своими чёрными, как уголь, глазами пристально посмотрел на меня. — Спасибо, — он протянул руку, слегка сжал моё предплечье. — Я рад, что успел там, на площади. Я обернулась — Мона звала. Накрыла пальцы Иолара ладонью. Несколько мгновений мы сидели молча — два путника, каждый со своей дырой в груди, которые встретились ненадолго, подарили друг другу толику тепла и разошлись в разные стороны. Роэль уже нашёл наши с Моной седельные сумки, они лежали у его ног. Туча, по его словам, осталась в конюшне на окраине города. Мы навьючили лошадь Моны двойным грузом и, ведя её под уздцы, направились через взбудораженную и радостную площадь обратно во дворец. — Приходи ко мне завтра готовиться к балу, — сказала Мона на прощание. — Я позвала пару подруг, будет весело, вот увидишь! Затолкав в комнату седельные сумки и напившись воды, я первым делом уселась исследовать корзинку, переданную Линой. Мона была права — по ту сторону реки отношение эльфов было совсем другим, и я растрогалась от желания скоя'таэлей порадовать меня. Из-под полотенца вынула букетики из осенних полевых цветов и сухостоя. Под ними, изрядно завядшие, лежали две розы памяти. К стеблю одной из роз была привязана записка: Почему река течёт, мост знает, Почему свеча горит, воск знает, Почему не вместе мы, чёрт знает. Я рассмеялась. Неизвестный поэт взял первые две строчки из баллады, которая была в сборнике Эйлин и переиначил концовку. В свёртках обнаружились: скрученная из медной проволоки роза, из того же материала пара колечек и перстень с ягодой рябины вместо камня. Беличий хвост на шнурке. Несколько плетёных браслетов из тонких полосок кожи, крохотный перочинный ножик в ножнах, шёлковый платок на шею и россыпь писем и записок. Анонимно и не анонимно эльфы благодарили меня, и на глаза навернулись слёзы. От Лины была целая поэма о ведьмаке, в груди которого бьётся настоящее эльфийское сердце, написанная местами нескладно, но явно от души. Я развернула последнюю записку. В ней на всеобщем языке было выведено: «сдохни дхойне». «Вот же мразь!» — выругалась я и сожгла над тарелкой записку. Два слова отравили всю радость, которую хотели доставить скоя'таэли своими незамысловатыми, но душевными дарами. Разрушили хрупкую иллюзию, что я здесь не чужая. Я никогда не отмоюсь от того, что я дхойне, как бы ни помогала эльфам. Мне нет здесь места — оно там, куда мне не хочется уходить. Как там написала Лина? Нам не нужен дом, лишь на время кров, Но прогонят со двора. Мы идём, и отпечатки наших ног — Просто талая вода.***
Приготовление Белого мёда было простым, но чрезвычайно муторным. В базу из спирта и эфира, которую следовало поддерживать на грани закипания, нужно было через равные промежутки времени добавлять порошок купороса буквально по кристаллику, не больше. Ида удобно устроилась в кресле и расспрашивала про Зерриканию. Я отвечала, опустив упоминания Золотого Дитя, Зоуи, Драйк Кина и наших с Иорветом знаков, и пыталась на лету скроить из оставшегося непротиворечивую историю. Чародейка, однако, не дала себя обмануть: — От татуировок, которые, по твоим словам, вам с Иорветом сделали в касбе Шала, за версту разит высокой магией, — нахмурив брови, сказала она. — Не нужно быть Знающей, чтобы распознать ложь. Я отследила, как последняя песчинка упала на холмик в основании миниатюрных песочных часов, и перевернула их. Иголкой смахнула с ложки в раствор кристаллик купороса. — Это не совсем ложь, — сказала я. — Это сокрытие правды. Ида с силой оттолкнулась от ручек кресла и стремительно поднялась. Языки пламени в камине пыхнули в стороны, будто под порывом ветра. Прошагав к полкам, чародейка вытянула пергамент. Подождала, пока я брошу следующий кристаллик. — Смотри сюда, — велела она и расстелила пергамент на краю стола. Посреди испещрённого рунами листа в кругу ветвей, полных цветов и листьев, стояла богиня природы — Dana Meadbh. К