Очень долгое путешествие, или Инь и Ян

      Часы в браузере ноутбука показывали 19:18:23. Полторы минуты. Вся моя жизнь в ведьмачьем мире уложилась в полторы минуты в этом. Белый свет, заливающий экран телевизора исчез, там остановился кадр — Геральт доставал из ножен меч, а перед ним разгибался охваченный огнём голем. Та Яна не изменилась — сидела, одеревенев, с закатившимися глазами и сжимала геймпад. Казалось, что в тех же позах остались и домашние — они не заметили ничего. Пока. Я опустилась на пол у дивана перед мужем и сыном.       — Я не буду оправдываться, хотя очень хочется, — тихо сказала я. — Но вы должны знать, что я — не она, а что-то лишнее, что не принадлежит этому миру. Я прошу у вас времени. И прошу прощения, что придётся ещё немного подождать. Я обещаю, что она вернётся к вам, и вернётся без лишней части, которую отправила в другой мир. Без меня. Я обещаю.       Мне показалось, что ухо кота, лежащего на коленях сына, дрогнуло. Я обняла семью, которой никогда не принадлежала и к которой не могла бы вернуться никогда. Подошла к креслу.       — Надо поговорить, — сказала я второй мне.       Она молчала.       — Кабус же был прав? Я отрабатываю что-то, не так ли? — спросила я. — Что? Твою мечту?       Я прикоснулась к её руке — тёплой, неподвижной.       — Как бы то ни было, я благодарна тебе. Ты дала мне жизнь. Клянусь, я вернусь прежде, чем станет слишком поздно. Клянусь.       Плед на полу ждал. Спать хотелось неимоверно. Я улеглась и, закрыв глаза, стала падать в сон, и тихий шёпот со словами любви, неуместный здесь, в этой комнате, вновь зазвучал в ушах. Пора отправляться обратно — в мой мир.

***

      А снег всё шёл и шёл. Сугробы у хижины наполовину закрыли окна, белый лес отяжелел под снежными шапками, а вода в озере под скалой казалась чёрной. Странное это было время. Мы были отрезаны от мира, совсем одни, не строили планов и не спешили никуда. Пневмония отпускала, я быстро выздоравливала и через несколько дней начала вставать и помогать Иорвету. Утром, пока я спала, он уходил иногда и возвращался с рябчиком или тушкой зайца, а иногда не уходил — оставался под боком, и такие пробуждения я любила больше всего.       Снегопад закончился через неделю. В то утро Иорвет ушёл на охоту, а я впервые вышла из хижины. Прошла по протоптанной в метровом снегу тропе к озеру. По скале сочился в воду ручеёк, и по каменным трещинам расползлись игольчатые узоры изморози. У мостков виднелась вытащенная на берег лодка, узнаваемая под сугробами лишь очертаниями.       Сверху со скальной полки обвалился снег, и я увидела, как прыжками с горы спускается Иорвет.       — Мне нужно срочно кое-что тебе показать, — он потянул за руку на тропу к менгиру. — Сможешь дойти?       — Дойти смогу, добежать — нет… Поставь меня на место! — я рассмеялась и задрыгала ногами в воздухе, когда Иорвет перекинул меня через плечо и потащил к подножию горы. — Что там?       Опустил меня он только у скальных ступеней и помогал забираться, выуживая с уступа на уступ, словно рыбу из проруби.       Камень силы выглядывал одним глазом из-под снежной шапки, а в сугробе на могиле чародейки росло, красовалось нежно-зелёными листьями молодое деревце.       — Похоже на яблоню, — сказала я.       Пока мы пробирались к Филиппе, невесомые сухие снежинки взметались у ног и медленно опадали, а крепкая наглая яблонька подставляла холодному серому небу блестящие листья, будто майскому солнцу.       — Не стоит ли её срубить, пока не стало слишком поздно? — задумчиво спросил Иорвет.       — Нельзя мешать тому, кто так сильно хочет жить, — ответила я на всякий случай, хотя видела, что спрашивал он не всерьёз и не ждал ответа всерьёз.       Мы спустились в сторону от тропы, уселись на краю скалы над круглым, как дырка от бублика, озерцом внизу и уходящим из него в тёмный хвойный тоннель ручьём. Заснеженная крыша хижины, словно кровью из носа, была забрызгана розовыми расплывшимися пятнами рябины, объеденной свиристелями.       Иорвет закурил трубку, дым пах снегом и вишней.       — Интересно, как бы всё сложилось, если бы ты не призналась мне в любви в Ард Доле, — сказал он.       — Я не… — начала я.       — Тсс… — он приложил палец к губам. — Я знаю, что ты не обманывала тогда. А соврала после, когда вы пили мандрагору.       — Это предположение, не подкреплённое фактами, — сказала я и, заметив возмущённо сверкнувший взгляд, дополнила: — Но ты прав, так оно и было.       Он удовлетворённо ухмыльнулся, притянул меня поближе, а я думала о том, что всё-таки он знал, уже тогда знал.       — Странно другое… — сказала я. — Странно, что ничего не изменилось теперь, когда мы в отношениях. Я люблю тебя, как и раньше, мы вместе, как и раньше.       — Потому что ничего и не изменилось.       Я глядела на расстилавшуюся за нашим островом большую воду, белые далёкие берега. Ничего не изменилось — оно просто не перестало существовать.

***

      Перед Йуле потеплело, снег уплотнился, подтаял, а потом ударили морозы. На большом озере встал лёд, а на озерце у хижины не заросла единственная полынья. Теперь мы могли бы уйти с острова по льду, даже не нужно было откапывать из сугроба лодку, но не уходили. Обсуждали планы за готовкой еды из конфискованных продуктов и вечером, сидя у огня, но эти планы казались чем-то нереальным, сказочным, а реальными были маленькая натопленная хижина и зима снаружи. Мы говорили на Старшей Речи — это было важно для Иорвета, и правы были те, кто утверждал, что нет ничего лучше для освоения языка, чем общая постель и расслабленные задушевные ночные разговоры. Иногда мы переходили на всеобщий — это было важно для меня.       В сочельник вышибли пробку из освященного Иерархом бочонка вина и азартно резались в шашки, напиленные Иорветом из палки.       — Дамка, — сказала я. — Сдавайся!       Иорвет, который старательно выстраивал хитроумную комбинацию, потёр переносицу, и на ней остался след от золы — он играл чёрными. Поднял голову и выругался, глядя мне за спину. Я удивлённо обернулась — у печи висело в воздухе искрящееся оранжевое кольцо. Из него вышагнул Исенгрим.       Он был закутан в тёмную мантию, а волосы охватывал золотой ободок, инкрустированный зелёными бериллами. Через плечо у него был перекинут мешок, лицо угрюмо, и он казался Дедом Морозом, только другим: для детишек, которые плохо себя вели.       — Я здесь не как король, а как частное лицо, — дотронувшись до диадемы, сказал Исенгрим вскочившему было Иорвету, потом тяжко вздохнул и свалил мешок у моих ног: — Это тебе от Моны.       Внутри оказался ещё тёплый, завёрнутый в два полотенца пирог в форме полена, от которого по всей комнате запахло корицей и печёными яблоками, а под ним мои собственные лисья жилетка, унты, шарф и варежки.       Иорвет опустился обратно на стул, развалился на спинке, вытянул ноги. Исенгрим, оглядываясь, обошёл хижину, будто комиссия из санэпидемстанции. Осмотрел арсенал с оружием в углу, смятые одеяла на постели. Заглянул в чайник, где заваривались травы, и уселся на мой стул.       — Ты всё усложняешь, — кивнув на доску, сказал он Иорвету.       Я молча натянула унты и лисью жилетку и вышла вон.       Они говорили долго. У озера было тихо, только снег скрипел под ногами. На чёрном небе показались первые звёзды, а под окнами хижины искрились оранжевым снежинки на насте. Наконец, распахнулся светящийся прямоугольник двери, Иорвет вышел. Постоял рядом, запрокинув голову и глядя на небо, потом обнял меня.       — Что теперь? — спросила я.       — Ничего, пока ничего. Не могу сказать, что я выиграл, но точно и не проиграл. Он понял меня — он эльф, как и я, и знает, что эльфы редко меняют мнение, — Иорвет зарылся носом в мех жилетки на моем плече, помолчал. — Однажды сделав выбор, потом мы пожинаем его плоды.       Мы вернулись домой к шашкам. Исенгрима уже не было, а на моём стуле лежал холщовый мешочек. Догадываясь о содержимом, я поднесла его к носу. Так и есть, пахло кофе.       — Я же сказал, что не проиграл, — Иорвет подмигнул, склонился над доской и сделал ход.       — Зато мне точно проиграешь! — я взяла дамкой две его фишки и отпила вина. Оно было отменным. — Сдавайся!       — Никогда! — воскликнул он и рассмеялся.

***

      Остров был совсем крошечным. С одной стороны гора с местом Силы, неприступной стеной уходившая в воду, у подножия озерцо, образованное родниками, и роща вокруг. Единственное место, через которое можно было бы беспрепятственно проникнуть сюда, — замёрзшее устье ручья — мы завалили снежными валунами, и снегопады скрыли проход без следа. С вершины горы порой виднелись костры рыбаков вдалеке на льду, но близко к острову никто не приближался.       Яблоня-Филиппа отцвела, сбросила белоснежные лепестки на снег, и к концу Йуле на ветке налилось единственное ярко-красное яблоко. А через пару дней в густом ельнике Иорвет нашёл оленьи следы, которые вели на гору. Мы поднялись к менгиру, и от яблони повернула к нам большеглазую морду и нервно затрепетала ушами беременная самка оленя. Вздрогнула, махнула хвостом и прыжками понеслась вниз по уступам. Яблоко с ветки исчезло.       Иорвет усмехнулся.       — Можно только гадать к кому на стол попадёт тот молодой олень, что родится весной.       — Наверное, к какому-нибудь князю, жена которого по чистой случайности ждёт ребёнка, — сказала я.       — И ждёт девочку, — кивнул Иорвет.       Зима была снежной. Мы жили в своём маленьком мирке, но знали точно, что вечным наш медовый месяц не будет — Исенгрим дал понять, что желает видеть Иорвета в Дол Блатанна.       — Он знает дорогу сюда, — отмахивался Иорвет на мои вопросы. — Будет что-то срочное — придёт.       Однако пришёл к нам не Исенгрим. Через пару недель мы забрались на гору. Потеплело, валуны на вершине проросли из-под подтаявшего снега, и пахло холодной сырой землёй. Листья на яблоне покоричневели, съёжились. На большом озере выступила тёмными полыньями вода. Иорвет следил за матово поблёскивающей в небе точкой.       — Разве так сложно не привлекать к себе внимания? — проворчал он, и вскоре и я смогла увидеть золотые перья на крыльях огромного беркута.       — Для него — просто невозможно, — засмеялась я.       Беркут описал плавный круг, чтобы мы сполна насладились его хищной красотой, и камнем, будто на мышь, упал вниз. Оземь он не ударился — обернулся в миг — и перед нами предстал Борх Три Галки. Лёгкий кафтан, уместный в пустыне, сменился на плотный шерстяной дублет, на грудь которого перекочевал истрёпанный вышитый герб с тремя галками на белом фоне. Для Велена наш гость выглядел вызывающе загорелым, холеным и помолодевшим, будто провёл эти месяцы в респектабельном южном санатории.       — Я тоже чертовски рад вас видеть, дорогуши! — воскликнул Борх, шагнул, широко разведя руки, и попытался заключить в объятия нас обоих.       Иорвет высвободился, отступил, и по нахмуренным бровям стало ясно, что «тоже» Борха он, в отличие от меня, не разделял.       — Что случилось? — жёстко спросил он.

***

      Три Галки не заинтересовался условиями нашего быта. Его интересовали жаркое, кружка пряного горячего вина и сыр с орехами и сухофруктами.       — Теперь можно и потолковать, — благостно заявил он, со звоном размешивая в кружке мёд. — И на этот раз вы не сможете упрекнуть меня в безответственности! А вот я вас — смогу.       Он многозначительно переводил взгляд между нами.       — Ну попробуй, упрекни, — усмехнулся Иорвет. — Если тебя прислал Исенгрим…       — Не буду отрицать — первым делом я, конечно, встретился с дорогим другом, — Три Галки примирительно выставил ладонь. — И знаю, как он… э-э-э… беспокоится о вас.       Вторая ладонь Борха предупреждающе взлетела прежде, чем я успела даже хмыкнуть.       — Но здесь я не в качестве посла Вольфа Исенгрима. Я представляю мою дочь, и по этому поводу имею к вам претензии.       Мы с Иорветом удивлённо переглянулись, а Борх степенно поднялся и, заложив большие пальцы за пояс, выпрямился.       — Пока вы отдыхаете от дел… Не могу не признать, что, чёрт возьми, вы это заслужили! Однако пока вы отдыхаете, она собралась замуж, и из всех женихов выбрала именно того, кому втемяшилось в голову сесть на трон Аэдирна и изгнать из страны нильфгаарцев!       Борх поднял руку, и обвиняющий перст нацелился Иорвету в грудь.       — Саэсентессис сказала, что именно ты подкинул в светлую, и под светлой я имею в виду светловолосую, голову счастливого избранника эту идею, в которую он вцепился, как клещ в паршивую собаку!       — Александр — единственный оставшийся в живых наследник по мужской линии, в ком течёт кровь Венгеров, — хладнокровно ответил Иорвет. — Не удивительно, что он хочет вернуть Аэдирну независимость.       — Однако до разговора с тобой он этого не хотел, а хотел вернуть на престол Стенниса, сына Демавенда, — буркнул Борх.       — Я смотрю, ты успел глубоко погрузиться в политическую жизнь Севера, — саркастически заметил Иорвет. — В таком случае, тебе нелишним будет знать, что Стеннис отрёкся от престола, и моя роль заключалась лишь в том, чтобы передать документ об отречении Александру.       — Лишь в том?! Чушь! Я знаком с тобой достаточно, чтобы не поверить ни на миг в то, что ты лишь выполнил работу гонца.       — Почему ты здесь и что хочешь от нас? — вклинилась я, желая прекратить спор.       Я была так иррационально рада видеть Борха, что казалось ужасной глупостью препираться, когда в гости из самой Зеррикании прилетел старый друг, которого и не надеялась увидеть снова.       Три Галки гневно фыркнул, вернулся за стол и вновь застучал ложкой, размешивая вино.       — Саэсентессис прислала мне зов, сказав, что выходит замуж и что просит у меня приданого. Как честный отец, я не мог отказать. Оставил воспитание сына на мать, перебрал в уме подходящие пещеры с сокровищами, достойными быть приданым для дракона, примчался к ней… — отхлебнув из кружки, Борх откинулся на спинку стула, — чтобы узнать, что в приданое она просит помощи в штурме Венгерберга. Она желает преподнести жениху на блюдечке корону Аэдирна!       Иорвет вскочил, чуть было не опрокинув стул, и заметался по комнате, и Борх, сцепив пальцы на круглом животике, с удовлетворением наблюдал за ним.       — Как давно идёт штурм? — спросил Иорвет.       — Месяц назад из-за голода поднялись бунты кметов, к которым присоединились разбойничьи банды из бывших работников мануфактур, вывезенных в Нильфгаард. Что примечательно, бунтовщики размахивали флагами Альдерсберга и шли с именем некоего Александра на устах. Александра — законного короля Аэдирна, которого до этого знать никто не знал! Уверен, что ты никак не связан с листовками, наводнившими Аэдирн.       Он укоризненно смотрел на Иорвета, а тот кивнул и сказал:       — Продолжай.       — Моя дочь и этот… Александр воспользовались шансом. Саэсентессис сумела найти общий язык с Исенгримом, заручилась поддержкой Дол Блатанна и выступила с Севера. А с запада, с Махакама, ударила скрывающаяся в изгнании Мэва, которая восстановила дружину и теперь надеется под шумок вернуть себе Лирию и Ривию. А вы сидите здесь, наслаждаетесь одиночеством…       Последние слова Борх произнес таким тоном, будто не порицал нас, а хвалил.       — Я бы тоже сидел в Алтинадире, если бы…       — Что-то пошло не так, — констатировал Иорвет и вернулся за стол.       — Да. Тогда-то Саэсентессис и послала мне зов… — Борх замолчал и подал мне кружку. — Не откажусь ещё от вина — я уж и забыл, насколько отвратителен климат Севера.       С невинным и хитроватым выражением на лице он размешивал мёд и тарабанил ложечкой по кружке особенно долго, и делал это явно намеренно, испытывая терпение Иорвета, который сидел как на иголках.       — Н-да. Было опрометчивым недооценить противника. По тому, как вяло Нильфгаард реагировал на бунты, сделали вывод, что силы и казна южан истощены. Однако Белое Пламя лишь ждал, пока союзники откроют карты, чтобы уничтожить их всех одновременно, — Борх залпом выпил вино, утёр губы. — Три дня назад перед королевским дворцом в Венгерберге открылся портал размером с парадные ворота, из которого прямиком из Золотых Башен строем валят войска. Свежая, полная сил пехота, кавалерия и сияющие, как медяки, латники. С заходом солнца портал закрывается, а на рассвете возникает вновь.       — Пробовали его уничтожить? — резко спросил Иорвет.       — К дворцу, где обосновалась группа магов, не подобраться незамеченным, а если так дальше пойдёт, то в Венгерберге чёрных будет больше, чем в самом Нильфгаарде. Даже если уничтожить портал, страшной битвы не избежать, их уже слишком много. Саэсентессис готова открыться.       Он замолчал и стал серьёзен.       — Два дракона — это гораздо лучше, чем один. Особенно если среди них есть золотой. Но остаётся вопрос с порталом, и тут я, конечно, вспомнил о вас, друзья мои. С вашим умением проникать в магический мир мы быстренько обстряпаем это дельце. Туда-обратно, и вы вернётесь к деревенским пасторалям.       Должно быть Борх заметил что-то в наших лицах, потому что насмешливое выражение исчезло с его физиономии, и проскользнуло нечто, больше похожее на сочувствие. Он поднялся из-за стола, выглянул в окно.       — Не буду мешать вам собираться. Вернусь к вечеру, — сказал он, застёгивая на все пуговицы дублет. — Мы полетим в темноте.       Открыл настежь дверь, и только пушистый лисий хвост махнул по снегу задорным белым кончиком.       Я бросилась к вещам, на миг ужаснувшись масштабам сборов, но тут же замедлилась, остановилась. Нашу здешнюю жизнь нельзя было уместить в мешок, и с собой мы унесём лишь то, с чем пришли, а это совсем немного. Иорвет, склонив голову, стоял с одеялами в руках и вдруг отшвырнул их обратно на постель.       — Иди ко мне, — сказал он.       До вечера оставалось время, Борх дал его нам, и мы делали то, что было должным в этой хижине, ставшей нашим местом, местом про любовь. А сборы — это недолго.

***

      В полёт я надела всю имеющуюся тёплую одежду и, словно мумия, замоталась в одеяло с головой. И всё равно промёрзла так, что казалось, будто кожа кусками отваливается с лица. Виллентретенмерт летел высоко, как в трансатлантическом перелёте, и мы болтались в люльках из верёвок, намотанных между драконьими пальцами. Временами я отрубалась в сон, похожий на обморок, временами пыталась высмотреть сквозь темень хоть что-нибудь внизу. Только единожды мелькнули адским пламенем огни махакамских плавилен, а потом снова потянулись погружённые во мрак леса.       Перед рассветом мы прибыли в проснувшийся, бурлящий лагерь Саскии под изрытыми траншеями стенами Венгерберга. Когда мы с Борхом вошли в командирскую палатку, облаченная в доспехи Саския вскочила от исчерченных стрелочками схем и неподдельно и искренне обрадовалась нам, запечатлев на моей щеке поцелуй, больше похожий на удар кулаком.       — Ждать больше нельзя! — решительно заявила она. — На рассвете мы взорвём ворота и начнём штурм. Мы возьмём на себя войска, ваша задача — уничтожить портал.       — Я уже всё рассказал нашим друзьям, — проворчал Борх. — Только передохну чуток с дороги… А где твой жених, неужто ещё спит?       — Александр ведёт дружины баронов и дивизию повстанцев. Мэва с ним, — нахмурившись, ответила Саския. — Против армии чёрных, заполонившей Венгерберг, этого всё равно мало, и я не хочу допустить значительных потерь с нашей стороны. Основной удар мы с тобой возьмём на себя.       Она выразительно смотрела в глаза отцу, и он согласно качнул головой. Два дракона — они поняли друг друга.

***

      За спиной грохотали взрывы, под нами сухим дробным треском отбивали команды барабаны марширующих нильфгаардцев. От лагеря Саскии Виллентретенмерт поднялся к самому небу и спикировал на стеклянный купол в центре дворцового ансамбля. Разжал лапы у балкона, опоясывающего купол. Мы спрыгнули, и золотой дракон, не приземляясь, ударил хвостом по стеклянным панелям, и те со звоном обрушились. Перевернувшись в воздухе, он пронёсся над заполонившими дворцовую площадь войсками, выливающимися из разверстого чрева огненного портала. Из пасти Виллентретенмерта вырвалась жаркая струя пламени.       Соскользнув по верёвке, которую привязали к погнутой металлической балке каркаса купола, мы приземлились в дворцовой оранжерее. Над головой, истошно чирикая, носились цветастые птички, а вокруг зеленели дебри диковинных кустов, пальм и папоротников, поломанных обвалившимся стеклом. Медальон стучал в грудь, и даже без изнанки чувствовалось, как магия звенела в воздухе. Наша цель была под нами.       Виллентретенмерт показался за окном. Он перекручивался в небе, как ртуть, уворачиваясь от арбалетных болтов, и был быстр, как вспышка, как молния. Послышался звон стекла, грохот и душераздирающие вопли.       — Путь свободен! — крикнул Иорвет и с мечом наперевес бросился к лестнице.       В зале этажом ниже царил полный разгром. Около обугленных столов, расставленных по кругу у окон, дымились лежащие ничком трупы. Один из чародеев в горящей мантии попытался сбежать через балкон и упал там, страшно крича, и Иорвет мечом добил его. Но середина круглого зала осталась нетронутой. За плотной, едва проницаемой взглядом магической сферой стояли кругом зеркала, похожие на мегаскопы. Между ними и к центру, где медленно крутилось на подставке ослепительное нечто, на которое невозможно было смотреть без чёрных пятен в глазах, затейливой пентаграммой протянулись лучи.       Не подумав, я ударила для пробы Аардом в сферу. Та спружинила и отразила удар, отшвырнув нас с Иорветом к стене. Поднимаясь, на миг я задержала взгляд в разбитом окне — там раздался громоподобный рык, и над марширующими по дворцовой площади нильфгаардцами пролетел гигантский зелёный дракон. В вираже Саэсентессис пыхнула огнём и взмыла к парящему в небе кругами Виллентретенмерту.       — Приготовься, нам придётся действовать быстро, — отчеканил Иорвет, сбросил перчатку и взял меня за руку.       По битому стеклу мы прошли к защитной сфере. На счёт «три» соединили ладони.       Изнанка гудела, лязгала и громыхала. По поверхности защитной сферы плавали, крутились и сталкивались зубастые диски, как для огромной циркулярной пилы. За ними, в недоступном центре, сияло в лучах от мегаскопов содержимое запечатанной бутылки.       — Что делать? — воскликнула я, тут же красочно представив себе, как при попытке пробраться внутрь диски кромсают тело на куски.       Иорвет попробовал отодвинуть один из дисков мечом. Со снопом искр тот провернулся вокруг лезвия, и меч едва не вырвало из руки.       — Ирден! — пришла в голову идея. — Попробую остановить их ловушкой!       — Ударишь по моему сигналу, — кивнув, скомандовал Иорвет. — Жди здесь, я проскочу внутрь.       Последнюю фразу он сказал категоричным, не допускающим возражений тоном. Шагнул к смертоносной сфере. Иорвет был прав, тысячу раз прав, идти вдвоём не имело смысла, но страх сковал меня.       — Секунду, — сказала я, закрыв глаза.       Вдохнула глубоко. Я должна мыслить кристально и чётко, иначе смерть.       — Готова.       Иорвет выждал, пока между дисками образуется зазор, взмахнул ладонью. Ирден! Диски замедлились и заскрежетали, будто в несуществующую смазку попал песок. Ещё один! Страх перерос в уверенность, что я смогу, что у меня есть силы. Третий Ирден, диски, подёргиваясь, застыли, и Иорвет проскользнул между зубьями внутрь сферы. Взмахи меча, и разбитые мегаскопы попадали в стороны, пентаграмма из лучей развалилась. Иорвет остановился перед бутылкой, светящейся на постаменте. Подумав, занёс обеими руками меч.       Свист лезвия по дуге, и из отсечённого горлышка забила фонтаном пенящаяся струя света, будто внутри бутылки кока-кола с ментосом вошли в реакцию. Пыхнуло магией, и я уж испугалась, что сейчас появится джинн, который будет разрушать и строить дворцы, но джинна не появилось — с металлическим звоном диски осыпались с защитной сферы на мраморные плиты, струя захирела, и жидкость зашипела вокруг отколотого горлышка, заливая пол. А белоснежный Иорвет, глядя в сторону распахнутого балкона, так и замер с мечом в руках и вдруг рванулся вперёд:       — Скорее сюда! — закричал он. — Сюда!       В три прыжка мы выскочили на балкон, где в чёрном небе изнанки над нарисованным городом медленно плыл свернувшийся кольцом исполинский белый змей, кусающий свой хвост.       — Знак! — хрипло воскликнул Иорвет. — Кольцо Исенгрима всё это время указывало на Знак!       Небо светлело, Уроборос распался на зелёную и золотую половины, и в голубом небе проявились кружащие драконы. Портал перед дворцом исчез. Саэсентессис с Виллентретенмертом разорвали кольцо и в бреющем полёте погнали огнём с площади остатки бегущих нильфгаардцев.       — Если это был Знак, — сказала я, — значит Велунд выбрал правильно.       — Я выбрал правильно, — повернувшись ко мне, убеждённо заявил Иорвет. — А значит и Велунд тоже.