юбке льнули оленята, у ладоней кружили птицы, и у ног клубком свились змеи. Волк склонил к земле хищную морду. — Дева Полей, знаю, — сказала я. — А что я должна увидеть? Ида терпеливо выждала, пока я добавлю ещё купороса. — Твой эликсир готов, — сказала она и подкрутила фитиль у горелки. — Данамеби стоит в кругу, символизирующем смену времён года. Справа начало года — зима, слева лето. Она подняла пергамент и отошла с ним к окну. — А теперь смотри снова. Издалека на кругу, в котором стояла Дева Полей, уже нельзя было рассмотреть мелкие детали, а сам круг распался на светлую и тёмную части, зиму и лето, которые плавно перетекали одна в другую. — Ты видишь тот же самый знак, что я вижу на ваших ладонях, — сказала Ида и, свернув пергамент, уселась обратно в кресло. — Мой интерес не праздный. Я хочу, чтобы Дева Полей вернулась в Дол Блатанна. Я опустилась в кресло напротив. Мне хотелось помочь Иде, однако было боязно сказать что-нибудь лишнее, чего Иорвет бы не сказал. — Эти знаки не имеют отношения к Деве Полей, — ответила я и приподняла ладонь, когда брови Иды сошлись к переносице: — Ты можешь спросить самого Айонантаниэла. Он рассказал нам про них. Прикрыв глаза, Ида прикусила нижнюю губу и задумалась. Шаль из прозрачного газа едва видимого зеленоватого цвета соскользнула с молочно-белого плеча, но она не заметила. — Это совпадение не могло быть случайным, — наконец, произнесла она. — И между тем, как сказал Мастер Рун, знаки на наших ладонях появились в результате величайшего совпадения. В результате ошибки в заклинании, которое должно было убить Иорвета. — Продолжай, — потребовала Ида. — Я не могу сказать больше, чем сказал бы сам Иорвет. Расспроси его. Если он будет знать твои цели, ему незачем будет что-то скрывать. Могу лишь добавить, что эти метки — проклятие, и чтобы избавиться от него, мне надо найти Филиппу Эйльхарт. Чародейка хмыкнула, поправила шаль. — Если копнуть любую тайну поглубже, то откопаешь ведьмака. Если продолжить копать, обязательно наткнёшься на госпожу Сову. — Мне нужно найти её и срочно, — повторила я, вдруг осознав, что Ида, как никто другой, может быть полезна в поисках. — Можешь ли ты помочь? — Ты собираешься покинуть Дол Блатанна? — в голосе чародейки послышался интерес, причину которого я не смогла распознать. — Да, — ответила я и всё-таки спросила: — А что? — Да так, ничего, — Ида встала, подошла к окну, как делала всегда, когда не хотела спешить с ответом. — Мы благодарны тебе, однако… Если ты уйдёшь, так будет лучше. Чародейка была не из тех, кто скажет в лицо: «Сдохни, дхойне», и тем не менее мысль я уловила вполне чётко. — К слову о твоих изысканиях… — начала я, вновь ощутив неприятный укол обиды. — Торувьель считает, что Дева Полей не может прийти к тем, кто ненавидит, и поэтому богиня покинула Дол Блатанна. — Ах, если бы всё было так просто, — улыбнулась Ида. — Перестать ненавидеть — это просто? — Может быть и нет. Но если убрать повод для ненависти из поля зрения, эльфам будет проще договориться друг с другом. — С глаз долой — из сердца вон. Что же, благодарю за откровенность, — тихо сказала я. — В таком случае в твоих же интересах помочь мне найти Филиппу. — Ни одна уважающая себя чародейка не оставляет магических следов, если не хочет, чтобы её нашли. Но я займусь твоей просьбой. Ида взмахнула рукой, наводя порядок на столе и одновременно показывая, что разговор окончен. Пламя в камине погасло.***