***

      Весной отгремела свадьба. Саския прошагала к алтарю в белом платье и внушающих уважение каблуках и даже ни разу не покачнулась. Под руку её вёл отец. Бракосочетание драконицы с новым королём Аэдирна было большим, чем просто свадьба — это был пакт о создании Новой Северной Коалиции. Была тут беловолосая, вся в шрамах, Мэва, получившая своё и которой позарез нужны были союзники: Лирия и Ривия были первыми на пути Нильфгаарда, задумай Эмгыр снова двинуться на Север. Прибыл Исенгрим с Филавандрелем. Последний не разговаривал с Иорветом с того самого дня, как Иорвет объявил на совете в Дол Блатанна, что видел Знак. Филавандрель поверил, но так и не смог принять, что послание для Велунда увидел не он. В свою очередь Исенгрим не разговаривал со мной. Был подчёркнуто вежлив, неизменно снабжал запасами кофе и в то же время недвусмысленно показывал, что решил переждать меня, как пережидают налетевший дождь — терпеливо и с уверенностью, что непогода вот-вот закончится.       Из Вергена вместе с Киараном прибыл Ярпен Зигрин — с расчёсанной бородой и с супругой. Юзефа без капли смущения давала к поцелуям обветренные, в цыпках, руки, и как-то, проходя по коридору дворца, где поселили гостей, я слышала, как громогласно она распекала прислугу, недостаточно стерильно отдраившую в комнате пол.       Вдовствующая королева-мать Зулейка прислала в подарок молодожёнам полное собрание сочинений пророка Лебеды. Действующий король Ковира и Повисса Танкред, её сын, соблюдая нейтралитет, ограничился письмом с поздравлениями, однако между страниц присланных королевой трактатов обнаружились инвестиционные предложения ковирцев по восстановлению аэдирнских мануфактур.       Из Третогора от Адды, королевы Редании и Каэдвена, называемой в кулуарах не иначе, как «стрыгой», прибыли в подарок проложенные льдом ящики с мясом катоблепаса — горного чудовища, также известного, как горгон, чьё мясо, по слухам, на вкус весьма напоминало человечину, и осторожная записка о надежде на увеличение скорости роста создания предпосылок для взаимовыгодного сотрудничества от отрицательной к положительной.       Из Темерии, подписавшей вассальный договор с Нильфгаардом, не пришло ничего.

***

      Долгожданный мир наступил. Время меча и топора прошло, началось время скрипящих по бумаге перьев. Иорвет погряз в письмах, донесениях и отчётах, и как-то, сдуру, я предложила помочь ему с инвестиционными проектами ковирцев, которые Саския сбагрила на Иорвета, а тот прокрастинировал до последнего, оправдываясь неотложными политическими делами. «В конце концов, я это умею», — думала я. Зарывшись по уши в дырявые средневековые законы и обнаружив, что двойную бухгалтерскую запись ещё не изобрели, я превратила письма в бизнес-планы, взамен грабительских ссудных условий предложила миноритарные доли в уставном капитале, сопроводив послание расчётами, графиками и картинками, и не заметила опасно воодушевлённый взгляд Иорвета, которому вечерами питчила свои проекты. Через неделю по приезде в Венгерберг Саския зажала меня в углу дворцового кабинета и, взяв за грудки, объявила о моей новой должности — королевского финансового консультанта. Работы в момент стало невпроворот: феодальная финансовая система только зарождалась, разрушенная экономика требовала реформ, а в идею центрального королевского банка Саския вцепилась с рвением настоящего дракона, который почуял пещеру с золотом. Ведьмачьи заказы стали редкой отдушиной, и я кляла себя за то, что и в новом мире вляпалась в финансовые дела.       Мы с Иорветом постоянно кочевали между Долиной Понтара, Дол Блатанна и Аэдирном, и всё чаще он задумывался о месте, которое хотел бы назвать своим домом. Мне было проще. Мой дом всегда был там, где были близкие, а сейчас там, где был он. Иорвет же, в отличие от Киарана, не прикипел душой к краснолюдскому Вергену, его не тянуло ни на родину матери — в Ард Дол, ни на родину отца — в Дол Блатанна. Он искал.       На летний Солтыций отправились в Берг Аен Даль — старый эльфийский город на границе Долины Понтара и Дол Блатанна. Город активно восстанавливали эльфы-беженцы с Севера, а покинутую деревню неподалёку на берегу Бланице, притока Дыфни, — там, где Рудные Кряжи сходили в долину — заселили скоя'таэли из бывшего отряда Иорвета. Дол Блатанна не показалась им родной, а отряд за долгие годы стал семьёй. Они дали посёлку имя Фен Эате — Летний Луг. Иорвета позвали почётным гостем на эльфийский праздник летнего солнцестояния, для меня же это был повод увидеть Мону.       Стояла жара. Ранним вечером луг в излучине реки так пах горячим тысячелистником и ромашкой, что казалось, будто в руке должна появиться удочка из орешника, коленки стать разбиты, а метёлки мятлика доставать до пояса. К ночи разожгли костры, эльфы танцевали, пьяные от вина, свободы и лета. Играли музыканты, играл на флейте Иорвет, и я плясала в изменяющих сознание жарких бликах костра среди гибких эльфов, будто среди своих. Иорвет, закончив играть, нашёл меня, и мы танцевали вдвоем, позабыв, что не одни, а потом, разгорячённые, сбежали на реку, где уже слышались смех и плеск. Нашли уединённое место и купались нагишом в полной темноте.       Встретили потом рассвет и побрели по берегу рука об руку вверх по течению. Из утреннего тумана проглядывали отроги гор, река тихо журчала у валунов. За поворотом на противоположном берегу открылась поляна, на которой возвышалась прилепленная к скале деревянная мельница, а стиснутое каменной плотиной русло реки бежало под остановившимся мельничным колесом. То ли нежное утреннее солнце так подсвечивало поляну, то ли дело было в прозрачной берёзовой роще за мельницей или в песчаном пляже ниже плотины под яркими соснами — казалось, что это место, хоть и сонное, ждущее кого-то, создано специально, чтобы с него рисовали открытки из мира волшебных сказок.       Мы перешли по мосту над плотиной, забрались на балкон на втором этаже мельницы. В просвете между соснами проглядывали крыши посёлка скоя'таэлей, над которыми вился дымок. Вправо убегала река, а слева забирались в небо горы. Иорвет набил трубку и закурил.       — Интересно, кому принадлежит эта земля, — задумчиво произнёс он.       — Узнать нетрудно, — ответила я и улыбнулась ему.       Кажется, мы нашли.

***

      Дана Меадбх пришла весной. Поговаривали, что проплыла светловолосая Дева над отдохнувшими, избавленными от землепашцев полям Дол Блатанна в цветочном венке, в окружении птиц и зверей, и там, где ступала её нога, зашелестели луга, поднялись из земли сады и буйные леса, полные дичи.       Скоя'таэли из Фен Эате утверждали, что видели Деву Полей у берегов Бланице и в лесах предгорья, а потом дошли слухи из Берг Аен Даля, что Дева побывала и у них. Эльфы ликовали.       Вопрос с владением земли у мельницы решился просто — земля принадлежала короне, и Саския с облегчением отписала её Иорвету в счёт долга по давно невыплаченному вознаграждению.       Год был чудовищным по количеству работы. Саския имела прирожденную финансовую хватку, и, пока Александр занимался военными и рыцарскими делами, мы воротили дела экономические. Ежедневно по полдня я пропадала в прошлом мире, перелопачивая историю, чтобы не наступить на грабли. Долина Понтара превратилась в своеобразный офшор, привлекая деньги и бизнесы со всего Севера, производства Аэдирна получили налоговые льготы и с помощью заградительных пошлин для нильфгаардцев смогли развиваться.       Над планами нового дома мы с Иорветом спорили до хрипоты, и я заранее ужасалась тому, что будет после, но неожиданно стройка двигалась настолько гладко, насколько это вообще возможно в таких делах. Ярпен сосватал артель плотников-краснолюдов «за которых зуб даст», и они не ударили в грязь лицом. Нам повезло: под мельницей, которую починили и временно превратили в лесопилку, обнаружился фундамент старого эльфийского здания в точности нужного нам размера, и единственной настоящей сложностью было доказать краснолюдам, что план дома мы составили в своём уме и в твёрдой памяти, и пресекать все попытки сделать «как положено».       К весне, когда Дана Меадбх прошла по землям эльфов, дом был готов достаточно, чтобы переезжать. После многих месяцев скитаний приземлиться в своём жилище, пусть даже и на полу на матрасе, в пустых комнатах без мебели, казалось верхом счастья. Лесопилку свернули, краснолюды нашли заказы в деревне.       Скоро отгремел Блатхе — эльфийский Беллетэйн. Одним майским вечером мы с Иорветом сидели на веранде. Выдыхали. Нагретые за день доски пахли свежим деревом. Темнело. В реке плюхнула рыбина, снизу в конюшне тихонько заржала Туча и басовитым храпом ей ответил Бинки.       — Я получил письмо от Иолара, — задумчиво произнёс Иорвет. — Ему нужна помощь, да и у меня есть, что передать ему от Исенгрима…       Было в голосе Иорвета то, что томило и меня — теперь, когда у нас появилось место, куда можно было вернуться в любой момент, всё чаще накрывала тянущая тоска по путешествиям и неизвестным дорогам. Прошло больше года с той поры, как на золотом драконе мы покинули Велен. Я смотрела на долину внизу. На берегу ниже по течению, на отшибе разросшегося Фен Эате, горел огонёк в окне дома Моны и Роэля. Они ждали ребёнка.       — Отправляемся в Синие Горы? — спросила я.       — И как можно скорее!

***

      Синие Горы, вершина мира. Небо, что не давило, а утягивало ввысь вместе с горными пиками в бесконечную невесомую синь. Расплескавшиеся поля цветущих ирисов и гудящие от шмелей высокогорные луга на плато, по которым с гулким грохотом, сотрясая землю, проносились табуны диких лошадей.       За месяц, что мы добирались до кочевой деревни Свободных Эльфов, мы огребли на свои arse столько приключений, что, по моим расчётам, их должно было хватить минимум на год вперёд. Собрали бинго из всех возможных неприятностей от бандитов, призраков и горгулий Лок Муинне до скальных троллей. Трижды побывали на волосок от смерти. После того, как встретили у перевала проводника из Свободных Эльфов, пережили землетрясение и чуть не погибли под обвалом, оползнем и лавиной одновременно, и после грозы нас, вместе с ошалевшими от страха лошадьми, едва не смыло селем обратно в долину. Проводник, бесстрастное смуглое лицо которого ничуть не менялось от обстоятельств, пожимал широкими плечами и говорил, что любая погода хороша.       Добравшись до деревни, первым делом он помог расседлать лошадей, а потом жестами и уговорами пытался объяснить уставшим животным, что пастись следует вольно. Бинки и Туча отбегали и, сделав круг, жались к похожим на вигвамы жилищам эльфов.       А мы с Иорветом, пронизанные насквозь ветром, позабывшие о скрипящих перьях и какой-то там работе при свечах, уселись у очага в вигваме командира Свободных Эльфов. Иолар, в неизменной накидке из меха мантикоры выглядевший, в отличие от нас, предельно гармонично среди расшитых бисером дублёных шкур и подвесок из верёвочек, бусин и перьев, поднёс еду и травяной чай и уселся напротив.       — Мне нужна помощь, — сказал он.       Полог откинулся и вошла эльфийка, которую поначалу я приняла за индианку, одну из местных. Вокруг её бёдер был повязан цветастый платок, по сторонам загорелого лица спускались косички.       — Торувьель! — воскликнул Иорвет.       Она присела на шкуру рядом с Иоларом, и его хищное красивое лицо озарилось счастьем, будто он увидел солнце.       — Когда я уходил из Дол Блатанна, я не мог помочь ей. Я не мог помочь даже самому себе, — сказал он. — Но она помогла мне. Прошёл год, и она пришла.       Торувьель рассмеялась.       — Если вы думаете, что у здешних эльфов меньше дурацких обычаев, чем в Дол Блатанна, вы ошибаетесь, — своим низким хриплым голосом произнесла она. — Прежде, чем мы можем пожениться, я должна выдержать испытание посвящения в племя…       — В народ, — поправил Иолар. — Каждый из нас проходил это испытание.       — Знаю. Ты меня об этом не предупреждал, — снова рассмеялась Торувьель. — По понятным причинам Старейшины не хотят принимать в стаю…       — В народ, — снова поправил Иолар.       — …чужака, — закончила Торувьель, обняла его, и нахмуренные брови вождя Свободных Эльфов разгладились. — Мне нужна помощь.       Как оказалось, кандидат в племя мог выбрать двух помощников для прохождения испытания, но вредные старейшины запретили кому-либо из Свободных Эльфов помогать Торувьель. Более того, обычное испытание заключалось в том, чтобы принести птенца белого горного орла и не погибнуть в восхождении на скалы и от клювов орлов-родителей, которых запрещалось убивать. Потом пойманных орлят обучали охоте. Для Торувьель же выбрали целью грифона-альбиноса — белоснежное чудовище, помесь льва и орла. Гнездящуюся пару видели на одном из самых опасных и недоступных пиков у плато.       — Мы бы справились с грифонами, — виновато сказал Иолар, — но в пещеру с гнездом невозможно попасть, она будто внутри скалы.       — Иллюзия, — важно кивнула я.       — Вот затем нам и нужен был ведьмак! — обрадовался Иолар.       — Как мы заберёмся на пик? — хмуро спросил Иорвет.       — Мы можем помогать помощникам, но не Торувьель. Вы проникнете за иллюзию и передадите ей птенца. Она принесёт его Старейшинам, мы поженимся, — озвучил Иолар свой бесхитростный план.       Ночью мы с Иорветом лежали, обнявшись, на толстом ложе из шкур в вигваме, который нам выделили, как дорогим гостям. Не было сил ни на любовь, ни на что, и от горчащего дыма кизяка в очаге хотелось только спать и спать — день или лучше два. Но на рассвете надо было ползти на гору, и мы крепко прижимались друг к другу.       — Я побеседовал со Старейшиной, — тихо шепнул Иорвет на ухо. — Отдал ему весь запас табака.       — Грифона заменили на орла? — сонно спросила я.       — Нет. Договорился, что если мы выживем, тоже провести для нас обряд.       — Посвящения в стаю? Зачем?       — Нет, — Иорвет тихо рассмеялся. — Бракосочетания.       От удивления я аж проснулась и, приподнявшись, заглянула в лицо Иорвету, чтобы убедиться, что он не шутит.       — У меня уже есть бумага от Хранительниц, — напомнила я. — Прямо с собой, в сумке. Мы будем жениться во всех жопах мира, куда забросит нас судьба?       — Во всех не понадобится, — серьёзно ответил он. — Эльфийский обряд в Синих Горах имеет силу в Дол Блатанна, а значит и в Аэдирне и Долине Понтара. Пока мы добирались сюда, я подумал, что надо, чтобы у тебя была легитимная бумага о браке. Если что-то случится со мной, право на нашу землю по закону перейдёт к тебе.       Я смотрела на него — он точно не шутил. Неужели он правда думал, что мне нужна земля и наш дом после того, как его не станет? Нет, после этого мне нужен будет только маленький толстостенный пузырёк с эликсиром Филиппы, который всегда был со мной, так же, как и документ о принадлежности.       — Не смей даже думать об этом! — воскликнула я.       — Как пожелаешь, — ответил Иорвет.       — Так-то лучше, — буркнула я, укладываясь на шкуру.       — Но обряд проведём всё равно, — сказал он.

***

      Если описать кратко и политкорректно наше восхождение на гору — это было трудно, но мы справились. Или так: это была полная задница, отмороженные конечности, туман, холод, беснующиеся грифоны (слава Аксию!), чуть не улетевшая в пропасть Торувьель, проход по изнанке за иллюзию, битва с Элементалем Льда, птенец грифона размером с волкодава, который, кажется, откусил добрый кусок от каждого из нас, спуск на ледяном ветру и сорванные страховочные крюки. Но мы справились.       Когда Торувьель передала мешок с птенцом Старейшинам, возникли сложности — обнаружилось, что сто пятидесятый пункт правил в свитке, описывающем обряд, однозначно указывал, что помощниками могут быть только представители народа Свободных Эльфов. Однако под яростным взглядом Иолара, который страшил даже больше, чем грифон, Старейшины не рискнули объявить испытание проваленным и, посовещавшись, решили в виде исключения принять задним числом в Свободные Эльфы Иорвета и меня. Запрета для дхойне стать эльфом в правилах не нашлось, как ни искали: свитки были написаны ещё до того, как дхойне высадились на Континент. Этот несуразный факт смешил меня в течение всего ритуала, когда Старейшины (их женская половина выглядела моими ровесницами) обходили нас с мисками из тыквенных корок, откуда мы зачерпывали пальцами распаренный сладкий овёс.       Самый главный Старейшина, похожий на гитариста Роллинг Стоунз, не отходя от кассы, поженил всех желающих. Желали Иолар и Иорвет, и в результате, ещё по какому-то древнему обычаю, мы с Торувьель стали названными сёстрами, а Иорвет с Иоларом братьями.       И всё же, без шуток, путешествие в Синие Горы оказалось лучшим, что случалось со мной за последний год. Мы прошли с племенем через плато, наши лошади носились без сёдел и узды в табуне где-то там, без нас, а миндальный запах белых нежных цветов камнеломки с примесью пряной полыни снился мне потом много лет.       — Не будешь скучать по дому? — как-то спросила я Торувьель.       Мы сидели перед вигвамом, смотрели на красное солнце, зацепившееся за горный пик, и в ущелье под плато колыхалось внизу, будто море, охряное облако.       — Солнце везде разное, — задумчиво сказала она, подняв тонкую изогнутую трубку, и из её губ тоже вырвалось облачко. — Когда тоскуешь по дому, просто взгляни на небо. Куда бы ты ни поехала, Луна везде — одна и та же.       Так оно и было. Круглое полупрозрачное лицо Луны уже висело над горами, точно такое же, как на Севере. Она будто терпеливо ждала своего часа, когда надоедливое солнце, наконец, уйдёт на покой, и можно будет, сияя, занять чёрное небо. Торувьель тоже смотрела на Луну.       — Когда тебе подкидывают новую жизнь, надо брать, — сказала она.

***

      На зиму мы окончательно перебрались в дом у мельницы. Летом можно путешествовать где угодно, а зимой хотелось сидеть у камина, смотреть на снег за окном и выходить наружу лишь затем, чтобы добежать до гостеприимного дома друзей.       Прошло два года с тех пор, как я очнулась в заснеженной хижине на острове. За окном стучал снег с дождем, таяло, по стёклам текло. Заколотили в дверь. Это оказался гонец из Вергена — тот самый паренёк, что когда-то принёс письмо от Эскеля. Он вырос, возмужал и, гордо оправив китель с эмблемой летящего дракона, отказался от чая, сунув мне в руки пухлый пакет.       — Ведьмачке, тут так написано, — пробасил он и вскочил на лошадь в расшитой попоне Королевской Почты.       Я вернулась к камину, опустилась на расстеленную медвежью шкуру. Иорвет поднял голову от тома по истории Скеллиге, которой живо интересовался в последнее время. Сам Иорвет утверждал, что хочет побольше узнать об Ундвике, ведь это теперь и его земля, а я подозревала, что вместе с Исенгримом они готовят для Керис ан Крайт предложение, от которого невозможно отказаться.       Из пакета я достала пачку исписанных листов, перевязанных красной ленточкой и письмо со знакомым мелким убористым почерком.       — Это от Марго, — сказала я.       Иорвет скептически приподнял бровь, а я склонилась к письму, повернув его к свету камина. Милая моя ведьмачка! Я вовсе не удивлена, отнюдь. Я знала, что так и будет — гордый неприступный скоя'таэль и упрямая (я бы даже сказала, местами твердолобая), но обаятельная ведьмачка! Рада, что ты последовала моему совету. Не удивлена я и тому, что не встречаю вас на балах и приёмах, что, учитывая ваше приближённое к верхам положение (да-да, слухи летят далеко), было бы естественным. Милые влюблённые лунатики! Я так и знала, что вы не останетесь при дворцах, а растаете в туманной дали подальше от цивилизации. Однако помяни моё слово — рай в шалаше хотя и может длиться долго, но однажды ты начнёшь мечтать о шёлковых нарядах, карете на мягких рессорах и расторопных служанках. Не пристало женщине, даже пусть и ведьмачке, отказываться от того, что заработала. Я прямо вижу перед собой твоё лицо и слава богам, что сейчас я далеко и могу спокойно высказать своё мнение, не опасаясь, что ты набросишься на меня, как дикая кошка, и не начнёшь спорить и разглагольствовать о Пути и прочих ваших ведьмачьих штучках. Не буду отрицать — что-то в этом есть. Даже больше! Уверена, что Путь — собственность не только ведьмаков, а, возможно, и романисток тоже. Вы истребляете чудовищ мечом в дремучих лесах и городских трущобах, мы — пишущий народ — остро отточенным пером истребляем чудовищ в сердцах людей. Не буду более отвлекать тебя от чрезвычайно важных романтических дел, настолько важных, что за эти годы ты не сподобилась черкнуть мне ни строчки. Однако сейчас я требую весточку в ответ. С этим письмом посылаю копию моей рукописи «Авантюрные похождения ведьмачки» и жду редакций по части поименования оружия, боевых телодвижений и прочего, что сочтёшь необходимым исправить. Правок по сюжету не приму, так и знай! Плачь и смейся, читая мой лучший роман, ведьмачка, и думай обо мне иногда. Твоя любящая подруга Марго Д'Альбер. P.S. Ответ отправь на адрес милого Скалена Бурдона в Вергене, он перешлёт его по назначению. В силу некоторых причин я не могу доверить почте тайну своего местонахождения.       Я не стала пересказывать Иорвету содержание письма — ответных шпилек в адрес Марго было бы не избежать. Вместо этого принесла свечей, расставила их у шкуры и распустила бант на рукописи. Приключения ведьмачки начались.       Надо было отдать должное мастерству Марго — от текста невозможно было оторваться, и будь он о ком-то другом, я погрузилась бы в историю с головой. Однако ведьмачка Анна была слишком очевидно списана с меня, хоть и щеголяла в элегантных доспехах, открывающих пупок, и я злилась на Марго и возмущалась нелогичностью (и местами тупостью) героини. Я бы так не поступила никогда! Читая первую часть книги об обучении Анны в ведьмачьей крепости и любви с ведьмаком Акселем, я покрывалась холодным потом при мысли, что кто-то из ведьмаков — Весемир или Эскель, или не дай бог Ламберт — прочтёт книгу. Ведьмачий быт был там выписан с впечатляющей достоверностью и не оставалось сомнений, кто был для автора источником информации.       На третий день, когда непогода за окном только разыгралась, а Иорвет покончил со Скеллиге и перешёл к истории благородных родов Темерии, я добралась до второй части, где появился тот самый неприступный скоя'таэль Йорен, который приставил нож к беззащитной пульсирующей жилке на шее Анны в глухом флотзамском лесу. Иорвет терпел долго, слушая мои взрывы смеха, потом отложил Темерию.       — Что там? — спросил он.       — «Йорен рыкнул и, раздирая корсет, впился яростным поцелуем в белое плечо», — зачитала я. — Хм-м, странно, я никогда не носила корсетов…       Я сделала пометку в списке правок, подняла взгляд и увидела лицо Иорвета.       — А то, что я не раздирал ничего с рыком, тебя не смущает? — ледяным голосом спросил он. — Что там дальше?       Перелистнув пару страниц, я пробежалась по ровным строчкам взглядом.       — Дальше… м-м-м… спелеология.       — Что?       — Ну, про пещеры. Пещерки… — я расхохоталась.       — Дай посмотреть!       Я передала ему страницы, начиная с Флотзама, и он погрузился в текст, отшвыривая прочитанные листы на пол. Я лежала на пушистой шкуре, переводила взгляд с огня на мокрый снег за окном и на лицо Иорвета, которое чем дальше, тем более покрывалось пунцовыми пятнами. Наконец, он закончил читать, собрал в кучу разбросанные страницы и вернул мне.       — Ты должна сама написать всю правду, — сказал он, поднимая с пола том с Темерией. — Иначе из-за таких вот писак ведьмаки и скоя'таэли станут посмешищем всего Севера.       — Я? Для этого нужно быть писателем!       — Ерунда, — он раскрыл книгу и веско произнёс: — Берёшь перо и пишешь буквы, складываешь их в слова, ставишь одно слово за другим. Что тут сложного?