В вечернем саду шептал в клёнах ветер, ненадолго затихал, и снова налетал вздохами по траве, шорохами в кустах. На этот раз я почуяла след Иорвета у беседки. След повёл по гравийной дорожке в глубину сада, в сторону сосен, стволы которых ярко светились оранжевым в последнем солнце. Иорвет сидел на истёртых ступенях лестницы, уходившей вверх по склону к горам. Он облокотился на колени и казалось размышлял о чём-то, задумчиво наблюдая за мной, пока я шла по хрустевшему под ногами сухому гравию. — Ты говорил, что найдёшь меня, — я опустилась рядом и протянула ему перо. — Ты забыл. Иорвет пригнул ко мне голову, и я закрепила кончик пера под ремешком, охватывающим повязку. — Ты же здесь, значит я нашёл, — невесело улыбнулся он. Я пропустила руку под его руками, обняла, и мы сидели молча, пока сосны гасли, а ветер шумел в верхушках. — Что-то случилось? — тихо спросила я. — Пока нет, — он глянул мне в лицо. — Сегодня же был последний день дебатов… — Там всё по-старому, — усмехнулся Иорвет. — Филавандрель предлагает силами пленных построить вокруг Дол Блатанна стену. Он думает, что если отгородиться от мира, то можно вернуть Золотой Век. Остальные понимают, что это путь в никуда, но боятся союза с Саскией, считая, что я предлагаю сделку с дхойне. — Если бы меня здесь не было, тебе было бы проще их убедить. — Я разберусь, — Иорвет досадливо тряхнул головой. — Дебаты — это только начало. После бала будет время тишины — время разговоров один на один с Исенгримом. В конечном счёте именно за ним последнее слово. Он встал, протянул руку. — Я хотел поговорить не об этом. Сегодня пойдём ко мне. Комната Иорвета была в противоположном крыле на третьем этаже дворца, прямо над залом с портретами, и, словно в виртуальной реальности, мы добежали до неё сквозь иллюзорные стены и перекрытия. — А ты неплохо устроился! — воскликнула я, когда чёрно-белые цвета рассеялись, и из темноты проступили толстые ковры на полу, гобелены на стенах и поблескивающая лаком в свете свечей резная мебель. — Утром из окна видно реку, — Иорвет потянулся ко мне, но замер на полпути: — Это что за чёрт? Он подошёл к массивному столу на затейливых ножках, поднял и распечатал конверт. Нахмурив брови, отшвырнул письмо в сторону. — Прямо сейчас Исенгрим собирает всех командиров у себя. Мне надо быть там. — Что ж, надо — значит, надо… — я огляделась в поисках графина с лекарством Иды. — Постой, я не хочу откладывать разговор до завтра, — он присел на стол и привлёк меня к себе. — У нас есть немного времени, Исенгрим подождёт. — Я бы предпочла провести это время иным образом, — Иорвет ответил на поцелуй, но тут же отстранился и, обхватив за бока, усадил меня на стол. Зашагал по комнате. — Пока нет сведений об Эйльхарт, мы должны действовать. У нас есть Айонантаниэл, который может подсказать выход, у нас есть Зоуи, которая проведёт к Драйк Кину. Ида откроет портал… — Драйк Кин не занимается исполнением желаний, — перебила я. — Он отвечает на вопросы. Нужно лишь задать правильный, — Иорвет подошёл, требовательно посмотрел в глаза. — Нет, — я отвела взгляд. — Пока роза была у меня, я могла рисковать. Теперь нет. — Нельзя сдаваться, пока есть время! — Я не сдаюсь. Я иду вперёд. — Тебе нужно посетить твой мир во сне и посмотреть, не изменилось ли там что-нибудь, — будто не слыша меня, сказал Иорвет, отвернулся, сделал круг по комнате и снова остановился передо мной. — Я не пойду в свой мир, не хочу. Что бы я там ни увидела, не изменит ничего, и я не буду заигрывать с судьбой, — с напускной твёрдостью в голосе, которую должна была испытывать, но которой не было, сказала я. — Пока Ида ищет Филиппу, а я жду весточки от Геральта… У нас есть ещё время, ты сам сказал, и впервые можно никуда не спешить, никуда не идти. Побыть вместе. Мы смотрели друг на друга в упор и, как обычно, не произносили важного, и оно, это важное и непроговорённое, стояло между нами невидимой и непреодолимой стеной. Иорвет подошёл к окну и долго всматривался в темень по ту сторону. — Твоим упрямством можно прошибать стены, — тихо сказал он. За дверью стали слышны шаги и голоса. Я наполнила чашку магической водой из графина. Говорить было не о чем. — Тебе пора, — сказала я, — да и мне тоже. Иорвет подошёл, взял из моих рук чашку, скользнул взглядом по письму на столе. — Пора, — сказал он.