***

      Весной, почти через три года после битвы в Каэр Морхене, мне пришло письмо из Ард Дола: тонкая полупрозрачная бумага, запах лаванды и аристократический почерк с длинными завитушками. Писала Наина. Писала, что болела всю зиму и думает о море. Она не жаловалась, не просила и, тем более, не требовала — писала так, будто бабушка позабывшему о ней внуку. Я поняла, что тянуть далее нельзя.       Иорвету тоже принесли письмо. Сургуч был запечатан оттиском перстня с лилией.       — Мы должны были встретиться через два месяца во Флотзаме, но Роше переносит встречу в Элландер, — мрачно сказал он. — По словам Неннэке, Анаис исчезла из храма Мелителе, Роше подозревает похищение. Мы должны ехать немедленно!       Я мялась и крутила в руках письмо Наины.       — Боюсь, что она потеряет надежду, если придётся опять ждать, — я протянула ему письмо. — Я должна быть в Ард Доле.       Иорвет отвернулся и долго смотрел в окно.       — Я думал, мы сделаем это темерское дело вместе, — наконец, сказал он.       Вместе… Три года мы были неразлучны, как попугайчики. Слились, потеряли границы собственных «я», став «мы», и может быть, пришло время вспомнить, чего каждый стоит. Иорвет пристально смотрел мне в лицо.       — Отдохнём друг от друга… — упавшим голосом сказала я.       — Я не устал, — буркнул он в ответ.       Разлука — темерское дело Иорвета и путешествие с Наиной из Ард Дола на Скеллиге — затянулась на полгода. Когда-нибудь я напишу о приключениях в пути: об эльфийке, которую полюбила, как родную, которая, однако, великосветскими капризами вынесла мозг каждому, о Рагнаре и о том, как он влюбился без памяти в рыжеволосую Керис ан Крайт, о корчме в Мариборе посреди глухомани, где на середине пути на один краткий вечер встретились мы с Иорветом. Был там Роше, предъявивший мне счёт за каждого из Синих Полосок, съеденных за три года чудовищами, была Бьянка, был Геральт и непостижимым образом возникшая Марго, которая, не объясняя ничего, словно расстались мы день назад, потребовала поменяться с ней на вечер одеждой для тайного дела. Когда-нибудь я напишу об этом. Буду складывать буквы в слова, ставить одно слово за другим, как советовал Иорвет, пока не получится история — она того стоит. Когда-нибудь.       По приглашению Керис Наина с Рагнаром остались зимовать в Каэр Трольде. Старая эльфийка, утверждавшая, что морской воздух идёт на пользу её артритам, закрутила роман с импозантным ярлом, а изгнать Рагнара со Скеллиге теперь не представлялось возможным даже силой. Получив письмо от Иорвета, и с охранными грамотами канцелярий Адды, Саскии и Керис в кармане, я отправилась в обратный путь вверх по Понтару и добралась до Вергена — условленного места встречи.       Прошла неделя, потом другая, но Иорвет так и не появился. В Вергене раскрасились жёлтым листья, стояла ранняя бархатная тёплая осень. Я повидалась с Эйлин и Несой, до чёртиков надоела Титу Сороке, околачиваясь в кузнице, пока мне ремонтировали доспехи и оружие, приняла заказ на вновь расплодившихся в пещерах гарпий келайно, измаялась и волновалась всё сильнее. К началу третьей недели красочно представила все смертельные опасности у Иорвета на пути: нильфгаардскую разведку, бандитов, страшных чудовищ и Верноссиэль. Из-за навязчивых мыслей об эльфийке и остальных несомненно прекрасных женщинах вокруг Иорвета меня тошнило от самой себя, и всё чаще вечерами я оставалась в тесной каменной комнатушке, которую сняла над таверной, медитируя и выбираясь в народ, только чтобы поесть.       В один такой вечер принесли пакет от Скалена Бурдона, который передал от Марго подарочный экземпляр в кожаной обложке с вензелями из первого тиража «Похождений ведьмачки». Я спустилась в таверну и заняла свой столик в углу. Ведьмачка Анна переоделась — живот теперь был закрыт, но доспех стал выгодно подчёркивать грудь. Вздохнув, я отпила вина, перевернула страницу. Даже магия Марго сейчас не действовала.       — Кого-то ждёте, госпожа? — над плечом появилась тень, а этот голос, от которого мурашки побежали по шее и ослабли колени, я узнала бы из миллионов.       — Одного высокого темноволосого красавца, — ответила я, не поворачивая головы.       — Я не подойду?       Иорвет уселся напротив, улыбаясь краешками губ, а я смотрела на него, неуловимо изменившегося, такого и не такого, будто видела впервые. И как впервые, больно и сладко ёкнуло и разорвалось что-то в груди.       — На вид похож, — ответила я, сдерживаясь, чтобы не кинуться ему на шею и не осыпать поцелуями при всём народе. — Но надо убедиться.       Вино осталось недопитым, а мы сбежали в мою комнату и убеждались и убеждались в том, что разлука прошла, и снова мы были вместе — немножко иные, но выбравшие вернуться друг к другу. Ладони соединились совершенно случайно, волк, тяжко вздохнув и хмуро посмотрев исподлобья на непотребства, покрутился на месте и привалился к нарисованной двери, а мы занимались любовью на изнанке, которая всё не кончалась.       — Мне приснился сон, — сказал утром Иорвет.       — Кошмар? — спросила я и натянула сползшее одеяло на ухо.       — Вроде того, но не совсем, — задумчиво ответил он. — Мне снились дети, наши дети.       — Просто плохой сон после дороги, — сказала я, взяла флягу с водой и поболтала — камешек был на месте. — Забудь.       О детях до этого мы не говорили никогда. Слишком сложно всё это было: неизбежный расовый вопрос, неизвестный срок моей жизни. Регулярно я посещала прошлый мир — пока там всё оставалось без изменений, Роза Шаэрраведда всегда была при мне, но сам факт того, что я могу уйти в любой момент не позволял даже думать в сторону детей. Меня всё устраивало, и до последнего времени я была уверена, что Иорвета всё устраивало тоже. Однако сны о детях не уходили, снились ему почти каждый день.       Мы вернулись в дом у мельницы на зиму и через некоторое время оказалось, что он прав.       — Твой камень не действует на изнанке! — потрясённо воскликнул Иорвет, когда я сообщила ему новость.       Я ожидала чего угодно: взрыва, отрицания, но не того, что он обрадуется, как мальчишка, с утроенной скоростью начнёт обставлять дом, опустошая наши счета в банках, и хлопать надо мной крыльями, будто я в миг стала стеклянной. Слух распространился по Фен Эате мгновенно. Мона, на правах молодой матери считавшая себя авторитетом, взяла меня в оборот. Выписала к Йуле эльфийскую лекарку из Дол Блатанна, которая приложила руки к моему животу, вынесла вердикт и выдала полдюжины мешочков с травами.       — Иорвет, я не больная, я всего лишь беременная! — воскликнула я, пробежав после приёма лекарки под градом от дома Моны до нашего и выслушав тираду о безопасности и осторожности.       — Ни разу за всё наше знакомство я не относился к тебе, как к слабой или больной, Яна, — серьёзно сказал Иорвет. — Но сейчас это не только твоё дело — ты носишь моего ребёнка!       — Детей, Иорвет, детей… — сказала я, снимая накидку.       Он побледнел, будто готов был упасть в обморок, подхватил меня под локоть, и я не вполне уверена, кто кого вёл к очагу.       — Нам надо расширить дом, — пробормотал он.

***

      Шани приехала из Оксенфурта в конце мая, когда подошёл срок, и твёрдой рукой навела в доме порядок, поручив мятущемуся Иорвету три тысячи неотложных дел. Потом принялась за меня, пока я проклинала средневековье и отсутствие эпидуральной анестезии и причитала, что не для того я попала в этот мир, чтобы так страдать.       Но как и всё, что имеет свой срок, и это прошло. Иорвет, помогающий Шани, уложил детей мне на грудь.       — Принимай! Мальчик и девочка, — объявила Шани и, переглянувшись с Иорветом, добавила: — Ладони детей я обработаю позднее.       Я кивнула, особо не задумавшись о её словах, медичка тактично вышла. Иорвет склонился ко мне и с восторгом рассматривал детей, словно инопланетян.       — Это первая рыжая эльфийка с таким цветом волос, которую я вижу в своей жизни! — воскликнул он, прикоснувшись губами к темечку дочери с тонкими, медно-рыжими волосами.       Волосы брата были тёмными, как у самого Иорвета.       — Потому что она полуэльфийка и получеловек, — прошептала я. — Мой дед был рыжим… Я никогда не знала об этом — он же был седой, хоть и весь в веснушках, а поняла потом.       — Нет. Мои дети — настоящие эльфы, — произнёс Иорвет. — Посмотри на их уши!       — А что бы ты делал, если бы у них оказались другие уши, ты, эльфийский расист? — рассмеялась я.       — Мои дети по-любому были бы настоящими эльфами, — убеждённо заявил Иорвет. — С любыми ушами.

***

      Воспаление на детских ладонях — у Ульяны на левой, у Гленна на правой — Шани лечила неделю, и, когда сошла краснота, проявились будто вытатуированные линии чёткого круга, разделённого на чёрную и белую половины. Каждый из детей получил на ладони полный знак Инь-Ян.       — Это всё из-за чёртовой изнанки! — волновался Иорвет. — Надо навестить Айонантаниэла и узнать, чем им это грозит.       — Узнаем, — успокаивала я. — Для нас изнанка стала подарком, а не проклятием…       — Я бы хотел, чтобы они были нормальными эльфами, прожили нормальную жизнь, как… — он замолчал.       — И как кто же? — усмехнулась я.       Иорвет не ответил — нормальной жизни эльфы не видели столетия, и нашим детям предстояло искать её самостоятельно.

***

      Пару последующих лет я помню, как в тумане — работа финансовым консультантом на правительство Саскии, не говоря уже о ведьмачьих заказах, была гораздо, гораздо проще. Хотя урывками работать и даже путешествовать мы продолжали. Как-то я ждала Иорвета в трактире в Вергерберге после тяжелейшей встречи с Гвидо Джианкарди. Банкир-краснолюд из могущественной диаспоры Джианкарди, владеющей банками по всему Северу, в неформальной обстановке пытался выбить для банка особые привилегии. Размер предлагаемой им взятки впечатлял. Оставшись в одиночестве и рассеянно слушая разговоры с соседних столиков, я осознала, насколько давно не была одна, в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.       — Мир сошёл с ума, — услышала я позади. Обернулась: за столиком, заполненным пустыми кружками, сидели двое мужчин в долгополых купеческих сюртуках. — Чистокровные эльфы берут в жены скеллигских конунгш. Драконицы сидят на троне людских государств…       Один из купцов причитал, второй сокрушенно качал головой.       — Чародейки забыли палящий жар костров. Реданией правит стрыга. Куда это всё приведёт?       — Всё зло от баб, — поддакнул второй. — Только дай им волю!       — Я тебе скажу так, Вуфрик, — первый повысил голос. — Людям надо кого-то ненавидеть, иначе к чему стремиться, против кого дружить?       — О, за это не беспокойся. Не таким можно быть не только из-за формы ушей, — успокоил второй. — За что ненавидеть — найдём!       На пороге появился Иорвет, махнул мне рукой. На груди и на спине у него в переносках, сшитых по моему проекту, сидели и болтали ногами близнецы. Я поднялась из-за столика и, многозначительно глядя на купцов, надела перевязь с мечами.       — Да услышат тебя боги, Вуфрик! — сказал первый, пряча глаза.

***

      Сложно было представить, насколько разными получились у нас дети. Ульяна — с солнечно-рыжими гладкими волосами, с зелёными, как у Иорвета, глазами, не давала спуску ни нам, ни всей детской округе Фен Эате. Её интересовали драки, палки, метание камней, и она не расставалась с детским луком, который выстругал Иорвет. Темноволосый ласковый Гленн предпочитал наблюдать, задумчиво глядя на суетный мир серыми глазами с длинными эльфийскими ресницами. И всё же они были неразлучны.       На день рождения близнецов из Вергена к нам приехал Киаран в сопровождении сногсшибательной эльфийки-блондинки и мгновенно покорил страстное и порывистое пятилетнее сердце нашей дочери. Ульяна не слезала с его рук всю неделю, что Киаран гостил у нас, и под снисходительными взглядами блондинки выбила из него обещание жениться на ней позже, когда она подрастёт. Киаран смеялся, давая обещание, мы с Иорветом переглянулись — на месте Киарана, зная нашу дочь, мы бы не смеялись.       Гленна же подобные глупости не интересовали. Он уже уверенно читал и ходил за мной хвостом, чтобы мы поиграли в «математику».       Следующим летом, когда близнецам исполнилось шесть, пришло письмо от Весемира. Я долго не решалась распечатать его — я хотела забыть Каэр Морхен и, хоть и не забыла, но успешно вытеснила ведьмачью родину из памяти на многие годы. И всё же, в глубине души скучала, скучала смертельно.       «Прошло десять лет, Яна, — так начиналось письмо, — Достаточный срок. Кончай валять дурака и приезжай в Каэр Морхен, тут соберутся все. И привози детей, я на них посмотрю».       — Что значит «я на них посмотрю»? — взорвался Иорвет, когда я зачитала ему письмо. — Весемир что, хочет сделать из наших детей ведьмаков?       — Я очень хочу стать ведьмачкой! — закричала Ульяна, которая пробегала мимо. — Я хочу в Каэр Морхен!       — Кто бы сомневался, — проворчал Иорвет.

***

      Десять лет… Через десять лет, вырванных у этого мира, я снова очутилась на дворе старой ведьмачьей крепости. Всё было по-прежнему, только трава у стен стояла по пояс, на месте погибшего древнего дуба шелестел листьями новый, молодой, и всё так же ветер гнал по двору клубы пыли.       Весемир встретил, поселил нас с Иорветом в моей бывшей комнате в башне, а детям досталась комната в галерее на втором этаже. Геральт приехал с Йеннифер и привёз из Корво Бьянко три бочки вина. Был здесь и научившийся за эти годы обниматься Ламберт — один, без Кейры.       Эскеля не было.       С момента приезда мы видели детей только в столовой и вечерами, укладывая спать. Весемир рыбачил с ними на озере, нашёл в арсенале каждому по стилету, выполняющему роль меча, водил в зал Шепчущих Камней на пятиминутные медитации и непрестанно подкармливал бутербродами с колбасой и сыром. У нас с Иорветом появилось время друг для друга и на ежедневные тренировки на нижнем дворе, и частенько мне компанию составляли Геральт или Ламберт. Вечера Иорвет с Геральтом проводили у камина, перемывая кости правителям и общим знакомым. Гленн не избежал участи сестры — на Йеннифер он смотрел так, что даже Геральт заволновался.       — Она очень-очень красивая, — сообщил сын, когда мы пришли попрощаться на ночь.       — Как и все чародейки, — хмыкнул Иорвет, поправил одеяло на его постели.       — Правда? — Гленн долго молчал, и я уж подумала, что он уснул. — Тогда я хочу быть чародеем!       Иорвет шёпотом, едва слышно, выругался.       — Одобряю! — заявила Ульяна, привстав на постели. — У каждого настоящего ведьмака должен быть свой чародей, как у Геральта и у Ламберта. Гленн будет моим.       — У твоей мамы нет никакого чародея… — начал Иорвет.       — Ну-у, — с сомнением протянула Ульяна. — Настоящий ведьмак должен убивать чудовищ, а не писать бумажки, как мама. У Геральта вон сколько шрамов!       Я тихонько рассмеялась, а Ульяна засопела, укладываясь.       — У меня будет свой собственный чародей, а потом я вырасту и возьму в мужья скоя'таэля, — объявила она и обняла меня за шею. — Как мама.

***

      На рассвете я пробежала Мучильню и примостилась на упавшем стволе у входа в замок. Утренний туман рассеивался, роса ещё поблёскивала в мокрой траве и слышно было журчание Гвинлеха под кручей.       Снизу на тропе всхрапнула лошадь, звякнула сбруя, и из-за поворота показался всадник с двумя мечами за спиной на чёрном коне. Хоть и прошло десять лет, но, запаниковав, я едва поборола порыв вскочить с бревна и скрыться в лесу. С видом праздного туриста осталась сидеть и любоваться отвесной стеной Каэр Морхена.       Эскель осадил Василька, спешился. Медленно, будто тоже в нерешительности, подошёл. Он почти совсем не изменился, лишь волосы были подстрижены короче, но так же падали на лоб, и так же задумчивы были золотисто-карие глаза с вертикальным зрачком. Он сел на бревно рядом.       — Ты не изменилась, — наконец, сказал он.       Я усмехнулась.       — Ты тоже.       Он улыбнулся, покачал головой. Сказать друг другу мы могли очень многое или малодушно не говорить ничего, но не было того, что можно было сказать между, посередине.       — Могло ли всё сложиться иначе, Яна? — тихо спросил он, исподлобья посмотрев мне в глаза.       Эскель всегда был смелее меня.       — Нет, иначе быть не могло, — ответила я.       Он кивнул.       — Думаю, что так. Мы сделали друг другу больно, но мы любили. Я нашёл в шкатулке твою записку, — он улыбнулся, а я ощутила, как в лицо бросилась кровь. — До этого ждал, что ты будешь искать меня. Надеялся, как старый дурак, даже после того, как увидел вас в корчме в Мариборе… А когда нашёл записку, понял, что всё кончено.       — Эскель, я… — в мозгу зашевелились воспоминания корчмы посреди ничего и мелькнувшее на краю сознания видение мужчины в глубоком капюшоне, сидевшего в углу.       — Ты сказала, что я не изменился, — прервал он, положив тяжёлую ладонь на мою руку, — это не так. Я изменился тогда. Поверил, что и меня кто-то может любить, и умудрился на этот раз не разрушить любовь, когда она меня нашла.       Эскель задумался, замолчал.       — Она нашла меня, как удар по голове, — сказал он загадочную фразу и добавил: — Хотя, поначалу я был весьма далёк от мысли, что это именно она.       Послышался топот копыт, и снизу, хрустя ободами по песку тропы, показалась мягко качающаяся на рессорах карета, запряжённая двойкой. На козлах в сдвинутом набок парике сидел кучер с красным потным лицом и в такого же цвета камзоле.       — Хочу познакомить тебя кое с кем, — сказал Эскель, мы поднялись.       Кучер натянул вожжи, карета остановилась. Распахнулась дверца, проём заполонил и застрял поперёк белый кружевной зонтик. Изнутри послышался смех, зонтик выпал на землю и на тропу ступила, шелестя шелками, Марго Д'Альбер собственной персоной и раскинула руки для объятий.       — Наконец-то! После стольких лет я увижу ваше тайное гнездо, про которое вы мне все уши прожужжали! — воскликнула она.       — Вы? — ошарашенно переспросил Эскель.       — Мы знакомы, — рассмеявшись, сказала ему я и на глазах у изумлённого ведьмака обняла романистку.       — Тебе следовало читать мои книги, дорогой! — объявила та. — Тогда бы оказалось, что случайности совсем не случайны. Мы умираем с голода!       Она запрыгнула обратно в карету, из которой выглядывали детские лица, кучер шлёпнул вожжами и покатил к воротам Каэр Морхена.       — Жизнь порой занимательней романов, — сказала я и, повернувшись к Эскелю, который озадаченно ерошил волосы, протянула руку. — Кажется, что мы в расчёте. Мир?       — Да, — улыбнулся он, крепко сжав мою ладонь. — Тренировку вечером?       — Да!

***

      — Когда-нибудь я напишу об этом роман, — сказала Марго после того, как вся прибывшая компания поела и расселилась по замку, который вмиг стал казаться переполненным. — Когда перестанет болеть, и я смогу эмоционально приподняться над ситуацией.       Мы с ней сидели на внешней стене Каэр Морхена, смотрели на долину меж гор и серебристую нитку реки. Двое детей Марго оказались не детьми, а внуками романистки, и детали того, как они попали к ней с Эскелем на воспитание, она отказывалась открывать — время ещё не пришло. Зато в красках расписала знакомство с Эскелем.       — Тот самый лучший в мире ведьмак из Каэр Морхена, трагическую историю которого ты рассказала, запал мне в сердце. Такой персонаж достоин большего, нежели чем остаться героем второго плана в романе о ведьмачке. Поэтому, уезжая из Вергена, я твёрдо решила разыскать его.       Лишь вскользь Марго упомянула о том, что и за ней велась охота. Она попала в списки чародеек, подлежащих «очищению», Иерарха Хеммельфарта, и по следу шли Охотники за Колдуньями. Но что было ещё хуже — «Синяя Борода», её первый муж, оказался совсем не так мёртв, как она считала, и подослал к ней убийц.       — Моё состояние, мой титул оказались под угрозой, не говоря уже о жизни! — восклицала Марго.       В той самой корчме в Мариборе, заметив Эскеля и подслушав его разговор с Геральтом, она сразу догадалась, что давно ускользающая цель перед ней. Экстравагантный план заключался в том, чтобы, переодевшись мной и дождавшись, пока ведьмаки напьются до нужной кондиции, предстать пред очами Эскеля.       — Самое главное — произвести неизгладимое первое впечатление! А там по ситуации, — сказала она.       Но ведьмаки пили и пили, корчма опустела. Марго надоело прятаться у кухни и она вышла погулять, попав прямиком в лапы убийц.       — Я еле успела добежать до корчмы, ворвалась внутрь, а там остался один Эскель! Он бросился на помощь… — Марго приложила ладони к груди, и её глаза заблестели. — Ах, какой это был удар! Удар судьбы!       Удар судьбы романистка нанесла сковородкой, полной жареной картошки с салом, по голове Эскеля.       — Чуть-чуть промахнулась, — пояснила она. — Их было там так много, куча мала.       Я ошарашенно смотрела на неё — пока мы с Иорветом, Наиной, Роше и другими спали, внизу разыгралось настоящее побоище. Проснулся только хозяин корчмы, который со знанием дела закопал под луной трупы на заднем дворе.       — Я же говорю — первое впечатление, оно самое важное, — подвела итог Марго.       Несмотря на эффектное появление в жизни Эскеля, быструю победу на любовном фронте одержать не удалось. Два года она провела вместе с ведьмаком, которого наняла, чтобы избавиться от «некоторых проблем» — два года, по туманным намёкам Марго больше похожих на детектив или даже на триллер в атмосфере средневековья, полных ссор, расставаний и драм, прежде чем каждый понял, что между ними возникло нечто большее.       — Любовь… — сказала я.       — Да, — Марго наморщила нос. — Но мы такие разные…       — Как масло и вода? — вспомнила я вергенскую лекцию романистки.       — Нет. Как ключ и замочная скважина, — гордо ответила Марго. — Идеально подходим друг другу!

***

      — Слишком сладко. Сироп! — заявил детский голос, и по коридору мимо нас с Иорветом, улучивших момент, чтобы вдумчиво целоваться, проскользнула Элен — бледная и тоненькая, как веточка, старшая девочка Марго.       За ней, на ходу сделав виноватый книксен, просеменила рыхлая бонна, которую все звали Бо. Супружескую пару слуг Марго забрала из Новиграда вместе с детьми.       — Ты кажется говорила, что в Каэр Морхене мы сможем побыть одни, — шепнул Иорвет, отпуская мою талию.       — Мы побыли… чуть-чуть, — ответила я.       С момента приезда Эскеля с Марго мы могли остаться наедине только заперевшись в комнате. Десятилетняя Элен с длинными, как у бабушки, волосами, всегда в белом платье и с неизменно зажатой под мышкой книгой, появлялась неожиданно, как привидение, и отпускала по поводу увиденного глубокомысленные замечания.       Внизу в зале горел камин. У ног Йеннифер примостился Гленн, раскладывая на полу листы со странными пентаграммами, а чародейка задумчиво перебирала пальцами его волнистые тёмные волосы. Геральт с Эскелем склонились над шахматами, а Весемир дремал в кресле.       «Подозрительно тихо», — подумала я, высматривая дочь, и в тот же момент входная дверь распахнулась, и в зал влетел Матиас — младший брат Элен годом старше наших близнецов — преследуемый Ульяной.       — Уля — уши, как у гуля! — кричал он.       Иорвет сделал шаг вперёд, я поймала его за руку. Избалованного Матиаса Марго забрала из пансиона, куда богатые семьи сплавляли надоевших отпрысков. «Он не знает, что такое любовь, — говорила она нам с Иорветом после очередной драки Матиаса с Ульяной. — Дайте нам с Эскелем время — бедные дети всего полгода как обрели семью».       — Он опять дёргал меня за уши! — завопила Ульяна, хватая его за шиворот.       — Блок и прямой левой, — тихо сказал Иорвет и удовлетворённо кивнул.       Матиас зажал нос, из которого брызнула кровь.       — Ты — рыжая полукровка! — закричал он.       — А ты полудурок! — крикнула Ульяна, сжав кулаки и явно не собираясь сдаваться.       Хмурый, как туча, Эскель поднялся от шахмат.       — Моя дочь! — с гордостью шепнул Иорвет.       — Мой папа тебе покажет! — Матиас с надеждой посмотрел на Эскеля.       — А мой вымажет тебя мёдом и сунет в муравейник!       — Детишки, что с них взять, — Элен была тут как тут и, презрительно окинув взглядом брата, уселась с книжкой за стол.       — Довольно! — при звуке голоса Весемира драчуны отошли друг от друга на шаг и даже, кажется, оправили рубашки.       Старый ведьмак поднялся из кресла.       — Эскель, тебе надо поговорить с сыном, — Весемир окинул взглядом довольное лицо Иорвета и, видимо, решил, что отцовские наставления не помогут Ульяне воздерживаться от драк: — Пойдём, дитя, потолкуем.       — Пусть идут, — я сжала ладонь Иорвета.       Ведьмаки развели детей по углам. Геральт застучал фигурами, собирая их и расставляя вновь на доске.       — Иорвет, партию? — спросил он.       Как обычно, между большим и меньшим злом Геральт предпочитал не выбирать вовсе.

***

      И всё же, пионерским лагерем «Каэр Морхен» Иорвет тяготился, особенно после появления Эскеля. Хотел уехать, но под давлением протестующих детей согласился остаться ещё на месяц, как и планировали. Всё чаще он оставался в комнате, разбирая кипу бумаг, привезённых с собой, и отказывался от тренировок. Однажды мы крепко поссорились.       — Ты опять идёшь заниматься с этим своим ведьмаком? — спросил он, запечатывая письмо.       — Ты же отказался, — ответила я.       — И разве ты не должна закончить проект для Саскии? — он кивнул на мой стол с аккуратными пачками бумаг, к которым с момента приезда я даже не притронулась. — Мы и так теряем тут время.       — Мы обещали детям лето в Каэр Морхене, и мы им его дадим, а Саския подождёт! — начиная закипать, ответила я. — Я — ведьмачка, пишу бумажки, как считает моя собственная дочь, вместо того, чтобы тренироваться! А Эскель обещал научить улучшенному Игни.       — Других ведьмаков в округе нет? — язвительно спросил Иорвет.       — Геральт в бадье, Ламберт на озере, Весемир с детьми…       — И только Эскель всегда готов!       — Между нами всё кончено десять лет назад, Иорвет, — в ярости процедила я. — Если ты соизволишь спуститься на двор, я буду тренироваться с тобой.       Хлопнув дверью, я побежала по винтовой лестнице вниз. Настроение было отвратительным — может и правда следовало уехать, не будить лихо, но в Каэр Морхене было так хорошо!       Улучшенный Игни, ожидаемо, не получался, сосредоточиться я не могла, и Эскель недоуменно приподнимал бровь после очередного моего ляпа. Наконец, я отбросила меч, подошла к бочке и окатила волосы водой.       — Перерыв? — Эскель снял мокрую от пота рубашку и кинул к мечу на траву.       Я подняла от бадьи лицо — из ворот на внешний двор вышел Иорвет. Спустился к нам, в руке у него была зерриканская сабля. Он не смотрел на меня, он смотрел на Эскеля.       — Бой? — серьёзно спросил Эскель, смерив его взглядом.       — Почему бы и нет, — Иорвет провернул саблю в руке.       — До первой крови, — Эскель нагнулся и вместо тренировочного меча вытянул из ножен стальной ведьмачий меч.       — Без знаков, — Иорвет стянул через голову рубашку, оставшись голым по пояс, как и ведьмак.       — Идёт.       Ни один не бросил на меня даже взгляда — я была тут очевидно лишней. Лезвия со звоном скрестились, я гневно выругалась под нос и зашагала прочь.       — Ты куда? Пропустишь такое зрелище! — Марго восторженно смотрела со стены, и перо летало по свитку. — Погляди, какие торсы!       Торсы и впрямь были хоть куда, но так паршиво я не чувствовала себя уже давно.       На кухне Ламберт и Весемир чистили карасей, которых Ламберт наловил полное ведро. Я взяла нож и тоже принялась за дело.       — Или один убьёт другого, или другой первого, или одно из двух, — заявил Ламберт, когда я рассказала о бое внизу, — не о чем беспокоиться!       Время шло и шло, близился вечер. Спустился вниз благоухающий мылом Геральт, Весемир дожарил под прессом карасей, пришла со двора зевающая и заскучавшая Марго. «Никакого развития и кульминации, один звон в ушах», — сообщила она. Иорвет с Эскелем не возвращались. Весемир прикрикнул на детей, запрещая им выходить из замка, и позвал всех к столу.       — Начнём без них, — сказал он.       Гленн ковырял вилкой рыбу, вытаскивая мелкие кости.       — Ненавижу чёртовых карасей, — кривясь, сказал он.       Йеннифер бросила на него укоризненный взгляд.       — Нельзя ненавидеть кого-то за расу, даже рыбу, — важно сказал Матиас, видимо, преисполнившись после разговора с Эскелем познанием. — Ты расист!       — Карасист, — пробурчал в ответ Гленн, отодвинув тарелку.       Ламберт заржал. Йеннифер мягко улыбнулась оставшемуся без ужина карасисту. Геральт подлил в бокалы вина.       — Идут, — сказал он.       Эскель и Иорвет появились у двери, прошли через зал и молча остановились, когда заметили, что на них обращены все взгляды. Кожа их блестела от пота, но ни единой царапины ни на одном, ни на другом не было видно. Иорвет усмехнулся, повернулся к Эскелю и протянул руку. Тот, улыбнувшись, пожал её в ответ.       — Эта сцена обязательно войдёт в мой роман, — прошептала Марго, влюблённым взглядом оглаживая Эскеля.       — Иногда меч говорит лучше слов, — сказал Весемир многозначительно и погрозил детям пальцем: — Но вы этого не слышали!       Когда я вернулась в башню, Иорвет с самым безмятежным видом отмокал в бадье и, судя по всему, был чрезвычайно доволен собой.       — Иногда мне хочется убить тебя, — сказала я, уперев в бока кулаки.       — Завтра утром на тренировке попробуешь, — он перегнулся через край и поймал меня за руку. — Иди сюда.       Один за другим он перецеловал мои пальцы и, не выпуская ладони, с озорным, если не сказать хулиганским, прищуром посмотрел снизу вверх. Насчёт торсов Марго была, несомненно, права.       — Погоди, — засмеялась я, не желая, однако, сдаваться без боя. — И ты пропустил ужин!       Он дёрнул руку, и, взвизгнув и чертыхаясь, я повалилась на него в мыльную воду.       — Ненавижу карасей, — сказал он.

***

      Лето заканчивалось. Разобравшись с вопросами рас, формы ушей, цвета волос и разбитых носов, играли вместе Ульяна и Матиас. Поначалу она брала его в игру, только когда Гленн пропадал у Йеннифер, но потом объявила, что будущий рыцарь тоже сгодится в её ведьмачьей команде.       За день до отъезда чародейка пригласила к себе. Мы с Иорветом уселись на стулья с прямыми высокими спинками напротив Йеннифер, как вызванные в школу родители перед строгой училкой.       — В отличие от сестры, Гленн демонстрирует определённые магические способности, — начала она, рассматривая нас фиалковыми глазами из-под полуприкрытых век. — Я хотела бы и дальше поддерживать его тягу к знаниям. И я готова покровительствовать ему — он хочет стать чародеем.       — Он хочет стать чародеем лишь потому, что находит тебя очень красивой, — резко сказал Иорвет. — Я не хотел бы такого будущего для своего сына.       — Уверяю тебя, ни один мужчина, сражённый моей красотой, ещё ни разу не начинал испытывать тягу к магической науке, — рассмеялась Йеннифер, однако видно было, что слова Иорвета ей польстили. — Родители часто против, но это не меняет ничего, лишь затрудняет и удлиняет путь. Если Гленн захочет — он по этому пути пройдёт.       Иорвет выжидающе посмотрел на меня, а я думала о том, что совсем не против, чтобы у моего сына, особенно после того, как я уйду, появилась могущественная покровительница, которая всегда будет на его стороне. О том, насколько самоотверженной и преданной близким была Йеннифер, я знала.       — Он ещё слишком мал, но я не хочу препятствовать ему, — ответила я. — Правда, я считала, что ему более по душе точные науки…       — Нет ничего более точного, чем магия, — сказала Йеннифер. — Однако прежде, чем мы можем начать, помимо вашего согласия я должна знать природу метки на его ладони. Подумайте, вечером я хочу получить ответ.       Она вышла из комнаты, пахнув шлейфом духов. До вечера мы спорили, потом говорили с Гленном. Сын был непреклонен — несмотря на спокойный характер, упрямства в нём было не меньше, а то и поболе, чем у сестры. Вечером вернулись в комнату Йеннифер и рассказали ей всё: про проклятие Филиппы, изнанку, про силу Шепчущих Камней, которая активировала знак на моей ладони. Раз уж мы решили доверить ей обучение сына, мы не скрывали ничего.       — До совершеннолетия детям нельзя использовать места Силы, — серьёзно сказала Йеннифер. — Я позабочусь об этом. Они должны получить силу только тогда, когда будут готовы управлять ею.       — Йен… — начал Иорвет и замолчал. Чародейка вопросительно изогнула бровь. — Что именно станет с Яной, когда она выпьет эликсир?       Йеннифер поднялась, отошла к окну.       — Никто не может знать наверняка, но то, что вы рассказали… — она обернулась. — Эликсир разорвёт связь между физическим и магическим телами. А так как физическое тело — это сон, с ним случится то же самое, что со всеми снами — оно просто исчезнет, не удерживаемое более в этом мире ничем.       В окне вокруг точёного силуэта Йеннифер виднелись горы с косыми тенями от пиков и закатное небо. «Не такой уж плохой вариант», — подумала я.       — А что с магическим? — спросил Иорвет.       Чародейка пожала плечами.       — В отличие от ваших детей вы имеете лишь по половине знака. Полагаю, что магическое тело будет нежизнеспособно и растает. Станет частью этого мира, квантумом магии, порывом ветра. Как и все мы когда-нибудь, — добавила она. — Как и все мы.

***

      Раз в пару недель Йеннифер прибывала в дом у мельницы прямиком из Корво Бьянко, чтобы заниматься с Гленном. Первый раз портал выбросил её в Фен Эате, второй раз в горах в истоках Бланице. Мы видели вспышку, когда ужинали на веранде.       — Может, она решила обучать магии скальных троллей, а не тебя? — ехидно спросил Иорвет у Гленна.       — Меня, меня! — закричал тот. — Папа, спаси Йеннифер от троллей!       — Пойдём вместе, — со всей серьёзностью сказал Иорвет. — Мне нужно по дороге не забыть с какой целью я карабкаюсь в гору.       Гленн бросился к куртке, стилету и луку.       После этого Йеннифер поправила прицелы и вышагивала из портала точнёхонько посередь гостиной.       В один такой вечер, когда чародейка заперлась с Гленном на этаже под крышей, а мы с Иорветом тренировались на дворе внизу, на веранду вышла наша дочь. Она шла, медленно переставляя ноги, будто кто-то заставлял её идти. Руки были вытянуты: одной она сжимала рукоять, другой поддерживала под лезвие Розу Шаэрраведда. Серебряная роза в навершии светилась голубым светом, а на лезвии сияли синие руны.       Лицо Иорвета потемнело, он отшвырнул тренировочный меч на песок.       — Я же говорил! Никогда. Не трогать. Мамин. Меч! И ты знаешь почему!       От звука его голоса Ульяна остановилась, так и держа перед собой Розу Шаэрраведда, фигурка её содрогнулась, лицо сморщилось, и из глаз брызнули слёзы. Она легко могла бы скрыть проступок, но всё-таки, увидев, что случилось с мечом, вышла к нам, хотя и знала, как разгневается отец.       — Мамочка, прости, я не хотела! — зарыдала она. — Мне так хотелось потрогать твой меч!       Я подошла, обняла её. Гладила по спутавшимся рыжим волосам, выбившимся из косы.       — Просто отнеси его на место, — тихо сказала я и поцеловала её в мокрые щёки.       Ульяна метнула виноватый взгляд на Иорвета и убежала в дом. Роза Шаэрраведда нашла своего истинного хозяина.       — Ты же понимаешь, что это значит, — глухо сказал, подойдя, Иорвет.       — Да, — ответила я.       — Ненавижу предназначения, пророчества… — начал он, а сверху зажужжало, в мансардных окнах ярко вспыхнуло зелёным, и хлопнули ставни, — … и магию. Моя дочь пойдёт с этим мечом в великую битву, а мой сын готовится стать чародеем, чтобы помогать ей…       Мы опустились на ступеньки веранды, я обняла Иорвета и думала, что мне жаль, что я этого не увижу. В долине уютно и мирно светились огоньки деревни скоя'таэлей.       — Это будет нескоро. Мы узнали, кому предназначен меч, но это не меняет пока ничего.       — Я должен обучить её всему, что знаю, пока есть время, — сказал Иорвет.       Вечером я укладывала Ульяну спать. Гленн ещё не спустился — в те дни, когда приезжала Йеннифер, ему позволялось засиживаться с ней допоздна. Ульяна забралась ко мне на колени, и я покачивала её, прижавшись губами к тёплой макушке.       — Я больше никогда-никогда не буду трогать твой меч, — бормотала она. — Он мне не нужен, больше не хочу его!       — Когда-нибудь он станет твоим, когда придёт время.       — Я не хочу, чтобы время пришло, а ты ушла, — она обвила руками мою шею и тихо заплакала. — Никогда!       — Это будет нескоро, через целую вечность, мой огонёчек, я обещаю, — я уложила её на подушку, прижала к груди. Хотела бы я сама себе верить так, как дочь верила мне. — Обещаю.

***

      Вопрос, что делать летом, перед нашими детьми больше не стоял.       — Весемир! Весемир! — скандировали они, когда за завтраком мы с Иорветом в красках, достойных реклам туристических агентств, предложили другие варианты путешествий.       — В Зеррикании водятся драконы! — сказала я.       — Весемир! — дети переглянулись и ударили вилками по столу: — Колбасыр! Колбасыр!       В Каэр Морхене мы с Иорветом задержались ненадолго. Дети подросли достаточно, чтобы оставить их на попечение Весемира, да и Эскель с Марго вызвались помогать, а Йеннифер, казалось, была только рада сплавить нас и получить Гленна в своё полное распоряжение.       — Алтинадир или Каэр Трольде? — лукаво спросил Иорвет, подбрасывая монету. — У меня есть дела и там, и там, а своего Ундвика я ещё в глаза не видал.       — Даже не знаю, — задумалась я. — Я бы встретилась с Зоуи, да и вид из дома Исенгрима отличный.       — И постель в чайхане в касбе Шала мы так и не использовали по назначению, — кивнул он и рассмеялся: — Решено!

***

      В старом мире прошло около пятнадцати минут, когда муж и сын обнаружили ту Яну в кресле. Муж склонился над ней, прижимая к уху телефон, сын держал за руку, на щеках его блестели слёзы. Я протиснулась между ними, ощупала старую себя — изменений не было. «Не спешите, пожалуйста! — мысленно воззвала я к мужу с сыном. — Ещё не время!», и надеялась, что скорая будет ехать долго.       В этом же мире мы жили, работали, путешествовали, учили детей. Они росли медленнее, чем людские — к двадцати годам всё ещё были угловатыми подростками, состоящими из локтей, колен и воюющего со всем миром настроения. «Эльфы не спешат взрослеть», — успокаивал Иорвет. Элен, старшая дочь Эскеля и Марго, уже превратилась в красивую молодую женщину и писала стихи. Матиас вымахал в плечах с приёмного отца и был тайно (но явно для всех) влюблён в Ульяну, скулы которой теперь покрывали веснушки, а обращаться с мечом даже вслепую она научилась так, что Весемир лишь довольно покрякивал. Знаки она умела делать лучше меня, особенно Игни, который получался великолепно во всех вариациях. Гленн с Йеннифер начали отлучаться в экспедиции на старые эльфские развалины, раскапывая артефакты, а порталы мой сын ставил настолько точно, что через некоторое время мы с Иорветом почти перестали использовать лошадей, которым уже и так давно было пора на пенсию. Зачем нужны лошади, когда под боком есть свой собственный чародей?       К моему счастью, точные науки Гленн тоже не забывал. В мельнице мы оборудовали лабораторию, соорудили из шёлковых лент, медных щёточек и металлической сферы простейший генератор Ван Де Граафа. Электричество Гленн отнес к подвиду магии. Математика же завораживала его сама по себе, и моё материнское сердце переполнялось гордостью, когда он решал какую-нибудь особо мудрёную олимпиадную задачку. «Выкуси, Йеннифер», — думала я, хотя и совершенно не представляла, зачем понадобятся ему производные и интегралы в будущем.       Завязавшаяся в Вергене дружба с Марго непостижимым образом с годами только крепла. Ни то, что мы были разными, ни прошлая любовь к Эскелю не могли пошатнуть её. «Мужчины! — фыркала Марго, когда вытаскивала меня в злачные места Новиграда (обязательно инкогнито). — Необходимо, но не достаточно!» Втайне я считала, но, конечно, не говорила ей, что хотя шёлковые платья, расторопные бонны и тёплая ванная комната и могут длиться долго, но однажды начнёшь мечтать о рае в шалашах на краю мира, о ветре и небе и друзьях, которые любят тебя просто потому, что ты есть. Не пристало женщине, даже заработавшей достаточно, отказываться от того, чего хочется на самом деле.       Анаис, внебрачная дочь короля Темерии Фольтеста, выросла приёмной дочерью при дворе Саскии, которая любила её так же, как своего собственного сына, тоже Александра. Эмгыр ослабел здоровьем и уже не мог держать в стальном кулаке империю, и в двадцать пять Анаис вернула себе трон Темерии. Роше с Бьянкой, выбравшие быть вместе, ушли на покой, променяв войну на прохладную тишь кабинетов вызимского дворца. Мне нравилось встречаться и с ними, и с Шани в Оксенфурте. В отличие от ведьмаков, эльфов и магичек, время шло для нас одинаково.

***

      Скорая приехала в тот мир минут через сорок. В этом мире я прожила сорок пять лет. Волосы мои стали белоснежными, и когда мы с Иорветом приезжали в Каэр Морхен, там собиралась коллекция белоголовых ведьмаков — я, Весемир, Геральт и Цири, которая не старела, как и эльфы, но появлялась иногда из других миров на радость родителям. В такие редкие моменты Весемир распоряжался закатывать пир.       Когда детям исполнилось сорок — совершеннолетие по эльфийским меркам, в кругу Шепчущих Камней под присмотром Йеннифер они прошли инициацию. Чтобы уходить на изнанку, им не нужно было соединять ладони, достаточно было пожелать и погрузиться в особую медитацию, хотя, так же как и мы, они теряли силу по возвращению.       Я понимала, что осталось совсем чуть-чуть: медбрат уже прощупывал пульс, врач копался в сумке. В тот год мы взяли детей и отправились в путешествие по всему миру. В Драконовы Горы в дом Исенгрима, в Ард Дол к Айонантаниэлу, в Алтинадир повидать Борха и его сына, который уже научился трансфигурировать и оказался жгучим юным брюнетом, неуловимо похожим на Саскию. Зоуи тоже прибыла во дворец Хатун Мелике.       — Пока в мире есть хоть один золотой дракон, мир выдержит, — сказала она.       — А если их три, то пусть другие миры боятся! — воскликнул Борх.       На прощание Веструм отвела наше семейство в сторону и выдала Ульяне белого, а Гленну чёрного шахматного коня.       — Предназначению надо немного помогать, — подмигнув нам с Иорветом, сказала она.       Погостили мы и в Вергене у Киарана, и может быть зря, потому что Ульяна любила его всё отчаянней и не забыла о вырванном обещании, а он, кажется, так и продолжал видеть в ней ребёнка. Доехали до Синих Гор к Свободным Эльфам, потом до Ковира, где нам с дочерью пришлось втиснуться в двадцатикилограммовые бальные платья, а потом на Скеллиге. Рагнар был тут вместе с поседевшей Керис. Он отвёл меня на могилу Наины.       — Она была очень счастлива здесь, — сказал он.       — Я тоже, — прошептала я.       Потом всей семьёй мы вернулись в дом на мельнице. Всё-таки, это было лучшее место на Континенте. Стояла поздняя осень. Врач уже отломил кончик ампулы.       — Я ненавижу время, — сказал Иорвет, когда мы вечером, как обычно, сидели на ступеньках веранды. — Я ненавижу его, потому что ничего не могу с ним сделать.       — Мы знали, что рано или поздно так будет. Та Яна дала нам целую жизнь времени.       — Я знаю, но не могу смириться, — он притянул меня к себе, обнял. — Мне кажется, что ты ушла далеко вперёд по дороге, куда мне путь закрыт. А я остался, несмотря на то, что мы жили бок о бок и вырастили детей. Ты уходишь, а я топчусь на месте.       — Я ещё не собираюсь умирать! — рассмеялась я. — Может я и стара, но тело моё здорово, и я крепко держу в руках меч.       — Ты всегда легкомысленно относилась ко времени.       — А ты слишком серьёзно.       Мы целовались, позабыв о времени, будто и не было всех этих лет, будто бы я не изменилась. Эльфы, не знающие старения, не обращали внимания на такие мелочи, им важна была суть, и я радовалась, что мои дети выросли настоящими эльфами, и что Иорвет был им.       На следующее утро я не смогла поднять Розу Шаэрраведда.

***

      Мы позвали детей.       — Время пришло, — сказала я. — Ульяна, возьми меч.       Я смотрела на них, пытаясь запомнить так, чтобы хватило на вечность. Моя дочь, превратившаяся в гибкую зеленоглазую и рыжеволосую красавицу (сама себя она считала уродиной) сжала кулаки и зарыдала. Гленн, который с годами всё больше становился похожим на Иорвета, нахмурившись, молчал.       Я обнимала их, целовала напоследок, и всё равно казалось, что этого мало. Роза Шаэрраведда засветилась ясным голубым пламенем в руках Ульяны.       — Мне нечего передать тебе, родной… кроме математики, — я развела руками, — и разве что это.       Я надела на его шею кулон из драконовой чешуи Саскии. Гленн обнял меня и вдруг, наш сдержанный мальчик, которому я едва доставала до плеча, зарыдал, уткнувшись носом мне в макушку.       — Открой портал, — сказал Иорвет и расстелил на столе карту. — Озеро Моречко, Велен, южнее Коломницы. Я провожу маму.       Гленн утёр глаза, склонился над картой. Иорвет подошёл к Ульяне, прижал к груди, расцеловал, потом пришла очередь сына.       — Я люблю вас до неба, до других миров, — сказала я, сгребла их обоих напоследок в охапку. — Всегда помните это.       Гленн взмахнул руками, и у камина открылось светящееся портальное кольцо.       — Скоро увидимся, — сказал Иорвет детям, и мы шагнули в портал.

***

      — Мой сын! — гордо сказал Иорвет, когда мы выступили из портала прямо перед почерневшей вросшей в землю хижиной на берегу крохотного озерца. — Ровно то место, какое я и задумывал.       — Наше место, — улыбнулась я.       — Можешь идти? — спросил Иорвет, мотнув головой в сторону мостков с лодкой.       — Да.       Он внимательно посмотрел на меня — я почти висела, обхватив его за шею. Легко подхватил на руки.       — Это самая романтичная смерть, которая у меня когда-либо была, — засмеялась я, прижавшись ухом к его груди и слушая, как стучит сердце.       Иорвет оттолкнул веслом лодку от мостков. Она плавно покачнулась, выплыла на середину озерца и остановилась. По отвесной скале переливался по камням ручей.       — Иорвет.       Он бросил весло, сел рядом, пересадил меня к себе на колени.       — Я забыла отдать Ульяне медальон, — сказала я. — Пусть активирует его, Весемир подскажет.       — Она найдёт твой медальон, не сомневайся, — сказал Иорвет.       — Передай его! — я приподнялась на его руках.       — Хорошо, передам.       Достала трясущимися пальцами из кармана на груди эликсир.       — Иорвет!       — Я здесь, me minne.       Я вздохнула, обвила его шею руками.       — У тебя вся жизнь впереди. Не останавливайся, иди вперёд, — я тихо рассмеялась. — Но мне льстит, что я была рядом с тобой в лучшие твои годы.       — Я был рядом с тобой все твои годы, — сказал он.       — Это правда, ты всегда был лучше меня, — прошептала я. — С того мига, как я тебя увидела, для меня всегда был только ты один, Иорвет.       — Я знаю.       Мы смотрели в глаза друг другу, я провела ладонью по его щеке. Он склонился, прикоснулся губами к моим губам.       — Открой эликсир. Я засыпаю.       Не спуская меня с рук, он щёлкнул пробкой, почему-то дважды. Поднёс к моим губам пузырёк.       — Велен — это начало и это конец, Яна, — сказал он. — А Уроборос кусает свой хвост и конец становится началом.       К левой ладони прикоснулась его ладонь.       — Va faill, Iorveth, — сказала я.       Эликсир — тягучий, как смола, горький и терпкий полился в рот. Быстро темнело, и затухающим сознанием я успела увидеть, как Иорвет, от которого начало расходиться сияние, приложил к губами пузырёк. Точно такой же, как мой.       — Cead, Jana, — сказал белоснежный Иорвет, которого я видела уже со стороны, и широко улыбнулся — азартно, по-мальчишески, как умел только он.       Силуэты двоих, в объятиях склонившихся друг к другу, бледнели вместе с изнанкой. Миг я парила над качающейся пустой лодкой, где на дне сверкнул ведьмачий медальон с головой волка. А потом провалилась в сон.